Кризис в сельском хозяйстве. Положение крестьянства

В конце XVIII — начале XIX в. сельское хозяйство оставалось основной отраслью экономики, в которой было сосредоточено около 90% населения. В первой половине XIX в. развитие сельского хозяйства осуществлялось в основном экстенсивно — за счет расширения распашки новых земель и барщинных работ крестьян. Но экстенсивный фактор полностью не обеспечивал требуемого роста производства сельскохозяйственной продукции. Так, сбор хлебов в период 1800–1860 гг. возрос в 1,4 раза, а население — более чем в 2 раза[171]. Производительность труда в сельском хозяйстве не повышалась из-за отсутствия стимулов крепостного труда. Экономисты первой половины XIX в., современники кризиса крепостного хозяйства, сравнивая результаты труда крестьянина на его участке земли и помещичьей земле, приходили к выводу, что труд крестьянина на себя давал вдвое больший результат, чем труд на помещика[172].

Между тем, шел естественный процесс втягивания сельского хозяйства в товарно-денежные отношения. Это определялось: ростом городского населения, потребностями промышленности и армии, а также задачами внешней торговли. Доходы от экспорта хлеба обеспечивали возможности импорта машин. Внутренняя торговля определялась растущей специализацией районов и ограниченными возможностями натурального хозяйства в условиях нарастания городского населения и непродовольственных потребностей самих дворян. Численность горожан возросла в первой половине XIX в. в 3,2 раза, а численность крепостных крестьян, кормивших Россию, — только в 1,1 раза. В этих условиях, помещики, заинтересованные в росте сельскохозяйственной продукции и ее продаже по растущим ценам (см. табл. 1 в приложении Хромов с. 16??)) прибегают к значительному увеличению эксплуатации крестьян за счет барщинных работ. Удельный вес барщины среди помещичьих крестьян к середине XIX в. составлял в целом по России около 72%., значительно отличаясь по районам (от 99% в Новороссии до 13% в Астраханской губернии[173].  Суть барщинной системы заключалась в том, что вся вотчинная земля разделялась на барскую и крестьянскую, которая отдавалась в надел крестьянам. Обрабатывая ее своим инвентарем, крестьяне получали средства к существованию, необходимый продукт. Прибавочный продукт состоял в обработке ими тем же инвентарем помещичьей земли, продукт труда шел в пользу помещика. Условиями существования барщиной системы были натуральное хозяйство; наделение крестьянина средствами производства; личная зависимость крестьянина от помещика, т.е крепостное право, обеспечивающее внеэкономическое принуждение к труду. Такая система могла поддерживаться рутинным состоянием техники, нуждой крестьян, их неграмотностью и забитостью. В поместьях Черноземной полосы, где барщина была наиболее выгодной, так как приносила помещику наибольший доход в сравнении с другими видами феодальной ренты — натуральным и денежным оброком, она нарастала в течение всей первой половины XIX в. Помещик отожествлял повышение доходности с ростом производительности труда, что совершенно неверно в масштабах страны. Доходность может расти и при снижающейся производительности труда, за счет роста эксплуатации крестьян. Это и происходило в районах господства барщины. Однако рост доходности при снижении производительности труда имеет границы, определяемые состоянием крестьянского хозяйства, его возможностью накормить семью и не умереть с голода. Неурожайные годы, нарастание оброка, сочетающегося с барщиной, вели к разорению крестьянства, отходничеству и, соответственно, сокращению резервов рабочей силы.

 Уменьшение крестьянских наделов за счет барской запашки стало основным фактором снижения производительности труда помещичьих крестьян. Если в конце XVIII в. крестьянские земли составляли две трети, а помещичьи только треть обрабатываемых земель, то в середине XIX в. соотношение стало противоположным.

Расширение барской запашки требовало новых резервов рабочей силы. Поэтому помещики вынуждены были принимать меры для точного учета наличия рабочей силы в их имениях и регламентации труда крепостных. В частности, вводятся пра­вила, согласно которым крестьянин, достигший 18 лет, немед­ленно вербуется на барщину, девушки же направляются на барщинные работы с 16 лет. Кроме того, к барщине привлека­лись и подростки. От барщинных работ не освобождались да­же старики и старухи, уже отбывшие срок полной барщины: они переводились на легкие работы. Заинтересованный в рас­ширении воспроизводства рабочей силы, помещик принимал меры для увеличения у себя в имении количества полных тягл (тягло-рабочая единица в составе одного мужчины и одной женщи­ны). С этой целью он стремился как можно раньше пере­женить своих крепостных; в некоторые имениях периодиче­ски выявлялось наличие юношей и девушек известного возра­ста и их по наряду господской конторы отправляли в цер­ковь для венчания.

Барщинные работы выполнялись не только на помещичь­ем поле, но и на господском дворе, а также за его пределами. Крестьяне, в частности, должны были, периодически сменяя друг друга (или, как тогда говорилось, «брат на брата»), ра­ботать на вотчинных мануфактурах, например в сукноваль­ных, на сахарных заводах. Наряду с этим в состав барщины входили всякого рода строительные работы, подводная повин­ность (использование крестьянского труда и крестьянских подвод и лошадей для перевозки продукции помещичьего хо­зяйства к местам ее потребления или продажи) и т.д. Под­водная повинность зимой отнимала у крестьян до 30% всего их рабочего времени. По мере роста товарного производства в помещичьих хозяйствах тяжесть подводной повинности уси­ливалась.

Барщинные повинности выходили за рамки трех дней и часто крепостным приходилось работать на господском поле целую неделю. Оброки, как и в XVIII в., продолжали стре­мительно расти. По данным известного историка-экономиста Ф.Я.  Полянского, в деревне Черкасове Зубцовского уезда Твер­ской губернии, за 1801–1823 гг. они увеличились в 3 раза (с 25 до 75 руб. со двора). В 60–70-х гг. XVIII в. крестьяне сельской вотчины Орловых (на территории Самарской Лу­ки) платили оброк по 3 руб. с ревизской души, а перед рефор­мой 1861 г. для Самарской губернии обычным был оброк в 27 руб. 56 коп. Если в семье имелись две ревизских души, то он достигал 55 руб. 12 коп. Правда, происходило обесценение ассигнаций и, следовательно, оброчных платежей. Только в пе­риод 1797–1811 гг. курс ассигнаций понизился почти в 3,5 раза. Но все-таки оброки росли еще быст­рее и есть основания утверждать, что их реальная тяжесть за первую половину XIX в. увеличилась в 2–3 раза.

Рост оброка в России был связан с тем, что помещики меняли его размер по своему усмотрению, а не придерживались первоначально назначенной суммы. Поэтому рост цен не повлиял на снижение тяжести оброка, как это было во Франции. Революция цен во Франции привела к разорению феодалов именно в силу того, что оброк по установленной цене, в условиях их роста, приводил к снижению его реальной тяжести для крестьян.

Следует также отметить и другие изменения в формах и методах эксплуатации крепостного крестьянства. Все больше увеличивалось число дворовых, которые использовались не только для расширения потребления дворян. Дворовые часто работали на огородах, ходили за скотом, занима­лись ремеслом, перевозили грузы. Перед реформой 1861 г. на положении дворовых оказалось 24% крепостных крестьян Воронежской губернии. С конца XVIII в. и весь период до 1861 г. все большее распро­странение получала «месячина», при которой крестьяне фак­тически переводились на положение дворовых, однако ис­пользовались круглый год на полевых работах. Месячина означала ежемесячную выдачу продовольствия крестьянину, у которого отнимался надел. Такой крестьянин не вел своего хозяйства, а работал только на земле помещика. Обреченность на нищету, фактически рабское существование сводили на нет стимулы производительности труда. Особенно прочно эта система укоренялась в барщинных районах Черноземной полосы. В Тамбовской губернии перед реформой 1861 г. встречались имения, где все крепостные были переведены на месячину. В это время удельный вес дворовых и месячников достигал в Воронежской губернии 62,8%, в Рязанской — 50,8 и в Ор­ловской — 50%.

Кризис крепостного хозяйства сказывался в низкой урожайности и ее фактичес­кой стабильности на протяжении многих десятилетий. В 50 губерниях Евро­пейской России средний урожай в 1801–1810 гг. был сам-3,5, а в 1851–1860 гг. — сам-3,6 (сам — соотношение между урожаем и посаженным зерном). Главной причиной было крепостничество, которое «отбивало охоту» к труду на господ­ском поле и ослабляло крестьянское хозяйство. Неурожаи бы­ли обычным явлением и в отдельных губерниях они наблюдались в 1802, 1805, 1807, 1808, 1811, 1812, 1813, 1820, 1821, 1822,1823, 1824, 1827, 1833–1846, 1848–1852, 1854 гг. Иногда недород оказывался повсеместным явлением, как это было в 1843–1844 гг. В неурожайные годы нарастал процесс разорения крестьян и обеднения помещиков. Неравномерность этого процесса по России способствовала социальному расслоению деревни. Незначительная часть деревенской верхушки — «капиталистые» крестьяне —  выделялась из общей массы крестьян. Они становились ростовщиками, скупщиками товара, торговцами, и предпринимателями. При незначительной численности этой деревенской верхушки ее экономическая роль в деревне нарастала. Экономически «капиталистый» крестьянин был иногда сильнее помещика, которому принадлежал по закону крепостного права. Основой обогащения деревенской верхушки была торгово-ростовщическая деятельность, осуществляемая за счет эксплуатации среднего и беднейшего крестьянства. Деревенская верхушка, как правило, занимала командные посты как в управлении общины, так в управлении вотчиной, что позволяло ей (в качестве старост, приказчиков) использовать и средства внеэкономического принуждения для своего обогащения. Крепостные «капиталистые»  крестьяне-предприниматели иногда сами владели крепостными крестьянами, покупая их на имя своих помещиков. Например, фабриканты села Иванова Грачевы, крепостные графов Шереметевых, имели свыше 400 крепостных крестьян и использовали их труд на своих фабриках. Эти новые, по сути капиталистические, явления в крепостной деревне были соединены с феодальными чертами внеэкономического принуждения. Они носили характер «зачаточного, средневекового», «деревенского капитализма» (В.И. Ленин).

 Оброчная система, которую помещики использовали для повышения доходности своих имений, особенно в денежной форме, также могла быть фактором развития товарно-денежных отношений и дифференциации крестьянства. Суть оброчной системы заключается в том, что она создает у крестьянина возможность роста продукта, который остается у него после уплаты оброка. Тем самым создаются стимулы роста производительности труда и основа дифференциации крестьян, выделения среди них зажиточных. Эта система была распространена в основном в Нечерноземном районе, где развивалась промышленность. Способствуя развитию товарно-денежных отношений, оброчная система в России первой половины XIX в. обладала рядом ограничений. Они заключались в том, что помещики могли менять размер оброка, опираясь на бесправие крестьян, создавая тем самым ситуацию неуверенности среди крестьян в росте прибавочного продукта. Кроме того, чтобы заработать деньги для уплаты оброка, крестьянин должен был наняться на работу, оплата которой было невыгодна предпринимателю, так как должна была включать кроме необходимого продукта и оброк для помещика. Соответственно, найти работу, обеспечивающую оплату оброка, было трудно. Оставалась торговая и связанная с ней торгово-ростовщическая деятельность. К осуществлению подобной деятельности были готовы далеко не все крестьяне России.

       В конце XVIII — начале XIX в. крепостничество начинает все больше осознаваться обществом и царским правительством как тормоз развития. Первой попыткой ограничения крепостного права становиться манифест о трехдневной барщине, включающий запрет использования труда крестьян в воскресные и праздничные дни, подписанный Павлом I 5 апреля 1797 г. Его реализация не привела к серьезным изменениям крепостнических отношений в России. Фактически трехдневная норма барщины в царствование Павла I была введена только в тех районах, где ранее она была фактически двухдневной. После гибели Павла I в течение всей первой половины XIX в. закон фактически не действовал. Попытки реанимации этого закона, предпринимаемые в этот период влиятельными общественными деятелями, были безуспешны. Вопрос об усилении контроля над исполнением Манифеста о трехдневной барщине так и не был решен, хотя в 1853 г. он был законодательно подтвержден. Отсутствие «обратной связи» между крепостным крестьянством и государственными властями привело к бесполезности крестьянских жалоб на неисполнение Манифеста. Крестьяне начали действовать радикальными методами — отказывались выполнять барщинные работы, устраивая вооруженные мятежи. С 1826 по 1861 г. таких мятежей было более тысячи[174]. Ключевые идеи Манифеста были реализованы лишь в Дунайских княжествах, Царстве Польском и Правобережной Украине, что составляло 10% помещичьих имений страны.

Первой попыткой ограничения крепостного права при Александре I становится «Именной указ» (1801), в соответствии с которым разрешалась покупка незаселенных участков земли. Приобретать землю могли купцы, мещане и государственные крестьяне. Не могли приобретать землю крепостные. Этим указом была запрещена продажа крепостных без земли. Антикрепостническая сущность указа заключалась в том, что официально признавалась возможность нарушения дворянской монополии на землю. После этого указа в степных районах возникли хозяйство помещиков, купцов, колонистов, применявших наемный труд.

Следующий прогрессивный указ «О свободных хлебопашцах» (1803) предоставлял крестьянам возможность свободного выхода из крепостной зависимости. Помещикам предлагалось освобождать крестьян обязательно с землей, но надел крестьянин должен был выкупать. Помещику предоставлялась свобода в определении размера выкупа. Крестьяне получили право освобождаться целыми деревнями. Для этого необходимо было заключить специальное соглашение. Но этот указ не нашел широкого применения. За 1803–1825 гг. по нему получили свободу 47,2 тыс. душ мужского пола, что составило менее 0,5% общего числа крепостных. Выкуп достигал 396 руб. ассигнациями. Такая сумма была запредельной для большинства. В 1804 г. был издан указ об ограничении наказаний крестьян помещиками.

Значительным прогрессивным шагом первой четверти XIX в. стала отмена крепостного права на Прибалтийских территориях Российской империи: в Эстляндии в 1816 г., в Курляндии и Лифляндии в 1819 г.[175]

Наиболее эффективный результат на основной территории России приобрела реформа государственных крестьян, проведенная под руководством П.Д. Киселева в 1837–1841 гг. По закону, государственные крестьяне считались людьми свободными. Свод законов императора Николая I именует их «свободным сельским сословием». Но свободными государственные крестьяне назывались лишь в противоположность несвободным помещичьим крестьянам, а на деле считались такими же крепостными государства, какими помещичьи крестьяне являлись по отношению к своим господам. В XVIII в. именно государственные крестьяне составляли тот фонд, из которого происходили пожалования душами и деревнями тем, кто заслужил милость монархов. В 1801 г. при Александре I пожалования имений прекратились, но они как полная собственность казны по желанию государя перевозились в военные поселения (при Александре I) или в удельные (при Николае I). Государственные (казенные) крестьяне жили на государственных землях и платили подати в казну. По данным 1-й ревизии (1719), их насчитывалось в Европейской России и Сибири 1,049 млн душ мужского пола (т.е. 19% всего земледельческого населения страны), по 10-й ревизии (1858) — 9,345 млн (45,2% земледельческого населения). Положение государственных крестьян отличалось от владельческих. Они рассматривались как лица, обладающие юридическими правами. Государственные крестьяне могли выступать в суде, заключать сделки, вести розничную и оптовую торговлю, открывать фабрики и заводы. Земля, на которой работали такие крестьяне, считалась государственным владением, но за крестьянами признавалось право пользования. С 1801 г. государственные крестьяне могли покупать и владеть на правах частной собственности «ненаселенными» землями (без крепостных крестьян).

Основная масса государственных крестьян вносила в казну денежный оброк, хотя в некоторых районах применялась и барщина. В 1-й половине XIX в. оброк колебался от 7 руб. 50 коп. до 10 руб. с души в год. По мере увеличения повинностей удельных и помещичьих крестьян денежная рента государственных крестьян становилась относительно меньше, чем повинности других категорий крестьян, хотя абсолютно росла. Государственные крестьяне были также обязаны вносить деньги на земские нужды; они платили подушную подать и отбывали натуральные повинности (дорожную, подводную, постойную и др.). За исправное несение повинностей государственные крестьяне отвечали круговой порукой. Потребность в реформе государственных крестьян была связана с тем, что процесс дифференциации в среде государственных крестьян, в силу их большей возможности включаться в товарно-денежные отношения, нарастал. Это приводило к обогащению незначительной части государственных крестьян при нарастающей доле бедняков. Государственные крестьяне активно включались в различные бунты. («Холерные» — 1830–1831 гг., «Картофельный» — 1834 г.). Кроме того, пожалуй, основной причиной было то, что потребность в реформировании в целом крепостнической системы нарастала. Основным препятствием для нее было положение дворян как господствующего класса, существующего за счет дарового труда крестьян. Боязнь правительства нарушить привилегированное положение дворян привела к выбору для реформирования крестьян, принадлежащих государству.

Для осуществления реформы государственных крестьян в 1837–1838 гг. было создано министерство государственных имуществ, руководителем которого был назначен граф П.Д. Киселев. Суть реформы Киселева сводилась к установлению попечительства над государственными крестьянами. Были расширены крестьянские наделы, разрешалась аренда ими государственных земель, организован сельский кредит, облегчены условия переселения в восточные губернии. В арендных имениях отменялась барщина, и крестьяне переводились на денежный оброк. У зажиточных крестьян стало больше возможностей для покупки земли и коммерческой деятельности, у бедных — для ухода из деревни и работы по найму. Согласно земельному кадастру (1855) оброчная подать с души перекладывалась на землю с учетом ее доходности. В 1858 г. государственные крестьяне имели на правах собственности уже более 1 млн десятин земли. Таким образом, реформа способствовала капиталистическому развитию деревни.Была изменена система управления крестьянами: вводились специальные губернские казенные палаты, которым подчинялись округа, состоявшие из нескольких уездов. Казенные палаты вводили в действие новую систему налоговых сборов, для учета доходности крестьянского хозяйства. Они же пытались внедрить волостное и сельское самоуправление, специальный суд для решения относительно незначительных нарушений в поведении крестьян. Осуществление этих мероприятий продолжилось в результате реформ 60–70-х гг. XIX в.

 Пытаясь улучшить быт государственных крестьян, во многих сельских округах правительство открывало больницы и школы. Для борьбы с малоземельем была предпринята попытка переселенческой политики. Крестьянским общинам, переезжающим в другие районы страны, давалось небольшое денежное возмещение. Но этим почти никто не воспользовался из-за нежелания уезжать в незнакомые места. Для повышения доходов с имеющейся земли членов сельской общины государственные чиновники учили передовым способам земледелия, к которым крестьяне относились с недоверием. Административные меры применялись и для широкого внедрения картофеля, для борьбы с голодом. В частности, у крестьян изымали земли, заставляя сажать на них картофель. При этом урожай конфисковывали и перераспределяли по своему усмотрению по районам чиновники. Земли под картофелем получили название общественной запашки. Крестьянская община поняла это как введение государственной барщины. В ответ  по государственным деревням прокатилась волна бунтов.

 К реформе Киселева c большим недоверием относились прежде всего помещики. Они опасались, что улучшение положения государственных крестьян приведет к желанию перехода их крепостных в разряд государственных. Возмущали их и дальнейшие планы, высказываемые Киселевым по личному освобождению крестьян от крепостной зависимости и наделению их земельными участками. Неприятие вызывало и предложение точного определения размеров оброка и барщины. Реформа государственной деревни Киселевым признавалась большей частью помещиков вредной.

Оценивая реформу Киселева, следует признать ее наиболее значительной попыткой решить крестьянский вопрос в первой половине XIX в., а также подготовкой почвы для последующей отмены крепостного права. 

Существовали и другие попытки. Указ 2 (14) апреля 1842 г. разрешал крепостным крестьянам переходить в разряд обязанных. Обязанные крестьяне — это бывшие крепостные, перешедшие на договорные отношения с помещиками. Указ стал результатом работы секретного комитета, учрежденного 10 ноября 1839 г. для определения условий освобождения крестьян, независимо от указа о вольных хлебопашцах. По соглашению помещиков с крестьянами, утверждавшемуся правительством, крестьяне приобретали личную свободу. За помещиками сохранялось право вотчинной полиции. Земля оставалась в собственности помещика, предоставлявшего крестьянам надел за «соразмерный» оброк или барщину. Ограничения власти помещиков не предусматривалось. Заключение подобных договоров не было обязательным для помещиков. Указ 1842 г. существенного значения не имел: из 10 млн крепостных до 1855 г. в Обязанные крестьяне было переведено 24 708 душ мужского пола.

Проведенная в 1844–1848 гг. инвентарная реформа была направлена на выяснение границ, состава и состояния помещичьих имений в девяти западных губерниях, в соответствии с которыми устанавливались размеры наделов и повинностей крестьян. Таким образом, царское правительство пыталось ослабить обезземеливание крестьян и помешать влиянию польских помещиков, притеснявших православных крестьян.

В 20–30-е гг. XIX в. проводилось реформирование быта и удельных крестьян,   принадлежавших царской фамилии. Эти крестьяне заменила категорию дворцовых крестьян, согласно указу Павла I от 1797 г. В начале 50-х гг. XIX в. они составляли 6,5% всего крестьянского населения — 838 тыс. человек. Удельные крестьяне платили государственную подушную подать и подушной оброк в удельную казну (в пользу царской семьи). В 30-е гг. XIX в. подушной оброк был заменен поземельным обложением. В 20–30-е XIX в. в удельной деревне проводились реформы, призванная повысить производительность труда крестьян. С этой целью была введена общественная запашка для формирования общественных запасов в случае неурожаев и хлебные магазины. Создавались образцовые усадьбы, сельские банки. Вводилось медицинское и ветеринарное обслуживание, появлялись аптеки, страхование жилых и хозяйственных построек. Специальные удельные конторы занимались распространением улучшенных семян и пород скота, орудий труда. Удельные крестьяне широко включались в торговлю и развитие промыслов. Отмена крепостного права среди удельных крестьян прошла в два этапа. В 1858 г. они были уравнены в правах с государственными крестьянами. Указом от 20 июня 1858 г. были отменены ряд ограничений для удельных крестьян: ограничения права приобретения земель, права пользования лесами, права отчуждения купленных ими земель. По этому указу было разрешено удельным крестьянам лично ходатайствовать в судебных и правительственных местах; заключать договора и совершать духовные завещания, переходить в другие сословия. Следующий этап отразился в «Положении 26 июня 1863 г.», по которому в течение последующих двух лет составлялись уставные грамоты и определялись выкупные платежи. Окончательное размежевание удельных и крестьянских земель было закончено только в 1904 г.

Таким образом, все сколько-нибудь удачные попытки решения аграрного вопроса, касались не владельческих (помещичьих) крестьян, которых было большинство (около 70%), а государственных и удельных. Но и эти попытки приводили к сопротивлению большинства дворянства, которое имело возможность существовать за счет доходов от дарового труда, даже в условиях его падающей производительности. Однако не только идеи гуманизма, но и понимание ограничений в росте доходности в условиях падающей производительности, а также разорение помещиков, не умеющих включиться в естественный ход развития товарно-денежных отношений, вели к тому, что из среды дворянства формировались его лучшие представители, отстаивающие идею отмены крепостного права. Эти люди видели не только современные им трудности отмены крепостного права, но и отдаленные прогрессивные последствия для будущего России. Развитие промышленности и изменение ее структуры

К середине XIX в. в развитии промышленности происходят значительные перемены. Рост числа промышленных предприятий от 2 тыс. в 1799 г. до 150 тыс. к 1860 г. осуществляется за счет преимущественного роста купеческих мануфактур, где преобладал вольнонаемный труд. В то же время сокращается число казенных и вотчинных (помещичьих) мануфактур в силу низкой производительности крепостного труда, преобладающего в них. Если в 1799 г. вотчинные работные люди составляли 58%, то в 1860 г. — лишь 18% от всех занятых в промышленности. Купеческие мануфактуры, в которых преобладал вольнонаемный труд, становятся основной капиталистического уклада в российской промышленности.

Как уже указывалось, с 1830-х гг., позднее, чем в Западной Европе, в России начинается промышленный переворот: в мануфактурах ручной труд постепенно заменяется машинным (паровой двигатель, ткацкий станок и др.), складывается фабричное производство. Этот процесс успешно развивается в купеческих предприятиях легкой промышленности (хлопчатобумажной, текстильной, пищевой, бумагоделательной). В них преобладают новые формы организации и управления промышленности, за счет которых эти предприятия становятся рентабельными в сравнении с крепостнической мануфактурой. В то же время казенные металлургические заводы Урала вступают в полосу застоя. В связи с этим в 1840 г. был издан указ Николая I, предусматривавший даже постепенную ликвидацию казенных мануфактур, основанных на подневольном труде приписанных к ним крепостных. Однако данный указ не привел к быстрому изменению ситуации.

 В первой половине XIX в. в России начинают формироваться отрасли машиностроительной и химической промышленности. Но в целом, в организации производства преобладает мелкотоварная кустарная промышленность, которая сосредоточена в деревне. Прогрессивные сдвиги в организации труда осуществляются неравномерно. На основе применения вольнонаемного труда и концентрации производства развиваются новые промышленные районы — Центральный (Московский), Северо-Западный (Петербургско-Прибалтийский) и Южный (Харьковский). В то же время стремительно падает значение Урала, как района с преобладанием крепостного труда в промышленности.

В то же время происходят и значительные сдвиги в структуре промышленного производства. Преимущественным темпом развивается хлопчатобумажная промышленность, раньше других вступившая на путь промышленного переворота и работавшая на привозном сырье. Крупные бумаго-прядильные фабрики возникли в Иваново, Вознесенске, Москве, Петербурге, на базе купеческой мануфактуры. Рост производства продукции за период 1800–1860 гг. составил в хлопчатобумажной промышленности 40 раз, численность занятых возросла в 17 раз, число предприятий — в 5 раз. Еще до падения крепостного отрасль развивалась только за счет вольнонаемного труда. Промышленный переворот в хлопчатобумажной промышленности завершился в начале в хлопкопрядении (50-е гг. XIX в.), затем хлопкоткацком производстве (60–70-е гг. XIX в.). Заработная плата в хлопчатобумажной промышленности в начале XIX в. была выше, чем в других отраслях, но на протяжении первой половины XIX в. систематически снижалась. Причинами этого стали поток вольнонаемного труда в эту отрасль, потеря монопольного положения крупных фабрик и снижение их прибылей. Разница между заработной платой в хлопчатобумажной и других отраслях промышленности стала сглаживаться. По данным, приведенными М.И. Туган-Барановским в книге «Русская фабрика в прошлом и настоящем», заработная плата ткача на Ивановской фабрике снизилась с 6 руб. в месяц в 1810 г. до 3,00–3,50 руб. в 1860 г. при росте цены на пуд ржаной муки с 0,14–0,19 руб. до 0,60–0,65 руб., т.е. реальная заработная плата снизилась более чем в 6 раз.

Из отраслей легкой промышленности, следующая за хлопчатобумажной по темпам роста была шерстяная промышленность. Факторы ее роста были несколько иные, чем в хлопчатобумажной промышленности. По своему характеру эта отрасль была «помещичьей», она размещалась в основном в поместьях провинциальных губерний. В 10–20-е гг. XIX в. шерстяная промышленность в основном работала на казенные потребности, полностью их удовлетворяя. В 20–30-х гг. XIX в. начинается постепенное переключение на рыночный сбыт, в связи с чем меняется ассортимент производства тканей, нарастает производство камвольных тканей. Производством данных тканей на сбыт занимались в основном купцы. Фабрики по производству пряжи возникают в 60-е гг. XIX в. До этого она изготавливается в основном на купеческой мануфактуре. Вначале своего существования шерстяная промышленность работала в основном на крепостном труде, в 1804 г. наемные рабочие составляли лишь 10% занятых в шерстяной промышленности. Но уже к середине XIX в. вольнонаемный труд составлял в шерстяной промышленности около 60%. Рост отрасли промышленности в период 1800–1860 гг. характеризуется нарастанием: числа занятых в 4 раза, количества заведений в 4,9 раза, производства тканей в 12 раз.        

К наиболее бурно развивающимся отраслям пищевой промышленности в первой половине XIX в. относится сахарная. В 1802 г. был основан первый свеклосахарный завод. До этого времени работали рафинадные заводы (первый основан в 1720 г.), которые перерабатывали импортный гавайский песок в рафинад. Ограничение импорта ввиду континентальной блокады способствовало переходу на отечественное сырье — сахарную свеклу. Это привело к перемещению сахарной промышленности на Украину, где эта культура произрастала. Увеличение площадей под посадку сахарной свеклы предопределяло и увеличение объемов труда. На Украине возможности вольнонаемного труда были ограничены, поэтому развитие сахарной промышленности опиралось на рост крепостного труда. В этом проявилась особенность сахарной промышленности. Если в 1812 г. крепостные составляли 6,5% занятых в сахарной промышленности, то к середине XIX в. — свыше 60%. В этой отрасли, крепостной труд не стал препятствием технического прогресса, так как выгоды от его реализации были значительно выше экстенсивного расширения объемов труда, который в конкретных условиях Украины был ограничен. (Возможности расширения крепостного труда к середине XIX в. были исчерпаны, а для вольнонаемного не было условий.) Осуществляется переход на «паровые заводы», т.е. заводы, где применялся гидравлический паровой пресс и закрытые аппараты, вместо выварки сахара на прямом огне. К 1860 г. «паровые» заводы вырабатывали 85% продукции. Нарастающее производство сахара позволило значительно уменьшить его импорт. Развитию сахарной промышленности способствовали высокие пошлины на ввозной сахар. К середине XIX в. в сахарную промышленность начинают вкладывать капиталы крупные помещики юго-запада России (граф Бобринский, Потоцкий), а также первые украинские буржуа (Яхненко, Симиренко). Именно они сумели добиться монопольного положения на внутреннем рынке и учредили первый в России привилегированный сословно-монополистический орган — «комитет сахарозавозчиков» (1834).

Таким образом, высокие темпы роста в отраслях легкой и пищевой промышленности достигались в первой половине XIX в. за счет как вольнонаемного, так и крепостного труда. На Украине, где рост производства сахара осуществлялся за счет увеличения крепостного труда, потребность в его отмене вызывала особое сопротивление фабрикантов.

Что касается отраслей тяжелой промышленности, то темпы их развития были ниже, чем легкой и пищевой, но во много раз отставали от темпов роста аналогичных отраслей в Великобритании, которая в XIX в. становится передовой промышленной державой. Среди отраслей тяжелой промышленности наибольшие трудности переживала черная металлургия.

Если в самом начале XIX в. Россия занимала 1-е место в мире по производству черных металлов, то к середине столетия оказалась отодвинутой на 8-е место. Хотя производство черных металлов в первой половине XIX в. в России продолжало расти: в 1800–1810 гг. среднегодовое производство чугуна составляло свыше 7,8 млн пудов, железа — около 5,5 млн пудов, в 1831–1840 гг. соответственно свыше 9,4 млн и 5,8 млн, в 1858–1860 гг. свыше 14,8 млн и около 10 млн), в Англии — основном конкуренте России, оно росло значительно быстрее. Так, с начала XIX в. до 1861 г. производство чугуна в России удвоилось, а в Великобритании за этот же период оно увеличилось в 24 раза. Хотя в первой половине XIX в. и вводились технические усовершенствования в черной металлургии (введение горячего дутья в доменном процессе; переход от кричного способа получения железа к пудлингованию — впервые в 1836 г.; первые опыты плавки на коксе; введение прокатных станов вместо отковки молотами; введение плющальных и разрезных машин), но в целом отрасль оставалась технически отсталой. Главный центр черной металлургии России — Урал вступает с начала XIX в. в полосу застоя. Если в XVIII в.  крепостной труд стал основной процветания Урала, то к началу XIX в. он стал основным тормозом развития. При этом на долю Урала приходилось 4/5 от общероссийского выпуска металла. Причины отставания Урала коренились в отсутствии стимулов совершенствования производства. Как в XIX в., так и в первой половине XIX в. уральские заводы оставались оснащенными техникой мануфактурного типа, держались на использовании крепостного труда, были организованы подобно помещичьим хозяйствам по вотчинному принципу. Этот принцип стал основой так называемой горноокружной системы организации промышленности Урала. Суть этой системы в том, что она игнорирует принцип разделения труда.Напротив, к аждый округ является многоотраслевым, самодостаточным, практически натуральным хозяйством. Рабочие заводов при этой системе сохраняли прочную связь с крестьянским бытом, имея собственный дом, огород, хозяйство. Сам «завод» совмещал как тип поселения одновременно черты города и деревни. Этим уральский промышленный регион отличался от Великобритании, других европейских стран и даже центральных промышленных областей России, где в первой половине XIX в. стали использовать наемный, а не крепостной труд. Попытки правительства смягчить влияние принудительного труда на его результаты не дало ожидаемых результатов. Так, в 1807 г. был ликвидирован институт приписных крестьян (в начале XIX в. на Урале было 85,8 тыс. мастеровых и 252 тыс. приписных крестьян). Из их числа выделены так называемые непременные работники (для постоянного выполнения заводских работ) — по 58 человек от 1 тыс. приписных для частных заводов и в необходимом числе для казенных заводов (всего 18 тыс. человек), остальные приписные освобождены от повинности по обслуживанию заводов. Но постоянная нехватка рабочей силы заставляла правительственные органы вводить порядки еще более жесткие, че