Способ познания действительности — объективной и субъективной

Обращение к общественному мнению дает возможность прежде всего познавать самые различные сферы и стороны социальной действительности — объективной и субъектив­ной. Как мы уже говорили, общественное мнение является формой отражения мира бытия и мира сознания, и потому оно — важное средство измерения этих двух миров, фиксиро­вания их фактов и связей.

Что касается, в частности, мира бытия, то, как было по­казано в параграфе 13, его изучение с помощью обществен­ного мнения определяется действием «принципа целесооб­разности». Этот принцип исходит из того, что объективная действительность постигается прежде всего сама по себе, с помощью объективных методов, а не через ее отражение в сознании людей. А с другой стороны, он утверждает, что существуют ситуации, при которых обращение к миру мне­ний с целью измерения мира бытия является именно «целе­сообразным». Тогда же, в параграфе 13, мы рассмотрели од­ну из таких ситуаций. Теперь остановимся на двух других.

Ключ к миру бытия

Начнем с того, что в социальной действительности существует множество объективных явлении, для понимания кото­рых обращение к субъективному миру мнений является ре­шающим, а иногда даже единственно возможным средством анализа. В таких случаях факты

сознания оказываются клю­чом к пониманию фактов бытия. Это можно показать на при­мере анализа причин разводов.

Как известно, явление развода фиксируется в большом числе самых разнообразных по своему содержанию данных, в том числе имеющих и безусловно объективный характер. К их числу должна быть отнесена в первую очередь та часть судебной статистики, которая касается таких сторон дела, как возраст разводящихся, возраст их вступления в брак, продолжительность брака, число детей в семье, социальное и имущественное положение разводящихся и т. д. Значение всех этих объективных данных, бесспорно, велико. Однако, содержащие сведения исключительно о фигурах разводя­щихся, они абсолютно ничего не говорят собственно о причинах развода. И это обстоятельство сразу же сужает их зна­чение: подобного рода статистика может служить лишь ба­зой для построения различных рабочих гипотез относительно действительных причин разводов или материалом для кор­реляции выводов, сделанных на основании каких-то иных источников. Не больше.

Что же касается других объективных данных, выража­ющих явление развода, так сказать, непосредственным пу­тем— например, говорящих об условиях жизни разводя­щихся, о характере взаимоотношений между ними, о состоя­нии их здоровья и т. д., то тут вопрос обстоит еще сложнее. Как известно, на практике эти данные просто-напросто не фиксируются, и не только судебной статистикой, но и, как правило, статистикой вообще, по крайней мере, во всем их объеме и совокупности. Главное же — они также не позво­ляют «преодолеть» в анализе чрезвычайную сложность объ­ективного механизма разводов.

Дело заключается прежде всего в том, что в действи­тельности имеется поистине бесчисленное множество эмпи­рических причин, в силу которых распадаются семьи. В этом смысле знаменитая формула Толстого: «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастная семья не­счастлива по-своему» кажется гениальной. Если в ней еще как-то можно оспаривать первую половину, то вторая, ко­нечно, не подлежит сомнению. «Сосчитать» причины разво­дов чрезвычайно сложно. Можно взять на выборку любое число семейных неудач, и в каждом случае в объективном выражении явления мы столкнемся с совершенно своеоб­разным действием факторов, приведших к печальному концу.

Проблема усложняется еще более в связи с тем, что в подавляющем большинстве случаев все эти причины (пусть их даже удается полностью зафиксировать) действуют не обособленно, не в чистом виде, но комплексно. В результате в каждой конкретной ситуации исследователь фактически сталкивается не с одной какой-либо причиной, но одно­временно с множеством связанных друг с другом причин.

В соответствии с законами математических комбинаций это обстоятельство сразу же, одним махом многократно уве­личивает «сосчитанный» ряд причин. А главное — на место простых, линейных величин оно ставит сложные, комплекс­ные величины. Фиксированию теперь должны подлежать уже не отдельные причины, но отношения, зависимости ме­жду ними. Это ставит статистику, как и любой другой спо­соб объективного измерения явлений, просто-таки в безвы­ходное положение: теперь в каждом конкретном случае формальной (в частности статистической) обработке факта должен предшествовать определенный научный анализ ре­альной ситуации, который обязан вынести определение факту, вычленить в нем главное и второстепенное, домини­рующие и зависимые стороны и т. д. Между тем сделать это каждый раз бывает очень сложно даже для самих супругов, честно пытающихся разобраться, в чем же дело...

Наконец, на пути объективного анализа рассматривае­мого явления встречается еще одна крупнейшая трудность. Она связана с тем, что все эти так называемые объективные причины разводов имеют относительный характер, не дей­ствуют автоматически. Приводя в одних ситуациях к рас­паду семьи, они в других ситуациях не имеют никакой раз­рушительной силы или, в крайнем случае, играют роль лишь катализаторов распада.

Названные трудности заставляют исследователя поки­нуть сферу объективных данных, сохранив ее для корреля­тивного анализа, и искать выхода из положения в сфере субъективного мира людей, прежде всего непосредственно в сфере мотивов человеческого поведения. Такой шаг оказы­вается продиктованным не только сложностями объектив­ного анализа, но и более принципиальным соображением, являющимся, в сущности, лишь иным выражением невоз­можности анализировать взятый предмет, исходя из одних только объективных показателей. Мы имеем в виду самую природу разводов, состоящую в том, что непосредственной, ближайшей причиной их всегда оказываются именно субъ­ективные мотивы людей.

Строго говоря, при анализе разводоз можно различить два ряда порождающих их причин: а) причины, природа ко­торых связана с особенностями самой личности — ее субъек­тивными качествами, моралью, мировоззрением, психоло­гией ит. д., и б) причины, природа которых имеет безус­ловно объективный характер, то есть связана с определенными условиями жизни личности, не зависящими от качеств последней. Несмотря на взаимосвязанность и взаимообус­ловленность этих типов причин, на всю относительность гра­ниц между ними, их различие по существу и значению кажется очевидным. Но у них есть и решающая общая чер­та — они приводят к распаду семьи, лишь преломившись че­рез мир сознания людей, лишь воплотившись в определен­ных мотивах поведения. Так, за исключением тех случаев, когда объективные условия существования семьи означают на деле условия ее несуществования (как, например, в слу­чае долговременного проживания супругов в разных горо­дах), разрушительное действие объективных причин ока­зывается невозможным без сопроводительного действия причин субъективных, без того, чтобы эти объективные при­чины соответствующим образом отразились в сознании лю­дей, приобрели характер фактов сознания, накладывающих печать на все поведение людей: супруги могут разлюбить друг друга и разойтись и без «злой тещи», но, имея «злую тещу», они не разойдутся до тех пор, пока «не разлюбят» друг друга.

Иными словами, природа противоречий, приводящих к распаду семьи, может быть самой различной — корни их мо­гут уходить «в землю» — в область материальных (биологи­ческих, экономических, хозяйственных и т. д.) явлений или «висеть в воздухе» — относиться к области разного рода субъективных качеств людей,— но независимо от этого все эти противоречия неизменно должны выразиться в форме рациональных или чувственных мотивов, чтобы действи­тельно привести к разводу. И именно поэтому исследование причин разводов обращается преимущественно (хотя и не исключительно) к анализу мира сознания людей, к рассмот­рению субъективных данных и прежде всего — мотивации разводов, даваемой людьми.

Однако от сделанного нами теперь вывода до выдвину­того в самом начале тезиса — о том, что решающим способом постижения механизма разводов является обращение именно к общественному мнению,— еще далеко. Дело в том. что субъективный мир людей имеет множество непосредст­венных, то есть лежащих также в сфере сознания, форм сво­его выражения, общественное мнение — лишь одна из них.

С точки зрения фиксирования мотивов разводов эти формы представляют различную ценность — в зависимости от большей или меньшей степени точности, с которой ониотражают действительную картину. Мы не раз уже подчер­кивали, что суждения людей о мире неизменно таят в себе возможность самых невероятных ошибок и отклонений от истины. Это тем более верно, когда речь заходит о такой ин­тимнейшей сфере человеческих отношений, как семейная жизнь. Известно, что люди весьма неохотно впускают в свой интимный мир посторонних, относя по старинной традиции многие факты из этого мира к разряду «стыдного». Но глав­ное даже не в этом. Главное состоит в том, что люди в по­давляющей массе своей сами крайне неадекватно понимают и передают свой внутренний мир, так что призыв древних мудрецов: «Познай самого себя!» — остается не осуществлен­ным и по сю пору.

Все это заставляет весьма критически относиться к тем или иным формам самовыражения человеческого «я» и оце­нивать их весьма различным образом. Многие из них, не­смотря на всю их внешнюю привлекательность и удобство для анализа, как раз сопряжены с очень большими ошиб­ками: подлинное они подменяют фиктивным, а реальное — иллюзорным.

Именно так следует оценить, в частности, тот раздел су­дебной статистики, которая фиксирует мотивы разводов, то есть касается уже непосредственно субъективных фактов, и строится, как известно, на основании тех официальных за­явлений, с которыми разводящиеся обращаются в суд. Ана­лиз показывает, что причины разводов, официально фигури­рующие в суде, и причины подлинные в большинстве случаев не совпадают друг с другом.

Поэтому несравненно более предпочтительным и обнаде­живающим кажется тут обращение к другого рода субъек­тивным данным, именно к широкому общественному мне­нию. При прочих равных обстоятельствах зафиксированные в мнениях людей мотивы разводов представляются прежде всего значительно более правдивыми, соответствующими истине. Это обеспечивается как устранением условий, обычно вынуждающих людей идти на сознательное откло­нение от действительности, так и, напротив, созданием ус­ловий, наиболее благоприятствующих выявлению истины. В рамках правильно организованного опроса мнение чело­века о мотивах разводов, основывающееся на непосредст­венном опыте и фиксирующее этот опыт, будет иметь зна­чительно больший вес, нежели мнение, высказанное тем же человеком на суде, хотя бы потому, что опрос гарантирует полнейшую анонимность высказываний. Что же касается мнений, фиксирующих обобщенный опыт людей и пред­ставляющих собой результат их наблюдений и размышле­ний над фактами действительности, то, вполне понятно, объ­ективность таких мнений должна быть оценена еще более высоко: позиция «незаинтересованного» человека почти со­вершенно свободна от элементов сознательной, умышленной лжи.

Правда, тут остается вторая проблема: возможность не­осознанного, неумышленного отклонения мнения от исти­ны— не из-за желания скрыть эту истину, а исключительно из-за неумения понять или выразить ее. Однако, как мы увидим в следующей главе, и в данном отношении анализ общественного мнения представляется гораздо более надеж­ным, свободным от ошибок, нежели анализ другого рода субъективных данных.

Общественное мнение констатирует факты

В социальной действительности существует также множество таких объективных явлении, измерение которыхс по мощью обращения к общественному мнению является если и не единственно возможным, то, во всяком случае, гораздо более предпочти­тельным в сравнении с использованием разного рода объек­тивных методов. Это предпочтение бывает связано с боль­шей экономией сил и средств, с большими удобствами в про­ведении исследования, с большей точностью анализа

и т. д. В таких случаях исследователь не собирает и не описывает сам факты действительности, но «поручает» (доверяет) эту работу общественному мнению.

В частности, одним из главных преимуществ обращения к общественному мнению при констатации фактов действи­тельности является то, что таким образом получаемое зна­ние опирается на уже обобщенные представления людей о предмете, сложившиеся в процессе практики. Это делает рассматриваемый путь весьма экономным в сравнении с обычными методами объективного анализа.

Приведем такой пример. Допустим, перед исследовате­лем стоит задача раскрыть главные особенности, сущест­венные признаки коммунистического труда, причем он дол­жен сделать это средствами объективного анализа. Оче­видно, для решения такой задачи исследователь должен об­ратиться к конкретному материалу — пойти в заводские цеха, на колхозные фермы и т. д. Там он должен будет подробно изучить характер деятельности коллективов комму­нистического труда, причем не одного, а нескольких, мно­гих коллективов, чтобы охватить явление во всем разнооб­разии его черт и особенностей. Затем он должен будет сравнить полученные объективные показатели с другими объективными показателями, характеризующими труд «обычных» людей и коллективов (предварительно также оп­ределив их),— полученная в сравнении разница даст воз­можность ответить на поставленный выше вопрос.

Вместе с тем такую задачу можно решить и иным пу­тем: обратившись к мнению людей, непосредственно стал­кивающихся с деятельностью ударников и коллективов ком­мунистического труда и могущих сопоставлять (постоянно, на каждодневном опыте) эту деятельность с трудом «неком­мунистическим», а также к мнению самих ударников и кол­лективов, получивших высокое звание. Если при этом со­блюсти определенные условия — обеспечить необходимо большую величину опрашиваемого ансамбля, гарантирую­щую от случайностей, добиться необходимой искренности высказываемых мнений и т. д.,— задача будет решена с высокой степенью точности. Опыт нашего IV опроса, о кото­ром мы рассказывали выше, подтвердил это достаточно убе­дительно. Мнение масс безошибочно перечислило все основ­ные компоненты реально существующего коммунистиче­ского труда. Вместе с тем такое знание об объективной дей­ствительности было получено исключительно экономичным путем, как в смысле затрат общих усилий, так и в смысле сроков проведения исследования.

Эта экономичность метода обращения к общественному мнению становится особенно ценной, когда речь идет об исследовании явлений, относительно редко распространен­ных. В этом снова можно было убедиться на опыте нашего IV опроса, при рассмотрении безвозмездного, бесплатного, не сопряженного с расчетом на вознаграждение труда.

В свое время, говоря о коммунистическом труде, В. И. Ленин неизменно отмечал такую его черту, как безвоз­мездность. Однако в условиях социализма эта черта осу­ществляется еще в довольно ограниченных масштабах (заметим, что первые две группы опрошенных практически даже не вспомнили о ней: о безвозмездном труде сказали лишь 1,3 процента не участвующих в движении и всего 0,6 процента борющихся за звание). Ясно, что анализ дан­ного явления с помощью объективных методов представлял бы крайне сложное дело. Понадобилась бы огромная, охва­тывающая массу коллективов и, следовательно, весьма про­должительная по времени работа. Напротив, обращение к общественному мнению позволило решить эту задачу, как говорится, одним махом.

В результате анализа высказываний большого числа коллективов было обнаружено, что безвозмездный труд не только существует, но существует в большом количестве различных, крайне не равноценных по своему значению форм. При этом оказалось, что одни из форм безвозмездно­сти находятся в вопиющем противоречии с принципами со­циализма, содержат в себе элементы уравниловки и не мо­гут принести ничего, кроме вреда (сравни, например, так на­зываемые «ударные» сверхурочные часы, когда энтузиазм и задор молодых рабочих используется плохими руководи­телями для латания дыр в плохо налаженном производстве), другие же формы, напротив, являются очень важными, ин­тересными и перспективными, могущими сыграть большую роль в процессе воспитания масс (сравни, например, работу на общественных началах, шефскую деятельность и т. д.)[173]

Как известно, массы являются тем субъектом историче­ского процесса, который очень остро воспринимает разного рода недостатки и отрицательные моменты в социальной жизни и кровно заинтересован в их устранении. Это обстоя­тельство делает общественное мнение масс важнейшим сред­ством раскрытия отрицательных явлений действительности, тем более что официальная информация на этот счет может быть неполной, необъективной. Когда речь заходит о соци­альной критике, слово общественности — незаменимый ис­точник познания.

В этом можно убедиться на примере того же IV опроса, основной целью которого было критическое подведение ито­гов 4-летнего развития движения за коммунистический труд, выявление его «минусов» и «больных мест».[174]

Нужно сказать, общественность проявила к такой поста­новке вопроса самый большой интерес и не только поддер­жала общую критическую направленность опроса, но и на­рисовала глубокую и всестороннюю картину существующих болезней движения. На прямой вопрос анкеты: «Какие недостатки, с Вашей точки зрения, имеют место в соревно­вании за коммунистический труд?» — только двое опрошен­ных из каждых ста неучаствующих в движении, трое из каждых ста борющихся за звание и пятеро из ста удостоен­ных почетного имени ответили: «Недостатков нет». Все же остальные ответы содержали в себе острую критику недо­статков, присущих движению, оценку меры их опасности, указание на их источники и средства устранения[175].

С равным успехом общественное мнение фиксирует и по­ложительный опыт, накапливаемый массами в различных сферах деятельности. В этом смысле оно вообще представ­ляет собой как бы гигантский аккумулятор, содержащий бесчисленное множество позитивных наблюдений и выво­дов. Особая ценность всех этих выводов в том, что зачастую они весьма реалистичны и, как следствие этого, динамичны. Отбирающее ценные зерна опыта в процессе непосредствен­ной социальной практики, общественное мнение постоянно проверяет свои оценки новым опытом, уточняет их, отказы­вается от тех, что не подкрепились жизнью, — словом, не только аккумулирует, но и постоянно «просеивает» так на­зываемый положительный опыт через сито практики. Все это делает его очень важным источником изучения такого опыта. В косвенной форме этот опыт может фиксироваться исследователем в любых высказываниях общественности. Однако существуют средства и для прямого «разряживания» «аккумулятора»: исследователь может добиваться этого с помощью разного рода конструктивных вопросов.

Фиксирование мира сознания

Дающее немалые результаты при изучении объективной действительности, общественное мнение, как уже отмеча­лось, оказывается просто незаменимым источником познания, когда речь заходит о фиксировании явлений субъективного мира — разного рода эмоций и мыс­лей людей, их настроений и желаний, степени их сознатель­ности и различных психологических комплексов. Конечно, субъективный

мир человека постигается не только путем обращения к общественному мнению, но и с помощью мно­жества самых различных, в том числе объективных, мето­дов — наблюдения, самонаблюдения, эксперимента и др. Однако метод обращения к общественному мнению играет здесь далеко не последнюю роль. Ведь общественное мнение не только может констатировать факты сознания, но и само является таким фактом. Поэтому оно дает возможность все­сторонне познавать состояния общественного сознания, из­мерять процессы, в нем происходящие.

В первую очередь это относится, конечно же, к задаче определения общего уровня массового сознания, существую­щего в обществе на данном этапе его развития. Анализ об­щественного мнения позволяет измерять степень культуры, грамотности, компетентности масс, меру их сознательности, того, насколько глубоко они понимают общественный инте­рес, насколько руководствуются им в своем отношении к действительности, границы их единодушия и т. д. Как ка­жется, примеров этому выше было приведено достаточно.

Путем обращения к общественному мнению молено выя­вить и структуру существующего в данный момент в обще­стве массового сознания — наличие и удельный вес в этой структуре различных элементов: обыденного сознания, тео­ретического знания, религиозного сознания и др. При этом большим преимуществом рассматриваемого метода является то, что он позволяет обнаружить не номинальную величину этих элементов, а их реальное, фактическое значение, что, как легко убедиться, далеко не всегда совпадает.

Возьмем такой пример. Пусть обсуждаемая проблема предполагает наличие у людей теоретических знаний в мас­штабе программы вуза, а среди взрослого населения страны лица с высшим образованием составляют 5 процентов. Ис­ходя из этих данных, казалось, логично было бы предполо­жить, что и в структуре массового сознания элементы тео­ретического знания составят минимум 5 процентов. Однако в действительности такой номинальный подход может ока­заться очень далеким от истины, во-первых, потому, что часть окончивших институты лиц может находиться (хотя бы в данном вопросе) в плену обыденных представлений, а во-вторых, потому, что и среди лиц, не имеющих высшего образования, может быть немало таких, кто (также хотя бы в рамках обсуждаемого вопроса) располагает теоретическим знанием.

В равной степени эффективно общественное мнение и в деле познания другой стороны субъективного мира масс — тех явлений их духовной жизни, которые обнимаются поня­тием «социальная психология». Общественное мнение дает ключ к измерению и общего состояния этой психологии (уровня настроений масс, их жизненного тонуса и т. д.), и ее отдельных элементов (например, связанных с категориями морали). Например, в III опросе анализ высказываний обще­ственности позволил составить представление о многих сто­ронах идейного и психологического облика советской моло­дежи.

БАЗА РАЗВИТИЯ ТЕОРИИ

Значение изучения общественного мнения не исчерпы­вается только тем, что оно позволяет фиксировать эмпири­ческие факты из мира бытия и мира сознания. Рассматри­ваемый путь является одновременно и путем развития со­циальной теории — экономической, этической, исторической, юридической, философской и т. п.

Это верно прежде всего в том широком смысле слова, в котором мы вообще говорим о любом конкретно-социологическом исследовании, что оно дает пищу теоретическому анализу и тем самым ведет к развитию теории.

Путь к раскрытию социальных закономерностей

Говоря о соотношении конкретного и теоретического анализов, Л. Н. Коган писал: « В ходе социологического иссле­дования можно выделить следующие основные этапы, тесно связанные друг с другом:

а) Сбор фактов, анализ и обработка статистического ма­териала, высказываний трудящихся, протоколов собраний, отчетов и т. д. Так создается фактическая основа, «первич­ный материал» для исследования.

б) Формулирование на основе этого материала частных выводов... Именно эти выводы могут быть положены в ос­нову практических рекомендаций.

в) Познание общих закономерностей развития общества, которое осуществляется благодаря обобщению всего фак­тического материала...» [176]

В целом эта схема представляется верной. Разумеется, ее не следует понимать в том смысле, что каждый социолог, экономист, этнограф, историк или юрист, проводящий кон­кретные исследования, должен быть одновременно и теоре­тиком в своей области (равно как не требуется и того, чтобы теоретики непременно сами проводили конкретные исследования). При современном объеме научной работы фигура исследователя, являющегося одновременно и собирателем фактов и теоретиком, столь характерная для предыдущих периодов в истории науки, становится как раз все более и более редкой. Зато, напротив, все чаще и чаще можно видеть теперь, как одни исследователи выполняют первую часть ра­боты, а другие (в количественном отношении их, понятно, несравненно меньше) — вторую. Это ясно: в современной науке, как и во всех других развитых сферах социальной деятельности, существует общественное разделение труда, и одним из оснований его служит как раз то обстоятель­ство, что накопление и обработка фактического материала, с одной стороны, и построение теории, с другой, предста­вляют собой два различных этапа в научном исследова­нии [177].

Однако, признавая существование, так сказать, «чистых эмпириков» и «чистых теоретиков» не только допустимым, но и закономерным, одновременно следует подчеркнуть не­нормальность ситуации, при которой теоретический анализ витает в заоблачных эмпиреях абстрактных категорий, а конкретный анализ оказывается с головою погруженным в эмпирию фактов. В роли творца социальной науки не может выступать высокомерная фигура теоретика, с пренебреже­нием, сверху вниз, смотрящего на «конкретику», не владею­щего соответствующим эмпирическим материалом. Точно так же и наоборот: всякое конкретное исследование должно проводиться с учетом требований теории и с целью ее даль­нейшего развития. Разумеется, теоретические формулы не пекутся как пироги и обычно возникают в результате обоб­щения не одного, а множества, массы эмпирических иссле­дований. Но последние должны видеть эту перспективу, иначе они бессмысленны. Социолог-эмпирик, проводящий конкретные исследования, не должен становиться в положе­ние описанного Р. Мертоном «исследователя, вооруженного анкетой и карандашом, который гоняется за изолирован­ными и бессмысленными статистическими данными».

При этом наибольшую ценность с точки зрения развития теории представляют те конкретные социологические иссле­дования, которые прямо ведут не только к формулированию частных выводов, но и к пониманию разного рода общих закономерностей социального развития, по меньшей мере, к их обнаружению.

Общественное мнение устанавливает зависимости

Как и любая иная форма конкретно-социологических исследований, обращение к общественному мнению дает эмпирический материал, пищу теоретиче­скому анализу и тем самым способст­вует развитию социальной теории в целом. Однако о значе­нии изучения общественного мнения для нужд теории можно говорить не только в этом всеобщем, широком, но и в специфическом, узком смысле. В отличие от других видов конкретных исследований, изучение

высказываний общест­венности может содействовать решению теоретических за­дач и, так сказать, прямо, непосредственно, до и без участия социолога-теоретика.

Такой эффект достигается благодаря способности обще­ственного мнения к аналитической деятельности. В подоб­ных случаях общественность, как известно, не только кон­статирует социальные факты, но и высказывается по поводу их природы, механизма возникновения, причинной обуслов­ленности, взаимосвязи с другими фактами и т. п., то есть, по сути, занимается как раз специфически теоретическим анализом, хотя и в простейших его формах.

Разумеется, исследователь и в данных случаях не может ограничить свои задачи лишь регистрацией и количествен­ной обработкой полученных высказываний и принять, что называется, на веру в качестве истинных решения проблем, предлагаемые общественностью,— учитывая сложность при­роды общественного мнения, он, как и всегда, должен, под­вергнуть эти высказывания всестороннему критическому анализу, с точки зрения уточнения содержания мнений, определения степени их истинности, меры компетентности и т. д. Точно так же здесь полностью сохраняется и задача теоретического решения выдвинутых проблем: независимо от усилий, предпринятых в этом направлении обществен­ным мнением, исследователь (или непосредственно тот са­мый, который проводит опрос, или теоретик по преимуществу) должен провести их самостоятельный теоретический анализ. Однако ни то, ни другое обстоятельство не меняют существа главного факта — того, что в случае обращения к общественному мнению исследователь может не только по­лучить первичный эмпирический материал для последую­щего теоретического анализа, но и привлечь (в той или иной форме и мере) к этому теоретическому анализу самое обще­ственность.

Что касается формы такого рода теоретической деятель­ности, то она может быть весьма различной. Выше, напри­мер, мы ссылались на случаи, когда общественное мнение успешно вскрывало природу социального явления, давало ему определение путем перечисления его существенных признаков. Из практики Института общественного мнения известно множество примеров и того, как общественное мне­ние осуществляло простейший анализ и синтез явлений.

В частности, такая работа общественности по раскрытию внутренних зависимостей между различными группами яв­лений имела большое значение в теоретическом анализе причин, обусловливающих недостатки в структуре свобод­ного времени городского населения страны. Анализ этой структуры, проведенный непосредственно самим исследова­телем, обнаружил в ней два существенных изъяна: неразви­тость отдельных элементов свободного времени и наличие резких диспропорций (в том числе носящих ярко выражен­ный социальный характер) в положении различных групп. Абстрактно говоря, такое положение вещей могло возник­нуть в результате действия двоякого рода причин: или 1) в силу низкой культуры свободного времени, отличающей определенные круги населения, то есть в силу относитель­ной неразвитости (может быть, даже отсутствия) у них вку­сов, запросов, потребностей в тех или иных прогрессивных видах досуга, а также их неумения организовать свое сво­бодное время, использовать имеющиеся для этого возмож­ности и т. д. (это — так сказать, субъективный фактор); или 2) в силу отсутствия в обществе необходимых объективных условий для наилучшего использования людьми свободного времени, то есть в силу сравнительно ограниченного харак­тера реальных возможностей, которыми располагают люди. Какие из этих причин играли в действительности опреде­ляющую роль?

Ясно, что ответ на этот вопрос исследователь мог полу­чить прежде всего путем теоретического анализа соответствующих фактов, выявленных непосредственно в опросе, а также добытых другими исследователями-«эмпириками». Именно таким образом было установлено, что значение субъективного фактора в наши дни в самом деле исключи­тельно велико; причем границы его шире: речь должна идти не только о личности, характеризующейся узким кругозо­ром, но и о неудовлетворительной зачастую деятельности разного рода государственных учреждений и общественных институтов, занимающихся организацией досуга масс, их воспитанием, призванных развивать вкусы и потребности личности. Вместе с тем тот же социологический анализ убе­дительно показал, что своим возникновением и существова­нием названные проблемы свободного времени связаны главным образом не с этими субъективными моментами. Их корни лежат прежде всего в сфере действия разного рода объективных факторов — таких, как нехватка свободного времени; недостаток (или полное отсутствие) в городах раз­личных культурных, спортивных и прочих учреждений; недостаток личных средств; плохие жилищно-бытовые усло­вия и т. п. При этом на первом месте, бесспорно, стоят хро­ническая и всеобщая нехватка свободного времени и недо­статочное развитие в стране материально-технической базы досуга — острая нехватка театров и стадионов, концертных залов и туристских баз, вечерних кафе и загородных зон от­дыха и т. д.

В то же время в распоряжении исследователя был и дру­гой путь решения вопроса — путь обращения к обществен­ности с просьбой сказать, что она думает по этому поводу, как оценивает относительное значение субъективного и объ­ективного факторов в происхождении названных недостатков структуры свободного времени. Именно с этой целью, в рас­чете на аналитические способности общественного мнения мы поместили в анкете два вопроса: I. «Что мешает Вам про­водить досуг так, как Вам нравится?» и II. «Какие важней­шие пути для лучшего использования досуга Вы видите?». Ответы на них дали следующие ряды причин и предложе­ний:

 

I.

1) Недостаток свободного вре­мени

2) Недостаточное развитие ма­териально-технической базы досуга.

3) Недостаток личных средств.

4) Плохая организация досуга трудящихся.

5) Неумение организовать свое время.

6) Плохие жилищно-бытовые условия.

 

 

II

1) Увеличение свободного времени.

2) Расширение материально- технической базы досуга.

3) Увеличение доходов населения.

4) Улучшение организаторской работы.

5) Улучшение жилищно-бытовых условий.

6) Воспитание культуры сво­бодного времени.

Как видим, выводы общественности, взятые в общем и целом, в основном совпали с выводами теоретического ана­лиза. Тем самым они явились для последних еще одним, до­полнительным основанием. Причем важным подтвержде­нием истинности общественного мнения было здесь то, что оно дало в общем и целом адекватные ответы на вопросы, поставленные как в личной (I), так и в безличной (II) фор­мах [178]. Подобной уверенности в правоте общественности не было бы, если бы вопрос стоял только в личной форме (когда люди могут смотреть на вещи слишком заинтересованно) или, напротив, только в безличной форме (когда суждение может быть слишком поверхностным). Кстати, с последним случаем мы столкнулись- в V опросе, при анализе причин распада семьи. Тогда общественное мнение, судившее о раз­водах «со стороны», впало в целый ряд серьезных иллюзий, из-за чего его вклад в теоретическое решение проблемы оказался значительно ослабленным [179].

С другим видом простейшей теоретической деятельности общественности мы столкнулись в IV опросе. Там речь шла уже не о раскрытии причин явления (движения за коммуни­стический труд), а об определении важнейших условий его существования и развития. Разумеется, и эта задача могла быть решена исследователем без обращения за помощью к общественному мнению — путем теоретического рассмотре­ния социальных фактов, в том числе и отраженных в массовом сознании, с использованием методов логического анализа, социального экспериментирования и т. п. Вместе с тем было ясно, что подобный анализ, пусть в менее четких и падежных формах, уже проделан непосредственно самими участниками движения, имеющими возможность постоянно изучать и сопоставлять факты. Поэтому перед исследовате­лем открывался и дополнительный путь решения задачи — путь обращения к отдельным лицам и коллективам с воп­росом: «С решением какой из проблем Вы связываете в первую очередь дальнейшее массовое распространение движения?..»

Так, в двух словах, обстоит дело с формами участия общественного мнения в теоретическом анализе явлений дей­ствительности. Что же касается того, насколько исследова­тель может и должен привлекать общественность к подоб­ной работе и насколько результаты этой работы будут каче­ственными, то это зависит прежде всего от объекта и субъ­екта высказывания — от степени сложности первого, уровня теоретических способностей и грамотности второго, меры его компетентности и т. д. Ясно, например, что если опрашивае­мая совокупность лиц не отличается достаточной