Лендлорд сурово вынимал из-за пояса английский револьвер «бульдог».

 

Лендлорд считался богачом, и, вероятно, это было справедливо, но ни один смельчак не решался покуситься на его деньги. Охотников до чужого добра удерживал страх перед законом Линча, с которым шутить опасно, и, кроме того, никто не знал, куда прячет лендлорд свои сбережения. По крайней мере, самые ловкие пролазы, стараясь выяснить это, постоянно оставались ни с чем.

Втихомолку поговаривали, что дом лендлорда стоит на месте старых шахт, вырытых еще обанкротившимся обществом. Эти шахты вели в нескончаемые подземные галереи, многие из которых проходили даже под озером, а так как расположение этих галерей никому не было известно, то даже самые смелые головорезы не отваживались спускаться в этот таинственный лабиринт. Лендлорд только посмеивался, слушая эти «бабьи толки», и преспокойно занимался своим делом.

Дня за два или три до той оргии в мрачном доме, о которой мы упомянули в начале главы, мимо жилища лендлорда проходило человек двадцать свэгменов – ирландцев, немцев и англичан. Свэгменами здесь называют поденщиков, переходящих с места на место с узлом (swag) за спиной. В этом узле находится обычно разная мелочь и запасная пара сапог.

Свэгмены представляли собой жалкую толпу оборванцев, изможденных трудом и лишениями. Они шли молча и в полном унынии, по-видимому, не собираясь завернуть к лендлорду.

Но хозяин мрачной гостиницы тотчас же почуял наживу. Не всегда внешность свэгменов соответствует действительности. Иногда их нищенский вид скрывает большой заработок, полученный на прииске, или за стрижку овец, или выпас скота.

Всякому кабатчику хорошо известна жизнь людей этого рода. Он знает, что она очень похожа на житье матросов, которые во время плавания вынуждены воздерживаться от многого, а ступив на землю, жадно набрасываются на удовольствия. Свэгмены во время работы ведут жизнь, пожалуй, еще более скучную и воздержанную, но уж зато, когда дорвутся до возможности спустить немного заработанных деньжат, не знают удержу и предаются наслаждениям в чисто эпических размерах.

Отработав, они собираются в группы и направляются в ближайший город, где можно развернуться. Уединенных гостиниц, встречающихся по дороге, они не уважают. Свэгмены считают унизительным пропивать в них деньги и никогда там не засиживаются, а только заходят перекусить. Они жаждут более широкой арены для подвигов, после которых обычно возвращаются опять к прежней трудовой жизни, полной лишений.

Лендлорд, видя, какие они пыльные и потные, притворился, будто принимает их за нищих, и предложил даром по чашке чаю.

Это предложение вызвало целый поток ругательств.

– Чаю! А! Нашел, что предложить, сукин сын! Какая невидаль – чаю! Разве мало мы его выпили на работе? Мало разве полоскали себе желудки этой бурдой? Тогда приходилось покоряться, а теперь мы богачи. Теперь только пить да гулять. Чаю! Очень он нам нужен! Водки давай, вот чего! И не даром – мы заплатим чистыми денежками. Да. Знай наших.

Хитрость трактирщика удалась. Он знал, что у свэгменов наверняка есть золото, и решил помочь перекочевать этому золоту в свой карман. Так оно и вышло. «Теперь это вопрос двух-трех дней», – думал он, потирая руки от удовольствия.

Свэгмены уселись под деревом у стола, на котором не замедлила появиться водка. Они еще не решались войти в зал, откуда так и несло одуряющим запахом винных паров. Трактирщик не стал их приглашать, зная, что они и сами не устоят перед искушением.

Он предлагал чаю, а ему поднесли стаканчик водки, которую вся компания объявила превосходной.

Но что такое две бутылки на двадцать человек? Это все равно что капля воды в безводной пустыне или одно яйцо на целый полк. Глаза у всех разгорелись, языки жадно облизывали губы.

– А водка хороша. Что вы скажете, Оуэн? Как вы полагаете, Миллер?

Известно, что все немцы – Миллеры, а все ирландцы – Оуэны.

– Водка… ничего, забористая, – отвечал англичанин Дик.

– Водка очень хороша, хозяин. Почем она у вас? – спросил лендлорда хор алчущих голосов.

– Я не продаю, а подаю ее, – с достоинством ответил хозяин.

– Черт вас дери, с вашим великодушием. Нам не нужно милостыни, мы не нищие. У нас в кошельках деньги-то есть. Знайте, что мы идем в Суон-Хилл, где будет опорожнено много бутылей и разбито много стаканов. Мы, если запьем, так уж пьем без конца.

– Очень приятно, господа. Очень приятно. Вы правы. Но вы выпили только по одному стаканчику водки. Этого мало. Отсюда до Суон-Хилла путь неблизкий. Позвольте лесному отшельнику угостить вас персиковой наливкой. Такая, доложу вам, она у меня душистая, что просто чудо, а уж сладкая какая – ну что твой мед!

– Отлично, хозяин, но только, чур, на этот раз платим мы. Мы богаты. Педди (насмешливое прозвище всякого ирландца) нашел целую корзинку апельсинов,^[39] Миллер несет с собой жалованье за целый год, а Дик целых два года копил поденную плату за работу в лесу.

– Тише, ребята! Вы точно старые бабы. Что у вас за языки проклятые! Я охотно выпью за здоровье лесовиков, но вовсе не хочу, чтобы наш скромный заработок перешел в их карманы. Ведь они всюду рыскают и, чего доброго, услышат, что вы говорите.

Лендлорд торжественно притащил две бутылки, оплетенные ивовыми прутьями, местами сгнившими, что свидетельствовало об их древности.

– Но это слишком много! – вскричал Оуэн, втайне думая о том, насколько опустошат эти бутылки его корзинку с апельсинами.

– Педди, голубчик, – возразил с важностью хозяин, – если тебе так жаль червонцев, то оставь их у себя. Пить, впрочем, можешь, как и все. За мой счет.

Радушные слова были встречены возгласом одобрения, и товарищи ирландца презрительно пожали плечами, с неудовольствием косясь на скрягу.

Тот рассердился, вытащил карманный нож и одним ударом сбил у бутылки горлышко, крича:

– Ура, братцы, Оуэн богат! Что такое бутыль? Плевок. Пейте на здоровье. От чистого сердца угощаю. Ты, хозяин! Получай!

Под оглушительное «ура!» товарищей Оуэн вытащил из-за пазухи увесистый кошелек и достал оттуда целую горсть золотого песка.

Из уважения к хозяину бутыль опустошили до последней капли. Жажда от этого только увеличилась, голод тоже давал себя знать.

– Вот что, ребята! – сказал Дик, у которого уже покраснели нос и щеки. – Лендлорд правду говорит: до Суон-Хилла путь не близкий. Недурно бы нам перекусить чего-нибудь. Конечно, немного. Самую малость. Что у тебя есть, сказывай, чертов трактирщик?

– Бочонок анчоусов есть… чудный бочонок. Предпоследний! Сама королева, дай ей Бог здоровья, таких анчоусов не пробовала.

– Ура! Анчоусы так анчоусы!

И подвыпившие приятели перешли в зал гостиницы, где для них быстро накрыли стол. Сервировка была удивительно хороша для такого глухого места. Скатерть сияла чистотой, тарелки и стаканы так и сверкали – все это составляло разительный контраст с рваной одеждой свэгменов.

Анчоусы были солоны до ужаса и в буквальном смысле драли горло. Трактирщик предложил их специально: после них обычно начинается ужасная жажда. Путники, уже будучи изрядно разгоряченными, решили переночевать в гостинице, а что же делать в гостинице, как не пить?

И они пили, как губки. Погреб лендлорда казался неистощимым. Количество напитков могло сравниться только с их разнообразием. Наступил час ужина. В возбуждающих блюдах недостатка не оказалось, и вскоре несчастные гости лендлорда были пьяны в стельку.