Из истории становления количественного подхода

Философской колыбелью той социологии, которую мы сейчас называем классической, был позитивизм, в рамках которого «позитивная» наука, выстроенная в традициях Нового времени, в традициях «классической рациональности», рассматривалась как самая совершенная форма человеческого познания — в противоположность теологическому (схоластическому) и философскому, понимаемому как умозрительное, оторванное от жизни знание.

В самом термине позитивный, как его понимали впервые использовавший это слово в своих трудах Сен-Симон, французский мыслитель XIX века, и Опост Конт, основатель позитивизма, уже слышится это противопоставление. Огюст Конт подчеркивал несколько значений этого слова: реальное в противоположность химерическому; полезное в противоположность бесполезному; достоверное в противоположность сомнительному; точное в противоположность смутному; положительное в противоположность отрицательному. При этом под положительным он понимал способность позитивной философии (новой философии) не разрушать, но быть консолидирующей силой.

Именно с наукой блестящие мыслители XIX века связывали свои надежды на прогрессивное развитие всех сфер общественной жизни.

Позже, к концу XIX — началу XX века, из позитивизма «вырастет» целая социально-культурная концепция, абсолютизирующая роль науки в жизни общества, возводящая ее в ранг всеобщего мировоззрения. Критики назовут эту концепцию сциентизмом (от лат. scientia — наука).

XX век внес свои коррективы в это радужное восприятие научного знания: стало ясно, что наука принесла человечеству не только повышение комфортности его существования (разнообразный мир потребительских товаров и услуг, новые возможности коммуникации и т.д.), но и во многом поставила под угрозу саму жизнь комфортно устроившегося человека: экологические катастрофы, войны с применением атомного оружия — этого венца научно-технического знания XX века — способны убить все живое.

Но тогда, во второй половине XIX века, еще не было трагического опыта Хиросимы и Чернобыля, и потому наука, идеал которой был сформирован еще в XVII веке, в Новое время, окружается особым ореолом в общественном сознании, ей придается особый мистический смысл новой религии человечества.

Понятно, что в такой духовной атмосфере и новое знание об обществе, которое Огюст Конт назвал социологией (буквально с лат. socio — общность, logos — знание), создается по образу и подобию сложившихся к тому времени естественных наук: химии, физики, биологии. «По образу и подобию» означает здесь реализацию по крайней мере двух фундаментальных предпосылок:

— социальные явления с точки зрения любой аналитической задачи качественно те же, что и природные явления;

— цели и методы исследования, разрабатываемые в естественных науках, применимы и для изучения социальных явлений.

Следует заметить, что стремление понять и осмыслить характер общественного устройства, принципы, на которых строится человеческое общежитие, описать отдельные его грани было свойственно философам, мыслителям задолго до появления во второй половине XIX века новой науки. Великие мыслители античности: Аристотель в работе «Политика», Платон в своем знаменитом «Государстве», а также плеяда блестящих мыслителей эпохи Просвещения: Монтескье, Вольтер, Руссо, Гельвеций, Кондорсе, Тюрсо и др. — каждый по-своему, в рамках своих философских и социально-политических систем, осмысливал общественное бытие. Вместе с тем все богатство концепций, подходов, оригинальных суждений и точек зрения, накопленное за 25 веков существования обществознания, тем не менее в целом не соответствовало критериям научной рациональности, идеалам научного знания в его классической, нововременной форме.

Справедливости ради надо сказать, что образцы для подражания молодой науке об обществе задавали не только более зрелые естественные науки, но и гуманитарные дисциплины, скроенные тогда по принципиально другим «лекалам»: история, антропология, право, лингвистика. В области гуманитарного знания в то время господствовали историко-генетический и сравнительный подходы.

Использование сравнительного подхода в антропологии, например, тогда позволило выдвинуть теорию культурного эволюционизма, согласно которой при всем различии образов жизни, обычаев, традиций существует единство стадий развития человечества. При этом ни эта теория, ни другие обобщения не подвергались эмпирической проверке на обоснованность, как того требует научное знание. Зато для выдвижения ее тщательно, подробно, во всех исторических деталях изучались культуры разных народов, конкретные жизненные формы во всей полноте их проявлений[3].

Повсеместно создаваемые в западноевропейских университетах в этот период кафедры антропологии, а также традиционные университетские кафедры права, классической филологии, истории не могли не оказывать «нормативного» давления на становящуюся социологическую науку. Да и в общественном сознании второй половины XIX века, несмотря на преобладание позитивистских настроений, практически параллельно идет процесс осмысления специфики гуманитарного знания, радикального противопоставления «наук о духе», к которым относятся и общественные науки, и «наук о природе» в терминологии В.Дильтея, выдающегося немецкого мыслителя. Чем же объяснить все-таки тот факт, что молодая социальная наука не пошла по традиционному пути гуманитарных дисциплин, выступив против не только методов, но и самого стиля мышления гуманитарного знания того периода?

Прежде всего это связано с тем, что вторая половина XIX века была временем оформления науки в важную самостоятельную сферу общественной жизни. Интеллектуальный авторитет науки, полученный ею благодаря Просвещению, был S этот период подкреплен ее практическим авторитетом, развитием прикладных исследований и разработок. Наука, существовавшая в XVII веке в виде научных обществ, университетов ** академий, стала проявлять себя в виде лабораторий и исследовательских институтов. Расширялась сеть научных учреждений, возрастало число ученых.

Выбор социологии в пользу научного типа знания не в последнюю очередь был обусловлен и социально-историческим Контекстом. Известно, что понятия и другие более сложные познавательные конструкции — теоретические концепции и целые научные направления — довольно часто выступают результатом осмысления их авторами конкретной социальной ситуации, специфического жизненного контекста. Связь эта: социально-историческая ситуация — познавательные конструкции, конечно, не слишком жесткая, но все-таки она существует.

Историки социологии утверждают, что именно неудовлетворенность западноевропейских мыслителей спекулятивной (Умозрительной) социальной философией, с которой связываюсь ужас и крах Великой французской революции в первой половине XIX века, подтолкнул их к идеалу научного знания. Под сомнение ставилась сама возможность оторванного от жизни философского знания способствовать изменению общественных отношений, потребность в котором была очень велика во французском обществе, родине позитивизма.

Научное же знание в его нововременной форме, «заряженное» идеей преобразования, было как раз тем желанным типом знания, в котором, по мнению социальных мыслителей, более всего нуждалось современное общество.

Каковы же основные черты научного знания, послужившего идеальной моделью для отцов-основателей классической социологии?

Критерии научного знания

Известно, что существует несколько типов знания, которые одновременно и результат осмысления человеком мира, и средство (способ) выживания в нем: мифологическое, религиозное, обыденное наконец.

Попробуем выделить специфические черты еще одного типа знания — научного в том его виде, в каком оно было сформулировано плеядой блестящих мыслителей Нового времени, с энтузиазмом воспринято в XIX веке позитивизмом и дошло практически до наших дней. Конечно, каждый из них — и Джон Локк, и Фрэнсис Бэкон, и Рене Декарт, и Галилео Галлилей, и Томас Гоббс, и Пьер Гассенди — был оригинальным мыслителем, создавшим свою собственную философскую систему. Тем не менее каждый из них особым, только ему присушим способом создавал Проект научного знания.

В нашу задачу не входит подробный анализ всего спектра познавательных проблем, которые так или иначе рассматривались этими философами. У нас гораздо более скромная задача: описать то общее в подходах этих мыслителей, что и составляет контуры научного знания, его принципиальное отличие от других типов знания. Следует сказать, что споры о том, что считать критериями, признаками научности, не умолкают до сих пор в философии науки. Более того, сами эти критерии на протяжении веков изменялись, подвергались критике с разных позиций. Однако сегодня все-таки существует согласие по раду бесспорных черт научного знания, тех его отличительных характеристик, которые были заданы еще в Новое время. Каковы же они?

Опытное изучение реальности

Прежде всего, наука строит свои выводы на опытном изучении фактов, т.е. включает эмпирическую составляющую (от лат. empiricus — опыт). Опытное изучение природы означало использование эксперимента. Сам же эксперимент понимался как планомерно осуществляется, специально сконструированное действие по проведению испытания или проверке рего-нибудь. Посредством эксперимента исследователь как бы задавал природе интересующие его вопросы. Не случайно Ф.Бэкон, требуя пересмотра концепции образования в стране, писал: «Вообще же следует твердо помнить, что едва ли возможен значительный прогресс в раскрытии глубоких тайн природы, если не будут предоставлены средства на эксперименты». В целом такой эмпирический характер научного знания стал культурным изобретением XVII-XVIII веков: в то время как средневековые схоласты позволяли заблуждаться относительно характера фактов в природе и социальном мире из-за того, что помещали между собой и реальностью ее интерпретацию, мыслители Нового времени отбросили интерпретацию, оставшись один на один с фактами как таковыми. Наблюдение как специально организованная процедура и эксперимент призваны были «увеличить дистанцию между «кажется» и «есть», между видимостью и действительностью», как точно скажет современный английский социолог А.Макинтайр. При этом схоластическому знанию доставалась «видимость», научное же претендовало на познание «действительного».

Опытное изучение природы и социального мира не препятствует созданию теоретических обобщений, а служит лишь способом их проверки. Эта связь «теория — опытное изучение природы», различным образом объясняемая, всегда присутствовала в работах мыслителей Нового времени. Так, Фрэнсис Бэкон с его акцентом на эмпирическом изучении природы в своей знаменитой работе «Новый органон» тем не менее уподоблял исследователя пчеле, которая не только собирает дань на полях и в садах, но и перерабатывает ее в мед собственными усилиями. Рене Декарт с противоположной рационалистической позиции (от лат. ratio — счет), с ее усиленным вниманием к деятельности «правильно рассуждающего ума» для познания природы, в «Правилах для руководства ума» осуждал тех высокомерных мудрецов, которые, пренебрегая опытом, воображают, что истина появится из их головы, как Минерва из головы Юпитера. Рационалистический способ познания, основателем которого он был, по его глубокому убеждению, обязан контролировать свои положения и выводы опытом (опытами), дабы не «скатиться» к схоластически-умозрительным рассуждениям.

Эту значимость опытного подтверждения выдвинутых идей «поднимал на щит» и великий физик и математик Исаак Ньютон. Его аналитический метод, не им изобретенный, но им осознанный и реализованный как методологический принцип, предполагал, что силы и простейшие законы природы устанавливаются на основе ее тщательнейшего наблюдения и изучения, с помощью «беспощадного контроля» опытом, экспериментом. Необходимость такого контроля была зафиксирована даже в девизе Лондонского естественнонаучного общества, выдающимся президентом которого он был: «Ничего со слов».