Пропусканье слов и коверканье текста

На этюд выходит бойкая, но несколько легкомысленная девушка. Ей с партнером дается такой текст:

ОН (сидит, перелистывает и просматривает книгу).

ОНА (подходит). Простите, эту книгу вы нашли здесь, на лавочке?

ОН. Да.

ОНА. Это моя книга. Я оставила ее… забыла.

ОН. Ну, что ж, если ваша, — возьмите.

ОНА. Благодарю вас. А я испугалась, думала совсем потеряла. Простите (уходит).

Уловив из предложенного текста, что речь идет о забытой на лавочке книге и о розыске ее, — она довольно верно, но небрежно, повторила слова, вышла из класса и вернулась через полминуты. Тем временем партнер ее успел увидать забытую книгу, нехотя взять ее и перелистать первые страницы.

Она быстро вошла, посмотрела на лавочку, на него, на книгу… Села рядом и заговорила.

395 — Скажите, вы эту книгу взяли здесь на лавочке? Он взглянул на нее, понял, что она ищет эту книгу, что книга эта ее, — ответил.

— Да, — и с любопытством стал ожидать, что она скажет дальше.

— Это, видите ли, моя книга, я потеряла ее… оставила здесь… забыла…

— Ну, что ж, если ваша, — возьмите.

Она обрадовалась, схватила книгу, открыла на первой попавшейся странице…

— Вот хорошо. А я думала — потеряла. Извините! — схлопнула книгу, кивнула головой и убежала.

Все было хорошо, кроме одного: текст был перековеркан, слова перепутаны… сыгран был «вольный перевод».

Этого и нужно было ожидать. Тогда, когда она повторяла для себя текст, уже было видно, что слова текста ей не важны (хоть она и повторила их тогда правильно), ей важна только общая линия да факт утери книги.

Это у нее и задалось. Задалась также и небрежность по отношению к тексту: слова, дескать, не важны, — важна суть. Все это и выявилось сейчас же на деле.

Так же, как в этом случае — всегда можно предсказать заранее, где, на каких словах актер споткнется, какие слова переврет, какие забудет. Для этого надо только следить за ним во время повторения им себе текста: пропустил или сказал не то слово при повторении — пропустит или неверно скажет и во время самого этюда. Замялся перед словом при повторении — замнется и во время этюда.

Словом, как текст себе сказан, как он «в себя отправлен», так он и выплывает: задан неверно — неверно и скажется; задан со спотыканиями — в таком виде и припомнится; задан кое-как, проболтан — он и не запал: будет и во время исполнения этюда забываться, перевираться, говориться не точно, а только приблизительно.

Повторяя себе перед этюдом все слова текста, необходимо также сказать себе и ремарки: ухожу, сажусь, беру книгу и тому подобное. Иначе — слова все скажутся, а уходить или сделать что-либо из того, что обусловлено в этюде, не захочется.

396 Спросишь ученика: а почему же вы не ушли или не сделали того-то или того-то? Всегда один ответ: «А мне не хотелось». И тут он прав. Он хорошо сделал, что не насиловал себя, а целиком пустил себя на волю своих позывов и влечений. Тут ошибки не было. Ищи ошибку раньше: в задавании. И всегда окажется, что так именно и есть — забыл себе сказать: ухожу или делаю то-то.

Если же актер отчетливо скажет себе ремарку — хотя бы для примера: «Подхожу к окну», — то сам не заметит, как очутится около окна. Какая-то сила неминуемо приведет его.

Тут нет ничего чудесного и сверхъестественного. Это явление довольно-таки обычное. Ложась с вечера в постель и боясь проспать, мы говорим себе: «Завтра надо проснуться в 7 часов». Утром от какого-то толчка, от какой-то мысли мы просыпаемся… Смотрим на часы и… стрелка указывает ровно 7 часов.

В случаях нашего театрального или школьного задания происходит то же самое.

ЗАДАВАНИЕ «КОНЦА» — «ТОЧКИ»

В главе о тексте было много сказано о неверном отношении к словам роли: с одной стороны, о переоценке их, с другой — о недооценке, о «небрежничаньи» со словами.

При начальных уроках ученик обыкновенно думает, что играть — это говорить слова. И как только он проговорит все слова, какие ему полагались, так или кончает этюд или начинает «импровизировать» дальше и наболтает языком всякий вздор, лишь бы только не замолчать.

Чтобы это не вошло в обыкновение, как-нибудь деликатно сокращаешь ретивость ученика и отводишь его от таких ненужных добавлений.

«Импровизаторскую» болтовню прекращают, но зато начинают насильно сдерживать себя и даже тогда, когда есть потребность сказать, слова уже на языке, но — так как в тексте их нет — их затормаживают, не пускают.

Это никуда не годится. Поощрять такую сдержанность — это убить самое главное: непроизвольность, 397 свободу, непосредственность, т. е. то, что является основой творчества актера.

Поэтому в таких случаях говоришь: «Нет, уж вы лучше скажите. Коли слова просились, если они были следствием вашей жизни на сцене, значит, они действительно были необходимы — никоим образом не сдерживайте себя. Ведь самое главное — “делать то, что хочется, что делается”, а вам не только хотелось, но слова уже были готовы сорваться, — так какое же вы имели право удерживать их? Помните правило: запрещается только одно — запрещается вмешиваться в свою жизнь».

Так действуешь, спасая основное — свободу. И временно допускаешь добавление лишних слов от себя.

Но скоро все-таки вскрываешь истинную причину того, почему актеру не хочется остановиться, когда сказан весь текст, а хочется добавить от себя еще и еще слова. Дело опять в задании.

Вот вам текст:

— Ты отдал свой долг Виктору?

— Нет, забыл.

— Нехорошо. Я слышала, как он просил у Сергея Петровича взаймы 10 рублей.

— Черт возьми!.. Как же это я?.. Неприятно…

Прежде чем повторять для себя этот текст, можно допустить мысль, что это обрывок разговора или даже начало его, а дальше — сестра (или мать, или жена, или приятельница) будут распекать вас за небрежность или склонять к тому, чтобы идти сейчас же отыскивать деликатного и скромного Виктора и отдать ему деньги, или дело повернется как-нибудь иначе…

Словом, если допустить мысль, что это начало разговора, то этим самым допустишь мысль, что должно быть и продолжение его, т. е. закажешь себе продолжение беседы. А раз так, неминуемо захочется говорить и дальше.

Плохо ли это? Нет, не плохо. Но, поскольку мы тренируем наших учеников не для свободных импровизаций, а для театра, в котором играются драматургические произведения с совершенно точным текстом, — выгодно эту тренировку вести сообразно с целью неукоснительно и систематически с первых школьных шагов.

398 Поэтому надо приучить к тому, чтобы взгляд на текст был такой: вот разговор — тут начало его, а тут и конец его. На этом все и кончается. Точка.

Жизнь, конечно, не прекращается, она идет своим чередом и дальше, но ведь не в словах же только жизнь, — она и в молчании. В молчании жизнь часто еще более интенсивна и насыщена. Слова — всегда все-таки только разрядка внутренней невидимой жизни. Но разрядка может быть и в действии, и в напряженном, насыщенном молчании, во взгляде…

Возвратимся к данному примеру (с Виктором). Если вы приучили ученика смотреть на всякий данный ему текст таким образом, что в этом тексте все — и начало и конец, — то, повторяя себе его перед этюдом, он закажет себе невольно и эту мысль: «Вот какие я должен сказать слова и вот их конец». Точка.

Тогда никакой потребности разговаривать дальше у него не будет. Закончив последние слова: «Черт возьми… Как же это я… Неприятно…» — он, вероятно, начнет искать способов, как бы ему поправить это дело: может быть, возьмется за телефонную трубку, чтобы переговорить с Виктором, может быть, сам пойдет к нему или найдет кого другого, кто бы мог передать ему его долг — что угодно, но разговор его со своей партнершей кончен.

То же самое будет и у его партнерши: слова ее сделали свое дело, она это видит по лицу актера и по его поведению, и ей больше ничего не надо. Продолжать беседу на ту же тему ей больше не захочется.