Как диагностические категории в детской клинике

Другими диагностическими категориями, которые нельзя применять непосредственно к детям, являются трансве­стизм (половое извращение, переодевание в одежду противопо­ложного пола), фетишизм и одержимость страстью.

Основания для этого очевидны, поскольку речь идет об из­вращениях. В то время как инфантильная сексуальность как та­ковая извращена полиморфно, не имеет смысла обозначать оп­ределенные сексуальные занятия ребенка как извращения, как это часто случается в детской практике. Очевидно, вопрос нуж­но поставить иначе. Для диагноза (и прогноза) важно знать, ка­кие частные инстинкты или какие их части грозят сопротив­ляться главенству генитальных зон и, следовательно, имеют пер­спективу заложить основу последующим извращениям взрослых.

Положение этого рода еще более усложняется тем, что сек­суальное поведение многих детей по проявляющейся клиничес­кой картине неотличимо от взрослых извращений; диагностик должен придерживаться метапсихологического разбор'а отдель­ных факторов, чтобы ясно видеть различия. Мы объявляем взрос­лого «извращенным», если генитальные зоны не играют ника­кой или играют только подчиненную роль в его сексуальной жизни, т. е. если в самом сексуальном акте п ре генитальные ча­стные инстинкты для него более значимы, чем вступление или сопутствующие явления к генитальному половому сношению. Дефиниция этого рода абстрактно неприменима до тех пор, пока не входит в рассмотрение половое сношение и прегенитальные зоны законным образом играют главную роль в сексуальной жизни. До пубертатности дети, следовательно, не могут быть из­вращенными (или извращены естественным образом), и мы дол­жны искать другие точки зрения, чтобы классифицировать из­вращенно появляющиеся симптомы в психоаналитически ори­ентированной психопатологии детства.

Клинические открытия указывают на то, что так называе­мая извращенная симптоматология ребенка может быть све­дена к двойственному отклонению от нормального процесса

развития, в частности, это отклонения, касающиеся временной последовательности и инстинктивной силы.

Мы находим нарушения во временной последовательности., когда эрогенные зоны тела не переходят в доминирующую по­зицию в ожидаемой или соответствующей возрасту последова­тельности или их значение для инфантильной сексуальной жиз­ни слишком долго сохраняется, вместо того чтобы уступить свою роль следующей зоне. Такие явления, за исключением обычных регрессий, также нередки.

Примером здесь может служить развитие кожной эротики. В начале жизни кожная эротика имеет большое значение. При­ятное прикосновение матери к поверхности тела имеет для ре­бенка много значений. Оно либидонизирует отдельные части тела, помогает формированию тела-Я, повышает нарциссизм и одно­временно укрепляет объектное отношение между матерью и ре­бенком. Если удовлетворяются эти потребности, которые есте­ственным образом не длятся более первых двух лет жизни, из­меняется также и позиция кожной эротики, Если дети пред­почитают и на анальной или фаллической ступени приятное раз­дражение кожи всем другим удовлетворениям, в особенности если к этому времени сексуальное возбуждение ребенка уже нашло новые отводящие пути, мы смотрим на это уже другими глазами. Если, например, мальчик на эдипальной ступени воз­буждается посредством кожного контакта с матерью и отводит возбуждение в фаллической мастурбации, он подобен извращен­ному взрослому, у которого раздражение прегенитальной зоны ведет к генитальному оргазму.

Отклонения от обыкновенной силы инстинкта являются та­ким частым явлением, что более или менее находятся в рамках нормы. Каждый сексуальный частный инстинкт и каждая фор­ма агрессивности в любое время в детстве могут с какой-либо стороны усилиться и завладеть картиной инстинктивной жизни. В некоторых случаях такое явление обусловлено конституцио­нально, как, например, у детей алкоголиков, наркоманов или ма­ниакально-депрессивных больных, у которых на первом месте находятся оральные стремления; или у детей навязчиво невро­тических больных, у которых особенную роль играют анальные тенденции, которые затем вторично еще более усиливаются дей­ствиями родителей при воспитании опрятности. Влияния окру­жающего мира, такие, как неправильные воспитательные ме­роприятия, совращение, недостающая воспитательная помощь при овладении инстинктами, действуют в том же направлении.

Такое главенство определенного частного инстинкта над все­ми остальными, которое создает в детстве картину «извращения», чаще всего исходит из взаимодействия между влиянием окружа­ющей среды и внутренними факторами, как, например, особенная слабость инстанции Я по сравнению с инстинктом или, наоборот, особенная строгость Сверх-Я и возросшая защитная деятельность. Хороший пример последнего случая — мальчики, которые ведут себя как фаллические эксгибиционисты (а также оцениваются как таковые), однако поведение которых основано на защите страхов и желаний кастрации, а не служит — как у взрослых эксгибицио­нистов— получению сексуального удовольствия.

Одержимость страстью в детстве (патологическое влечение)

То, что выступает в детстве как «одержимость страс­тью» (и соответствует усилению оральных стремлений), касает­ся почти исключительно сладостей. Некоторые дети ведут себя по отношению к сладостям как одержимые страстью взрослые по отношению к алкоголю или наркотикам. Они чувствуют ту же самую непреодолимую потребность и используют свое удов­летворение тем же самым образом, как и взрослые, чтобы пода­вить чувство страха, пустоты, разочарования, депрессии и т. д. Как и взрослые, они готовы на все, чтобы удовлетворить свою страсть, т. е. они лгут, жульничают и пр., чтобы овладеть необхо­димыми сладостями.

Сходство между инфантильной и взрослой страстью, с другой стороны, лежит лишь на поверхности, т. е. в очевидном поведе­нии, а не на психологическом заднем плане. Инфантильная страсть к сладостям соответствует относительно простому, непосредствен­ному выражению орального частного инстинкта, чья сила в этих случаях посредством ранних переживаний (отказов и пр.) дости­гает максимума. Такое предпочтение оральному удовлетворению сохраняется и в последующей жизни, однако переключается обычно со сладостей на что-либо другое, как, например, особенное удо­вольствие при еде (гурманство), курение и пр. (Специфический случай: неумеренное питье воды.) В своей любовной жизни они ищут таких людей в качестве объектов, от которых могут ожидать утешения, помощи и поддержки во всех трудностях жизни.

Одержимость страстью взрослых другого рода, т. е. она яв­ляется высокоорганизованным симптоматическим образованием, которое, с одной стороны, поддерживается оральным желанием,

с другой стороны, пассивно-феминистическими и вредящими себе самому стремлениями. Для взрослого объект или субстан­ция, на которые направлена его страсть (например, алкоголь или наркотики), являются не только хорошими, доставляющими удо­вольствие и удовлетворение (как сладости для ребенка), но и одновременно повреждающими, ослабляющими, подавляющими, кастрирующими. Лишь слияние обоих противоположно направ­ленных желаний (силы и слабости, активности и пассивности, мужественности и женственности) образует действительную одер­жимость страстью к какому-либо объекту. Этому процессу мы не находим в детстве соответствующего эквивалента.

Трансвестизм в детстве

Так же как и патологическое влечение к сладостям, детский трансвестизм соответствует количественному развитию стремлений до тех пор, пока они не превосходят обычных раз­меров. В этих случаях усиление инстинкта касается либо мужс­кой, либо женской стороны детской личности.

Известно, что принадлежащие другому полу или взрослым части одежды имеют для ребенка особую привлекательность. «Переодевание» является излюбленной игрой, дающей детям воз­можность представить себя в роли отца или матери, брата или сестры и подражать их деятельности. Зонт, прогулочная трость или шляпа отца достаточны для воображения ребенка, чтобы пре­вратиться в отца; сумочка, туфли, губная помада то же самое делают в отношении матери, фирмы по производству игрушек выпускают шлемы для летчиков и полицейских, фуражки для кондукторов, наряд из перьев для индейцев, форму для меди­цинских сестер. Для детей одежда является магическим сред­ством для превращения в какой-либо желанный образец. Поло­вые различия играют при переодевании, по крайней мере для девочек, подчиненную роль по сравнению с различиями в воз­расте, положении, важности и т. д.

За исключением игры у девочек на ступени пенисовой за­висти, предпочтение мужской одежды является настолько рас­пространенным, что оно вызывает мало внимания. Родители бес­покоятся только тогда, когда девочка при любых обстоятельствах отказывается (а на самом деле не в состоянии) надеть женские платья (даже для детского общества или в качестве подруги). Но даже в тех случаях, где чрезмерно повышаются пенисовая зависть, желание мужественности или отвержение женственно-

сти, девочка в одежде мальчика еще не является тем же самым, чем взрослая женщина в мужской одежде.

Трансвестизм мальчиков не обусловлен теми же условиями. Согласно нашим современным представлениям (еще пятьдесят лет назад существовал обычай одевать маленьких мальчиков до двух или трех лет как девочек), женская одежда для мальчиков, как само собой разумеется, не пользуется уважением ни на ка­кой ступени развития. Где, несмотря на это, проявляются такие предпочтения, они вызывают опасения как вероятные предвест­ники более поздних сексуальных отклонений.

Сравнение подобных случаев (в диагностическом исследо­вании или аналитической обработке в госпитале детской клини­ческой терапии) дало возможность попытаться разобраться в скрытых причинах отклоняющегося от нормы поведения. Кли­нические находки у отдельных детей в общем согласовывались Друг с другом.

Симптом (предпочтение женской одежды) появляется, соглас­но этим исследованиям, между вторым и третьим годами жизни не изолированно, а одновременна с другими женскими манера­ми, как, например, открыто высказываемое желание быть де­вочкой, иметь имя девочки, играть с куклами и делить с ними другие игрушки девочек. Части одежды или нижнее белье, ко­торые мальчик находит и действительно надевает, принадлежат матери или сестре, возлюбленной девочке и т. д.; предпочитают­ся подчеркнуто женские, отделанные кружевами и т. п. части одежды и белья. Там, где такие вещи находятся вне пределов досягаемости, собственная одежда используется так, как будто она платье девочки (пояс, кофточка поверх одежды, затянутая талия). Некоторые дети открыто показываются в таком костюме, другие прячут части одежды, которыми они завладели, и наде­вают их лишь тайно в постели и т. д. Там, где родители прини­мают меры, ребенок или отказывается от своих действий, или находит им рациональные оправдания, или «душераздирающе плачет» (по сообщению одной матери), если он лишен возмож­ности осуществить свое намерение.

Сходство между внешними обстоятельствами отдельных слу­чаев не менее примечательно. Почти во всех рассматриваемых случаях матери или предпочитают дочь сыну, или перед рожде­нием ребенка надеялись, что родится дочка (или, по словам од­ного маленького пациента: «Мама не может переносить муж­чин, потому что она не может переносить папу»). Нередко ма­тери помогают мальчикам в их намерениях и покупают им женс­кую одежду («чтобы положить конец ссоре между детьми»).

В предыстории рассматриваемых детей часто встречаются пе­реживания расставаний и потери объекта (матери, какой-либо девочки и пр.).

Аналитический материал в качестве скрытого плана внешне наблюдаемого симптома дает множество мотивов: домогательство любви матери в роли предпочитаемой сестры; отказ от фалли­ческой мужественности «ради матери»; удержание на потерян­ном женском объекте любви посредством частичной идентифи­кации (свойств одежды).

Как и у девочек, у мальчиков речь также идет о количе­ственных изменениях в их либидной экономике. Лишь там, где женский компонент значительно усиливается, гордость за му­жественность, мужскую одежду и пр. может отойти на задний план так, что может появиться симптом. Где этого нет, появля­ются такая же ревность,к сестре, домогательство матери, иденти­фикация с ней и другие формы выражения.

Другой источник трансвестизма в поведении обоих полов — это, вероятно, фиксации ребенка на генетических ступенях, на которых он заполняет объект не целиком, а только его части, представляющие целое, на которые в результате легко перено­сится либидо: с тела (мужского или женского) на его внешние оболочки. Согласно Дж. К. Флюгель (1930), символика одежды восходит к этой фазе.

Вопрос, следует ли рассматривать детский трансвестизм как предвестник взрослого извращения, согласно этим соображени­ям, легко можно разрешить. Очевидно, это симптоматическое поведение ребенка в большинстве случаев не следует воспри­нимать иначе, чем другие компромиссные образования, которые основаны на конфликте между мужественностью и женствен­ностью. У девочек симптом связан с фазой пенисовой зависти и исчезает, когда она проходит, у мальчиков — с пассивной фе-министичностью анальной фазы, с отрицательным Эдиповым комплексом и соответствующими регрессиями. Поскольку транс­вестизм служит защите от страха (страха разлучения, страха по­тери любви, страха кастрации), ему нужно длиться не дольше, чем генетически обусловленному максимуму этих страхов.

Наряду с этим есть также случаи, когда инфантильный транс­вестизм не следует ни одной из упомянутых выше целей, а как носитель инфантильной сексуальности сопровождается всеми признаками сильного сексуального возбуждения. Симптом тог­да такой же, как взрослое извращение. (В анализе взрослых та­кие симптомы обычно можно свести к 3—5-му году жизни.) В этом отношении подвержены опасности, вероятно, те дети, ко-

торые занимаются трансвестизмом тайно, вечером, в постели. Диагностическое различие между более или менее безвредны­ми и опасными случаями нельзя, однако, провести непосред­ственно. Дети могут иметь также другие основания для своей таинственности, кроме скрывания сексуального возбуждения. Лишь там, где можно гарантировать, что мастурбация и эрек­ция сопровождают трансвестизм, мы должны принять, что пе­ред нами не преходящее явление, а длительный симптом, т. е. начало последующего извращения.

Фетишизм в детстве

Двусторонность кажущегося извращенным поведения как средства защиты и как выражения сексуальных потребнос­тей становится еще отчетливей там, где речь идет о «фетишиз­ме» детей. Эта тема нашла обширную разработку в психо­аналитической литературе (подробную библиографию см. у Ме-литты Сперлинг, 1963, «Фетишизм у детей»). Несмотря на неко­торые различия во мнениях, большинство авторов едины в том, «что детский фетишизм хотя и похож на взрослый», но так назы­ваемый фетишизм детей «принадлежит к процессу, который в некоторых случаях приводит к взрослому фетишизму, а в других нет» (там же). Вульф (1946) особенно защищает это мнение, когда говорит, что «эти патологические явления... на преэдипальном этапе не более чем реакции ребенка на ограниченные или не­удовлетворенные инстинктивные побуждения» или что «фетиши­стское поведение хотя и бывает частым у детей», основополага­ющие психологические отношения «отличаются, однако, от взрос­лого фетишизма». Высказывания обоих авторов (как и предше­ствующие рассуждения) не оставляют никакого сомнения, что нецелесообразно использовать одно и то же описание для детс­ких и взрослых форм проявления и тем самым создавать оши­бочное впечатление, что за одинаковыми внешними проявления­ми можно найти одинаковую метапсихологическую структуру.

Дети и взрослые имеют здесь общую тенденцию заполнять большим количеством нарциссического или объектного либидо определенные объекты, собственные или чужие части тела. На основе этого заполнения вещь (или часть тела) начинает играть роль частичного объекта (или объекта опорной потребности) и становится незаменимой для рассматриваемого индивида. В ана­лизе взрослых фетишистов обычно нетрудно найти бессознатель­ное значение фетиша. Фетиш многих мужчин — это символ во­ображаемого пениса фаллической матери, с которым связано

77Q

сексуальное возбуждение. Фетиш пассивных гомосексуалистов — это, как говорилось раньше, фаллос (пенис) отца, заменяющий собственную мужественность индивида. В последнем случае воз­можность сексуального возбуждения (и удовлетворения) также связана с видом фетиша, его поиски являются навязчиво-невроти­ческими, и там, где он недосягаем, гомосексуалист чувствует себя пустым, кастрированным и страдает от сексуальных лишений.

Фетиш взрослых не оставляет, стало быть, никаких сомне­ний в его значительной роли в их сексуальной жизни: он явля­ется несомненным центром, вокруг которого сконцентрированы все сексуальное возбуждение и все возможности его отведения. Иначе обстоят дела у ребенка, где объект фетиша может при­нимать самые различные значения и служить самым различ­ным целям Оно или Я в зависимости от достигнутой генетичес­кой ступени. Например, для грудного ребенка любой предмет (соска) или часть тела (палец) могут быть незаменимы и пере-полненны либидо при условии, что они выполняют две задачи: создавать оральное удовольствие и уменьшать страхи расстава­ния у ребенка (страх одиночества, страх потери любви) путем подтверждения ненарушимого доставления удовольствия. Согла­сно Вульфу (1946), значение фетиша заключается в это время в том, что он может напоминать «тело матери и в особенности материнскую грудь». Этот род фетиша замещается на следую­щей ступени каким-либо мягким предметом, игрушкой, подуш­кой, кончиком одеяла и пр., который заполняется нарциссичес-ким или объектным либидо и в качестве «переходного объекта» (Винникотт, 1953) создает мост между собственным телом ре­бенка и матерью как персоной внешнего мира. Согласно Вин-никотту, "ступень переходного объекта принадлежит «нормаль­ному эмоциональному развитию» и заложена в самом ребенке, а не в действиях матери. Согласно Мелитте Сперлинг (1963), речь здесь идет о «специфическом нарушении эмоционального развития и его патологическом проявлении», при котором вина ложится на бессознательные чувства и установки матери.

«Переходные» или «фетишизированные» объекты играют осо­бенную роль при вечернем засыпании, где они помогают ре­бенку отвлечь свой интерес от внешнего мира, т. е. подготавли­вают и делают возможным состояние сна. Многие дети не в состоянии заснуть и растеряны, если по какой-либо причине потеряны, находятся вне досягаемости и т. п. столь важные для них вещи. В таких случаях многие матери послушно идут на поиск этих вещей, чтобы положить конец плачу ребенка.

Мелитта Сперлинг спрашивает, каким образом «сам по себе не­нужный предмет может стать важнее, чем мать», и делает вы­вод, что такое смещение может происходить «не без инициати­вы со стороны матери». Используемый Винникотттом контрар­гумент более убедителен: переходный объект удовлетворяет и успокаивает ребенка на основе своего двойного заполнения, кото­рое дает ему возможность служить одновременно аутоэротизму и любви к объекту. Кроме того, переходный объект имеет пре­имущество в том, что он — в противоположность матери — не имеет собственной воли, не уходит и не приходит, что, за неко­торым исключением, не нужно бояться его потери. Утвержде­ние Сперлинг, что «мать служит причиной фетишистского по­ведения и вносит свой вклад в выбор фетиша», позволяет сде­лать вывод, что все усилия матери в этом отношении остались бы безуспешными, если бы обусловленные развитием постоян­ные смены аутоэротики, нарциссизма и любви к объекту не стре­мились в ребенке к такому выходу из положения.

Даже если не учитывать роль фетишизированного объекта для либидного развития, он имеет" много других связей с поли­морфно извращенной сексуальностью ребенка. Прикосновение, ритмическое поглаживание, теребение, потирание о его мягкую поверхность создает чувство удовольствия на коже (кожная эро­тика). Его запах, в особенности специфический, свойственный ему запах тела, доставляет удовольствие, которое принадлежит к анальной сфере; здесь есть также тесная связь с трансвес­тизмом, при котором используемые части одежды и белья дру­гого пола служат фетишем. Во время анального садизма необ­ходим переходный объект, т. к. полная эмоциональная амбива­лентность ребенка может быть на нем вымещена. Во время фал­лической фазы (Вульф, 1946} фетиш, наконец, перенимает роль пениса (собственного, отца или воображаемого пениса матери).

Насколько этот инфантильный псевдофетишизм является предвестником последующего извращения, сказать трудно. Ана­лиз взрослых фетишистов не оставляет сомнений в том, что их фетиш происходит из раннего детства и переходит из этого да­лекого периода без каких-либо изменений во взрослую жизнь. Нога или палец, определенная часть одежды, перчатка, опреде­ленный, исходящий от матери шорох сопровождают индивида на всем его жизненном пути как непременное предварительное ус­ловие для возникновения и отведения сексуального возбужде­ния. Наблюдение и анализ детей показывают, однако, с такой же уверенностью, что инфантильный фетиш встречается несравненно

7К1

чаще, чем взрослое извращение, что может лишь означать, что фетишизированное поведение детей связано с определенной ге­нетической ступенью и в большинстве случаев исчезает, когда ступень преодолена ребенком, т. е. он «вырос» из нее.

В качестве опорного пункта для различения между проходя­щими и длительными формами здесь также служит связанное только с фетишем сексуальное возбуждение, которое отсутствует там, где «переходный объект» служит Я и защитной деятельнос­ти. Фетиш, стоящий в центре инфантильной сексуальной жизни, имеет шанс сохраниться на всю последующую жизнь. Детские случаи этого рода нередко описываются в психоаналитической литературе (см.: Мелитта Сперлинг, 1963; А. Фрейд и С. Дан, 1951, описавшие мальчика четырех с половиной лет, потерявшего ро-дичглрй и попавшего в группу, который получал удовлетворение от навязчивого сосания, навязчивой мастурбации, аутоэротики и фетишизма. «Он выработал привычку сосать мочалки других де­тей, которые висят на крючках в ванной комнате, и концентри­ровал всю свою страсть на этом занятии... Мочалки были его фетишем. Во время сосания он имел обыкновение ритмично по­глаживать мочалкой свой нос, или брал в руки все шесть моча­лок одновременно, или сжимал их между коленями. На прогул­ках он едва мог дождаться возвращения домой, тут же устрем­лялся в ванную комнату с восторженным криком: "Мочалки, мо­чалки!" Его фаллическое возбуждение и фаллическая мастурба­ция были очевидны, фетиш сам по себе не был, однако, фалли­ческим символом. Те же самые мочалки теряли всю свою при­тягательную силу, если они были вымыты, т. е. не имели запаха. Можно лишь сделать вывод, что возбуждающее обстоятельство связано с запахом и, вероятно, с воспоминаниями о ранних ораль­ных удовлетворениях при грудном вскармливании»}.