Становление российского общества

В 1604 г. в пределы Московского царства вторглась четырехтысячная армия Лжедмитрия I, состоявшая в основном из казаков, жителей современной Украины и поляков. К этой армии примкнуло скопившееся на юге беглое население. После объявления о смерти Бориса Годунова на сторону Лжедмитрия I переходят многие дворяне, и летом 1605 г. практически без боя Лжедмитрий I вступил в Москву. Правил он меньше года, так как его пренебрежение православием и русскими традициями вызвало сомнение в том, что он настоящий царевич Дмитрий. В результате восстания Лжедмитрий I был убит, и началась гражданская война. Появился новый самозваный претендент на трон — Лжедмитрий II, а затем и другие самозванцы.

Произошел фактический распад центральной власти: сменивший Лжедмитрия царь Василий Шуйский вскоре утратил всякую популярность, был сведен с престола и насильно пострижен в монахи. Страна оказалась наводнена вооруженными бандами, связанными с тем или иным самозванцем. Острейшим был моральный кризис: практически все известные политики того времени (бояре, военачальники, высшие церковные иерархи) оказались скомпрометированы сотрудничеством с самозванцами либо интервентами.

Смутой решили воспользоваться соседние Польша и Швеция; ряд территорий запада и северо-запада страны были захвачены.

В этот момент, когда государственные структуры России практически полностью были разрушены, в нашей стране родилось российское гражданское общество. Российское, так как в 1612 г. была осознана ценность России для ее жителей, именно тогда ставших россиянами, а не только москвичами, нижегородцами и казанцами. Гражданское, так как задача спасения страны решалась ее людьми (ставшими гражданами) без государства, в ситуации, когда государственные институты были почти полностью разрушены. Национальная элита того времени (верхи боярства и служилого сословия) за предшествовавшие несколько лет оказалась поголовно скомпрометированной: кто признанием очевидного самозванца («ведомого вора») Лжедмитрия II, кто коллаборационизмом, кто очевидной неспособностью руководить страной в критический момент. По словам Н. Костомарова, тогда «в Московском государстве уже никто никому не верил, и редкий по совести мог сам за себя поручиться»^[93]. Каждый был сам за себя; наверняка тогдашние люди, как и наши современники, страшно боялись, что их «кинут», тем более что тогда ценой ошибки — если тебя действительно «кинут» — часто была жизнь. Из-за неспособности представителей различных социальных и политических сил договориться, довериться друг другу, подчинить свои интересы общим распалось первое ополчение, лидер которого дворянин Прокопий Ляпунов был убит казаками. Но в какой-то момент риск, что твое доверие обманут, показался нашим предкам менее страшным, чем риск потерять свою страну, свою веру, свою идентичность. Незнакомые люди поверили друг другу и встали плечом к плечу. Возникло второе ополчение. Люди преодолели взаимное недоверие, объединились и спасли страну.

 Смута была гражданской войной, внутренней болезнью, от которой российское общество сумело вылечиться. Поляки и шведы лишь воспользовались ситуацией, которую жители страны сами допустили в своей стране. Так что победа в 1612 г. — в первую очередь победа наших предков над собой, над собственным эгоизмом, над недоверием друг другу. Тогда впервые в российской истории возникло широкое движение за спасение страны, не руководимое государством. По призыву патриарха Гермогена жители разных городов начали стихийно связываться между собой, собирая материальные средства и людей для ополчения. Именно в этот период, когда народ проявил готовность без государственного принуждения жертвовать имуществом и жизнью во имя сохранения страны, произошло окончательное превращение конгломерата земель и городов в единое целое — Россию. С самого момента своего рождения страна была многонациональной: верность России проявили активно участвовавшие в ополчении татары и другие народы Поволжья, всего лишь за 50 лет до Смуты вошедшие в ее состав. Перед лицом внешнего врага произошло примирение враждующих партий, укрощение личных амбиций их руководителей. Моральный кризис был преодолен. Не с первой попытки, но все же смогли объединиться представители сословий с противоречивыми интересами; возникшее в результате такого объединения всесословное ополчение сумело разгромить и польские войска, и основные силы самозванцев и обеспечить условия для восстановления государства. Символом такого восстановления стал Земский собор 1613 г., избравший на престол Михаила Романова.

В литературе существует точка зрения, что в определенной степени гражданская война конца XVI в. была связана с выбором социально-экономической модели дальнейшего развития^[94]. Конкурировали три принципиально различные институциональные системы: аристократическая демократия польского образца, система казацкого самоуправления и монархическая система, опирающаяся на служилое дворянство. Первая модель могла бы победить, если бы полякам удалось бы посадить своего претендента на русский престол. Это могло бы способствовать распространению польской системы прав собственности на землю, где преобладала частная собственность, что усилило бы аристократию и ослабило бы центральную власть вплоть до конституционных ограничений. У казаков тоже в определенный момент был шанс посадить своего «казацкого царя». Это могло бы привести к разделению страны на так называемые «приставства» и к системе коллективного кормления с этих территорий верхушки казачества, что, скорее всего, повергло бы страну в еще больший хаос. Победила именно московская модель, базовой характеристикой которой была усиливающаяся центральная власть за счет практически всех социальных групп государства.

Смута — проверка государства кризисом. Далеко не все государства пережили эпоху появления огнестрельного оружия и формирования централизованных государств. Многие из них либо вошли в состав полиэтнических империй (Молдавия, Венгрия, Сербия, Болгария, Чехия), либо были поглощены государством с родственным народом, но более успешным лидером (Бургундия, Наварра, Литва, Шотландия), либо на столетия превратились в арену борьбы иностранных держав (Италия, Польша, Ливония).

Успешное преодоление Смуты доказало, что Российское государство состоялось, что оно способно выдерживать серьезные кризисы и отвечать на вызовы.

Восстановление государства

21 февраля 1613 г. в Москве Земским собором был избран царем шестнадцатилетний Михаил Федорович Романов. Москва, а затем и вся Россия присягнула на верность новому царю. Установившееся в связи с этим между сословиями согласие имело огромное значение для восстановления российского государства, но не означало окончания всех бед. Состояние России в этот момент было поистине катастрофическим. На русский престол претендовал польский король Сигизмунд III, его сын Владислав, шведский король Густав II Адольф, Марина Мнишек со своим малолетним сыном, а также различные самозванцы. Польские войска, поддерживающие претензии Сигизмунда III на русскую корону, заняли западные и юго-западные города России, включая Смоленск, Дорогобуж, Путивль, Чернигов, и готовились идти на Москву. Шведы оккупировали северо-западную часть России и заняли Новгород. Марина Мнишек и поддерживающий ее атаман Заруцкий с казацкими войсками захватили Астрахань и оттуда планировали военные действия для захвата престола. Рязань, Кашира и Тула вынуждены были отбиваться от постоянных набегов крымских татар и ногайцев, пользующихся тем, что наши южные границы оказались практически распахнуты. В Казани, ставшей вторым по значению городом после захвата иностранными войсками Новгорода и Смоленска, поднимался мятеж. Во внутренних районах государства бродили шайки донских и запорожских казаков, польские и татарские военные отряды, которые грабили и разоряли то, что уцелело во время Смуты.

Для борьбы с иноземными врагами и для наведения порядка внутри страны новому правительству нужны были материальные ресурсы, прежде всего для выплаты ратным людям, которые в этот период настолько обнищали, что либо грабили, либо умирали с голоду. Казна была пуста, казенное движимое имущество было либо распродано, либо заложено, либо просто разграблено. Поступление прямых налогов практически прекратилось еще во времена Смуты, а для восстановления налоговых поступлений необходимо было, во-первых, провести перепись населения (большинство старых окладных книг сгорело в московских пожарах) и, во-вторых, восстановить разрушенное войной хозяйство. В этих условиях Земский собор, который в период 1613–1622 гг.  действовал на постоянной основе, принял решение о сборе «пятой деньги», означавшей 20%-ный налог на годовой доход, совмещенный с 20%-ным налогом на движимое имущество. «Пятая деньга» собиралась с торговых людей и государственных крестьян либо в виде налога, либо в форме займа, иногда в качестве зачета будущих платежей, иногда как зачет старых недоимок. Вплоть до 1619 г. «пятую деньгу» собирали ежегодно. С монастырей брали «запросные деньги» в форме займов. Важным источником доходов в этот период становятся займы у купцов Строгановых и поступления пушнины из Сибири. Собранные таким образом деньги позволили справиться с внутренними врагами и завершить военные действия на относительно приемлемых для России условиях.

В 1614–1615 гг., воспользовавшись ухудшением в отношениях между Турцией и Польшей, России удалось заключить мирные договоры с Турцией и ее вассалом Крымским ханом и тем самым временно прекратить набеги крымских татар на южные города России. В 1616 г. Большие ногаи (основная ветвь ногайцев) присягнули Москве и тоже прекратили свои набеги.

Шведы после неудачи попыток взять Тихвин и Псков и все больше втягиваясь в назревающий в Европе конфликт (приближалась тридцатилетняя война 1618–1648 гг.), согласились подписать Столбовский мир 1617 г., по которому они оставляли за собой Ингрию и Карелию, т.е. полностью отрезали Россию от Балтики, но возвращали Новгородскую землю и отказывались от любых претензий на русский престол.

 Польша, все больше сближаясь с Габсбургами, тоже готовилась к участию в грядущей европейской войне, и ей тоже нужен был мир на восточных границах. Однако желание Сигизмунда III подчинить Россию оказалось сильнее. Лишь после неудачного штурма Москвы в 1618 г. было заключено Деулинское перемирие на 14,5 лет. Условия этого перемирия были очень тяжелыми для России. Польше отходили многие города, в том числе Смоленск, важнейший город на западной границе, при этом Владислав не отказывался от своих претензий на русский престол и отказывался признавать царский титул Михаила. Важным пунктом договора был размен пленных: среди пленных у поляков оставался отец царя Михаила — митрополит Филарет. В результате перемирия Россия получила передышку, но было понятно, что новая война с Польшей, скорее всего, неизбежна.

 Разрешив проблемы внешние, правительству предстояла не менее сложная задача по налаживанию внутренней жизни. В 1619 г. из плена вернулся отец царя митрополит Филарет, который в том же году был избран патриархом, и фактически стал соправителем своего сына, получив тот же титул, что и царь — Великий Государь. Отец и сын правили, опираясь на Земские Соборы. Поддержка всей земли во многом способствовала процессу восстановления страны. Правительству было понятно, что одной из первых мер, которые необходимо реализовать, было проведение переписи имущества и составление кадастра для более реалистичного налогообложения — без этого налоговые требования государства оставались всего лишь требованиями. Но составление нового кадастра в тех условиях оказалось очень сложным процессом, который растянулся на несколько лет.

Смута не только привела к катастрофическому разорению страны, запустению земель, обнищанию народа. Одним из важнейших последствий смутного времени было изменение традиций и обычаев, сложившихся в отношениях людей и сословий. Пытаясь разрешить вставшие перед ним проблемы, правительство Михаила Федоровича начинает восстанавливать социальную структуру общества. Это восстановление, однако, не могло не учитывать последствий Смуты, требований (отражавшихся в многочисленных челобитных) разных слоев населения и острых текущих финансовых проблем правительства. В результате «возврат к старине» на деле обернулся трансформацией всего общества. «Эту социальную перестройку оно производило двумя приемами: наследственным прикреплением людей к состояниям, в которых заставал их крепивший их закон, и лишением свободных лиц права отказываться от личной свободы. Таким образом, общественный состав упрощался. Служба и тягло превращались в неподвижные повинности по рождению. Эти замкнутые и обязанные классы впервые в истории нашего общественного строения получили характер сословий»^[95].

Боярство

Со времен Ивана Калиты в Московском княжестве, а затем царстве боярство (крупные землевладельцы) было правящим классом. Бояре занимали важнейшие посты в государстве, связанные с управлением и военной службой. Их право претендовать на эти позиции и не допускать к ним представителей «худых» родов подкреплялось традицией и системой местничества. Начало разрушению этого класса было положено еще Иваном Грозным. Но с особой интенсивностью этот процесс пошел в период Смуты, когда новые правители старались создать вокруг себя окружение из им обязанных и, следовательно, верных им людей. Кроме того, выбор государя в 1613 г. не из самого знатного рода также способствовал определенной ротации элиты. «Вокруг царей новой династии не видно целого ряда старых знатных фамилий, которые прежде постоянно держались наверху… новые лица, свободные от правительственных преданий, и стали носителями и проводниками новых политических понятий, которые в Смуту проникли в московские умы… Итак, государи прежней династии правили с помощью цельного правительственного класса; государи XVII в. начали править с помощью отдельных лиц, случайно выплывавших наверх»^[96].  После смерти патриарха Филарета в 1633 г. боярская аристократия временно укрепляет свою власть. Но в 1645 г. царем становится шестнадцатилетний сын Михаила — Алексей. Молодой царь приближает к престолу своего воспитателя Бориса Ивановича Морозова, которому доверяет управление страной и, соответственно, формирование правительства. Морозов отстраняет от должностей представителей знатных родов и назначает тех, кому он доверял, по большей части людей «худородных». Среди этих людей были даже представители купечества — братья Чистые. Одним из важнейших последствий ротации элиты и появления в правительственном классе большого количества неродовитых людей было расстройство местничества. «Местничество выстраивало боярскую знать в замкнутую цепь лиц и фамилий, которая в местнических спорах развертывалась в сложную сеть должностных и генеалогических отношений… Смута произвела большую переборку служилых фамилий, подняла одни, понизила другие. Служебный чин сам по себе мало значил в местничестве, не давал родовитости; но родовитого человека обыкновенно возводили в высокий чин, служивший показателем его родовитости... Малые люди, дослужившиеся в Смуту до больших чинов, пытались превратить признак родовитости в ее источник и стали усвоять мысль, что государь, жалуя худородному большой чин, вместе с тем дает ему и знатность. Эта мысль, отрицавшая самое основание местничества, принадлежала к новым политическим понятиям, возникшим в Смуту, и была тогда отчетливо выражена одним захудалым служакой, сказавшим в споре о местах своему родовитому сопернику: велик и мал живет государевым жалованьем. Эта же мысль повела к отмене местничества в 1682 г., потом легла в основу петровской табели о рангах 1722 г. и всего более содействовала поглощению старой боярской аристократии чиновной дворянской бюрократией»^[97].   Служилые люди Разорение и упадок сельского хозяйства в смутное время больнее всего ударил по поместным владениям. Особенно тяжело было провинциальному дворянству. Способность к военной службе дворян, т.е. возможность купить лошадь, экипировку, оружие и возможность прокормить себя во время военных кампаний, зависела от доходности имения. Доходность имения в свою очередь зависела от количества и состоятельности крестьян, работавших на этих землях. В годы Смуты многие крестьяне разорялись, уходили в казаки, многие переходили на более безопасные земли, кого-то переманивали крупные землевладельцы налоговыми льготами и защитой. Это вело к упадку и разорению многих поместий. Дворяне таких разорившихся поместий бросали их и либо уходили в казаки, либо продавались в кабальные холопы к боярам, либо шли в монастыри. Так как поместные дворяне составляли основную военную силу государства, то данная ситуация была реальной для него угрозой потери боеспособности. Правительству приходилось увеличивать разорившимся служилым людям жалование, а для выплаты жалования нужно было повышать налоги, но это сделать было крайне сложно в разоренной стране. В ответ на увеличение налогов крестьяне сокращали запашку или уходили на земли бояр или монастырей, которые имели жалованные грамоты, освобождающие от налогов, посадские люди бросали промыслы или закладывались за богатых и, превращаясь в холопов, уходили от необходимости платить налоги. Возможность уклоняться от службы или от тягла была связана с существовавшей в тот период в Московском государстве структурой общества. Еще со времен древней Руси существовали такие социальные группы, как бояре (крупные землевладельцы, владеющие землей на вотчинном праве), духовенство, посадские люди, крестьяне и холопы. В конце XV–XVI вв. появляются две новые социальные группы: дворяне (мелкие и средние землевладельцы, владеющие землей на поместном праве) и казаки (вольные люди, живущие на юго-западной, южной, юго-восточной границах России). И к началу XVII в. сложилась следующая социальная структура: служилые люди — бояре и дворяне, тяглые люди — посадские и сельские, духовенство, холопы и казаки. Последние три группы не платили регулярные налоги. Но далеко не все население укладывалось в эти группы. Так как переход из одного состояния с другое не ограничивался законом, существовало очень много промежуточных групп. «Так, между служилыми людьми и холопством кружился слой мелкопоместных или беспоместных детей боярских, которые то отбывали ратную службу со своих или отцовых поместий, то поступали холопами во дворы к боярам и другим служилым людям высших чинов, образуя особый слой боярских служилых людей. Между служилым классом и посадским населением стояли служилые люди «меньших чинов», служившие не по отечеству, наследственно, а по прибору, по казенному найму; это были казенные кузнецы и плотники, пушкари, состоявшие при крепостях и крепостной артиллерии; они примыкали к служилому классу, неся военно-ремесленную службу, но близко стояли и к посадскому населению, из которого обыкновенно набирались, и занимались городскими промыслами, не неся посадского тягла. Около привилегированных землевладельцев, светских и духовных, ютились, выходя также из посадов, закладчики… Наконец, между холопами и свободными классами бродил многочисленный смешанно составленный слой вольных, или гулящих, людей: в него входили и затяглые родственники тяглых домохозяев, неотделенные сыновья, братья и племянники, и захребетники, также не имевшие своего хозяйства, работавшие при чужом, и дети духовенства, не пристроившиеся к приходам, и дети боярские, замотавшиеся и бросившие службу, но ни к кому не поступившие во двор, и крестьяне, покинувшие пашню и не избравшие определенного рода жизни, и холопы, вышедшие на волю и еще не давшие на себя новой крепости. Все такие люди, живя в селе, не имели земельного надела и не несли поземельного тягла, а обитая в городе, промышляли, но не отбывали городских повинностей»^[98]. Сложность социальной структуры была еще больше усугублена смутным временем. Хаос и беззаконие Смутного времени вели к тому, что социальные отношения еще больше запутывались. Каждый старался использовать ситуацию, либо для увеличения богатства, либо для продвижения к власти, либо для уклонения от службы или налогов. Это вело к тому, что во время Смуты резко пополнились ряды вольных людей, закладников, боярских холопов, в том числе и за счет дворян. Масштаб этого явления в первой половине XVII в. принял угрожающие для существования государства размеры. «Это грозило постепенным оскудением ратных сил и иссякновением самых источников государственного дохода: пользуясь правом отказа от личной свободы и от соединенных с ней государственных повинностей, оба эти состояния (холопство и закладничество) грозили стать социальными убежищами для служилых и тяглых людей, не хотевших ни служить, ни тянуть тягла»^[99]. Таким образом, правительству для получения необходимых ресурсов и для поддержания армии необходимо было решить две задачи. Во-первых, прекратить переход из служилого и тяглого сословий в другие состояния и, во-вторых, тех, кто находился в промежуточных состояниях, заставить либо служить, либо тянуть тягло. Проблема перехода служилых людей в холопы возникла уже в XVI в. Еще Иван Грозный пытался бороться с уклонением дворян от службы. В Судебнике 1550 г. для дворян вводится ограничение на переход в холопство: разрешается принимать в холопы только вышедших в отставку, и запрещается принимать тех, кто служит или только собирается. Однако бедность и тяжесть службы приводила к регулярным нарушениям закона, и особенно этот процесс усилился в Смуту. Поэтому в 1642 г. правительство издает указ, запрещающий принимать в холопы дворян, а уже существующих дворян-холопов требует забрать у бояр и перевести в службу. Но после этого указа, не решающего главную проблему дворян — обеспечение поместий рабочей силой, служилые люди усилили свои жалобы. Основными их требованиями были: облегчение службы, создание выборных судов и установление бессрочного сыска беглых крестьян. В основном эти требования были удовлетворены после городских восстаний 1648 г. и зафиксированы в Соборном Уложении 1649 г. Военная служба для дворян становится наследственной сословной повинностью. Но за это дворяне получают сословное право владеть землей и прикрепленными к ней крестьянами. «Личное землевладение, вотчинное и поместное, стало теперь сословной привилегией служилого класса, как ратная служба осталась его специальной сословной повинностью: тем и другим служилые чины объединялись в одно сословие и обособлялись от других классов»^[100]. Посадское население Посадское население к XVII в. имело следующую структуру. Самым верхним привилегированным слоем была корпорация гостей. Ее численность колебалась от 13 до 54 человек в течение XVII в. Предположительно данная корпорация появляется при Иване Грозном, когда царь дает группе наиболее состоятельных купцов жалованную грамоту, освобождающую от многих повинностей. В дальнейшем пополнение этой группы было связано ни сколько с материальным благосостоянием купца, сколько с его службой государю. Именно представители корпорации гостей выполняли наиболее важные функции финансовых и торговых агентов, необходимые для функционирования государства. Гости вели торговлю государственными монопольными товарами, чеканили монету, брали на откуп винные предприятия, собирали налоги, руководили поставками хлеба, оценивали доставленную и Сибири пушнину, управляли казенными предприятиями: мельницами, банями, изготовлением мыла, кваса, смолы и т.д. Следующий социальный уровень в посадском населении составляли «гостиная сотня» и «суконная сотня», также являвшиеся привилегированными корпорациями, освобожденными от тягла. Члены первой были более состоятельными, чем второй, но и те и другие должны были нести государеву службу. Чаще всего они являлись помощниками гостей, но могли выполнять и самостоятельные поручения правительства. Количество членов гостиной сотни колебалось примерно от 100 до 400, примерно столько же было членов суконной сотни. Государство пользовалось услугами купцов, так как именно они имели определенные финансово-торговые знания и опыт и, кроме того, купцы имели имущество, чтобы нести имущественную ответственность: если деятельность купца на службе государства оказывалась убыточной, он должен был возместить эти убытки из своего имущества. Следующий уровень составляли собственно посадские люди, обязанные платить налоги со своего имущества. Посадское тяглое население было организовано в слободы, в рамках которых происходила распределение налогового бремени в соответствии с принципом круговой поруки. Поэтому, если из посадской общины выбывали ее члены, то их налоги перекладывались на оставшихся. В мирные, спокойные времена эта система работала относительно успешно. Однако после Смуты все противоречия, заложенные в данной системе, обострились до предела. Во-первых, сильно упал общий уровень благосостояния, так как многие во время войны потеряли свое имущество, были ограблены или разорились. Во-вторых, посадское население сильно уменьшилось количественно. В-третьих, государство, пытаясь собрать деньги на окончание войн и на восстановление государственных институтов, основную налоговую нагрузку возложило на посадское население, так как с сельского в тот момент невозможно было что-то получить. Кроме того, правительство, нуждавшееся в «гостях» и купцах в качестве своих сотрудников, пополняло эти купеческие корпорации из тяглого посадского населения. Это вело к тому, что слободы лишались наиболее обеспеченных своих членов. Из-за тяжести налогов наиболее слабые вынуждены были продавать свои дворы и лавки и выходить из посада. Покупали дворы чаще всего люди из привилегированных корпораций, беломестцы, жившие в белых (т.е. свободных от тягла) слободах. Вышедшие из посада переходили либо в холопы, либо в закладчики. Закладничество в первой половине XVII в. становится еще одной серьезной проблемой для посадских людей. Сильные люди (освобожденные от налогов) — бояре, монастыри, епископы — принимали за себя в закладчики посадских людей массами и селили на посаде целыми слободами. Получалось, что черные посадские люди должны были за перешедших в закладчики платить налоги, а те, кто стал закладчиком, не только не платили налоги, но и, продолжая свою деятельность, составляли конкуренцию оставшимся в тягле людям. «Это был новый вид закладничества, притом незаконный. Личный заклад в собственном, простейшем виде был заем под работу с обязательством заработать его службой во дворе или на земле заимодавца. Теперь тяглые посадские закладывались без займа или с фиктивным займом обыкновенно за привилегированных землевладельцев, светских и духовных, и не отбывали им дворовой службы, а селились на их льготных (белых) землях дворами и целыми слободами и присвояли себе их поземельные льготы, самовольно избывая посадского тягла и занимаясь “всякими промыслами и торгами большими”»^[101]. Кроме закладчиков конкуренцию посадским людям составляли и представители других сословий, занимающихся ремеслом и торговлей. Это были и служилые люди, промышляющие ремеслом, но не платящие подати; священники, дьяки, крестьяне. Все вышеперечисленные факторы вели к усилению социальной напряженности в городах. Уже с 20-х гг. XVII в. пошли к царю челобитные с просьбами оградить посадское население от произвола «гостей», беломестцев, запретить выход из посада, ограничить закладничество, возвратить старых тяглецов на места, жаловались на засилье иностранных торговцев и т.д. Правительство лишь частично удовлетворяло эти челобитные, и обстановка в городах накалялась. В 1632 г., в связи с началом Смоленской войны и для выплаты жалования сформированным в 1630 г. полкам «иноземного строя», правительство вновь увеличило налоги. Это еще сильнее обострило ситуацию в городах. И когда в 1647 г. вышел указ о пополнении гостиной сотни из городских черных слобод, реакция городов, куда дошел этот приказ, была резко отрицательной. Кроме того, в Москве в 1648 г. разразился соляной бунт. Все это привело к массовым городским бунтам 1648 г. К восставшему посадскому населению присоединились дворяне, которые тоже сталкивались с тем, что бояре, епископы, монастыри и другие крупные землевладельцы переманивали у них крестьян. Восставшие требовали созыва Земского собора, «управы на сильных людей», «суда праведного». Городские бунты были подавлены, но правительство удовлетворило основные требования посадского населения, которые и были закреплены в Уложении 1649 г. «Отдельные меры, тогда принятые, сведены в главе XIX Уложения о посадских людях. Все слободы частных владельцев, поселенные на посадской земле, купленной или захваченной, отбирались на государя и приписывались в тягло к посадам безвозмездно. Заемные и ссудные записи, данные на себя закладчиками приемщикам, объявлены недействительными. Закладничество впредь запрещалось под угрозой тяжкой кары, а посадские прикреплялись к своему тяглу и к посадам с такой строгостью, что указ грозил смертной казнью за переход из посада в посад, даже за женитьбу вне посада. Так посадское тягло с торгов и промыслов стало сословной повинностью посадского населения, а право городского торга и промысла — его сословной привилегией. Крестьяне при этом могли продавать в городе “всякие товары” на гостином дворе только прямо с возов, не держа лавок в торговых рядах»^[102]. Таким образом, посадское население оказалось наследственно прикреплено к своему месту жительства, к своей общине и к своему роду деятельности. И за обязанность платить налоги от торговли и промыслов получило сословное право заниматься торговлей и ремеслом. Крестьяне К началу XVII в. в России существовали крестьяне казенные, дворцовые и владельческие. Казенные и дворцовые крестьяне к этому времени уже были прикреплены к земле или к сельским обществам. Это было связано с действием принципа круговой поруки при уплате налогов: если крестьянин покидал общину, то его налоги должны были выплачивать те, кто остался. Следовательно, не только государство, но и сами крестьяне оказывались заинтересованными в прикреплении к земле и к общине.   Положение владельческих крестьян регулировалось статьями Судебников о крестьянском выходе и договором между крестьянином и землевладельцем. В условиях российского многоземелья крестьянский труд был наиболее дефицитным ресурсом. В борьбе за этот ресурс столкнулись интересы государства, элиты (крупных землевладельцев) и служилого класса (средних и мелких землевладельцев).  Нарушителями формировавшегося баланса в данной области стали крупные землевладельцы (бояре, монастыри, епископы). Потеряв во время смуты рабочие руки, они старались восполнить потери за счет средних и мелких землевладельцев. Они выпрашивали льготы у государства и «обеляли» таким образом свою землю. Затем, используя налоговые льготы, они переманивали крестьян с других земель. Если крестьянин не мог уйти от старого землевладельца из-за ссуды, они выплачивали за него долги и переводили на свои земли, часто против воли прежнего землевладельца. Таким образом, крупные землевладельцы были категорически против отмены права выхода крестьян. Кроме того, они были заинтересованы в сохранении права крестьянина продавать себя в холопство. Действия крупных землевладельцев вели к тому, что обедневшие во время Смуты служилые люди разорялись окончательно. Они не имели возможности давать ссуды, переманивать налоговыми льготами и возможности свозить силой. Поэтому они просили государство прикрепить крестьян к земле и запретить их выход. Государство было заинтересовано в поддержании боевой годности служилых людей и в увеличении тяглового населения. Поэтому оно пыталось препятствовать свозу крестьян богатыми и пыталось бороться с превращением крестьян в холопов. Но до Уложения1649 г. эти меры ни к чему не приводили. Помимо борьбы за крестьянские руки, в аграрном секторе наблюдалась еще одна важная тенденция. Еще с середины XVI в. в связи с ростом налогов, стало увеличиваться количество крестьян, нуждавшихся в ссуде для обзаведения и для ведения своего хозяйства. Взяв ссуду, крестьянин помимо выплаты оброка за пользование землей должен был, во-первых, отрабатывать проценты по ссуде и, во-вторых, практически лишал себя права выхода, так как и крестьянину, и помещику было понятно, что отдать весь долг крестьянин вряд ли сможет. Поменять землевладельца в этой ситуации можно было, если новый заплатит долг. А уйти было возможно, только найдя на свое место замену. После смуты количество крестьян, нуждавшихся в ссуде, сильно возросло. Таким образом, право выхода в начале XVII в. самими крестьянами практически не использовалось. Оно превратилось в право перевода: гораздо чаще к нему прибегали крупные землевладельцы для перевода крестьян на свои земли. Параллельно шел процесс приближения статуса холопов к статусу крестьян. Уменьшение количества рабочих земледельческих рук после Смуты заставила землевладельцев своих дворовых холопов сажать на землю. Холопам давали надел, ссуду, помогали построить дом и обзавестись хозяйством. При этом с холопом заключали договор, который, подобно крестьянскому, назывался ссудной записью. «Хронологическое совпадение крестьянской крепости с посадкой холопов “во крестьяне” в третьем десятилетии XVII в. не было случайностью: то и другое имело тесную связь с большим тогдашним переломом в государственном и землевладельческом хозяйстве. Смута сдвинула с насиженных мест массы старожилого тяглого люда, городского и сельского, и расстроила старые земские миры, которые круговою порукой обеспечивали казне податную исправность своих членов»^[103].  Для того чтобы разрешить весь этот клубок противоречий, государство проводит переписи населения и пытается вернуть тех, кто ушел со своих земель. Беглецами, подлежащими возврату, на тот момент считались ушедшие крестьяне, не выплатившие пожилое (плату за пользование домом и (или) инвентарем) и не вернувшие ссуду в полном объеме, если они ее брали. Общая перепись 1627 г. способствовала тому, что постепенно менялась суть договора крестьянина с помещиком: из договора об условиях пользования землей отношения превращались в предоставление права помещику пользоваться крестьянским трудом. Все вышеперечисленные тенденции и борьба интересов привели к тому, что в Уложении 1649 г. был отменен крестьянский выход, крестьяне оказывались прикрепленными к месту и роду деятельности, и данное прикрепление распространялось не только на них самих, но и на все их потомство. Таким образом, было установлено крепостное право. Уложение 1649 г. «узаконило возвращать беглых крестьян по писцовым книгам 1620-х гг. и по переписным 1646–1647 гг. “без урочных лет” (бессрочно). Отмена исковой давности, во-первых, клала на крестьянство еще одну общую черту с холопством, иски о котором не подлежали давности. И во-вторых, отменяя исковую давность, указ при этом крепил не отдельные лица, а целые дворы, сложные семейные составы; писцовая приписка к состоянию по месту жительства, захватывавшая крестьян домохозяев с их неотделенными нисходящими и боковыми, вместе с тем укрепляла их и за владельцем, получавшим теперь право искать их в случае побега бессрочно, как холопов, и личную крестьянскую крепость превращала в потомственную. Стоит отметить, что такое расширение крестьянской крепости было только закреплением давно сложившегося фактического положения...»^[104]  Для того чтобы понять, что принципиально изменилось в жизни крестьян после принятия Уложения 1649 г., необходимо выявить характерные черты, в которых крепостное право проявлялось. Во-первых, потомственность прикрепления. До Уложения крестьянину, как правило, наследовал старший сын, остальные могли перейти на другие земли, заняться ремеслом или торговлей или любой другой деятельностью. Теперь же и дети, и внуки, и все последующие потомки должны были оставаться в крестьянах за своим землевладельцем.