Определение путей решения практических вопросов

В данном отношении изучение общественного мнения играет, как легко догадаться, особенно большую роль. Вме­сте с тем, будучи частной формой конкретно-социологиче­ского исследования, оно в этом смысле ничем не отличается от других его форм: на него целиком распространяются все те общие характеристики, в которых описывается отноше­ние конкретного исследования той или иной проблемы к за­дачам ее практического решения.

Выводы из анализа. Целенаправленность исследования

На первый взгляд, может показаться, что в такого рода характеристиках нет особой надобности: если исследование (в том числе общественного мнения) дает знание о картине объективного или субъективного мира, то, очевидно, анализ этой картины уже сам по себе позволяет сделать какие-то выводы, имеющие определенное практическое значение. В действительности, однако,

подобный результат может быть достигнут лишь и том случае, если проведенное исследование удовлетворяв определенным требованиям.

Имея в виду, в частности, отношение конкретного ана­лиза к задачам социального планирования, социологи Ин­ститута философии АН СССР в своей коллективной статье писали: «...Социальное планирование, подобно всякому пла­нированию, должно опираться на предварительное изучение материала, выборочные обследования, эксперименты. Такое изучение должно быть, во-первых, систематическим, то есть проводиться через определенные периоды на определенных объектах для получения сопоставимых данных; во-вторых, оно должно быть поисковым, направленным на исследование... передовых форм труда и быта...» [180]

Нужно согласиться, названные характеристики конкрет­ных исследований действительно весьма важны. Они сохра­няют свое значение и в тех случаях, когда речь идет не о планировании, а о задачах иного рода, хотя за этими грани­цами они, понятно, не всегда бывают обязательными: как известно, практические выводы можно сделать и из однора­зового исследования; что же касается характера этих выво­дов, то они могут быть не только позитивными, связанными с утверждением новых форм, но и негативными, связан­ными с устранением разного рода недостатков.

В то же время приведенное высказывание не содержит, на наш взгляд, указания на едва ли не самую главную ха­рактеристику всякого конкретного социального исследова­ния, в том числе и имеющего в виду задачи планирования. Мы говорим о практической целенаправленности исследова­ния.

При первом подходе это требование кажется совершенно тривиальным, само собой разумеющимся, даже тавтологич­ным— мол, кому не ясно, что исследование любого конкрет­ного вопроса должно проводиться таким образом, чтобы дать представление о путях или способах решения последнего. Однако на самом деле все оказывается не так просто.

Прежде всего в сфере социологической деятельности можно встретить множество таких конкретных исследова­ний, которые проводятся... вообще без каких-либо опреде­ленных целей. В подобных случаях исследователи берут «участок» социальной действительности, более или менее четко определяя его границы, и начинают «орудовать» здесь со своей «техникой» — манипулировать анкетами, перебирать, как четки, факты, вычислять простые и сложные про­центы и т. д., наивно полагая, что такая «обработка» фак­туры уже сама по себе способна обнаружить какие-либо проблемы, а то и (в случае удачи!) способы их решения [181]. На самом же деле практическая (не говоря уже о теоретиче­ской) отдача таких исследований может быть лишь весьма низкой, если не равняться вовсе нулю [182].

С другой стороны, среди конкретно-социологических ис­следований встречается множество и таких, которые хотя и ставят перед собой определенные практические цели, но не достигают их; причем это происходит не в силу различных ошибок в методике (последние, разумеется, возможны, но не о них сейчас речь), а исключительно из-за того, что цели ставятся слишком аморфно, неопределенно, недостаточно направленно. Допустим, если исследователь хочет «опреде­лить практические способы подъема культурно-техниче­ского уровня рабочего класса» и при этом достаточным обра­зом не конкретизирует свою задачу, его выводы и рекомен­дации не смогут не оказаться — сколь бы тщательной ни была проделанная работа — крайне плоскими, будут содер­жать в себе лишь очевидные истины, вроде тех, что куль­турно-технический уровень рабочих определяется постанов­кой общего и профессионального образования в стране, раз­витием системы вечернего и заочного обучения, техническим прогрессом, уровнем доходов и т. д. В сущности, социолог при подобном подходе снова делает расчет на «авось», на стихию самого исследования, а эта стихия не может не под­вести. Она лишь подтвердит известные и до исследования зависимости и отношения.

Чтобы этого не случилось, конкретно-социологическое исследование должно быть практически целенаправленным. Причем это отнюдь не означает какой-либо предвзятости в подходе к объекту [183]. Требование целенаправленности имеет в виду другое, а именно — что исследование должно ставить проблемы не в общем, а в конкретном виде, делать упор не на установлении общих, лежащих на поверхности зависимо­стей, а на выяснении путей преодоления тех реальных, фак­тических сложностей, в которые упирается практическое ре­шение проблемы. Но это не все. Максимальный практиче­ский эффект конкретное исследование даст лишь в том случае, если оно явится по своему содержанию способом про­верки предполагаемых исследователем путей решения про­блемы. А это значит, что, приступая к поискам ответа на во­прос, исследователь должен не только максимально конкре­тизировать содержание вопроса но и разработать гипотезу (или несколько гипотез) в отношении путей его практиче­ского решения [184].

Это требование является важнейшим и при изучении об­щественного мнения. И здесь, добывая знание о фактиче­ском состоянии дела в той или иной области, социолог не может действовать, исходя из одного простого любопытства: «Интересно, что скажет о том-то и том-то обществен­ность?..». Его интерес должен быть четко направлен и опи­раться на гипотетическую разработку путей решения про­блемы. Только при таком подходе — независимо от того, под­твердят результаты опроса первоначальные предположения социолога или опровергнут их — можно будет сформулиро­вать выводы и рекомендации, имеющие действительную практическую ценность.

К сожалению, в практике работы Института обществен­ного мнения имеется немало случаев, когда в результате анализа добытых фактов мы оказывались, что называется, у разбитого корыта: выводы в отношении решения тех или иных вопросов получались у нас настолько тощими и само собой разумеющимися, что ради них явно не стоило прово­дить исследования. Это случалось каждый раз, когда вопрос понимался нами слишком общо — когда мы или подменяли реальную постановку вопроса, характерную для самой дей­ствительности, разного рода мнимыми проблемами (реше­ние которых было, в сущности, заранее известно), то есть не умели добраться до фактических «корней» вопроса, или не имели достаточно четкого представления о том, о каких соб­ственно способах решения вопроса может в принципе идти речь. Напротив, всегда, когда разработка программы иссле­дования отличалась достаточной целенаправленностью, ана­лиз высказываний общественности, констатирующих факты и отношения действительности, позволял сделать весьма важные, с практической точки зрения, выводы.

Приведем на этот счет пример из IV опроса. Полученный нами тогда материал позволил обнаружить много нерешен­ных проблем и «слабых мест» в развитии движения за ком­мунистический труд. В результате анализа этого материала стало ясно, какие практические шаги нужно предпринять, чтобы, скажем, преодолеть основные «болезни» движения — формализм, очковтирательство и др.; чтобы решить различ­ные организационные вопросы, связанные с порядком при­своения звания, с контролем за выполнением принятых обя­зательств и пр.; чтобы способствовать распространению дви­жения вширь и др. Однако главное практическое значение опроса состояло не в этих частных, хотя и важных, рекомен­дациях.

Разрабатывая программу опроса, мы поставили перед собой более глубокую задачу — определить, в чем заключается основной корень всех лежащих на поверхности недо­статков в движении «разведчиков будущего», какова их общая социальная природа. И, как кажется, полученный ма­териал дал ответ на эту задачу. С различных сторон он убе­дительно показал, что возникновение и широкое распростра­нение движения произошло без достаточного учета объек­тивных социальных условий, существовавших в стране. Под движение не была подведена необходимая научная база — база марксистского анализа, оно оказалось отмеченным зри­мой печатью субъективизма.

Вся эта картина была вскрыта в результате обращения к общественному мнению. И ясно, что практические выводы из нее не могли ограничиться одними частными рекоменда­циями. Устранение главных недостатков движения за ком­мунистический труд, показывал анализ, не могло произойти без немедленного привлечения к делу марксистской соци­альной теории, без научной разработки и решения всей сово­купности проблем, связанных с природой, задачами и фор­мами развития движения. С другой стороны, из анализа вытекал вывод о необходимости принципиального вмеша­тельства и директивных органов — необходимо было под­нять движение на высоту, соответствующую понятию «коммунистический», принять меры по сокращению (может быть, даже резкому) его количественных показателей за счет повышения качества и т. д.

Общественное мнение подсказывает решение

Вообще те или иные конкретные выводы и рекомендации могут быть извлечены из любого целенаправленного исследования общественного мнения. Од­нако значение данного типа конкретно- социологических исследований с точки зрения выработки разного рода практических решений этим не исчерпывается. Имеющий дело с весьма специфическим предметом — взгля­дами и представлениями людей,

исследователь обществен­ного мнения может получить знание о путях и способах изменения действительности и, так сказать, непосредствен­ным путем — до и без собственного анализа полученного ма­териала. Достаточно ему лишь изменить постановку вопро­са— спрашивать не «что есть?», а «что делать?» или «как быть?», и общественное мнение само начнет заниматься ана­лизом и определением путей решения практических вопро­сов.

Привлечение общественности к подобной работе в прин­ципе всегда может быть весьма плодотворным. При решении же задач особого рода оно является просто необходимым.

Это относится прежде всего к обсуждению тех проблем, которые затрагивают ближайшие, непосредственные инте­ресы людей. В подобных случаях одна абстрактно-теорети­ческая разработка вопроса явно недостаточна. Необходимо также выяснение желаний масс. То или иное предложение, выдвигаемое общественным мнением, означает, что массы согласны с данным способом решения проблемы и что, сле­довательно, можно полностью рассчитывать на их под­держку при проведении соответствующих конкретных мероприятий. И оно же показывает, что всякий иной способ решения проблемы встретит недовольство, сопротивление масс, не будет принят ими, по крайней мере, добровольно, без дополнительной обработки их сознания и т. д.

Возьмем, к примеру, проблему нехватки свободного вре­мени в СССР, проблему крайне острую и всеобщую, затра­гивающую интересы всех слоев и групп городского населе­ния страны. Какие пути ее решения — увеличения времени досуга — должны быть приняты в качестве основных? До сих пор у нас говорилось преимущественно лишь об одном из них — дальнейшем сокращении рабочего дня. При этом всег­да неизменно делалась ссылка на интересы масс — мол, каж­дый заинтересован в том, чтобы завтра иметь большее время досуга, чем сегодня, а послезавтра — еще большее, чем зав­тра...

Всесторонний теоретический анализ показывает, однако, что в существующих социальных условиях этот путь не мо­жет быть признан в качестве основного для достижения фактического увеличения свободного времени. Изменение структуры уже имеющегося внерабочего времени в направ­лении сокращения ряда его непреложных затрат (прежде всего связанных с дорогой от дома до места работы и — в еще большей степени — с трудом в домашнем хозяйстве) таит в себе с этой точки зрения гораздо большие возможно­сти.

И в пользу решения, предлагаемого теоретическим ана­лизом, говорит в том числе то обстоятельство, что именно этот путь наиболее точно отражает интересы масс,— ведь последние стремятся не к тому, чтобы меньше работать, а к тому, чтобы иметь больше фактического свободного времени (что не одно и то же!). Как показывают данные проведенного нами опроса, общественное мнение полностью согласно: главное наступление должно вестись сегодня не на рабочее, а на внерабочее время, именно на те его элементы, которые отнимают у человека массу сил, не давая ему — в плане раз­вития личности — ничего взамен. В частности, среди проана­лизированных нами 22 групп горожан, выделенных на осно­вании критериев пола, возраста, рода занятий людей и т. д., не было ни одной, которая бы ни высказалась за предпочти­тельное, первоочередное (в сравнении с сокращением рабо­чего дня) сокращение непреложных затрат внерабочего вре­мени, связанных с производством и идущих на домашнее хозяйство. В целом же за этот путь решения проблемы вы­сказалось 31 процент опрошенных, в то время как за сокра­щение рабочего дня — лишь 5,1 процента [185].

Значение подобных высказываний общественности для определения способов решения практических задач кажется совершенно ясным. В обществе, где политика стремится вы­ражать интересы народа, они могут приближаться по своему характеру к суждениям, имеющим силу директивных. И это верно в отношении решения не только разного рода частных задач, касающихся отдельных групп (именно такую форму приобретают, как известно, постановления производствен­ных коллективов и общественных организаций, отражающие интересы и волю их большинства), но и в отношении вопро­сов, связанных с жизнью общества в целом.

Обращение к общественному мнению при выработке практических рекомендаций является насущно необходи­мым и в тех случаях, когда речь идет о проблемах, в реше­нии которых высказывающиеся принимают непосредствен­ное участие. Тогда согласие масс с тем или иным способом решения проблемы означает, что они готовы взяться за дело, приступить к претворению предлагаемых мер в жизнь.

В этом смысле весьма показательными были высказыва­ния общественности в нашем II опросе относительно спосо­бов решения жилищного вопроса в СССР. Основная масса всех предложений, как уже отмечалось, сводилась тогда к идее ускорения темпов строительства [186]. Однако особенно ценными и заслуживающими внимательного рассмотрения были те высказывания, в которых речь шла о желании са­мого населения принимать участие в жилищном строительстве. Подобные предложения разбивались на две группы. Первая, более многочисленная, говорила о необходимости использования в строительстве дополнительной рабочей силы, вторая касалась привлечения к строительству денеж­ных средств населения [187].

Нетрудно понять, что подобные предложения имеют принципиальное значение с точки зрения определения прак­тических путей решения стоящих перед обществом задач. И естественно, что в конкретном случае с жильем они вы­звали большой интерес тогдашнего председателя Госстроя СССР В. А. Кучеренко [188].

«Прописные истины» и новое знание

Вместе с тем обращение к общественному мнению за практическими рекомендациями (как, впрочем, и за теоретическими решениями) сопряжено с од­ним существенным «но». Мы говорили о нем в самом начале параграфа. Дело в том, что наряду с бесспорно ценными мыслями, дающими новое знание о спо­собах решения проблем, общественность может высказы­вать и так называемые «прописи» —

истины, лежащие на по­верхности и известные до всякого исследования. В таких случаях исследование может оказаться практически беспо­лезным.

Аналогичные упреки в банальности выводов нередко на­правляются (кажется, даже еще чаще) и в адрес других форм конкретно-социологических исследований. И в прин­ципе они имеют под собой, как мы уже отмечали, серьезные основания: если исследование недостаточно целенаправленно, если программа его аморфна, не покоится на разработке тех или иных гипотетических решений проблемы, конечные вы­воды действительно могут сводиться к утверждениям, напо­минающим пресловутые «Волга впадает в Каспийское море», «лошади кушают овес» и т. п. Однако, с другой стороны, эти упреки надо принимать cum grano salis. Несмотря на внеш­нюю убедительность, они далеко не всегда справедливы. Очевидность (банальность) и истина — вещи совершенно разные!

Один из наших поэтов писал по этому поводу:

Меня со всех сторон

окружили очевидности.

— Это же очевидно! — я слышу, как

восклицают то тут, то там...

Я не верю в очевидности.

Я не верю, что земля

стоит на месте, а солнце всходит,

хотя и убеждаюсь в этом всякий раз —

стоит лишь мне

выглянуть в окно.

Я охотник за очевидностями.

Надев акваланг и ласты,

я спускаюсь с духовым ружьем

под воду.

Я выслеживаю очевидность,

крадучись и петляя.

Прицеливаюсь и, когда она

разлетается, как тарелка,

на тысячи осколков,

я издаю крик радости:

—Одной меньше! —

И делаю зарубку

на ложе.

Но когда я поднимаю глаза,

вижу, что осколки

опять слетелись,—

тарелка невредима.

И опять слышу вокруг себя,

как восклицают

то тут, то там:

— Это же очевидно!

Подобно поэту, социолог, добывающий истинное знание, также может сказать в результате:

— Вот истина моя!

Вы ж до сих пор

Банальностью владели!

Поэтому, когда о каком-то полученном им факте гово­рят: «Это же очевидно!» или: «Это же известно!» — он не должен приходить в смущение от одного только такого вос­клицания. Равно не должен он придавать большого значе­ния и обратным оценкам: «Это неверно!», подкрепляемым ссылками опять же на «всем известные», «очевидные» факты.

Тут всегда необходимо спросить прежде всего: кому из­вестно? Для кого очевидно? Разве не часто приходится стал­киваться со случаями, когда одному человеку очевидным кажется одно, другому — другое, третьему — третье?! Оче­видности могут быть многочисленными; они относительны по самому своему характеру и всецело зависят от того, кто судит, как судит и о чем судит. Наука же устанавливает факты и положения, которые принимаются всеми и обяза­тельны для всех; ее истины имеют силу всеобщих.

Но дело не только в этом. Фразе насчет очевидности не­возможно доверять и тогда, когда за ней стоит единогласное большинство или даже когда что-то кажется абсолютно всем. Достаточно вспомнить, что до Коперника все были уверены, будто Солнце вращается вокруг Земли, а не наоборот!.. И нельзя утешать себя тем, что подобные ошибочные «ба­нальности» разделялись массовым сознанием лишь в дале­ком прошлом: в век необычайного развития средств массо­вой коммуникации ложное знание становится достоянием самых широких масс, всех членов общества едва ли не с та­кой же легкостью, как и истинное.

В отличие от обыденного сознания наука не терпит кажимостей, даже если они сопровождаются эпитетами «оче­видный», и стремится к точному, доказанному знанию. «Где отсутствует точное знание,— говорил А. М. Горький,— там действуют догадки, а из десяти догадок девять — ошибки». Правда, добываемые наукой факты, равно как и формули­руемые ею положения, post factum могут оказаться совпадающими с очевидностью. Но это уже другой вопрос. Истин­ными они становятся и, следовательно, могут быть признаны отнюдь не в силу этой своей кажущейся очевидности, а ис­ключительно потому, что прошли горнило строгого научного доказательства.

Значит, социология (как и всякая другая наука) не дол­жна бояться произносить очевидные истины, подобно тому как элементарная математика не боится утверждать, что сумма двух тупых углов больше суммы двух острых, а 2X2 = 4! (эти положения не перестают быть предложения­ми науки от того, что они являются «очевидными», «баналь­ными», «само собой разумеющимися»). Еще меньше социо­логия должна бояться опровергать «всем известные» баналь­ности, поскольку последние могут быть одной иллюзией, простым «оптическим обманом» [189]. Суть дела заключается в другом. Как и всякая наука, социология не должна повто­рять банальностей, фиксирующих мир кажимостей и гос­подствующих в обыденном сознании, подменять ими анализ по раскрытию и доказательному определению подлинной природы вещей. И, конечно же, она не должна измерять факты, уже измеренные, провозглашать истины, уже добы­тые точным (научным) знанием. Бесполезно и абсурдно каж­дый раз заново открывать Америку. Однако при этом нужно быть твердо уверенным в том, что она действительно уже открыта, а не только кажется таковой.

Сказанное откосится ко всякому конкретно-социологи­ческому исследованию, в том числе и к исследованию обще­ственного мнения. Вместе с тем социолог, обращающийся за практическими рекомендациями к общественности, подвер­гается значительно меньшей опасности прийти к бесполез­ным выводам, чем кто-либо другой. Это связано со специ­фикой предмета его рассмотрения. Прежде всего с от­меченной способностью массового сознания оперативно реагировать на процессы, происходящие в различных сфе­рах общественной жизни, и аккумулировать практический социальный опыт.

Когда общественное мнение высказывается относитель­но путей решения той или иной проблемы, оно, разумеется, сообщает при этом исследователю и множество сведений, из­вестных заранее. (Собственно такого рода предложения и высказываются-то именно потому, что они известны всем!) Как правило, это — тривиальности, понятные уже детям, разного рода скрытые тавтологии, общепринятые locus com­munis. В последнем случае общественное мнение или повто­ряет истины, усвоенные людьми в процессе обучения, а так­же в результате деятельности средств массовой коммуника­ции, или просто-напросто воспроизводит непосредственно данную реальность — фиксирует уже принятую на вооруже­ние и практически реализуемую программу действий.

В большой мере именно такого рода сведения были по­лучены нами во II опросе при выяснении путей решения проблем материального благосостояния, в частности в пред­ложениях, связанных с увеличением потребления продуктов питания и промышленных товаров. Почти половина всех затронувших этот вопрос указала как на главный путь его решения на необходимость дальнейшего роста производи­тельности труда, совершенствования производства и т. д. Причем многие предложения формулировались следующим образом: «Прежде всего нужно упорно, настойчиво тру­диться. Только своим самоотверженным трудом мы прибли­зим быстрейшее решение всех выдвинутых проблем» (рабо­чая из Горьковской области) и т. д. [190].

Вместе с тем среди высказываний по данному вопросу содержались и сведения другого рода. Например, по части улучшения снабжения населения продуктами и товарами были высказаны две группы предложений: первая касалась необходимости детального изучения спроса торгующими ор­ганизациями, вторая — необходимости совершенствования связей между промышленными предприятиями и органами торговли [191].

На первый взгляд такие предложения могли показаться также само собой разумеющимися — ведь для того, чтобы хорошо торговать, надо действительно изучать спрос поку­пателя, чтобы повышать качество продукции, надо поста­вить в зависимость от этого качества систему поощрения предприятия-поставщика и т. д. И все же они явились очень ценными. Почему? Да потому, что в данном случае (как и во многих других) речь шла о предложениях, хотя и очевид­ных теоретически (или с точки зрения практического здра­вого смысла), но еще не осуществлённых на практике, то есть о предложениях, настаивающих на иной реальности, нежели существующая.

После сентябрьского Пленума ЦК КПСС (1965 г.) в стра­не развернулась широкая работа по совершенствованию экономики, системы планирования и стимулирования про­мышленного производства. Теперь в газетах и по радио, на со­браниях общественных организаций и научных сессиях гово­рится, в частности, и о вопросах, выдвинутых общественно­стью в ходе нашего исследования. В результате — названные предложения явно выглядели бы сейчас повторением обще­принятого, ставшего «очевидным», «банальным» и т. п. Но тогда, в 1960 г., они содержали в себе бесспорные с практи­ческой точки зрения элементы нового знания, поскольку поддерживали новый опыт, настаивали на необходимости его расширения, превращения во всеобщую практику. По­этому эти предложения и должны были стать предметом внимательного изучения проблемы и одним из оснований при выработке практических путей ее решения, при разра­ботке мероприятий, направленных на изменение сущест­вующей практики.

Когда речь идет об определении практической ценности тех или иных предложений общественности, необходимо учитывать и отмечавшийся выше момент различия между объектом мнения и углом зрения исследователя. В силу на­личия этого момента банальность и очевидность высказы­ваемых предложений может быть лишь кажущейся, ви­димой.

Возьмем пример из нашего VIII опроса. Тогда в ответ на вопрос: «Какие важнейшие пути для лучшего использо­вания досуга Вы видите?» — мы получили множество кон­кретных высказываний-предложений. На первый взгляд могло сложиться впечатление, что все эти предложения практически «не интересны», не представляют собой ровно никакой ценности, поскольку сводятся к перечислению объ­ективных условий и элементов, без труда обнаруживаемых путем абстрактных размышлений, до и без всяких исследо­ваний. Однако такое впечатление было бы ошибочным. Дело в том, что в данном случае задача исследования отнюдь не сводилась к установлению зависимости (действительно во многом тавтологичной) между величиной свободного вре­мени и величинами разного рода непреложных временных затрат, антагонистических по отношению к досугу (хотя, ну­жно сказать, и в этом смысле общественное мнение «откры­ло» некоторые новые истины, которые вполне можно было упустить из виду в ходе одних абстрактных размышлений). Точно так же речь не шла и о простом установлении того очевидного факта, что для лучшего использования досуга необходимо увеличение в стране числа кинотеатров и му­зеев, стадионов и бассейнов, молодежных кафе и клубов и т. д. и т. п.

Первостепенная задача этой части исследования состоя­ла в другом — в том, чтобы определить отношение масс ко всем существующим путям решения проблемы и, следова­тельно, установить относительное значение (с точки зрения общественного мнения) каждого из этих путей. Важность ре­шения этой задачи особенно возрастала в связи с тем, что общество практически не в состоянии решать все перечис­ленные выше проблемы в равной мере сразу, одновременно, но вынуждено прибегать к определенной последовательно­сти, к распределению во времени своих сил и возможностей.

Ясно, что при таком подходе к проблеме зафиксирован­ные мнения никак нельзя уже было назвать очевидными, само собой разумеющимися, известными до исследования. Напротив, они давали новое знание, знание, к которому нель­зя было прийти, не проводя конкретного исследования, в ходе одних абстрактных рассуждений. И отсюда — все практиче­ское значение собранных предложений. Лишь благодаря им мы узнали, к примеру, что в ряду перечисленных путей улучшения использования досуга самое важное значение, с точки зрения масс, имеет увеличение свободного времени; что, скажем, расширение материальной базы досуга являет­ся в условиях страны гораздо более существенным, нежели увеличение доходов населения; или — в рамках конкрети- зации проблемы базы досуга — что массы в первую очередь заинтересованы в увеличении числа театров и концертных залов (об этом заявило 9,6 процента от общего числа опро­шенных), клубов и библиотек (9 процентов) и т. д. и в по­следнюю очередь — в увеличении числа ночных ресторанов и баров (0,2 процента), в улучшении снабжения спортивным инвентарем (0,5 процента), в расширении сети музеев и га­лерей (0,9 процента) и т. д.

Наконец, специфика общественного мнения как объекта социологического анализа такова, что результаты его иссле­дования могут иметь определенное, большее или меньшее, практическое значение и тогда, когда общественность выска­зывает совершенно уже известные истины — «прописи». Правда, в этих случаях надо говорить о практической цен­ности выводов не в отношении исследуемой проблемы, а в отношении характеристики самого массового сознания, в от­ношении его оценки, определении путей и методов его из­менения и пр. Например, выше мы упоминали о предложе­ниях из II опроса, касающихся внедрения в строительство индустриальных методов. Ясно, что, отражавшие уже суще­ствующую практику, эти предложения не имели никакого практического значения с точки зрения определения акту­альных путей решения жилищной проблемы в стране. Од­нако отсюда не следует, что полученный результат был во­все бесполезным. Отнюдь! Он обнаруживал, что массы под­держивают проводимую государством политику в области строительства, считают ее правильной. И такое сведение имело определенную, причем именно практическую, цен­ность, поскольку свидетельствовало об эффективности про­деланной пропагандистской работы, об определенном уровне сознательности населения и т. д. Напротив, отрицательный результат опроса потребовал бы разработки мероприятий, направленных на усиление просветительной работы в мас­сах, и т. п. Впрочем, о такого рода практической ценности изучения общественного мнения мы будем говорить ниже, в следующем параграфе.