Теоретико-методологические разногласия в западных и отечественных исследованиях социальной стратификации

 

При использовании западных концепций социальной стратификации в анализе стратификации российского общества возникают большие методологические затруднения. Научный язык российских исследований социальной стратификации не совпадает как с языком отечественных исследований советского периода, так и с языком западной социологии социальной стратификации. В последней, во-первых, эксплуатируется множество теорий, находящихся в полемике или в оппозиции друг с другом; во-вторых, западный терминологический инструментарий недостаточно продуктивен в исследовании специфически российских тенденций социальной стратификации, имеющей к тому же и локальный контекст.

Обратимся к интерпретациям в отечественной и западной социологической литературе таких базовых категорий теории стратификации, как «социальное неравенство», «социальное расслоение», «классы», «слои», «критерии социальной стратификации».

Р. Дарендорф выделяет две формы «неравных неравенств» - естественное «приданое» (внешность, характер, интересы; заданная неравноценность умов, талантов, сил) и ранговые неравенства, на которых размещена шкала выше-и нижерасположенных позиций. Возникает много вопросов, связанных, по мнению Р. Дарендорфа, с тем, как соотносятся деньги и престиж, богатство и уважение, являются ли они взаимно конвертируемыми «в одной единственной валюте» – социальной стратификации[114]. Богатство и уважение, престиж и деньги как индикаторы социальной стратификации в западной социологической практике стали использоваться в отечественной социологии недавно, поскольку «не котировались» в советской социологии.

Социальную дифференциацию и социальное расслоение Р. Дарендорф анализирует, опосредовав одну через другое. В отличие от Э.Дюркгейма, в качестве причины социального расслоения Дарендорф рассматривает не разделение труда («генеральный директор, секретарша, мастер, подсобный рабочий выполняют одинаково незаменимую частную деятельность для производства чего-то необходимого»), а ранжирование видов деятельности. Неизбежность социального неравенства он не связывает с существованием частной собственности, ссылаясь на опыт советского общества, «общества без собственности или «как бы без собственности», где неравенство сохранялось. Дарендорф считает нереальным существование бесклассового общества, где нет неравенства, а в существовании неравенства он признает момент свободы[115].

Социальное расслоение одни авторы выводят из социальной дифференциации, другие используют их как равнозначные. Однако «социальная дифференциация» шире, чем «социальное расслоение»; не каждый вид социальной дифференциации означает социальное расслоение; социальное расслоение имеет отношение к неравенству, а при социальной дифференциации оно не обязательно. Неоднозначны и интерпретации перспектив социального неравенства в различных источниках:

- считается преходящим, подлежащим уничтожению (марксистская традиция в социологии);

- признается универсальным для всех обществ (немарксистские подходы);

- совмещаются обе социологические традиции. Между тем, как отмечает Р. Дарендорф, «решение ситуации с помощью несовместимых подходовневозможно»[116].

В социологической литературе к изучению социального расслоения современных обществ используются как классовый, так и стратификационный подходы.

В классовом подходе представлена неоднозначная номинация самих классов:

- выделение высшего, среднего, низшего классов[117]. Из-за нечеткости границ указанных классов в некоторых исследованиях предлагается: выделение в каждом из них подклассов (высший высший класс, средний средний класс, низший низший класс) или же социальных групп;

- различение высшего, среднего, рабочего класса, андеркласса. Например, в американский андеркласс Дж. Уилсон включал безработных, а также небелых, не имеющих квалификацию, не работающих или не способных к труду и потому находящихся под патронажем государства, живущих в убогих условиях[118]. Этой же точки зрения, в сущности, придерживается в настоящее время Р. Дарендоф, идетифицирующий низший класс с социальной группой, не имеющей реального применения в обществе)[119].

Классовый анализ не претендует на всеохватность проблемы социального расслоения: не все социальные явления, как отмечает М. Кивинен, сводятся только к существованию классов; есть другие идентичности, могущие оставить классы в тени, «воображаемые» сообщества, такие как нация или религиозные идентичности, которые становятся особенно важными в ситуации, когда классы и гражданское общество слабо развиты[120].

При стратификационном подходе к расслоению общества используются многообразные критерии. Р. Барбер называет следующие: 1) престиж профессий, 2) занимаемое в системе власти и могущества место, 3) доход или богатство, 4) образование или знание, 5) «религиозная или ритуальная чистота», 6) ранжирование по родственным и этническим группам[121]. Первые три критерия, как отмечает М.Н. Руткевич, повторяют схему М. Вебера, а последние два не носят всеобщего характера[122].

Не все указанные измерения стратификации эмпирически наблюдаемы. В стратификационной теории, как пишет М.Ф. Черныш, выдвигается «ровно столько критериев дифференциации, сколько казалось приемлемым для конкретного исследователя», «из ранжирующих общество признаков выпали влияние семьи, ее материальный и культурный капитал, выделяемый в помощь молодому поколению»[123].

Р. Дарендорф критикует современное состояние развития теории социальной стратификации («в теории социального расслоения мы еще не вышли из прихожей»), называя многие выдвигаемые теории социальной стратификации «паратеориями» («то, что выступает под именем теории, как правило, теорией вообще не является»,… «а в некоторых теориях социальной стратификации нет и паратеории») [124].

Такая оценка состояния современной социологии социальной стратификации, противоречивость используемых в ней теорий и терминов вызывает у исследователей «методологический шок». Очень трудно при этом определить, в какой части «жилища» находится отечественная социология социальной стратификации, если западная социология стратификации стала развиваться, еще начиная с М. Вебера, тогда как в советской научной литературе теория социальной стратификации критиковалась как буржуазная, а в научный оборот российской социологии термин «социальная стратификация» вошел лишь в 1990-е гг.

Радикально-критически оценивает Р. Дарендорф и эмпирические исследования социального расслоения («существенные затраты времени и фантазии с мизерным результатом», иронически указывая на «искушение приумножать эмпирические работы по изучению профессионального престижа на обувных фабриках или по самооценке почтовых служащих»).

Нельзя отказать Р. Дарендорфу в объективности. Так, например, такие измерители социального расслоения, как «социальный престиж», «престиж профессий», «социальный статус» в эмпирических исследованиях стратификации российского общества пока «работают» недостаточно продуктивно.

В отечественной социологической литературе нет определенности в том, как структурировано российское общество - на классы или на слои. В аналитических целях при описании изменений в системе расслоения российского общества на макроуровне приходится пользоваться термином «класс», хотя процесс его классобразования далек от завершения.

Структурирование российского общества имеет сильно выраженную социально-территориальную специфику: если в столичных и нестоличных крупных городах можно предположить процесс классообразования по западной модели, то в других типах поселенческих структур (средние и малых города, село) социальная дифференциация представлена не классами, а слоями. Имеются разные уровни и регионального неравенства по уровню и качеству жизни, шансам восходящей социальной мобильности в зависимости от степени «периферийности» поселенческих структур, экономической значимости регионов и добываемых там естественно-природных ресурсов: высший и средний слои «толще» в столичных и других крупнейших городах; проживание в богатых нефтегазодобыващих регионах предполагает высокие стандарты потребления.

Расслоение общества предполагает его поляризацию. Социальная поляризация является неотъемлемой характеристикой иерархически упорядоченной системы социального неравенства. Сущность социальной поляризации всесторонне описана М. Вебером и сводится им к тому, что позитивно привилегированное меньшинство, используя стратегию исключения, регулирует доступ негативно привилегированного большинства к социальным благам[125]. Поляризация современных обществ предполагает дифференциацию больших групп людей по степени обладания экономическим, политическим и социокультурным капиталами на два полюса. Один из них (узкий слой) находится на вершине общественной иерархии, другой, ввиду отсутствия указанных капиталов или владения ими в мере, не способствующей установлению своего влияния, - на ее нижних этажах (массовая часть общества).

В числе индикаторов[126] измерения поляризации Б. Барбер называл стиль жизни, поддерживая отнесенное Т. Вебленом к стилю жизни «демонстративное потребление». В этом же контексте Барбер употреблял термин «шаблон грубого и тонкого неравенства»[127].

Привязанность представителей каждого из полюсов к своей группе способствует самовоспроизводству и высших, и низших слоев.

Применим вышеприведенные теоретические положения к интерпретации процессов расслоения российского общества. Социальные полюса в российском обществе представлены высшим и низшим слоями при тонком среднем слое. Опосредованно о нарастающем полярном расслоении российского общества можно судить по экспертным расчетам децильного коэффициента, который в 1991 г. составлял 4,5:1, в 1992 г. – 8:1, в 1994 г. – 15,1:1, в 2007 г. – 16,8:1[128], в 2013 г. – 16:1[129]. Точную оценку уровня реальных доходов верхнего полюса определить невозможно[130].

В методологических подходах к исследованию среднего класса российского общества имеется большая рассогласованность: 1) констатация факта реально сформировавшегося среднего класса, 2) наличие нескольких «средних классов»/слоев, 3) отсутствие среднего класса, но наличие социальной базы для его формирования, 4) отсутствие и самого среднего класса, и социальной базы его формирования, термины-метафоры «невозникающий средний класс» (Р.В.Рывкина)[131], «похожий на средний класс», «протокласс» и др. Средний класс / средний слой в подавляющей его численности - скорее феномен столичных и других крупнейших городов, хотя при опросах общественного мнения в малых городах и селе идентифицирующих себя со «средними» больше, чем в крупных городах, что свидетельствует о низком уровне социальных притязаний их населения.

Низший полюс российского общества в значительной мере идентифицируется с бедными. В имеющейся литературе имеется большой разброс мнений о том, какие социальные группы относить к бедным. Так или иначе, экономисты исходят при определении масштабов бедности из показателей официально установленного прожиточного минимума (в каждой отдельной стране его размеры свои). В современной мировой практике принято относить доходы на уровне официально установленного прожиточного минимума к биологическому уровню, т.е. к «достаточному для того, чтобы не умереть, но недостаточному, чтобы жить». Группы с таким уровнем доходов живут за чертой бедности, а к бедным следует относить группы с доходами в пределах не ниже 2,5-3 прожиточного минимума.

Резюме: многие западные теории и методологические подходы к исследованию социальной стратификации либо устарели, поскольку соотносились с обществами начала- середины ХХ века, либо их применение затруднительно для исследования специфически-российских проблем социального расслоения. Большую теоретическую значимость имеют собственно-отечественные достижения в этой области социологического знания (Л.А. Беляева, З.Т. Голенкова, М.К. Горшков, Т.И. Заславская, Е.Д. Игитханян, В.И. Ильин, В.В. Радаев, Р.В. Рывкина, М.Н. Руткевич, Н.Е. Тихонова, О.И. Шкаратан, Ф.Э. Шереги, М.Ф. Черныш, В.А. Ядов и др.), в которых представлен компаративный анализ социальной структуры советского и постсоветского российского обществ, позволяющий определить динамику стратификационных процессов 20010-х гг.