Сущность и мероприятия политики военного коммунизма

Сущность и формы проведения политики военного коммунизма свидетельствуют о том, что в основном данная политика была следствием конкретной социально-экономической ситуации, требовавшей максимальной мобилизации сил. Основой «военного коммунизма» были чрезвычайные меры в снабжении городов и армии продовольствием, свертывание товарно-денежных отношений, национализация всей промышленности, включая мелкую, продразверстка, снабжение населения продовольственными и промышленными товарами по карточкам, всеобщая трудовая повинность и максимальная централизация управления народным хозяйством и страной в целом. Принцип продразверстки заключался в обязательной сдаче производителями государству установленной («разверстанной») нормы продуктов по установленным государством ценам.

Первые мероприятия «военного коммунизма» начинаются с национализации промышленности, банков и транспорта. «Красногвардейская атака на капитал», начавшаяся после декрета ВЦИК о введении рабочего контроля (14 ноября 1917 г.), весной 1918 г. временно приостанавливается. Однако уже в июне 1918 г. темпы ее начинают нарастать и в государственную собственность переходят все крупные и средние предприятия. В ноябре 1920 г. проходит конфискация мелких предприятий. 

Истоки национализации также связаны с периодом Первой мировой войны и февральской революции. Уже в июне–июле 1917 г. из России началось «бегство капитала». Первыми бежали иностранные предприниматели, потерявшие в России дешевую рабочую силу: после Февральской революции установление явочным порядком 8-часового рабочего дня, борьба за повышение заработной платы, узаконенные стачки лишили предпринимателей их сверхприбылей^[221]. Постоянно нестабильная обстановка побуждала к бегству и многих отечественных промышленников. Мысли о национализации ряда предприятий систематически посещали министра торговли и промышленности А.И. Коновалова еще раньше, в мае, и по другим причинам: постоянные конфликты промышленников с рабочими, вызывавшие забастовки с одной стороны и локауты — с другой, дезорганизовали и без того подорванную войной экономику^[222].

С теми же проблемами столкнулись и большевики после Октябрьского переворота. Первые декреты Советской власти никакой передачи «фабрик рабочим» не предполагали, о чем красноречиво свидетельствует и утвержденное ВЦИК и СНК 14 (27) ноября 1917 г. Положение о рабочем контроле, которое специально оговаривало права предпринимателей^[223]. Однако и перед новой властью встали вопросы: что делать с брошенными предприятиями и как предотвратить локауты и прочие формы саботажа?

Начавшаяся как управление бесхозными предприятиями, национализация в дальнейшем превратилась в меру по борьбе с контрреволюцией. Позже, на XI съезде РКП (б), Л.Д. Троцкий вспоминал^[224]:

«...В Петрограде, а потом и в Москве, куда хлынула эта волна национализации, к нам являлись делегации с уральских заводов. У меня щемило сердце: “Что мы сделаем? — Взять-то мы возьмем, а что мы сделаем?” Но из бесед с этими делегациями выяснилось, что меры военные абсолютно необходимы. Ведь директор фабрики со всем своим аппаратом, связями, конторой и перепиской — это же настоящая ячейка на том или другом уральском, или питерском, или московском заводе, — ячейка той самой контрреволюции, — ячейка хозяйственная, прочная, солидная, которая с оружием в руках ведет против нас борьбу. Стало быть, эта мера была политически необходимой мерой самосохранения. Перейти к более правильному учету того, что мы можем организовать, начать борьбу хозяйственную мы могли лишь после того, как обеспечили себе не абсолютную, но хотя бы относительную возможность этой хозяйственной работы. С точки зрения отвлеченно-хозяйственной можно сказать, что та наша политика была ошибочна. Но если поставить ее в мировой обстановке и в обстановке нашего положения, то она была, с точки зрения политической и военной в широком смысле слова, абсолютно необходимой».

 

Волна национализации промышленности, в соответствии с промышленной переписью на 31 августа 1918 г., охватила 3 тыс. крупных фабрик и заводов^[225]. Национализация частных железных дорог (30% общей длины железных дорог) проводилась путем конфискации их имущества, стоимость которого в сумме с облигационными железнодорожными займами составила, по расчетам С.Г. Струмилина, 2,5 млрд руб.

В результате национализации банков, промышленности и всех видов транспорта изменилась структура государственного бюджета. В доходах значительно возросла доля государственных предприятий с 43,2% в 1917 г. до 64,9% в 1918 г. Снизилась доля всех видов налогов. В расходах значительно возрос вес затрат на хозяйственные ведомства и учреждения (с 15,9% в 1917 г. до 46,0% в 1918 г.).

В целом же задача резкого увеличения роли бюджета в динамике продукции не только не была решена, но, напротив, эта роль значительно снизилась. Если объем валовой продукции цензовой промышленности в 1920 г. составил в золотом исчислении 13,1% от уровня 1913 г., то расходы государственного бюджета — 4,4%, а доходы — 0,5% соответственно. Эта ситуация отражала движение материальных ценностей предприятий без участия денег. Натурализация отношений государственного хозяйства в 1917–1921 гг. привела к резкому снижению роли денег и финансов.

Определяющей чертой «военного коммунизма» стала жесткая административная централизация управления хозяйством. Вначале была предпринята попытка построить систему управления на принципах коллегиальности и самоуправления. Но в условиях подавляющей неграмотности населения становится очевидной несостоятельность этих принципов. Фабзавкомам (первым органам социалистического управления) не хватало компетентности и опыта для управления. Руководители партии большевиков поняли, что они преувеличивали степень революционной сознательности масс, которые пока не готовы к управлению. Выбирается политика усиления государственного управления хозяйственной жизнью. 2 декабря 1917 г. создается Высший совет народного хозяйства (ВСНХ). Первым председателем ВСНХ стал Н. Осинский (В.А. Оболенский). В задачи ВСНХ входили:

– национализация крупной промышленности;

– управление транспортом, финансами, налаживание товарообмена;

– создание местных (губернские, уездные) совнархозов, подчиненных ВСНХ.

К лету 1920 г. было создано почти 50 главков, осуществлявших управление крупными национализированными предприятиями: Главметалл, Главтекстиль, Главсахар, Главторф, Главкрахмал, Главрыба, Центрохладобойня и т.п. Каждый главк представлял собой государственную монополию в соответствующей отрасли производства. Совет народных комиссаров, а затем Совет Обороны определяли главные направления работы ВСНХ, ее главков и центров.

       Одним из последствий жесткой централизации становится нарастание бюрократизма. Его причины заключались в низком культурном уровне большинства населения. От прежнего госаппарата было унаследовано худшее. Многие чиновники дореволюционного периода получили места в советском госаппарате, так как без них невозможно было обойтись. Ленин считал, что справиться с бюрократизмом можно лишь тогда, когда все население («каждая кухарка») будет участвовать в управлении государством. Утопичность ленинской идеи стала очевидной достаточно быстро. Но и в дальнейшем часто под демократизацией управления понимали формальную принадлежность управленцев к рабочему классу.

На государственное управление определяющее влияние оказала Гражданская война. Концентрация сил, необходимая для военных побед, требовала жесткой централизации власти. Поэтому партия большевиков основную ставку сделала не на самоуправление масс, а на государственный и партийный аппарат. Этот аппарат был способен силой реализовать политику, необходимую для победы над врагами революции. Постепенно исполнительные органы (аппарат) полностью подчинили органы представительные (Советы).

Причиной бюрократизации и разбухания советского государственного аппарата стала также тотальная национализация промышленности. Государство, став собственником основных средств производства, было вынуждено обеспечивать управление сотнями фабрик и заводов. Для этого создавались огромные управленческие структуры, занимавшиеся хозяйственной и распределительной деятельностью в центре и на местах, при усилении роли центральных органов. Управление строилось по вертикали, «сверху — вниз», на принципах жесткой директивности, что резко ограничило инициативу на местах.

Система жесткой централизации управления предопределила приказной стиль руководства. Основной чертой политики «военного коммунизма» стала система чрезвычайных органов, в задачи которой входило подчинение всей экономики нуждам фронта. Совет Обороны назначал своих комиссаров, обладающих чрезвычайными полномочиями. Чрезвычайным уполномоченным Совета Обороны по снабжению Красной Армии (Чусоснабарм) был назначен А.И. Рыков, который наделялся правами использования чрезвычайных мер, смещения и ареста должностных лиц, реорганизации учреждений, изъятия и реквизиции товаров со складов и у населения под предлогом «военной спешности». В управление Чусоснабарма были переданы все заводы, работавшие на оборону. Для руководства ими был образован Промвоенсовет, постановления которого стали обязательными для всех предприятий. Система чрезвычайных органов, проводившая политику чрезвычайных мер, экономически опиралась на свертывание товарно-денежных отношений. Это проявлялось прежде всего  во введении неэквивалентного натурального обмена между городом и деревней. В условиях галопирующей инфляции крестьяне не хотели отдавать хлеб за обесцененные деньги. К концу зимы 1918 г. потребляющие районы страны получили лишь 12,3% запланированного количества хлеба. Норма хлеба по карточкам в промышленных центрах сократилась до 50–100 г в день. Условия Брестского мира привели к потере Россией богатых хлебом районов. Это усугубило продовольственный кризис. Надвигался голод.

В этих условиях большевики пошли на восстановление государственной хлебной монополии. В мае 1918 г. ВЦИК принял декреты «О предоставлении Народному комиссариату продовольствия чрезвычайных полномочий по борьбе с деревенской буржуазией, укрывающей хлебные запасы и спекулирующей ими» и «О реорганизации Народного комиссариата продовольствия и местных продовольственных органов». Наркомпроду были предоставлены чрезвычайные полномочия, в стране установилась продовольственная диктатура: вводилась монополия на торговлю хлебом и твердые цены. Декрет о хлебной монополии (13 мая 1918 г.) фактически запрещал торговлю. Для изъятия продовольствия у крестьянства были образованы продовольственные отряды. Продотряды действовали по принципу, сформулированному наркомом продовольствия Цурюпой: «Если нельзя взять хлеб у деревенской буржуазии обычными средствами, то надо взять его силой». В помощь продовольственным отрядам на основании декретов ЦК от 11 июня 1918 г. формируются комитеты бедноты (комбеды). Однако ни продовольственная диктатура, ни комбеды не смогли решить продовольственную проблему. Попытки запрещения рыночных отношений города и деревни и насильственные изъятия хлеба у крестьян привели лишь к широкой нелегальной торговле хлебом по высоким ценам. Наибольшую роль играла спекуляция продуктами питания, в основном хлебом, получившая название «мешочничество». Это явление получило распространение еще при Временном правительстве, когда были введены хлебная монополия и запрет на торговлю хлебом (март 1917 г.). В период политики военного коммунизма огосударствление хлебного рынка было продолжено, что привело к такому разрастанию мешочничества, что фактически в руки советских органов попадало лишь менее трети собранного хлеба^[226]. Неэффективность проводимой политики в условиях Гражданской войны интерпретировалась, как результат несознательности части крестьянства в условиях классовой борьбы. В действительности один и тот же крестьянин под дулом пистолета сдавал часть хлеба государству, а другую — припрятанную — продавал с выгодой приезжающим из города спекулянтам-мешочникам. По мнению выдающегося российского экономиста Н.Д. Кондратьева, именно мешочник спасал город от голода в период революции и Гражданской войны^[227]. 

Мешочничество, начавшись как деятельность одиночек, в дальнейшем создало свою инфраструктуру: стабильный полулегальный рынок (например, московская Сухаревка), подпольные биржи, системы нелегального кредитования. Сверхприбыльность мешочничества вовлекала в свою орбиту все другие разновидности теневой экономики. Городские рабочие, чтобы заработать на покупку хлеба у мешочников, стали в рабочее время делать зажигалки для теневого обмена. Помимо зажигалок, рабочие торговали на теневом рынке продукцией своих заводов. Фантастические размеры приобрели мелкие хищения. Советские экономисты оценивали долю нелегального рынка в товарообороте «военного коммунизма» величиной около 50%^[228].

Теневая экономика

Зародившись в сельском хозяйстве и торговле, теневая экономика быстро начала охватывать и промышленность. Тотальный дефицит привел к тому, что даже государственные предприятия были вынуждены покупать сырье, материалы и мелкое оборудование на теневом рынке, так как официальных поставок не хватало. Интересно отметить, что в России периода военного коммунизма отсутствовала криминальная теневая экономика: торговля оружием, наркобизнес, рэкет. Основная причина заключается в том, что наркотики и оружие были широко распространены, совсем не дефицитны, и торговля ими не приносила особой прибыли. Что касается рэкета, то российский уголовный мир того времени не был достаточно организован, в силу чего он не мог монополизировать торговлю хлебом, подобно тому, как американская «Коза Ностра» монополизировала торговлю алкоголем. Российский мешочник занял то место, которое в США 20-х гг. ХХ в. занимал гангстер, но мешочниками в России были отнюдь не профессиональные преступники, а обычные люди, которых голод толкал на теневую деятельность. Именно в силу этого рынок России того периоды был «серо-черным». (Серый по субъектам — обычные люди, не преступники; черный по объекту, так как хлеб — запрещенный товар.)

Теневая экономика в любые исторические периоды выступает как антипод официальной системы, но ее особенностью в период военного коммунизма была взаимосвязь с военно-политической оппозицией легальной власти. Такой оппозицией стала анархистская «Махновия» на юге Украины. Анархистский вариант самоуправляющейся экономики обеспечивал свободу рук владельцам запасов хлеба. Махно обращался к рабочим Екатеринославской губернии — основной базе махновского движения — с призывом налаживать с крестьянами прямой, натуральный продуктообмен, минуя государственные структуры. Таким образом, в России периода военного коммунизма сложилось три варианта хозяйственного регулирования: командный (большевики), формально-рыночный («белые»), неформально-рыночный («зеленые», Махно).

Острое недовольство крестьян действиями продотрядов, которые изымали хлеб у крестьян прямыми насильственными методами, предопределило необходимость новых мер. 11 января 1919 г. для упорядочения обмена между городом и деревней декретом ВЦИК была введена продразверстка. Ее суть заключалась в изъятии у крестьян излишков, которые вначале определялись как то, что произведено сверх потребностей крестьянской семьи. Потребности ограничивались установленной нормой. Но вскоре излишки стали определяться потребностями государства и армии. Государство заранее объявляло свои потребности в хлебе в конкретных цифрах, а затем их делили по губерниям, уездам и волостям. «Разверстка, данная на волость, уже является сама по себе определением излишков», — так было написано в инструкциях, спускаемых на места сверху в 1920 г. Изначальная заданность поставок вносила определенность, что было легче, чем откровенно неограниченное изъятие хлеба продотрядами. Однако и продразверстка встречала резкое недовольство крестьян.

Свертывание товарно-денежных отношений вело к запрещению (т.е. официальному запрещению де юре) в большинстве губерний России оптовой и частной торговли. Распалась единая денежная система. За 1919 г. курс рубля упал в 3136 раз. В этих условиях большевики вынуждены были перейти от денежной к натуральной заработной плате. За натурализацией зарплаты последовала отмена платы за городской и железнодорожный транспорт, за топливо, фураж, продовольствие, предметы широкого потребления, медицинские услуги, жилье и т.д. (декабрь 1920 г.). Таким образом, вводится уравнительный принцип распределения. С июня 1918 г. вводится карточная система. Снабжение осуществляется по четырем категориям. По первой категории снабжались рабочие оборонных предприятий и рабочие-транспортники, занятые тяжелым физическим трудом. По второй категории — остальные рабочие, служащие, домашняя прислуга, фельдшера, учителя, кустари, парикмахеры, извозчики, портные и инвалиды. По третьей категории снабжались директора, управляющие и инженеры промышленных предприятий, большая часть интеллигенции и служители культа, а по четвертой — лица, пользующиеся наемным трудом и живущие с доходов на капитал, а также лавочники и торговцы в разнос. Беременные и кормящие женщины относились к первой категории. Дети до трех лет дополнительно получали молочную карточку, а до 12 лет — продукты по второй категории. В 1918 г. в Петрограде месячный паек по первой категории составлял 25 фунтов хлеба (1 фунт = 409 г), 0,5 ф. сахара, 0,5 ф. соли, 4 ф. мяса или рыбы, 0,5 ф. растительного масла, 0,25 ф. суррогатов кофе. Нормы по четвертой категории были почти по всем продуктам в 3 раза меньше, чем по первой. Но и эти продукты выдавались нерегулярно. В Москве в 1919 г. рабочий по карточкам получал паек калорийностью 336 ккал., тогда как суточная физиологическая норма составляла 3600 ккал. Рабочие губернских городов получали питание ниже физиологического минимума (весной 1919 г. — 52 %, в июле — 67, в декабре — 27%).