Идея революции – воспринимается с радостью и надеждой, но только идея, не ее воплощение. Поэтому пильняк сравнивает революцию с эпохой петра, когда были разрушены традиции.

Смысл названия: Год – полнота, предельно выраженная событийность, однако прилагательное голый сводит полноту практически к нулю. Одна из интерпретаций заглавия в том, что события со всей их плотностью являются прологом, началом мира, моментом сотворения. Моментом, когда не было ничего. Отсюда, революция как возвращение к первозданному облику России (Русь).

Б. Пильняк сделает попытку влиться в главную утопическую «конструкцию» общества гораздо позже, а в начале 1920-х годов социалистический рай Б. Пильняка восходит к XVII веку. Все ранние произведения Б. Пильняка наполнены тревожным ощущением стихийности. Постреволюционная действительность в новой России удивительно сочетается с безумством стихии, а революция не воспринимается как конкретное историческое событие, превращаясь в явление такое же фантасмагорическое, как метель.

Для контекста: Между романом Е. Замятина «Мы» и романом Б. Пильняка «Голый год» тем не менее существует более прочная связь, чем это может показаться на первый взгляд. Эти два произведения написаны практически в одно и то же время, в 1920 г., оба эти произведения послужили поводом для открытия кампании в прессе, явившейся по сути первой организованной травлей ведущих писателей в СССР. Оба эти произведения повествуют о будущем России, хотя Б. Пильняк выводит «логику революционного действия из глубины русской истории. В это же время Замятин занят не оправданием настоящего прошлым, а предупреждением об опасности будущего, исходя из событий настоящего».

Исторические мотивы. Концепция русской революции и русской истории в романе обусловлена стремлением Пильняка поэтизировать национальную стихию. Большевизм же, по Пильняку, вытекает из природы русского характера.

«Летопись» и «История Великороссии, Религии и Революции» архиепископа Сильвестра, образ которого представляет собой аллюзию на традиционный образ древнерусского летописца, выражает стихийные национальные представления о целях русской революции – бунтовщическо-анархистской, чуждой всякой государственности («чтобы друг другу не мешать, не стеснять, как грибы в лесу»). Отсюда авторское сближение большевиков и сектантов-старообрядцев на основе неприятия Петра 1 и петровской России. Пильняк подчеркивает амбивалентность образа архиепископа Сильвестра – «сумасшедшего старика», «серенького попика» с его двусмысленными пророчествами: «Россия – фикция, мираж, потому что Россия – и Кавказ, и Украина, и Молдавия!..Великороссия, говорить надо, - Поочье, Поволжье, Покамье!». Своеобразный суд автора над историософской концепцией Сильвестра, её безжизненностью – смерть архиепископа в огне монастырского пожара. Миф о крестьянском рае в России, с одной стороны, пародируется, а с другой, переводится из области мифологической в «реальную»: в финале автор изображает идеал «соборного» бытия, единения мира человека и мира природы, который скрепляет всё его художественное творчество.

Мотив столицы – Петербурга в его отношении к провинции. Отношение персонажей «Голого года» к Петербургу как столице государства, основанной Петром 1, и к городу – средоточию цивилизации и проводнику западного влияния, определяется общей философской концепцией Пильняка – неприятием Запада, деятельности Петра, его нововведений, Петербурга, и повышенным вниманием к российской провинции. Провинция в ней противостоит городу. С одной стороны, провинция Пильняка – условна, символична, и город Ордынин с его кремлём является моделью всей России, а с другой, Пильняка действительно привлекала провинция как хранитель исконно национальных традиций, где типы, образ жизни сохранились в своей национальной самобытности.

Фольклорные мотивы в романе представляют собой (помимо функции поэтической) попытку понять характер русского народа, его менталитет изнутри, с помощью образов народной фантазии.

Начиная с пушкинских «Бесов», существует традиционный образ метели, вопрос о возможном демоническом характере природе «метели» поднимается у Пильняка. Метель в романе выступает как проявление природных сил, стихии, т.е. находится вне оценок, кроме того, она предстаёт в роли эквивалента подсознательного начала – стихии чувств. В романе метель обладает не только разрушающей, но и созидающей способностью.

Отличительной чертой писательской манеры Пильняка является использование готовых культурных кодов русской литературной классики. Параллельно к отцу и братьям Ордыниным являются отец и братья Карамазовы, что служит основой для сопоставления этих образов (Евграф Ордынин – Фёдор Карамазов, Егор Ордынин – Дмитрий Карамазов, Борис Ордынин – Иван Карамазов, Глеб Ордынин – Алёша Карамазов). В отличие от романа Достоевского, где психология персонажей объясняется изнутри, персонажи Пильняка во многом объясняются эпохой, прецедентными текстами.

Структура и построение романа. Романное действие одновременно развивается в разных пространственных измерениях: в Москве, в провинциальном городе Ордынине, Нижнем Новгороде, Закамье, Таежевских заводах, языческой деревне, монастыре. Точка зрения повествователя перемещается от одного города к другому, от одной детали к другой. Обзор событий, одновременно происходящих в различных точках пространства, имитирует движение взгляда человека, осматривающего картину происходящего в России. Это движение не принадлежит никому из действующих лиц, только самому автору, который присутствует (незримо или явно) на месте действия. Внешняя разрозненность пространства влечет за собой множество персонажей, не имеющих законченной романной судьбы и представляющих какую-либо сферу жизни: помещичью, мещанскую, крестьянскую, и т.д. Б. Пильняк разбил все повествование на несколько частей, в каждой из которых своя центральная фигура, герой, воспринимающий одну и ту же ситуацию индивидуально. Несколько частей романа написаны «с точки зрения героев – “Глазами Натальи”, или “Глазами Андрея”; тем самым вся картина снова и снова исправлялась через какой-то другой возможный и допустимый стиль» 9. Автор предоставляет героям возможность сформулировать свою точку зрения на этот сложный и алогичный мир: «Впрочем – каждому – его глазами, его инструментовка и его месяц» 10. Однако разрозненные точки зрения не в состоянии соединить фрагменты действительности в цельную картину. Усиливает всеобщий диссонанс и внешняя хаотичность архитектоники: графическое оформление текста, членение его на главки, абзацы, использование курсива, различного размера шрифта. Внешнему распаду повествовательной структуры способствует синтаксис романа, насыщенный огромным количеством вводных, придаточных предложений, соединенных в одном периоде односоставных и сложносочиненных предложений, обилие тире и многоточий, подчеркивающих импрессионистический характер повествования.

Социальную основу романа «Голый год» составляет «запрос» эпохи. Необходимость немедленного и адекватного осмысления происходящего в России на новом эволюционном витке развития страны очевидна для писателя. Позиция художника определяется не столько чувственным восприятием, субъективным решением принять или не принять новую власть, сколько логикой, соотносящей конкретные реалии с уже имеющимся историческим опытом, обращением к многовековой истории России. В результате писатель предстает в романе не только как повествователь, хроник, но и как историк, ученый, изучающий современность с позиций прошлого. Это действующее лицо, открытое и демаскированное «я», которое «вмешивалось – впрочем, на правах не больших, чем остальные – во все происходящее».

Этим и обусловлена тенденция к мифологизации повседневности в «Голом годе», когда космогоническое значение приобретает жизнь отдельного человека. Каждый человек несет ответственность за сотворение и сохранение гармонии в себе самом и окружающем мире. Гипотетическая возможность преобразования Хаоса и противостояния ему заложена автором в образах Натальи Ордыниной и Архипа Архипова. Чувство любви, пусть и понимаемое героями упрощенно, становится единственной истинной ценностью в разломах истории и дает надежду на выход в другую, гармоничную реальность. Необходимо отметить, что мифологический первоисточник не локализуется в творчестве писателя лишь на страницах «Голого года», он ложится в основу сквозного сюжета его произведений. «Поиск онтологических констант в мире тотального Хаоса» (Л. Анпилова) превращает все творческое наследие Б. Пильняка в единый метатекст, выражающий целостное мирочувствование писателя.