Язык результата научно ориентированного исследования

Большинство социологов сегодня полагает, что итогом качественного социологического исследования должно быть теоретическое знание, представляющее собой определенную взаимосвязь понятий, «далеких от опыта», по выражению К-Гиртца'. Они-то и составляют собственно язык науки, язык, на котором говорят специалисты. Конечно, это не универсальные теоретические обобщения, описывающие или объясняющие социальный универсум: качественная социология, как мы уже говорили, не претендует на глобальные обобщения. Ее перспектива — микропроцессы, взаимодействия, происходящие в повседневной жизни. Отсюда и нацеленность качественного исследования на эмпирические обобщения или мини-теории как его результат. Здесь первая часть слова «мини» указывает на масштаб обобщений, значительно меньший, чем в классическом социологическом исследовании. Вместе с тем такой подход содержит серьезную проблему: теоретическое знание, полученное по итогам качественного исследования, с одной стороны, неизбежно обременено «здравым смыслом», с другой — как научное, должно быть отделено от него.

Действительно, сам фокус исследования в рамках качественного подхода, акцент на изучении повседневного опыта, который социолог разделяет вместе с изучаемыми людьми, создает проблему специфики тех теоретических понятии, которые используются для представления результатов исследования. В самом деле, явления, которые наблюдают и обобщают физики и астрономы, открываются им «в невинном первозданном виде, необработанными, свободными от ярлыков и готовых определений». Они ждут, пока физик или астроном не даст им название, не определит их место среди других явлений, не придаст им значение. Но изучаемые социологами человеческие действия и взаимодействия уже были названы и обдуманы, пусть недостаточно связно и внятно, самими действующими лицами еще до того, как социолог приступил к их изучению, уже были наделены ими смыслами и значениями. Поэтому социологи, которым всегда суждено находиться по обе стороны того опыта, который они стремятся понять, — т.е. быть вне его и внутри одновременно, описывая те же самые объекты, — могут пользоваться одним и тем же языком. «Какое бы социологическое понятие мы ни взяли, — полагает З.Бауман, — оно всегда будет отягощено значениями (смыслами), данными ему обыденным знанием и здравым смыслом простых людей».

Более того, ориентируясь на изучение социального явления с точки зрения действующего лица, качественная социология обречена на использование понятий, «нагруженных» здравым смыслом, чего нельзя сказать о классической социологии, как правило, «не впускающей» обыденное знание в свои «владения», — она считает его ложным, «неправильным», содержащим ошибки.

Вместе с тем ориентация на научный идеал, хотя и в другой его форме, на производство упорядоченной совокупности знания требует размежевания со здравым смыслом, как с донаучным, повседневным знанием.

Язык результата такого научно ориентированного качественного исследования — это язык теоретических понятий, «сцепленных» в единую цельную мини-концепцию. Сами термины эти большей частью берутся «взаймы» из числа уже имеющихся в арсенале социологии, что вполне оправданно: они понимаемы и приняты в научном сообществе. Последнее очень важно, потому что новое теоретическое знание, полученное в ходе качественного исследования, рассчитано прежде всего на специалистов, на их восприятие и оценку. С другой стороны, понятия могут быть и принципиально новыми, впервые вводимыми в научный оборот, правда, им предстоит, как правило, довольно трудный путь легитимации (признания «законными») в языке науки[38].

В целом реальное существование этого принципиального подхода достаточно сложно: с одной стороны, возникает справедливое опасение, что социолог опять окажется «в плену удушающих абстракций, оторванных от реального опыта информантов»¹. Да и сами эти теоретические конструкты так нагружены различными, порой противоположными смыслами, сформировавшимися за годы существования науки, что их использование не столько облегчает понимание специалистами конкретного «случая», в котором «отлита» социальность, сколько затрудняет это понимание.

С другой стороны, понятно, что элементарное простое описание бесконечно рассеяно. Оно запутывается в переплетениях тысяч и тысяч противоречивых обстоятельств и связей. Понятно также, что «выйти» за границы конкретного текста, «вписать отдельный случай» в сложную многогранную социальную реальность, «схватить» типическое в индивидуальном можно прежде всего на теоретическом языке.

Язык исследовательского комментарвя

Язык исследования, претендующего на комментарий исследователя, принципиально ориентирован на понимание изучаемой группой и потому приближен к повседневной речи: в комментариях широко используются метафоры, аналогии, образы, существующие в других областях знания. Здесь в готовый продукт исследования гораздо в большей степени «впускаются» жизненные миры изучаемых индивидов: широко используются фрагменты интервью анализируемых документов, дневников наблюдения. Это делает текст ярче, полнокровнее, убедительнее, создает иллюзию включенности читателя в изучаемое явление, рождает чувство непосредственного знания. Целевая аудитория таких исследовательских текстов — не столько профессиональное сообщество, сколько общественность, и прежде всего — сами изучаемые люди.

Язык простого или плотного описания

Язык исследования, ориентированного на простое или плотное описание, максимально приближен к языку информанта.

Такой подход обусловлен как сознательной антинаучной позицией, принципиальным нежеланием создавать теоретические конструкции, так и гуманистическими соображениями исследователя, характерными для постмодернизма в целом: специалистам, научной элите следует потесниться, дабы дать высказаться изучаемым людям, чьи «голоса из хора» ранее замалчивались. Особенно эта позиция сильна в феминистских исследованиях, представляющих собой особую ветвь качественных [39]. Феминистски ориентированные социологи часто стремятся «дать женщинам голос» или «вытащить их из невидимости» (to take women from their invisibility), порой стараются просто озвучить их эмпирический опыт. Такой подход исследователя определяет и его выбор в пользу языка информанта, и потому нередки случаи, когда в реальном продукте качественного исследования «властвует» текст, даже сколько-нибудь серьезно не прокомментированный автором. В рамках такого подхода эмпирический опыт информантов, тип их «мироощущения» приобретает самостоятельную ценность, равную или даже превышающую ценность теоретического обобщения или исследовательского комментария. Эмпирический опыт информантов важен здесь и для понимания той или иной ситуации, ранее никогда не осмысливаемой (новой) или сознательно замалчиваемой.

Логическая стратегия получения знания

Общая характеристика

Ранее, в Теме 2, мы говорили, что для классического социологического исследования характерна «нисходящая» — дедуктивная логика производства знания: из сформулированных исследователем теоретических гипотез логически «выводятся» другие, так называемые гипотезы-следствия, которые и проверяются непосредственно в реальном эмпирическом исследовании. Средством доказательности подтверждения (или неподтверждения) гипотезы-следствия в полном соответствии с методологией классической науки выступает аппарат математической статистики: группировка (простая или перекрестная), корреляционный анализ.

Все этапы этой стратегии четко отделены друг от друга не только логически, но и организационно во времени: сначала выдвижение гипотез (и теоретических и «выводных»), конструирование инструмента с учетом этих гипотез, затем сбор первичной социологической информации и, наконец, ее обработка, анализ и интерпретация, позволяющие исследователю сделать вывод о том, подтвердилась или не подтвердилась выдвинутая в самом начале исследовательского поиска гипотеза.

Для качественного социологического исследования характерна принципиально другая логическая стратегия. Она предполагает: — индуктивное «восхождение» от эмпирических данных «наверх» к теории (или эмпирическим обобщениям), и потому эта стратегия называется «восходящей» [40];

— взаимное переплетение, одновременность процессов сбора информации и ее анализа, выдвижение гипотез и их проверки. Остановимся на этом подробнее.

В самом общем виде качественные данные — это данные, которые выражаются не числовым способом. Их носителями могут быть рисунки, фотографии, видеоматериалы, различного рода символы и знаки. Чаще всего они представлены в виде вербальной информации: текста или речи. Важнейшими характеристиками качественных данных являются их многозначность и контекстуальность. Многозначность означает, что одни и те же слова (символы) могут иметь разный смысл для людей, их употребляющих, означать разное отношение к явлениям, стоящим за ними. Контекстуальность качественных данных означает, что смысл фраз, фрагментов можно понять, лишь зная контекст их употребления, т.е. общую ситуацию «здесь и теперь», в которой они произносились: одни и те же слова, употребленные в разных контекстах, могут иметь различный смысл.

Индуктивное «восхождение» от эмпирических данных к обобщениям означает прежде всего отсутствие уже готовых гипотез, которые надо только подтвердить эмпирическими данными. Это означает открытый характер качественного исследования, его принципиальную ориентированность на новое знание, которое «рождается» «здесь и сейчас» в анализе эмпирических данных[41].

Вместе с тем в этой установке на новое существует одна проблема. Среди некоторых социологов-качественников (особенно это характерно для тех из них, кто работает в этнографической традиции) бытует убеждение, что для того чтобы эффективно работать в качественной парадигме, социолог должен выходить в поле, не отягощенный знанием «всех тех богатств», которые до него выработала социология или смежные области знания. «Незашоренность» сознания исследователя старыми теоретическими конструкциями выступает с этой позиции важнейшим условием обнаружения нового.

Вместе с тем понять в изучаемом явлении, а это, как мы помним, главная методологическая установка качественного исследования, можно лишь то, что так или иначе уже понято, что уже содержится в опыте исследователя. Такова неизбежная плодотворная тавтология процессов понимания. Понимание, как писал выдающийся российский философ М.Мамардашвили, напоминает процесс амплификации, увеличения, как бы фотопроявку того, что уже лежит на дне «упечатлившейся души». Это означает, что социолог, взявшийся за исследование, должен иметь некоторое предзнание или предпонимание предмета и объекта своего анализа.

Откуда берется это предзнание, если само явление, как правило, мало изучено?

Очевидно, что пальма первенства принадлежит здесь самому исследователю, его социальному опыту, его способности к осмыслению собственных практик и практик других людей, для того чтобы поставить исследовательские вопросы, определить хотя и смутные, но все же очертания будущей концепции. Весомый вклад в формирование такого предзнания может внести и классическое социологическое исследование, проведенное «до того»: оно хотя и грубо, в самом общем виде (на уровне средних тенденций), но все же «схватывает» изучаемое явление или процесс.

Практически это предзнание или предпонимание должно быть артикулировано в программе исследования. Конечно, программа качественного исследования не должна быть столь жестко структурирована и подробна, как программа классического социологического исследования. Вместе с тем нельзя забывать, что качественное исследование, как и классическое, — это прежде всего познавательный процесс, имеющий свои цели и задачи, а также объект изучения. Поэтому в программе качественного исследования должны быть обязательно поставлены задачи или исследовательские вопросы, направляющие весь процесс поиска, определен объект изучения, «прописаны» те или иные (если это возможно) первоначальные базовые гипотезы.

В целом логическая структура получения знания в качественной парадигме названа Л.Ньюманом логикой на практике в отличие от «реконструированной логики» классического социологического исследования, где реальная логика исследования представлена в системе логически последовательных правил, которые должны всегда соблюдаться. Реконструированная логика — это «вычищенная» модель того, как должно происходить «хорошее» (классическое) исследование. Она представлена в учебниках и являет собой норму, образец.

Использование термина «логика на практике» для описания процедуры производства знаний в качественном исследовании подчеркивает, с одной стороны, «не отлитый еще в бронзу», т.е. не представленный в виде единой нормы этот процесс. С другой — это характеристика принципиального отсутствия единого стандарта, указание на «сбивчивость», гибкость, большую долю неопределенности, привязанности этой процедуры к конкретному специфическому случаю. Методология качественной социологии предполагает, что на процесс исследования могут влиять самые разнообразные неожиданности, случайности, непредвиденные обстоятельства, предусмотреть которые заранее невозможно. Именно поэтому у каждого исследования есть своя, во многих отношениях уникальная логика. Исследователь должен быть готов к этим случайностям, потому что он приходит в поле для того, чтобы узнать новое, неожиданное наравне с ожидаемым. Случайности в этой методологии не носят деструктивного для исследования характера. Напротив, они направляют его в новое русло, способствуют развитию, обогащению исследования.

Здесь гораздо меньшее число правил, да и сами правила разнообразны, т.к. основаны на суждениях и нормах, разделяемых группой исследователей. Как пишет Ньюман, «здесь многое зависит от их неформальной мудрости, когда они собираются вместе на ланч, чашку кофе или пива и обсуждают этот процесс».

Вместе с тем, несмотря на гибкий, всегда уникальный характер производства знаний из эмпирических данных, на разнообразие методов и техник перехода к обобщениям, можно выделить ряд правил, характерных для этой логики получения знания.