Техника лейтмотивов в киномузыке

Ганс Эйслер резко выступал против техники лейтмотива в киномузыке. Он считал ее одним из вуль-гарнейших средств построения кинофильма; лейтмотив, по его мнению, это «красная нить для музыкально неподготовленного зрителя»; задача лейтмотива состоит только в оповещении. Эйслер отрицал ценность этого метода в киномузыке. В крупных музыкальных драмах, говорил он, музыкальный атом-мотив служит материа­лом, на котором основано развитие звуковой ткани; в кино, где самое главное — монтаж отдельных кусков, эта задача отпадает. У Вагнера лейтмотив не только намечает определенный образ или ситуацию, но и сим­волизирует их более глубокий смысл. В кинофильме «задача лейтмотива сводится к обязанности музыкаль­ного камердинера с многозначительной миной представ­лять своего господина» [267].

Нельзя согласиться со столь резкой формулировкой. Лейтмотив может нести более серьезную нагрузку — далеко не всегда только «метафизическую», и он может не только оповещать о появлении героя или о новой ситуации. Недостатки заключаются не в самой технике лейтмотива, а в способе ее применения. Но все же я схожусь в мнении с Эйслером о том, что формообра­зующая функция лейтмотива в фильме иная, нежели, например, в вагнеровской музыкальной драме.

Лейтмошвы в музыкальной драме, как субстанцио­нальная основа единства звуковой ткани, выполняют не только информационные, но и формообразующие функ­ции; в кинофильме они выполняют также задачу интег­рации всего кинопроизведения, а не только его звукового ряда. Они, правда, не создают единства музыкальной формы, но служат основой для интег­рации музыкального материала, музыкальной субстан­ции, которая со своей стороны, независимо от формаль­ной структуры музыки, может создать предпосылки для единства музыкального развития. Прерывный характер киномузыки требует особенно органичного единства звуковых структур, а техника лейтмотива весьма этому содействует.

На этом в первую очередь и зиждется значе­ние лейтмотивов в создании формы в кинофильме:

благодаря своей несущей содержание нагрузке они не только должны служить характеристике персонажей и элементов действия, но и объединять своей звуковой формой музыкальный ряд. В опере важнее первая из этих двух функций, в фильме, наоборот, вторая.

Роль лейтмотивов в прерывной звуковой ткани киномузыки сравнима с ролью актера: олицетворяемая актером личность сохраняет свое постоянное место в развитии фабулы уже потому, что зритель узнает в нем при каждом новом его появлении ту же личность; он «играет» даже тогда, когда его на экране не видно. Подразумеваемая жизнь киногероев остается для кино­зрителя непрерывной, хотя сами киногерои не присутствуют на экране непрерывно. Аналогичным спо­собом достигается и драматургическая непрерывность музыки в фильме, когда дело касается связи между отдельными вступлениями лейтмотивов. Они появляются как одни и те же или специфически видоизменен­ные мотивы и создают звуковую связь между прошед­шими и настоящими кинокадрами, связь музыкально-драматического характера.

Однако лейтмотивы выполняют в кинофильме и другие задачи. Так, они дополняют характерис­тику образов прежде всего такими чертами, которые кинокадры самостоятельно выразить не могут. Они дают национальную, социальную, эмоциональную характерис­тику, могут даже до известной степени прояснить харак­тер персонажа, нарисовать портрет героя с такой сто­роны, с какой нельзя дать его зрительно. В советском фильме «Гроза», например, вся атмосфера тупости, на­дутого чванства, мещанского лицемерия в среде русского купечества середины XIX века музыкально охарактери­зована плаксивыми интонациями фагота и бас-кларнета в лейтмотиве купца. Примененный мотив не подвижен, он развивается в фильме так, как этого требует дейст­вие, выявляя то ханжество, то алчность или глупость этого персонажа.

В советском фильме «Дон-Кихот» постоянным изме­нениям подвергается мотив странствий; в зависимости от содержания сцены и даже от пейзажа он принимает разный характер: трагический в сцене, где разбойники забрасывают Дон-Кихота камнями, и доходит до самых тонких звучаний в сцене смерти Дон-Кихота.

Отчетливую характеристику дает лейтмотив в кино­фильме «Она танцевала только одно лето», который неуклонно сопровождает образ придурковатого увальня. В старом фильме «Аэроград» характеристика с помощью лейтмотива выступает особенно ярко: здесь мальчик-чук­ча, которого влечет к себе вновь выстроенный город, где он хочет учиться, постоянно характеризуется чукотской песней, старообрядцы — старинным церковным пением; иной мотив неотступно сопровождает образ самурая, народная песня — охотника и т. д. Резкие контрасты между этими лейтмотивами способствуют тому, что они запечатлеваются в памяти зрителей и правильно воз­действуют как музыкальная характеристика, дополняю­щая зрительный образ героев. Иногда лейтмотивы применяются чересчур назойливо

Если лейтмотивы в непрерывной музыкальной разработке сопровождают весь фильм и ими злоупотреб­ляют, они теряют свои специфические функции, так как слушатель уже не отличает их от множества других мотивов. Так, например, в фильме «Странная любовь Марты Айверс» их почти сорок, но самые важные из них (символы доброй и злой любви, а также баллада) повторяются чаще других и соответственно легче запо­минаются. В фильме «Хиросима — моя любовь» лейтмо­тивов всего десять, и их нетрудно запомнить и различить по значению.

Какую важную драматургическую роль может играть лейтмотив, позволяет судить американский фильм «Окно во двор», где мотив композитора несколько раз появ­ляется как музыка в ее естественной роли: вначале дан­ная фрагментарно и в виде импровизаций, потом испол­ненная композитором на рояле и наконец — инструмен­тальным ансамблем. Мотив этот имеет большое драма­тургическое значение в сцене, где одинокая соседка музыканта отбрасывает мысль о самоубийстве и ре­шается войти в его комнату; здесь лейтмотив дает по­нять зрителю, что два одиноких человека скоро пере­станут быть одинокими. Тот же лейтмотив, как основная мысль всего действия, с жизнеутверждающей силой звучит в финале фильма, когда конфликты фабулы разрешаются благополучно.

Между прочим, лейтмотив играет центральную дра­матургическую роль и в тех случаях, когда, в точном 320

соответствии с характером сюжета (как мы видим это в «Балладе о солдате»), в различной форме, в различной инструментовке, с совершенно различной эмоциональной окраской он включается в отдельные ситуации: то он исполняется одним голосом с четкой интонацией народной песни (в заглавных титрах), то слышим его в кадре, изображающем перекресток дорог; к концу сцены он драматически звучит у литавр; когда герой едет в от­пуск к матери, мотив подхватывают скрипки, затем, трагически напряженный, исполненный всем оркестром, он звучит в сцене воздушного налета на поезд, а позднее снова очень сокровенно одиноко и грустно, когда солдат бредет по безлюдной дороге к фронту, и т. д. Основной лирический тон этого лейтмотива, который превосходно сочетается с чистым, светлым образом героя, сообщает всему фильму особую атмосферу. Итак, этот мотив выполняет гораздо более глубокие задачи, нежели «из­вещение» о герое. Связующая функция мотива здесь неоспорима. Наряду с лейтмотивом героя в этом фильме ясно слышится и другой — лейтмотив девушки; он всегда связан с этим образом, даже в сцене, где солдат уже только вспоминает о своей встрече с нею.

Аналогичным способом модифицируется в советском фильме «Ветер» мотив «странствий» молодых комсомоль­цев, которые пробиваются из Сибири в Москву. Его звучание сгущается, когда нарастают трудности; он делается трагическим похоронным маршем, когда гибнет один из комсомольцев, и вырастает до драматической мощи в эпизоде расстрела белыми группы людей. Когда последнего оставшегося в живых комсомольца на носил­ках выносят на московскую площадь, лейтмотив стран­ствия переходит в мелодию победоносной революцион­ной песни, подводя оптимистический итог трагической сцене.

Приведенные примеры доказывают, что лейтмотивы в своей всякий раз видоизмененной форме немало способствуют развитию действия и служат интеграции общего течения фильма; но пример «Баллады о солдате» одновременно показывает необходимость ограничиться лейтмотивами лишь для характеристики главных героев, причем эти лейтмотивы по своей звуковой структуре должны настолько отличаться друг от друга, чтобы кинозритель легко разграничивал их по функциям;

кроме того, они должны сильно контрастировать с музыкой в ее других функциях. Особенно наглядно мы видим это в фильме «Дама с собачкой», где лейтмотив дамы, он же и мотив любви, резко противостоит осталь­ной музыке фильма: пошлому оркестру на пароходе, музыке домашнего концерта, игре на гитаре в ресторане или на представлении «Гейши» в провинциальном театре.

К технике лейтмотива в фильме должны предъяв­ляться очень высокие требования в отношении драма­тургии, ибо лейтмотивы должны прояснить основной конфликт фабулы и участвовать в перипетиях действия. Иногда лейтмотив, символизирующий конф­ликт, несколько раз возвращается в неизменном виде (например, в фильме «Швед-лотерейщик», где он сим­волизирует надежду крестьянина на большой выиг­рыш). Мотив возвращается даже тогда, когда родствен­ники уже идут за его гробом. Банальный, безвкусный, нарочито вульгарный, он даже в такой форме звучит довольно трагично.

В американском фильме о диком Западе «Мой друг Шейн» мы слышим только диалог взаимно переплета­ющихся и взаимопроникающих лейтмотивов пришельца и жены фермера. Эта музыка намекает зрителю на зарождающуюся между ними, возможно еще неосознан­ную, любовь. Лейтмотивы как «информация» здесь применены необыкновенно тонко, ибо они информируют не о персонажах, которых мы видим в кадрах, а о чем-то, чего кадры показать не могут.

В фильме «Пять патронных гильз», повествующем об одном из эпизодов гражданской войны в Испании, харак­тер лейтмотивов также отражает основной драматурги­ческий конфликт. Здесь речь идет о «конфликте» между отрядом Интернациональной бригады и природой, ска­листыми горами, где побежденные революционеры пы­таются спрятаться. Людей сопровождает сухой мотив барабана, к которому присоединяется мотив испанской революционной песни; пейзаж — пустынные, безводные, сожженные солнцем склоны известковых гор — подчер­кивается унылым мотивом одинокой флейты. Первый мо­тив, символизирующий бойцов, постепенно замедляется, по мере того, как они все больше изнемогают от голода и жажды; раздававшаяся вначале дробь барабанов при

последнем возврате мотива переходит в неестественно аргументированный топот их шагов, когда они, смертель­но усталые, дрожащие от лихорадки, пробиваются к сво­им; и еще раз он возвращается в первоначальной форме как обобщение, как символ.

Уже из этих немногих примеров явствует, что лейт­мотивы могут относиться не только к отдельным пер­сонажам фильма, но и к определенным узлам действия, ситуациям, эмоциям, даже к общей идее.

И еще одно: примечательно, что, например, в лейт­мотиве царя Ивана из фильма «Иван Грозный», как пи­шет Васина-Гроссман [484], есть нечто сходное с побед­ным гимном Александру Невскому в одноименном фильме, равно как и с мотивом Кутузова в опере Про­кофьева «Война и мир» и с лейтмотивом в опере Римско-го-Корсакова «Псковитянка». Это родство, по мнению автора, указывает на то, что в русской музыке сущест­вует в разных жанрах обобщенная характеристика ти­пичного образа; здесь это— «властитель и герой». Мы упомянули об этом, чтобы показать, что звуковой образ лейтмотивов определяется типом персонажа и его дра­матургической функцией и что сходство между этими характерами и функциями, естественно, порождает из­вестное сходство между характеризующими их лейт­мотивами.

Лейтмотивы представляют собой что-то не произволь­но построенное, а являющееся «знаком» определенного содержания, выраженного визуально. Это итог опреде­ленных представлений, мыслей, идей композитора о том, что они должны сопровождать. Только потому лейтмо­тивы и могут выполнять свои задачи в кинофильме или в опере. Техника лейтмотивов должна осуществлять дра­матургическую связь между изобразительным кадром и музыкой, но она должна проистекать из понимания этой связи зрителем. В качестве музыкальной характеристи­ки лейтмотив, который сопровождает образ, может не только помогать объединению зрительной сферы со зву­ковой, а иногда даже замещать первую. Лейтмотивы, разумеется, могут применяться в кинофильме либо син­хронно, то есть одновременно с образом, либо вместо него; в последнем случае они своим содержа­нием дополняют изображение по принципу контра­пункта.

Порою лейтмотив предвосхищает некоторые фрагменты действия или ситуации. Интересный пример мы видим в фильме Чаплина «Мсье Верду», где музыка всякий раз предупреждает о новом преступлении или о новой жертве преступления еще до того, как оно совершается. Тревожный мотив возникает всегда в ту минуту, когда в поле зрения господина Верду появ­ляется еще одна одинокая и богатая женщина, которая затем становится его жертвой. Этот мотив вызывает в нас напряженное ожидание, он, так сказать, заранее извещает о предстоящем развитии действия. В фильме «Мой друг Шейн» угрожающий, невероятно заостренный ритмически, мелодически и инструментально, чрезвы­чайно характерный мотив всегда звучит перед каждым новым преступлением банды. Он выполняет две функ­ции: предупреждает о грозящей опасности и в то же время характеризует участников банды, указывая на то, что опасность исходит именно от этих людей.

Случается, что лейтмотив, связанный с персонажем или ситуацией, всегда звучит в одинаковом тембре, ска­жем, в мрачном тембре контрабасов и фаготов (мотив Рогожина в кинофильме «Идиот») или только на губной гармошке (мотив фермера в фильме «Мой друг Шейн») и т. д. Но в основном формы исполнения лейтмотива ме­няются; точно приспосабливаясь к фабуле, они передают перемены в настроении персонажа, которого сопровож­дают. В фильме «Возвращение Максима» (вторая часть трилогии о Максиме) лирическая песенка служит лейт­мотивом героя, как в заглавных титрах (звучащая ин­струментально), так и позднее, когда он поет песню лю­бимой девушке, и дальше, когда ее подхватывают дети старого токаря, чтобы заглушить чтение революционной прокламации, а Максим ими дирижирует. Эту песенку играют также на гармошке в рабочем поселке. Лейтмо­тив неизменно звучит как музыка, относящаяся к кино­кадру, не теряя, однако, своего значения лейтмотива.

Аналогично функционирует в качестве лейтмотива в фильме «Мулен-Руж» (история жизни Тулуз-Лотрека) знаменитый вальс Ж. Орика, который исполняется как в кадрах, изображающих Мулен-Руж, так и за кадром, в самых разнообразных функциях и формах; в разных сценах он каждый раз несет определенное высказыва­ние, которое пробуждает в нас разнообразные ассоциа- 324

ции. При этом один и тот же всегда внутрикадровый му­зыкальный отрывок играет различные роли.

Лейтмотивы имеют большое значение в «полифони­ческой» структуре фильма: благодаря им одну линию действия можно давать только визуальными средствами, вторую — только средствами музыки. Таким образом, техника лейтмотивов обогащает визуально-музыкальный контрапункт и одновременна концентрирует во времени кинематографическое высказывание.

В кинематографии делаются опыты применения тех­ники лейтмотивов очень свободно, асинхронно, не отка­зываясь, однако, от ее функции как связующего звена всего произведения. Мы уже говорили об упорно воз­вращающихся музыкальных фрагментах в польских фильмах «Последний день лета» и «Поезд», где частое повторение одной и той же мелодии передавало только настроение, «климат» действия, сама же мелодия не бы­ла связана ни с чем конкретным. Здесь перед нами тех­ника лейтмотивов очищенная, свободная от семантики. В обоих названных фильмах «главный мотив» явно не относится к кинокадру, источник его звука «нелогичен» по отношению к кинокадру, он комментирует не оп­ределенные эпизоды или ситуации, а нечто, лежащее за пределами эпизодов, за пределами показываемого действия, за пределами изображаемого мира. В извест­ной мере он является музыкальным комментарием к фи­лософскому «подтексту» кинофильма в целом. Он «на­мечает» в обобщенном виде следствие изображенного конфликта, ибо с самого начала определяет, так ска­зать, направление, в котором разрешится конфликт.

Иногда роль лейтмотива может выполняться опреде­ленным типом шумовых эффектов. Так в кинофильме «Ветер», наряду с музыкальным лейтмотивом странст­вий, применяется шумовой эффект — грохот поездов. Он сопровождает все тяжкие приключения группы комсо­мольцев. Глухой гул, скрежет, визг тормозов, шипение пара, крики толпы и другие звуки нарастают и ослабе­вают, но всегда создают фон, на котором развиваются все события фильма. Эти шумовые эффекты не только необходимый коррелят содержания отдельных сцен, но и символ самой дороги.

Для того чтобы лейтмотив действительно стал «лейтмотивом», необходимо, чтобы связь между опреде-

ленным персонажем или определенной ситуацией и со­провождающим их музыкальным мотивом была уста­новлена с момента ею первого появления. Так режиссер вызывает определенные, желательные для него ассоциа­ции зрителя. Каждое последующее повторение такого мотива, пусть даже в измененном виде, закрепляет эту связь и усиливает в нас чувство образного «смысла» данного мотива. В уме у нас возникает ассоциативная условность, действующая только для данного фильма. Лейтмотивы, не имеющие достаточно четкого музыкаль­ного рисунка, либо вовсе не в состоянии вызвать жела­тельные ассоциации, либо делают это с большим трудом. Для кинозрителей, не обладающих достаточной музы­кальностью, драматургическое действие лейтмотива так­же остается нераскрытым. Слишком резкое и прежде­временное изменение лейтмотива может также затруд­нить возникновение ожидаемых ассоциаций. И наконец, примитивное применение техники лейтмотивов может свести на нет выполнение им драматургических функ­ций. Не заходя так далеко, как Эйслер, мы все же долж­ны установить, что правильный и самый сильный эффект этого драматургически-формального средства в кино­фильме прежде всего зависит от того, как его приме­няют и используют.

Песня в звуковом фильме

Одной из самых распространенных законченных са­мостоятельных музыкальных форм в кино является пес-н я. Благодаря своему небольшому объему, а также сво­ему преимущественно строфическому строению песня может выступать как нечто цельное.

Так как, в зависимости от кинематографической си­туации, можно выбирать самые разнообразные формы песен и их исполнения, их популярность в кинофильме еще больше возрастает. Но главная причина, почему песня в кино играет особую роль, заключается в специ­фике тех функций, в которых она выступает (чаще всего в кинокомедии или кинооперетте, но также и в игровых фильмах другого рода). Песня звучит в таких си­туациях, в каких встречается в реальной жизни, где она более или менее органично мотивирована.

В опере герои «разговаривают» друг с другом исклю­чительно в форме пения и тем самым подчиняются ус­ловностям, весьма далеким от реальности; по в оперетте

и музыкальной комедии музыка, наряду с диалогом, уже только один из двух возможных способов высказыва­ния и появляется только в определенных местах. Благо­даря этому она, как специфический конденсатор эмоций, конфликтов, ситуаций, приобретает особый вес. В опе­ре все действие служит для музыки как бы канвой, в оперетте и кинокомедии песня приспосабливается к каж­дой данной ситуации. Здесь, следовательно, отношения между действием и музыкой складываются совсем по-иному. Кино примыкает к практике оперетты, но в нем, не в пример оперетте, включение в фильм песни всегда убедительно мотивировано. Из всей совокупности моти­вировок мы выделим только самые типичные: песня мо­жет быть исполнена в изображаемом в кадре концерте, на уроке пения, в баре, мюзик-холле и т. д.; она может быть представлена как песня, исполняемая героем для себя; ее могут исполнять и для кого-нибудь, например для любимой женщины или ребенка; она может возник­нуть во время праздника, работы, как солдатская или как детская песня; народную песню могут петь во вре­мя работы в поле; это может быть церковное, рождест­венское пение; песня может быть представлена как им­провизация композитора или в стадии ее сочинения; песня может, в зависимости от ситуации, прозвучать с патефонной пластинки, с пленки, из радиоприемника, телевизора и т. д.

Мотивировки иногда бывают очень художественными, и тогда это — одно из режиссерских достижений музы­кального фильма.

Приведу несколько кратких примеров: в кинофильме «Пепел и алмаз» функция песни испанских революцио­неров, которую два бывших бойца в Испании слышат в граммофонной записи, состоит в том, чтобы пробудить у героев воспоминания; в «Мусоргском» композитор по­ет собственную песню, чтобы разъяснить оперным пев­цам, как ее следует исполнять; в фильме «Часы надеж­ды» американский солдат напевает советскому ребенку американскую колыбельную песенку, спасая его в лод­ке от фашистов; в фильме «Встреча на Эльбе» песня, долетающая через окно в квартиру фашиста, который готовится к побегу, звучит как символ другого мира и одновременно возвещает о приближении советских войск и т. д.

Песня большей частью звучит в кадре, она слышна не только кинозрителям, мы предполагаем, что ее слы­шат и герои фильма. Здесь это музыка в ее естественной роли. В кинофильме поющий человек — просто герой, поющий по ходу действия, в опере он — персонаж, ко­торый в любой ситуации высказывается в пении и толь-ков пении. Песня в фильме обращена к изображаемым на экране «слушателям», она влияет на их пережива­ния, поведение, то есть участвует в развитии действия¹.

Песня в фильме, прежде всего сольная, представляет не только себя, но одновременно и определенный тип исполнения. Такой момент может быть использован в фильме весьма специфическим образом: помимо уже известных драматургических эффектов (герой может два раза пропеть одну и ту же песню в зависимости от на­строения совершенно по-разному; песню можно преры­вать, перебивать смехом, возгласами или разговорами), в кино известен эффект наслоения песни на другие зву­ковые явления. Пример двух солдатских песен, песен двух поколений солдат, наложенных друг на друга (в фильме «Первый день свободы») показывает, что функция их гораздо глубже, чем просто песни в кадре!

В опере пение, в силу специфики жанра, относится к каждой фазе действия; песня в кинокомедии или кинооперетте выступает лишь в отдельные моменты и потому приобретает несколько иное значение. В то время как в опере (и в оперетте, большей частью) поют все персонажи, в кинофильме это делают лишь немно­гие и изредка; вступление песни в кадр должно получить соответственное драматургическое обоснование. Не всег­да, к сожалению, это обоснование достаточно, что, ра­зумеется, снижает художественные достоинства и кино­фильма, и песни. Сущность так называемых «сценариев для музыкальных фильмов» и состоит в том, чтобы най­ти музыке хорошо мотивированное, изобретательное применение в качестве «предмета действия». Содержание фильма «Волга-Волга» — конфликт между двумя само­деятельными коллективами, которые едут в Москву на конкурс, — открывает возможности для многочисленных

1 Очень интересные высказывания о роли песни в советских фильмах найдет читатель в работах Васиной-Гроссман [577] и Ши­ловой [608], а также в книгах Корганова и Фролова [578] и Фрид [601].

эффектов подобного рода, так же, как восхождение по общественной лестнице венецианского гондольера («Шепчет любовь») или превращение шофера в опер­ного тенора («Музыкальная история»). Здесь названы лишь немногие кинофильмы, показывающие, какой многосторонней и остроумной может быть мотивировка песни в кинофильме.

Иногда песня может быть лейтмотивом всего дей­ствия, и тогда каждое ее возвращение в новой ситуации приобретает новое значение и таким образом делается важным моментом действия, как в только что упомяну­том фильме «Волга-Волга». В качестве лейтмотива пес­ня часто связывает воедино и двигает вперед действие или же функционирует по образцу симфонической коды в финале фильма, причем иногда она даже продолжает звучать как эмоциональное обобщение всего фильма, когда изображения уже нет.

Для того чтобы «играть» в фабуле, песня должна быть конкретно связана с показываемой ситуацией, она должна войти в кадр с достаточной фабульной мотиви­ровкой; но в то же время она должна иметь обобщающий смысл, а не оставаться только эпизодом, отвлекающим от главного или фоном для действия. Она может иногда быть выделена в символ чего-то более возвышенного, как, например, «Колыбельная» в фильме «Цирк», кото­рую белые люди пели маленькому негритянскому маль­чику. В такой функции песня превращается в некий «отвлеченный конденсатор» фильма и по своему обще­ственному значению может далеко превзойти значение всего фильма¹.

 

1 О том, как велико может быть значение песни в фильме, сви­детельствует судьба многих песен Дунаевского, первые слова кото­рых иногда приобретали значение, выходящее за пределы значения самого фильма. Мотив песни «Широка страна моя родная» из кино­фильма «Цирк» превратился в позывные московского радио. Мело­дии некоторых песен из советских фильмов проникли в фольклор, и этнографы нашли их вновь в отдаленных республиках, где они уже успели переплестись с интонациями местных народных песен. Песня Шостаковича из кинофильма «Встречный» уже много лет известна в Швейцарии в виде свадебной песни, а в США — она песня мира. Песни-лейтмотивы из французских фильмов «Каникулы господина Юло» и «Мой дядя» нашли широкое распространение в репертуаре французских шансонье. В период с 1933 по 1938 год к музыкально­му сценарию предъявлялись требования обязательного включения песни в качестве «лейтмотива». Но эта мода устарела, как многие другие до и после нее.

 

Разумеется, жанр, тип песни, ситуация, в какой она поется, ее функция в развитии действия бывают весьма различны. Песня в кинофильме может быть народной, и в таком случае она с самого начала выполняет информа­ционные задачи. Она указывает на среду, где происхо­дит действие, или на национальность певца и т. д. Не­гритянская песня, например, несет иную информацион­ную нагрузку, по сравнению с песней-мазуркой, русской народной песней или тирольской. Здесь песня несет прямую, сконденсированную информацию и берет на себя важные задачи в отношении зрительного ряда. В экзотических фильмах она сразу создает атмосферу «экзотики», более того, обстановку данной этнической среды.

Совершенно иную выразительную атмосферу, чем деревенская народная песня, дают песни городских пред­местий; и опять-таки иначе воздействуют сентименталь­ные, старинные песенки Беранже или вальсы, и совсем по-другому — джазы или шлягеры, которые уже потому способны более точно охарактеризовать время дей­ствия, что они очень быстро выходят из моды. Совсем другое выражение имеют солдатские, студенческие, ре­волюционные рабочие песни. Каждый из этих жанров несет с собой свой круг ассоциаций, связанных для кино­зрителя с определенными представлениями о времени и месте, общественной среде или общем настроении, и в этом смысле доставляет широкую информацию. Эта об­общающая сила излучается на фильм в целом, и пес­ня, если она, конечно, обладает нужными художествен­ными достоинствами и правильно применяется, играет важную роль в интеграции всего фильма.

Следует еще принять во внимание, что песню в филь­ме легче всего запомнить, ибо она всегда связана с кон­кретными кинокадрами, с действием, она связана со словом, она имеет шансы различными путями проник­нуть в сознание и закрепиться в памяти. Особенно если песня как лейтмотив неоднократно повторяется. Из всех путей распространения музыки передача ее через кино— один из самых коротких и простых, и тут опять песня яв­ляется основной. Ведь у музыки в кино совсем другая публика, чем в концертном зале или в опере; это более широкий круг зрителей, в том числе и публика наименее подготовленная в музыкальном отношении, до которой 330

простая песенная форма доходит легче всякой другой. Ее воспитательная роль огромна!

Укажу еще раз на то, что песня в отдельных жанрах кино имеет самое разное значение, что есть фильмы, в которых она играет второстепенную роль, и есть другие, где она является главным стержнем всего действия. К последним относятся музыкальные фильмы, прежде всего музыкальные кинокомедии и кинооперетты. В мультипликационных фильмах песня тоже может иг­рать большую роль (вспомните о фильме Диснея «Три поросенка» или «Белоснежка и семь гномов»). В доку­ментальном фильме песня функционирует большей частью только как фон. В других жанрах (в эксперимен­тальных, научных фильмах и других) она вообще не встречается.

Как самый жанр кино, где песня особенно хорошо «играет», так и функция самой песни требуют, чтобы песня в фильме была более доходчива, тогда она легко усваивается. Это, естественно, способствует ее популяр­ности и ее самостоятельной жизни за пределами кино­фильма.

Песня в фильме, конечно, оказывает замедляющее действие на темп развития фабулы. И тут опять-таки за­дача режиссера •— компенсировать вытекающую отсюда статику большей динамикой смены кадров.

Использование песни — это самый старый, самый простой и реалистический метод введения музыки в ки­нофильм. Не удивительно, что этот метод очень рано был применен в звуковом кино Хотя песня, конечно, и по сей день еще играет определенную роль, но во мно­гих жанрах сейчас ее применение уже ограничено.

Инструментовка киномузыки

Проблеме инструментовки киномузыки следовало бы посвятить отдельную книгу. В объеме одной главы ее невозможно исчерпать¹. С другой стороны, ее нельзя

 

1 Проблеме инструментовки киномузыки очень давно стали по­свящать специальные работы. Одним из первых анализирует эту проблему Л. Сабанеев [123] в книге, которую мы уже цитировали, а в последнее время — Э. Мазетти [338].

 

 

подвергнуть детальному рассмотрению, не имея в рас­поряжении всех партитур, а это, разумеется, недости­жимо. Вот почему мы вынуждены ограничиться заме­чаниями, которые не претендуют ни на точность, ни на более или менее исчерпывающий музыкально-теорети­ческий анализ. Мы можем касаться проблем инструмен­товки только на основании нередко лишь однократного прослушивания музыки фильмов.

В проблеме инструментовки киномузыки име­ются два аспекта. В сценах, где музыка выступает как музыка в кадре (особенно если источник звука пока­зан), она нуждается в реалистической инструментовке, то есть в применении тех инструментов или инструмен­тальных ансамблей, которые продиктованы сценарием. Там, где музыка применяется в одной из других своих многочисленных функций, допустима, наоборот, большая свобода, хотя и в таких случаях выбор инструментов в значительной степени зависит от содержания данной сцены. Ибо, как все описанные выше элементы музыки, инструментовка тоже должна служить визуальной сфе­ре, действовать совместно с нею. И иногда это полу­чается превосходно, потому что тембровые краски вы­зывают непосредственные ощущения.

Принципиально в кино допустима любая инструмен­товка, коль скоро она функционально связана с кадрами и оправдана общей линией драматургии. Когда музыка появляется в кадре как предмет изображения данной сцепы, она должна адекватно соотвстствовать его со­держанию; если она сопровождает кульминационный пункт действия, она большей частью бывает насыщен­ной; изображая только фон, она будет более прозрачной, хотя возводить это в принцип не следует. Партитуры американских фильмов чрезмерно однообразны в смысле метода аранжировки, так что всякая композиторская выдумка нивелируется. В Польше в этом отношении наблюдается большая свобода, хотя уровень иллюстра­ции также очень неровен. Принцип выступления оркестра в полном составе при показе заглавных титров и в эпилоге или в особо важные моменты уже давно пора сдать в архив. И здесь сегодня уже ищут новых средств.

Характер инструментовки к киномузыке в большой степени определяется техническими возможностями зву­кового кино. Некоторые инструменты или группы инст- 332

рументов в кино «не фотогеничны», они (это относится, в частности, к скрипкам) плохо воспринимаются и ре­продуцируются микрофоном; другие, наоборот (напри­мер, деревянные и медные духовые, арфа, челеста и да­же рояль), сохраняют свой тембр и чрезвычайно плас­тично выделяются в звуковом поле.

Микрофон до некоторой степени стирает индивиду­альные тембровые различия, особенно в насыщенной ор­кестровой инструментовке. Вот почему на первое место выступает требование, чтобы инструментовка была ка-мерной, оно диктуется тенденцией к понятности и изби­рательности звучания. Условия техники записи заставили искать новые, необычные составы инструментов; этот процесс вырос до сознательного эстетического постула­та, тем более что та же тенденция проявилась и в авто­номной музыке. Кино оказало ей в этом смысле сущест­венную поддержку.

В кинофильме инструменты чаще всего индивидуа­лизированы, они подчинены фабуле: кто-то играет на скрипке, рояле, губной гармошке или на гитаре. Но использование инструмента не всегда бывает связано с показом источника данного звука.

Определенная инструментовка может помочь и ха­рактеристике героя: определенный тип киногероя играет на аккордеоне, другой — на рояле, причем, разумеется, и то, что они играют, указывает на тип героя. Иногда, это достигается средствами контраста. Когда в совет­ских военных фильмах солдаты играют на гармошке, то характер исполнения не противоречит характеру пер­сонажей. Но когда в польском фильме «Тень» террорист наигрывает на мандолине сентиментальную мелодию, эта игра и тип инструмента уже добавляют нечто важ­ное к характеристике персонажа: сентиментальность бандита, который может растрогаться от лирической ме­лодии и хладнокровно убить человека. Следовательно, и инструментовка может быть использована по отноше­нию к кадру синхронно и асинхронно.

Но прежде всего она может быть однофункциональ-ной и полифункциональной, может создавать «подтекст». В фильме «Семь самураев» после освобождения япон­ской деревушки от наводивших на нее ужас бандитов вся деревня коллективно сеет рис; и здесь народная ме­лодия на японской флейте вносит в сцену несколько раз- 333

личных «подтекстов»: эта игра; в ритме работы указы­вает на магические, древние функции инструмента, под­черкивает деревенскую атмосферу, национальную специ­фику сцены, и прежде всего — воцарившийся в деревне покой.

Совсем па иную обстановку, другой склад мышления указывают игра на фортепиано в фильмах о Бетховене и Шопене, звуки польского народного ансамбля в «Юности Шопена» или дробь негритянских барабанов в фильме «Черный Орфей» и т. д. Сам характер показы­ваемых или слышимых в кадре инструментов служит важным фактором для обрисовки среды. Особенно зна­чительную роль играют народные инструменты в экзо­тических фильмах.

С этим связана и функция тембра, которая ведет свое происхождение от романтической программной музыки и техники лейтмотивов: тембр звука должен характери­зовать персонажей фильма, дополнять визуальную ха­рактеристику другой, музыкальной. Карикатурные зву­ки глиссандо на тромбоне, которые у Шостаковича со­провождают мнимого председателя колхоза в фильме «Одна|», характеризуют этот персонаж со звуковой сто­роны (своим тембром), так же, как в фильме «Часы на­дежды» резкие звуки флейты-пикколо характеризуют фашистов, а в фильме «Мой дядя» фонически преобра­зованные звуки рисуют мир снобов.