Обычно я преодолевала тысячи трудностей связанных с поездками. А теперь я подумала, и все получилось: состоялась давно желанная поездка заграницу.

Эта поездка очень подняла меня в глазах дочери. Вообще она по отношению ко мне изменилась. Уже несколько раз я слышала фразу: "Я сейчас не могу говорить, я разговариваю с мамой", — она откладывала разговор с друзьями и возвращалась к разговору со мной. Представляешь? Эта та девочка, которая мне когда-то сказала: "Ты образец такой, какой не надо быть!"

С моей мамой отношения тоже очень смягчились. Теперь я часто ночую у нее. И даже временами возвращается чувство любви как в детстве (слезы подступают).

Не устаю Бога благодарить за все, что со мной происходит".

Битва с Кощеем

 

Битва Ивана-царевича с Кощеем также содержит важнейшее знание о законах созревания мужской духовной силы и тайнах мужского искусства побеждать.

Приближаясь к Кощею как к негативному полюсу мужского начала личности, созревающий аспект мужского сознания в образе Ивана-царевича направляется в некое царство тьмы — область бессознательного, где мужское наиболее подавлено. В этой бессознательной области таится огромный заряд вытесненной мужской агрессии, связанной с вечным протестом подавленной мужественности. Речь идет о той внутренней области мужского, которую вынужденное защитное "давление" со стороны гиперматеринской структуры "спрессовывает" с такой силой, что мужское оказывается в положении доведенной до абсолютного сжатия "пружины". Поэтому, с одной стороны, в зоне "сжатия" мужское обладает огромной концентрированной энергией, равной силе "давления" внутренней гиперматеринской структуры. С другой же стороны, феномен предельного "сжатия" как бы "выдавливает" из мужского энергии жизни, останавливает в нем эволюционные процессы, убивает в мужском Душу. Так образуется феномен Кощея (рис. 8) — "злого отца".

"Выдавливание" из мужского энергий жизни привлекает символику смерти —Кощей выглядит как скелет, он царь подземного мира, мира мертвых. Дефицит истинной мужской защищающей функции достигает в области Кощея своего апогея и превращается в пленяющую мужскую силу. Возникающее здесь разрушительное напряжение вечно готово "выстрелить", распрямиться, взорваться, но вечно сдерживает свою энергию внутреннего взрыва, обладая ею как злой волшебной силой.

Рис. 8a. Схема, выявляющая внутреннюю область "Кощея": стрелками показано давление, которое оказывает гиперматеринская структура на мужское и женское начала личности, а также — ответное давление области Кощея на мужскую и женскую части личности.

Итак, чем более беззащитна внутренняя материнская структура в личности мужчины или женщины, тем больше она перенапрягается в своих попытках защитить себя самостоятельно, и тем больше концентрирует она женских агрессивных сил. Следовательно, — тем выше "плотность" самого материнского комплекса, давящего на мужскую область личности, и значит, — тем более сдавлено мужское начало в зоне прилегания гиперматеринской структуры к мужской области. Иначе говоря, гиперматеринское "давление" инстинктивно возрастает именно там, тогда и настолько, — где, когда и насколько мужское неспособно защищать женское.

Но в непосредственной близости материнской структуры для созревающего мужского начала (Ивана) есть и важные позитивные стороны, так как даже будучи гиперактивной, материнская структура имеет не только подавляющий, но и позитивный, помогающий полюс. Образ Ивана-царевича отражает тот аспект мужского созревания, который происходит в наиболее удаленной от "зоны материнского давления" области мужского. Эта "удаленная" часть мужского в лице Ивана, отправляясь на поиски Кощеева царства с целью освободить плененную им прекрасную женственность, соприкасается с инициирующим материнским миром. Иван попадает в архетипическую область внутренней Ведьмы — вед ающей ма тери, Бабы Яги, владеющей тайным знанием. Ведьме известны самые слабые стороны подавленной мужественности (Кощея). Она знает все о способах победы над Кощеем. В сказке именно Баба Яга указывает Ивану-царевичу путь к заветному дубу, на котором хранится Кощеев сундук. Поскольку Баба Яга выступает здесь как мудрая, ведающая часть матери, как вынашивающая женская функция, она становится проводницей мужского к женскому. Яга кормит и поит Ивана не как ребенка, а как мужчину, как потенциального героя. Яга топит для него баньку, предоставляет ночлег, а наутро — указывает верный путь. Проявляя об Иване заботу, Яга видит в нем не только освободителя Василисы (плененной женственности), но и — собственного защитника. Яга тоже страдает от притеснения со стороны негативного мужского (Кощея). Оно, в свою очередь, "давит" на материнскую область с не меньшей ответной силой, чем материнская область "давит" на Кощея. Недаром в сказках у помогающей Яги всегда есть "зуб" на Кощея.

Итак, помогая Ивану, Яга выступает одновременно как питающая мать (восстанавливает его силы), как инициирующая мать (дает сакральное знание — раскрывает тайну Кощеевой смерти; дарит волшебный клубочек, указывающий верный путь к плененной женственности), и, наконец, — как благословляющая мать (верит в него, желает Ивану удачи). Так благословляющая Баба Яга, способствуя победе Ивана-царевича над Кощеем, стимулирует процесс отделения созревающего мужского начала не только от материнского, но и от отцовского мира, и главное — способствует соединению мужского и женского начал в священном союзе.

Таким образом, развивающееся мужское в лице Ивана, получив поддержку со стороны материнской мудрости (Яги), направляется в самую сдавленную область мужского, где обитает Кощей — "злой отец": незащищающая, пленяющая, сдерживающая всякое развитие мужская отцовская сила. Кощей олицетворяет концентрированную мужскую волю, доведенную до абсурда. Эта воля тотальна, могущественна (волшебна) и направлена на удерживание, сдавливание, изолирование энергий жизни. Воля Кощея — мертвая воля.

Поскольку эта негативная мужская сила возникает на стыке ищущего защиты материнского мира и подавленного мужского мира, очевидно, что таким образом архаичные маскулинные энергии материнской структуры, подменяющие собой мужскую защиту, стремятся компенсировать недостаток защищающей активности мужского, искусственно создавая для этого феномен "злого отца". Входя в плотный контакт с подавленным мужским началом, материнская гиперзащита как эстафету передает ему стратегию тотального удерживания, рождающую все формы зависимостей. Кощей успешно следует этой стратегии — он с огромной силой (равной материнской силе, которая давит на него) удерживает попавшие к нему ценности. Поскольку в результате "сдавливания", область Кощея имеет чрезвычайно высокую плотность, то она содержит и большой потенциал — богатство, злато.

Влияние Кощея на личность трудно переоценить — оно воистину колдовское, способно на любые коварства и самый вероломный обман. В нашей практике не раз перед "Битвой с Кощеем" участницам инициаций снился специалист по инициационной терапии, который предупреждал о том, что если женщина решится работать с этой темой — заболеет ее ребенок или случатся другие неприятности. Таким образом, внутренний Кощей способен, принимая любой облик, искусно противостоять попыткам осознающего Я войти в ту область бессознательного, где он обитает. Однако при достаточно инициированной растущей мужской части, то есть при достаточно крепком внутреннем Иване-царевиче, победа над Кощеем неминуема.

Итак, в области Кощея велика концентрация отцовской тирании — захватывающей, неотпускающей мужской силы, служащей идее материнского удерживания во внутренней тьме, в непроглядной утробе бессознательного. Так в реальной семье гиперсильная мать повелевает слабым отцом, вторящим ей. Это неизменно выявляет в реальном мужчине-отце Кощея. Причем, "слабым" мы предлагаем считать как безвольного, так и деспотичного отца, так как и тот, и другой являются незрелыми именно как отцы. Отец-"рохля", как и отец-"тиран", в отличие от зрелого отца, не осуществляют взращивающую, инициирующую и благословляющую отцовские функции, в то время как последние являются проявлением Великой мужской защиты в адрес детей.

Вслед за неотпускающей матерью, не отпускающий отец удерживает истинные мужские и женские энергии своей личности и личности каждого из своих детей в состоянии подавления и пленения, препятствуя их взрослению и расцвету. И — самое важное — не отпускающий отец препятствует союзу мужского и женского начал в личности своих детей, а значит, и их счастливой жизни как мужчин и женщин. Мы уже определили, что отцовская гиперзащита, как и гиперзащита материнская, приводят к эффекту "консервации" охраняемых ими объектов. Недаром Кощей угрожает Василисе Прекрасной превратить ее в каменную статую, если она не согласится выйти за него замуж.

Однако, не следует забывать, что чем мощнее удерживающие материнско-отцовские силы, тем сильнее потребность в преодолении такого рода двойного гнета — потребность в сепарации. Если говорить о процессах, происходящих в одной и той же личности, дети неотпускающих родителей обладают как собственным внутренним Кощеем, так и — внутренними Иваном-царевичем и Василисой Прекрасной. Побеждая внутреннего Кощея, Иван-царевич, как развивающаяся мужская часть личности сына или дочери не отпускающего отца, в момент победы приобретает весь огромный потенциал кощеевых сил. Теперь этот потенциал может идти на реализацию любых целей личности, в том числе и на строительство прекрасных дворцов для внутренних Ивана-царевича и Василисы.

Мы с вами можем вспомнить немало примеров из жизни на тему острой конфронтации реальных отцов с подрастающими сыновьями, где явно проявляется "кощейская" позиция не благословляющего, конкурирующего с сыном отца. Вместо того, чтобы научить сына сражаться с соперниками, с его страхами перед миром, в том числе, — и страхами перед миром женщин, такой отец сам полуосознанно "сражается" с сыном, как Кощей с Иваном-царевичем. Такой отец отчужден от женских целебных энергий внутри своей личности, он до сих пор еще не достиг союза со своей внутренней женственностью, и поэтому препятствует сыну в установлении контакта с нею.

В отличие от сказок, где герой побеждает Кощея в ходе одного единственного сражения, в реальной жизни таких сражений может быть много: столько, сколько обнаружится внутренних запретов, страхов и слабостей, препятствующих мужчине в достижении своих целей и гармоничных отношений с миром женщин. Когда поход против отца-Кощея затягивается, возмужание сына затормаживается, что наряду с материнской гиперопекой становится еще одной важнейшей причиной инфантильного поведения у мужчин. Это отражается в возникновении у них зависимых форм поведения. Пользуясь языком архетипического анализа, можно утверждать, что происхождение всех зависимых форм поведения (пищевой, алкогольной, наркотической, игровой и эмоциональной) — это прямой результат удерживающего, давящего влияния не только внутренней гиперматеринской структуры ("злой матери"), но и — внутреннего не благословляющего "злого отца", который, как и Кощей, стремится победить растущую мужскую силу (Ивана-царевича).

Дочерям же реальных "злых отцов" достается участь "вечных невест", так как не благословляющий на женское счастье отец сдерживает своевременное созревание женственности. Причем, неважно, своим присутствием или отсутствием подавляет отец развитие женственности своей дочери. Симптом "вечной невесты" может проявляться как в отсутствии отношений с мужчинами, так и в навязчивом сценарии неминуемых разрывов в отношениях. Удерживающая сила отца-Кощея как пружина "тянет" дочь назад, в позицию пленницы. Эволюция женственности требует, чтобы стадии безусловной отцовской любви к дочери, а затем — отцовского благословения-отпускания неизбежно были пройдены. Поэтому растущая женственность нелюбимой и не благословленной отцом дочери будет искать благословляющего безусловного принятия у своих партнеров-мужчин, излишне нагружая их с самого начала отношений выполнять в ее адрес высшие отцовские функции, к чему готов далеко не каждый взрослый мужчина.

В результате достаточного количества инициаций на тему "Битва с Кощеем" участники независимо от их возраста отмечают у себя повышение осознанности и ответственности в области как мужско-женских, так и других отношений. Рост ответственности означает созревание не только мужской, но и отцовской функции, и проявляется в том, что у человека исчезает желание видеть причины своих проблем в других людях и их несовершенствах. Появляется восприятие себя как источника и причины любых событий и отношений, имеющих место в собственной жизни.

Таким образом, у инициированных в "Битвах с Кощеем" реальных мужчин и женщин возникает чувство большей внутренней свободы и более ясное понимание причин напряжения в отношениях с родителями, близкими, другими значимыми людьми. Важно отметить, что нередко после инициации "Битва с Кощеем" происходят взрывы этого напряжения, проявляющиеся в виде конфликтов. Затем наступает смягчение и заметное потепление отношений, которые прежде характеризовались скрытой или явной враждебностью.

На пути к разоблачению и одолению пленяющей силы Кощея Иван-царевич вступает в контакт со многими внутренними силами, инициирующими мужественность. Он жалеет медведицу или медведя - символы той природной, животной энергии, которая наполняет родительское начало, в том числе — энергии агрессивной. Известно, например, что мать не только готова яростно защищать свое дитя в случае опасности. Наряду с чувством любви и привязанности к младенцу мать испытывает и бессознательную ненависть к нему, поскольку маленький ребенок ограничивает ее в удовлетворении самых фундаментальных потребностей: лишает полноценного сна, отдыха, комфорта. Эта подавленная материнская агрессия (медведица) интуитивно ощущается ребенком и становится источником многих детских страхов. Медведь же в сказке символизирует агрессию отца. В сказках "Маша и медведь", "Три медведя" отец-медведь выступает как гневливая и своенравная отцовская фигура, которая неволит или пугает маленькую героиню. Если девочка в сказке освобождается от медведя по-женски: с помощью хитрости или убегая, то Иван-царевич противостоит родительской агрессии по-мужски — он сначала целится в зверя из лука, а потом — вступает с ним в союз, приобретая таким образом его силу.

Следующим в сказке Ивану (растущей мужской осознанности) встречается заяц — прообраз инфантильных страхов. Речь идет не только о страхах ребенка перед огромным миром, но и о подростковом страхе юноши перед женщинами, который вырастает из страха перед материнской агрессией. Оставляя зайца не тронутым, согласившись не есть его, Иван избегает оплошности вновь вытеснить (проглотить) страх в область бессознательного. Получая обещание зайца сослужить ему службу, Иван тем самым оказывается способным отныне осознавать свои страхи. Так он берет и зайца (детский страх) в союзники. Подобным образом Иван поступил и с медведицей (медведем) — он не делает ее (его) своей добычей, не "мстит" отцу или матери, а отпускает зверя, познавая тем самым природу агрессивной родительской силы, приобретая эту силу в виде преданности зверя.

Следуя дальше, Иван-царевич спасает птенца, выпавшего из гнезда, и, наконец, — возвращает в морскую пучину выброшенного волной щуренка (или щуку), за что селезень и щука также обещают ему свою помощь. Таким образом, Иван обретает все больше ответственности за окружающий мир. Из охотника (символ более архаичного слоя мужского начала) он преображается в защитника и спасителя. Спасение детенышей говорит о пробуждении высшего духовного аспекта мужественности — отцовского начала.

Итак, мужское в лице Ивана-царевича преображается по пути к женскому (к Василисе Прекрасной), осваивая все новые и новые уровни мужского сознания. Вступая в контакт со своими агрессией (медведи), страхами (заяц) и состраданием (спасение животных и их детенышей), мужское принимает эти энергии в себя, переплавляет их, создавая тем самым многослойную иерархию мужских сил, достигающих наиболее духовного уровня — отцовства.

Добравшись до огромного дуба, где хранится ларец Кощея, Иван приближается к области мужской мудрости. На первый взгляд, дуб как символ высшего сознания, отцовского по своей природе, предстает могучим препятствием на пути к Ивановой победе. Дуб надо одолеть. И действительно, только достигая высоких уровней сознания, поднявшись на высшие ступени мужской зрелости, можно обрести ту силу, которая способна творить счастье.

Сундук на дубе символически отражает парадоксы развития. Если воспринимать сундук как хранилище, сокровищницу бессознательных этапов возмужания, то будучи спрятанным на высоком дубе, сундук являет собой известную закономерность — чем выше уровень нашего сознания (высокий дуб), тем более глубокие, более вытесненные его содержания (заяц, утка, яйцо и игла) становятся нам доступны. Поэтому наиболее ранние и наиболее серьезные психологические травмы легче устраняются в психотерапевтической работе при условии, когда мужское начало личности мужчины или женщины уже достаточно окрепло, что достигается в ходе проживания соответствующих инициаций.

Связи, налаженные с внутренними природными силами, помогают Ивану достичь заветной цели. Медведица (медведь) верно служит ему, одолевая дуб так же, как материнская (отцовская) преданность способна одолеть любые преграды. Эта материнская (отцовская) преданность превращается в мужскую верность и преданность.

Заяц -союзник настигает зайца из ларца так же, как однажды осознанный и узнанный нами наш собственный страх позволяет вовремя уловить и обезвредить другие страхи. Селезень сбивает вылетевшую из зайца утку так же, как высшая отцовская воля останавливает безрассудность материнского инстинкта, жаждущего вечно удерживать дитя (яйцо) в утробе своей любви и заботы. Инстинктивное материнское начало (утка) стремится (летит) во что бы то ни стало не отдать дитя (яйцо) миру (отцу), так как мир представляется матери опасным, а единственной защитой кажется попытка оставить дитя (яйцо) не рожденным. Селезень как отец прекращает этот полет и сбивает утку, в результате чего она теряет яйцо. Он выступает здесь символом отцовской ответственности за второе рождение ребенка — рождение его осознанности, пробуждение его Души (яйцо). В тех версиях сказки, где утку сбивает не селезень, а сокол или другой пернатый хищник, концентрация отцовской воли, инициирующей отрыв ребенка от матери, еще выше. Это может означать, что и удерживающая ребенка от взросления материнская инстинктивная сила в этом случае тоже больше, поскольку для того, чтобы остановить ее требуется не мирный селезень, а хищный сокол.

Можно полагать, что падающее в море яйцо (Душа) вот-вот отправится туда, откуда появилось — в пучину неведения, в глубины бессознательного. Но щука — материнская исполняющая воля, максимально приближенная к мужскому волевому аспекту, - символ божественной (рыба) мудрости матери, ловит сакральное яйцо знания и отдает его Ивану. Здесь в действие включается зрелая, мудрая часть материнского начала. Мудрость матери (щука) следует воле выросшего сына как женское следует мужской воле по законам духовной иерархии. Только зрелая мать (щука) способна вовремя увидеть в сыне взрослого мужчину и подчиниться его воле как мужской, а значит, ведущей, несущей основную ответственность.

Итак, материнское (щука) и отцовское (селезень, сокол) начала служат последнюю службу созревающему мужскому в лице Ивана. Они помогают ему и благословляют его на пути к союзу с женским началом личности — к Василисе Прекрасной.

Игла в яйце - символы соответственно Духа и Души. Игла содержится в яйце, что символически отражает иерархию этих двух высоких инстанций сознания. Душа по отношению к Духу — более внешняя, более проявленная духовная структура. Дух (игла) — это еще более высокая ступень сознания, чем Душа, и постичь его можно, если проникнуть в пространство Души (яйцо). Дух тверд, что означает — силен, он незрим и утончен, а также — вечно подвижен и вечно ускользает из виду, как игла. Душа, как и яйцо, — субстанция, несущая жизнь. "Вдохнуть душу" во что-либо означает "оживить".

Почему же Кощей умирает, только когда сломана игла? Известные выражения "пасть духом", "дух сломлен" или "несгибаемый дух" говорят соответственно о нехватке или присутствии некой незримой силы — силы духа. Причем речь идет о силе именно мужской природы. Этой силы лишается Кощей, и эту же силу обретает Иван-царевич, ломая иглу как волю Кощея. Известно, что над головой осужденных мужчин ломали меч как символ того, что они лишаются своей воли. Назначение же мужской воли — править миром.

Если Дракон символизирует смешанную, переплавленную отцовско-материнскую агрессию, обитающую в более верхних слоях бессознательного (Дракон летает по небу), и поэтому — агрессию более явную, то Кощей — отражение более глубоко вытесненной (он царь подземного мира) и менее осознаваемой агрессивной силы отцовской природы. Кощей — более глубинная теневая структура личности, чем Дракон. Поэтому для победы над Кощеем требуются еще больше духовных затрат и еще большая концентрация сил и сознания, чем для победы над Драконом.

На первый взгляд, в образе Кощея содержится явное противоречие. С одной стороны, Кощей представляет собой истощенное, лишенное жизни мужское начало, с другой — обладает огромным могуществом. В то же время, могущество Кощея держится на единственном атрибуте силы — игле, хранящейся в сакральном яйце (Душе). Противоречивая символика образа Кощея говорит о превосходстве тайного, духовного знания об устройстве мира над земными силами физического мира.

Один из важнейших элементов этого знания состоит как раз в постижении смысла точки (проекция иглы) как символа точности. Точка и точность — результат высокой концентрации сознания, образом которого и является игла. Именно сакральное знание о великой духовной силе концентрации и точности делает Кощея непобедимым и бессмертным. Это означает, что и любой воин, постигший силу точности (сломавший Кощееву иглу), управляющий своим сознанием, становится мудрым, неуязвимым и победоносным.

Итак, игла имеет свойство проникать, что отражает способность Духа проникать в суть вещей, а проекция иглы на плоскость является точкой. Это говорит о важнейшем свойстве, которой обладает духовная сила — свойстве точности, определенности. Точность как признак работы самого Духа предстает альтернативой неопределенности и хаосу, которыми характеризуется пассивная, неинициированная агрессия.

 

Поскольку победоносная сила скрыта, главным образом, в точности, победителем — то есть, свободным и счастливым человеком — может стать каждый, независимо от пола и других стартовых условий. Побеждает тот, кто постигает не только глубину, но и строгую определенность, точность и структурированность знания об устройстве мира, кто способен управлять своим сознанием, способен к высокой концентрации сознания.

Дракона также можно победить лишь с помощью точности. Свойство отрубленных драконьих голов отрастать вновь и вновь говорит не только о мощи (волшебной силе) Дракона, но и о том, что освободитель должен быть максимально искусным воином. В сказках и мифах, а также — во внутренних сюжетах участников инициаций победы над драконами наступают именно в результате точных ударов: один герой поражает Дракона прямо в сердце, другой — в середину лба средней головы и т. д. И только после этого драконьи головы перестают вырастать вновь и вновь. Таким образом, точность — это основа защищающей мужской силы.

Поскольку игла в яйце — символ не только точности, но и способности проникать внутрь, в самую суть явлений, то яйцо - это еще и некая первозданная рождающая стихия, так как символизирует начало творения. Игла как символ Духа символизирует духовное могущество человека, содержащееся в его Душе (яйце).

Яйцо во внутренних сюжетах участников индивидуальных инициаций не случайно порой имеет огромные размеры и состоит из светящейся энергии (аура). Даже представляясь размером со страусиное, оно обладает свойством сиять (яйцеклетка) или содержит целебную жидкость (околоплодные воды). Путь Ивана-царевича к яйцу часто представляется в виде подземных ходов и лазов, а не лежит через лес или находится в сундуке на дубу, как в классической сказке о Кощее. Так на языке символов внутренний мир говорит нам, что, прежде чем попасть в теневую область отцовского начала (в область внутреннего Кощея) и овладеть там сакральной силой, созревающая мужественность в лице героя-освободителя должна сначала преодолеть притяжение материнской удерживающей "утробы" (пещеры, подземные ходы, лазы и т. п.), и успешно найти из нее выход.

Кроме прочих значений, образ иглы представляет собой и ту концентрированную, сжатую до плотного состояния духовную силу, что влияет на судьбу человека. На востоке вертикальную складку на лбу называют "иглой судьбы". Характер судьбы считается связанным с духовными возможностями человека, с его способностью или неспособностью влиять на ход событий.

 

Что касается элементов мужественности и женственности, то игла — это еще и мужско-женский символ. В игле отражено мужское начало, о чем свидетельствует ее фаллическая форма и колющие свойства. Но мужское здесь слито с женским, так как игла — женского рода. Кроме того, игла имеет ушко как проявление кольца (кольцо — символ женского). Игла является древним орудием женского творчества. Она, будто маленький меч, обретает в женских руках созидательную силу. Извечное творящее начало иглы позволяет женщинам всех времен соединять разрозненные части, а также — создавать различные предметы: от бытовых до произведений искусства. Такое сотворчество мужского и женского является не только внутренним генератором личности, но и источником высокой чувствительности, точности и тонкости как божественных свойств человеческого сознания.

В то же время, игла несет в себе мужское начало. Она служит не только сакральной сутью классического меча, квитэссенцией его силы, не только несет в себе свойство проникновения в глубинную природу явлений, но также — обладает способностью проявлять явления духовной жизни во внешний мир, то есть — содержит умение попадать в точку, достигать цели. Здесь игла выступает одновременно символом Духа — еще более высокой, чем Душа, творящей инстанции. Игла - это то, что трудно увидеть, что не легко найти. Работая иглой нужно сконцентрироваться, это одна из древнейших медитаций, позволяющих заглянуть вовнутрь, в неведомое. Область Духа иерархически надстоит над областью Души, но опускаясь в земной мир, Дух и Душа образуют вечный могучий творящий союз, символом которого и является игла.

Итак, анализируя архетипический путь возмужания, мы определили следующее. Ломая иглу как Кощееву силу, Иван-царевич, с одной стороны, лишает Кощея его непобедимости и бессмертия, а с другой — становится обладателем тайного знания о со творящем взаимодействии мужского и женского начал. Поскольку сила побежденного всегда переходит к победителю, Иван-царевич приобретает это знание и собственно точность как свои новые мужские качества. С этого момента Иван чужд неопределенности, способен противостоять ей и изгонять ее отовсюду, ясно осознавая ее колдовскую природу. Благодаря обретенной точности (ответственности), Иван-царевич становится победоносным, отныне он неуязвим и меток. Тайна его победоносной силы, как мы уже определили, — в умении проникать в глубокие пространства Души (яйцо) и Духа (игла), что невозможно без высокой духовной концентрации, достигаемой благодаря заветной силе точности (игла).

Что касается Кощея, то стоит еще отметить, что в сказках говорится о его жизни как о хранящейся на конце иглы, другими словами, Дух Кощея (игла) и его Душа (яйцо) находятся вне своего владельца. Вынесение Души и самой жизни вовне означает для Кощея бесчувственное, бездуховное существование. Кощей отделен, отлучен от своих Души и Духа, от эмоционального содержания жизни, что на первый взгляд делает его неуязвимым. Душа Кощея, как и плененная им красавица, томится в плену — она спрятана, скрыта, окутана тайной. Это вынуждает Кощея искать недостающую ему чувствующую часть, поэтому он захватывает женское и в облике прекрасной героини держит его взаперти, скрывая от посторонних глаз. Это главная стратегия Кощея — изолировать, приостановить и даже умертвить движения Души, умертвить женственность, которая сама по себе и есть поток жизни. Кощей стремится остановить этот поток и хранить его в ограниченном пространстве, не позволяя жизни проявляться вовне.

В подавляющих, неинициирующих родителях всегда неосознанно действуют элементы стратегии Кощея. Они интроецируются (встраиваются) в личность их детей, и справиться с ними можно, многократно одерживая победы над своими собственными внутренними Кощеями.

Очевидно, что архетипически аспект Кощея присутствует в любой реальной ситуации, где людей похищают и пленяют.

Поскольку фигура Кощея олицетворяет процесс консервации подлинных чувств, пленения Души и самой жизни, его образ является символическим ключом доступа к любой депрессии. Побеждая Кощея, можно победить, таким образом, и депрессию, которая стала распространенным явлением в западном мире. Депрессия обретает самые разнообразные формы и, как известно, является матерью многих психосоматических заболеваний. Ментальность западной цивилизации не принимает всей глубины и естественности духовной жизни. Это привело человека к неумению понимать и принимать эволюционные этапы духовного роста, связанные с переживанием сакральной пустоты, которые неизбежны, как и схватки с Кощеем. Само царство Кощея символизирует ту область пустоты в бессознательном, которая лишена жизни (Души), но хранит сокровища Духа (безтелесной силы). Отрицание Души западным миром привело к неумению побеждать своего внутреннего Кощея, побеждать сухую неэмоциональную социальную культуру, где чувствам и духовности, как и курильщикам, отведены лишь специальные места. Переживать глубокие сакральные чувства "цивилизованный" человек может только в строго определенных областях жизни — в сфере искусства, в области религии, в межличностных отношениях. Но и здесь можно встретить немало жестко действующих табу: Кощей западного мира строго ограничивает человеческую Душу в ее проявлениях, строго следит за тем, чтобы хранить ее подальше от познающего аспекта сознания. Суть его правления в ограничении процессов духовного развития. Это относится к эмоционально "закрытым" отношениям в семьях, к некоторым социальным структурам, а также — к отдельным людям, облеченным властью. До недавнего времени примерами систем, ограничивающих подлинную духовную, эмоциональную жизнь, служили государственный аппарат, советская система школьного образования, армейская среда. К счастью, духовные ценности проникают сегодня во все области жизни.

 

Кощей "чахнет над златом", что означает не только власть денег, но и преобладание точного расчета и рационального подхода над духовным восприятием мира, чем также безмерно грешит западная цивилизация. Ее технократический менталитет, склонный к расчетам, меньше всего учитывает свое главное сокровище — духовные возможности человека. Тотальное технократическое мировоззрение с его уничтожением природы и гонкой вооружений, как и Кощей, вынесло и спрятало свою многострадальную Душу далеко за пределы обыденного сознания — она хранится в заповедном месте, отыскать которое под силу только человеку с любящим сердцем (Ивану-освободителю).

С одной стороны, классический облик Кощея представляет собой скелет, а с другой — он облачен в царственные демонические одежды и правит подземным миром. Очевидно, что Царь-Кощей как персонаж выделен из образа Аида, царя Мира мертвых — мира бессознательных процессов, вытесненных за пределы сознания. Его власть исключает человеческие любовь и тепло.

Бестелесный Кощей, лишенный эмоционального, чувствующего компонента жизни, стремится похитить и удерживать подле себя прекрасное женское не только в сказках. Реальный мужчина, предлагающий реальной женщине отношения без принятия за нее полной мужской ответственности, невольно препятствует полноценному развитию ее женственности. Таковы, например, отношения в любовном треугольнике, где две женщины принадлежат одному мужчине. Здесь мужчина невольно выступает в роли Кощея, пленяющего прекрасную женственность. На определенных этапах существования "треугольника" мужчина играет в "утаивание" от одной женщины информации о другой. Тем не менее, эта "другая" незримо присутствует в обоих дуэтах, создавая атмосферу угнетения, сковывания, ограничений, умалчиваний и недомолвок. Это сопровождается не только нарушением контакта с женственностью (определенная ее часть — заперта) в Душе мужчины, но и сковыванием, насильственным сдерживанием всей палитры подлинных чувств у обоих партнеров.

Любая женщина, оказавшись в "треугольнике", терпит эмоциональные лишения. Она подавлена и ограничена в проявлениях своей женственности самим фактом невольного противостояния другой женщине. Создавая "треугольник", мужчина неосознанно пытается вынести наружу свои несостоявшиеся битвы с собственными внутренними противниками. В ответ на действие непобежденных подавляющих внутренних фигур (Драконов и Кощеев), которые мешают ощущать природную мужскую силу в полной мере, у мужчины возникает сильное бессознательное напряжение, и как следствие — настоятельное желание освободиться от него. Такое напряжение содержит, с одной стороны, ощущение нехватки мужской силы, неосознанное или малоосознаваемое ощущение себя как "не мужчины". С другой стороны, такие чувства рождают интенсивное желание избавиться от слабости и "стать мужчиной" немедленно и во что бы то ни стало. Это заставляет мужчину проецировать напряжение вовне, что и приводит к созданию вокруг него женской конкуренции. Вместо того, чтобы успешно конкурировать с другими мужчинами и добиваться реализации чувства своей мужской значимости в честной мужской борьбе, неискушенный в сакральных и реальных битвах мужчина находит более безопасный, более тайный путь обретения ощущения мужской значимости — через "битву" женщин за него. Несомненно, "победа" в этой "битве" определена заранее, но "побеждает" не какая-либо из соперниц, а всегда — сам мужчина, так как он оказывается значимым сразу для двух (и более) женщин. Таким образом, тайно или явно "сталкивать" женщин вокруг себя вынуждает мужчину именно его потребность подпитывать свое ощущение мужской значимости.