Методологические подходы к историям жизни

Исторически (хотя это и совсем недавняя история) можно выделить несколько методологических подходов к анализу историй жизни.

В рамках первого, близкого к классическому история жизни — это идеальный материал для того, чтобы выяснить, что существует на самом деле и что на самом деле произошло в обществе. Здесь рассказы о жизни — это правдивый материал о том, «что люди сделали, где, когда, с кем и в каких локальных контекстах, с какими результатами и что из этого последовало».

Современный французский социолог Й.П.Руус иронично называет этот подход «обретенным раем» для социолога*. Этот подход, по его мнению, был характерен для конца 1970-х — начала 1980-х годов. Уже с середины 80-х социологическим сообществом начинает осознаваться, что ничто в мире из того, что мы видим и описываем, не предстает перед нами таковым, каким оно существует на самом деле: наше восприятие всегда опосредовано через то, как мы видим мир в настоящее время. Это означает, что история жизни — это и репрезентация автора, его видение ситуации.

В экстремальном постмодернистском варианте это означает, что не существует фактов, есть только лишь интерпретации: «факты» уже не являются фактами, но лишь фигурами текста («означающие» — слова потеряли связь с «означаемым» — реальностью). В целом, полагает Руус, пришло осознание следующих моментов:

1 — текст первичен, т.е. исследователь имеет дело с текстом, а не с реальной жизнью;

2 — нарративность, понимаемая как ориентация на понимание слушателем, читателем, является чрезвычайно важным фактором автобиографии;

3 — между автором, его «Я» и текстом существуют напряженные отношения;

4 — существует проблема идентичности «Я» рассказчика (множественность идентичностей, углов зрения и т.д.);

5 — существует множественность уровней авторов и аудиторий.

Так сформировался принципиально другой методологический подход, который можно было бы назвать интерпретативным (мы помним, что именно такой способ изучения социальных явлений и составляет методологический базис качественной социологии).

В рамках такого подхода собственная биография, рассказанная автором, — это еще и представление себя другим (вспомним И.Гофмана. — А.Г.), демонстрация себя, но также и конструирование себя в процессе рассказывания.

В рамках такого рассмотрения стали различать три типа «конкретизации субъекта» в «истории жизни»:

— субъект в качестве реально интервьюируемого, как участник процесса взаимодействия с интервьюером или субъект коммуникации (письменная автобиография), ориентированный на подразумеваемого читателя;

— субъект — герой, персонаж рассказа;

— субъект — рассказчик истории, которую он рассказывает сегодня.

Каждая из этих конкретизации относится в истории жизни к одному и тому же лицу, но каждая тем не менее занимает особое место в структуре повествования.

Сегодня интерпретативный подход к историям жизни является общепризнанным. В то же время внутри него наметились тоже два подхода.

• Сторонники первого, назовем его вслед за Д.Силверме-ном реалистическим (см. Тему 4, Часть I), полагают, что через субъективные жизнеописания все-таки можно получить «если не полностью объективное описание и объяснение социальных феноменов, то по крайней мере их «плотные» описания». Й.П.Руус, продолжая эту линию, также полагает, что «тексты автобиофафий ничего не представляют собой до тех пор, пока мы не предоставим им кредит реальности, чего-то существующего вовне, что эти тексты стараются описать более или менее адекватно и что мы пытаемся понять и сделать понятным другим в коммуникации». Французский социолог считает, что анализ историй жизни в этом ключе можно производить, исходя из четырех базовых понятий, тесно связанных друг с другом: контекст, аутентичность, референциалъностъ (соотнесенность) и рефлексивность.

Контекст здесь означает конкретные условия и структуру значений автобиографии, как она явно (чаще неявно) выражена автором. Контекст — это ситуация, когда рассказ можно понять лишь в рамках данного поколения с его социально-историческим опытом. Многие нарративы можно понять лишь в контексте бедности, войны, трансформации социума, определенной субкультуры и т.д. Сами авторы могут не осознавать контекст своих повествований. Задача социолога — создать (сконструировать) контекст, чтобы понять сказанное, придать ему значение.

Аутентичность являет собой попытку автора представить свою жизнь наиболее реалистическим способом. Эта характеристика предполагает, что автор знает о событиях и отношениях прошлой жизни и хочет о них рассказать. Аутентичность в конечном итоге — это правдоподобность рассказа. Исследователь, анализируя текст рассказа, должен прежде всего выбрать наиболее аутентичные его части. Точно так же следует отбирать наиболее аутентичные рассказы из всех анализируемых[72].

Референциальность (отнесенность) означает отнесенность к определенным событиям, действиям в социальной реальности. Референциальность повышает правдоподобие рассказа.

Рефлексивность предполагает, что в рассказе следует выделять автора как рассказчика истории, который смотрит на себя со стороны, меняя угол зрения, уровень рассмотрения. Вот, например, как выражается рефлексивность в рассказе: «Я могу сказать теперь задним числом, что то-то было плохо» или «Если бы я знал тогда то, что знаю сейчас». Рефлексивность — это еще и мотивация рассказчика: почему именно он рассказывает историю так, а не иначе. В тексте она может быть выражена так: «Это важно для меня, потому что...».

В рамках этого подхода «возможны варианты».

1 — анализируется одна история жизни конкретного человека, где реконструируется его личный опыт проживания, «переживания» жизни, «встроенный» в социальное время, в социальный контекст[73]. В отечественной социологии примером подобного рода может служить исследование истории жизни бомжа, осуществленное В.Журавлевым². Социолог здесь сквозь жизненные перипетии бомжа Владимира Волкова пытается понять социальные условия — от деятельности государства до особенностей социально-психологического климата в семье, которые так или иначе обусловили его социальное исключение.

Применительно к истории семьи прекрасным примером может быть известное исследование Д.Берто, посвященное анализу социальной мобильности. Через историю одного рода на протяжении четырех поколений, записанную в одном маленьком городке в центре Франции в 1987 г., исследователь пытается понять механизмы трансляции социального статуса во французском обществе. Изучая преемственность профессиональных занятий членов этого рода, индивидуальные жизненные траектории членов рода, этапы их жизненного цикла: детство, юношество, обучение, замужество, рождение детей и т.д., французский социолог смог сделать ряд теоретических выводов. Прежде всего это касается невозможности передачи статуса от семьи к детям; передаются лишь составляющие его элементы: экономический, образовательный, географический и т.д. Даже такой элемент статуса, как капитал, должен претерпеть метаморфозу, чтобы быть воспринятым следующим поколением.

Кроме того, и это одно из самых важных теоретических положений, прямая трансляция профессионального статуса является скорее исключением, чем правилом. Чаще всего происходят трансляции по принципу эквивалентности: сын булочника, ставший торговцем зерном; сын писателя, ставший журналистом; сын токаря, ставший инженером. Во всех этих примерах «присутствуют одновременно и неразрывно консервация и трансформация».

2 — анализируется ряд историй жизни или семейных историй, принадлежащих к одной и той же социальной среде. По мнению исследователей, в подобного рода исследованиях за счет сравнения разных жизненных историй достигается большая обоснованность выводов. Как правило, количество историй жизни, необходимое для этого, колеблется в пределах от 20 до 50. В отечественной социологии к исследованиям историй жизни такого плана можно отнести исследование маскулинности, проведенное Е.Мещеркиной в 1995 r.^J В центре внимания исследователя находились специфичные для мужчин жизненные пути и социальные ожидания, связанные с принадлежностью к полу. Анализ мужских биографий позволил Е.Мещеркиной выявить неоднозначность и сложность мужской идентификации, описать уровни ее формирования (локально-семейный, институциональный), описать типы мужественности, выделенные по различным критериям: «гегемонический», «демократический», «нарци-сстичный».

Еще один пример использования уже семейных историй — исследование Е.Фотеевой, посвященное анализу социальной адаптации состоятельных семей в России после революции 1917 г. Изучая все повороты и изгибы жизненных путей членов нескольких семей «бывших» так, как они представлены в семейных историях, исследователь смогла выявить адаптивные стратегии этой социальной группы, направленные на ее включение в принципиально новую социальную ситуацию, описать специфичность женских и мужских вариантов этих стратегий. • В рамках второго подхода — нарративного (см. Тему 4, Часть I) — акцент делается на том, каким образом рассказчик объясняет те или иные свои поступки, на схемы объяснения: известно, что любой рассказ ориентирован на слушателя, и потому рассказчик использует схемы, понятные слушателю, т.е. присутствующие в культуре и потому понятные. Отсюда по «решеткам» объяснения можно реконструировать и «большие нарративы», т.е. представления, распространенные в обществе в той или иной культурно-исторической ситуации.

Вопросы для самоконтроля

1. Опишите специфику этнографического типа социологического исследования.

2. В чем состоят основные идеи этого подхода?

3. Опишите основные черты исследовательской стратегии case study.

4. Опишите виды case study по критерию «цель исследования».

5. Опишите виды case study по критериям характер случая и количество случаев.

6. Опишите комплексную классификацию case study и исследовательские задачи, которые решаются в рамках выделенных типов.

7. Назовите основную идею исследования типа grounded theory.

8. Укажите критерии «хорошего» качественного исследования типа grounded theory.

9. К какому направлению качественных исследований относится этот тип?

10. Опишите логику исследования типа grounded theory, ее основные элементы.

11. Что такое парадигма кодирования в grounded theory, из каких элементов она состоит?