Судопроизводство в comitiatus magnus

«Отличительная черта судопроизводства в comitiatus magnus -обвинители-только правительственные лица, чаще quaestores. Выслушивались обе стороны, затем рассмотрение доказательств и приговор. До VII в. обозначалась коренная черта уголовного и гражданского процесса — разделение производства дела на in jure и in judicio цель – успокоить страсти сторон и дать возможность сторонам и народу подготовиться к in judicio in jure -уголовная Iiscontestata. В моментах производства по comitata centuriata и в quaestiones perpetuae большое сходство; то-же самое и о способах уничтожения всего делопроизвод-«^[382]

«ства, напр, intercessio трибуна, неблагоприятные ауспиции. До VII в обвинение и поддерживали только правительственные чиновники процесс обвинительный. В случае совершения преступления, когда достаточно оснований привлечения к суду гражданина, обвинитель формально извещал обвиняемого чтобы он явился к претору для выслушания обвинения: акт этот tliei olictio. Обвинителями в комициях по трибам выступали: трибу-«^[383]

«ны, эдилы курульные, эдилы плебейские; в комициях по центуриям — консулы, преторы, трибуны, квесто-«^[384]

«ры, indices. Между позывом in jure и явкой допускался промежуток Времени, величина которого зави-«^[385]

«сала от различных обстоятельству ко по правилу «in jure» не могло иметь места ранее трех, следуемых друг за дру-«^[386]

«гом, базарных дней (per trimmdmum), в течении которых претор выставляет формулу обвинения или она публично выкрикивалась ргаесо, и только с окончанием третьего базарного дня наступало формальное обвинение (qnarta accusatio). Этот момент -anquisitio. После dieidictio обвиняемый подвергался custodia libera для пресечения ему способов уклоняться от суда. По Нибуру обвиняемый мог арестовываться если он сознался в преступлении. По Цицерону в тюрьму сажались только явные злодеи при собственном сознании»^[387]

«места для in judicio нет дело оканчивалось in jure, и для подсудимого оставалась только апелляция, до рассмотрения которой он и подвергался тюремному заключению. Личному аресту обвиняемый не подвергался (подсудимого не заковывали: цепи, по Цицерону для рабов.) — обвиняемый пред-«^[388]

«ставлял только поручительство о явке на суд или залоги теряющиеся даже когда он удалялся в добровольное изгнание. С формулировкой обвинения друзья и родственники подсудимого надевали траурное платье и отпускали волосы. В назначенный день обвиняемый при»^[389]

«глашался через praeco явиться in judicio — этот акт -citatio; если обвиняемый не отвечал на этот позыв, к его жилищу отправлялся cornicen при звуках трубы повторяющий позыв. Если процесс производился по трибам — обвиняемого призывали на суд viatores трибуна или ликторы консула, эдилы и иногда triumviri capitales. После in jure обвиняемый мог удалиться в добровольное изгнание, — тогда комиции закрепляли его изгнание, приговаривая его к interdictio aquaeet ignis. Право удаляться в добровольную ссылку освящено..законом Порция если обвиняемаго нет если он не являлся на суд, — обвинитель призывал народ постановляющий решение не заочное а констатирующий добровольное изгнание. Если подсудимый не избрал ссылки, но не явил-«^[390]

«ся in judicio без объяснения причин, назначался новый окончательный термин для явки в суд когда обвиняемый не являлся по домашним обстоятельствам напр., по болезни или смерти родственника, то причины неявки, их уважительность обсуживались обвинителем; допускалась absentia»^[391]

«rei publicae causa, что освящено законом Memmia, 614 г. Если обвиняемый являлся in judicio, то тотчас приступали к разбирательству дела. Сначала излагал обвинение обвинитель всегда старающийся доказать, что он поднял иск чисто в интересах народа; обвинитель речью старался возбудить ненависть и гнев судей должен это делать иначе, если обвинение не достигало цели, т. е. оказывалось недобросовестным, он наказывался по закону Remiiiia обвинитель должен держаться своего первоначально заявленного обвинения. После речи обвинителя иногда говорили его subscriptores; подсудимый, произносивший затем свою речь, старался опровергнуть обвинение, иногда»^[392]

«за него говорили родственники женщины всегда сами за себя. После речей разбор доказательств: собственное сознание, чаще in jure, письменные документы, улики и свидетельские показания; свидетельские показания рабов подкреплялись пыткой. Голосовали относительно виновности (condemno) или невинности (absolvo) подсудимого; ampliatio не допускалось; приговор составлялся по большинству голосов устно. Судья (quaestor) формально справлялся о приговоре, и если обвинительный, то сейчас или на другой день, кроме праздников исполняли triumviri capitales. Апел-«^[393]

«ляция не допускалась, но ее процедура могла ниспровергнуться под предлогом неблагоприятных ауспиций или вследствиe вмешательства трибуна. При произнесении приговора damnatorum restitutio могло быть только по новому закону Цицерон подвергнут aquae et ig?is interdictio восстановлен в правах по lex centuriata. Этот процесс применялся в сенате и comitiata tributa, с изменениями определяемыми учреждением. Публичный, общий и гласный, гарантируя личность подсудимо-«^[394]

«го находясь первоначально в соответствии с требованиями духа времени, носит в себе органические пороки: государство не заинтересовано в обвинении; обвиняли магистраты; они вольны бросить одно обвинете и поднять другое или отказаться от иска (Co смертью обвинителя обвинение падало. Liv. И. 54, Igitur judicii die (над Фурием и Машпеиъ на суд позвал трибун Генудш)). Суд и администрация смешаны, так-как и суд и администрация в ведомстве одного органа. Нет определений насчет времени и количества призывае-«^[395]

«мого народа для отправления правосудия. Труд созывать граждан для решения каждого уголовного дела становился тягостнее по мере увеличения благосостояния, а следовательно и народонаселения Рима. Нужно изыскать способ призыва граждан для отправления правосудия, при котором весь народ не отвлекался бы от своих ежедневных занятий и ускорить правосудие. Сенату принадлежала честь введения нового порядка судопроизводства – судопроизводства в quaestiones perpetuae, подсудность которых увеличивалась насчет comitiata centuriata судопроизводство по quaestiones сделалось независимым -составление коммиссии не зависит большею частью от произвольного veto трибуна могущего помешать составлению comitiata centuriata для уголовного суда.). В 605 г. Калпурнш Пизон установил особую quaestio разбирающую все преступления магисгратов по должности. Потребовались большие усилия, выдержана горячая борьба прежде чем в quaestiones perpetuae допущен народ к отправлению правосудия, и когда он»^[396]

«допущен — с того времени comitiata centuriata теряют характер уголовного суда на их место выступают quaestiones perpetuae.»^[397]

Наказания рабов

«самое тяжкое наказание раба -ему на спину вешали раздвоенный кусок дерева;»^[398]

ЧАСТЬ. РЕСПУБЛИКА

Раздел.ЮЛ

Понятие ЮЛ

           «Идея юридического лица для примитивного юридического мышления недоступна.»^[399], хотя

«Человеческие интересы требуют, чтобы в качестве самостоятельного центра хозяйственной жизни признано совокупность их (род, цех, корпорация) или независимое от них учреждение (больница, приют).»^[400]

«широке юридические лица возникают, когда главная роль в экономике начинает переходить от индивидуальных к коллективным товаровладельцам, а для этого необходимо, чтобы товарное производство достигло достаточно высокой стадии развития достигаемой в капиталистической формации.

           Даже когда государственное имущество сдавалось в аренду частным лицам акт не считался частноправовым договором, и исполнение порожденных им обязанности обеспечивалось магистратами»^[401]

           «Появляются субъекты-нелюди -лица юридические.»^[402]

«Под юридическим лицом разумеется все что не будучи человеком»^[403]

           «способно состоять правовым субъектом, т. е. способно иметь права и обязанности. В источниках нет технического наименования этих субъектов каждый вид обозначается особым названием. Теперь почти общеупотребительно выражение юридическое лицо. Прежде весьма распространено (еще Тибо, в новое время Las son. Völkerrecht р. 131, 132) название моральных лиц. Этим обозначали все невидимое, неподлежащее внешнему чувствованию. Тот же смысл и в названии мистические лица. Но слово моральный в другом его обычном смысле наводит на предположение о существовавании неморалых лиц (Savigny р. 240) в истории Рима нередки случаи установления юридических лиц не с моральными целями. Другое распространенное название фиктивные лица имеет за себя некоторое основание в природе данных субъектов, но в общем этот эпитет наводит сомнение на действительное существование их. Если слово „юридическое" употреблять в смысле, что соответствующая личность признана правом, то личность, что-бы быть субъектом прав, должна быть признана положительным правом. А в этом отношении и человекъ будет,,юридическим" лицом. Поэтому данный эпитет должен оттенять лишь тот признак, что положительным правом возводится в лице то, что не имеет необходимых качеств лица. Более удачны наименования „нечеловеческие, не физические, в уме представляемые лица" (Кuntzе в Heidelb. Krit. Zeitschr- 1 p. 359)' или,—соответственно делению вещей на телесные и безтелесные,-,,безтелесные" лица (Zitelmann cit. p. 113). Мы не признаем этих названий только потому, что они нераспространены, а выражение „юридическое лице" почти техническое значение. Происхождение юридических лиц объ»^[404]

«ясняется чисто жизненными потребностями. Жизнь выставляет цели, которые посредственно также служат отдельным людям, но которые однако выходят за индивидуальные потребности и жизненные интересы отдельных людей. Достижениe этих целей требует внешних средств, имущества. Кто будет субъектом прав и обязанностей по этому имуществу? Признать таким субъектом определенное физическое лицо, значит поставить достижение цели в зависимость от ограниченных свойств отдельного физического существования.

Теоретическая конструкция юридических лиц принадлежит вполне науке; Источники римского права не дали ясных указаний по вопросу

Высказанный взгляд известен под именем теории персонификации, от признания личности. Teopия эта развита Савиньи (Syst. II р. 236) господствует в учебниках, (исключения руководства Виндшейда и Бриица). Исходное положение этой теории в том, что никакое»^[405]

«право не мыслимо без субъекта. Так как существуют права и обязанности, которые не служат непосредственно целям отдельного человека, то следует определить принадлежность этих прав и обязанностей. (Puch ta) полагают, что право путем положительного определения создает идеальный субъект, чтобы тем извлечь права и обязанности из борьбы отдельных интересов и заставить их служить общей цели, т. е. юридические лица признаются творением положительного права. На самом деле юридические лица суть факты, только признанные и устроенные правом. Эти факты право пытается привести в согласие с необходимым его требованием (нет права без субъекта) тем, что по фикции признает для данных прав и обязанностей искусственный субъект (Unger. Krit. Uebersch VI p. 168, 169).

Против теории персонификации указывают что эта теория неверно ставит задачу юридической фикции. Фикция не изменяет действительности (Demelius. Rechtsfiction p. 85 и след.); она только распростраияет ради удовлетворения встретившейся в правовой жизни потребности известное фактическое обстоятельство на случаи, когда этого обстоятельства нет, но логически возможно (Böhlau cit. р. 9). Поэтому фикцией нельзя создать искусственного субъекта, где его нет, но можно лишь распространить на случаи положения о правах при определенном субъекте. Из этого вытекает, что фингируя субъекта при юридических лицах призиаем, что тут нет субъекта. Некоторые последователи теории персонификации вынуждены допустить логическую возможность существования безъсубъектных прав и объясняют признание юридического лица только практическими мотивами (см. Arndts в Krit. Viert. J. Sehr. 1 p. 98). Виндшейд ясно определил тесную связь теории фикции с признанием безъсубъектных прав. Говорит (в Krit.»^[406]

«Ueberschau VI p. 219), что права юридического лица не имеют субъекта, но так как человеческой природе, по ее глубокому влечению к личности противна мысль о безъсубъектных правах, то и представляют себе эти безъсубъектные права, принадлежащими фиктивному лицу, —и таким образом подводят под одну схему оба класса прав, действительно принадлежащих субъекту и безсубъектных.

Другие изменяют содержание фикции. Белау (Böhlа и cit. р. 16, 17. О предшествепннках Böhlau в этом направлении см. Zitelmann cit. 21. 22) говорит, что при юридических лицах имущество de facto безхозяйно, но это фактически безхозяйное имущество разсматривается в правовом отношении как бы оно в действительности имело физического субъекта; таким образом имущество это не обращается фикцией в лице, а только играет роль лица. Фикция тут -права и обязанности, установленные для целей определенного фактически безхозяйного имущества рассматриваются как бы они установлены для физического лица юридически принимаемого за хозяина этого имущества.—Это воззрение поясняет только, как технически обращаться с целесообразным имуществом, но не отвечает что имущество представляет (Zitelmann cit. p. 23, 24).

Слабые стороны теории персонификации навели других на мысль заподозрить основательность господствующее в учении о праве положения,,нет права без субъекта". Представители учения о,,безъсубъектных правах" (см. образоваше и развитиe этого учения у Zitelmann cit. p. 27—48) в противность представителям теории персонификации стараются расширить отношениe права чтобы можно подвести под него юри-«^[407]

«дические лица, не прибегая к фикции. При этой работе рассуждают так (De melius Jahrb. für d. Dogmatikd. heut. r. u. d, R. B. 4 p. 115—118): понятие права настолько верно, насколько обнимает все практические случаи, так как составляться это должно путем отвлечения от отдельных правовых институтов, случаев. Но теперешнему понятию права всегда предполагается наличность субъекта, а на самом деле имеются права без субъекта, которым правам наука и старается подъискать субъекта. Значит, господствующее понятие права слишком узко. Нет недостатка в попытках к расширению понятия права (см. напр. Windscheid. Kritische Ueberschau 1 p. 186; Ej. Actio p. 234). При теперешнем состоянии философии права нельзя сказать, чтобы понятие права отвлеченным от эмпирических правовых явлений отдельные правообразования суть необходимые выводы из основной идеи. Поэтому отдельные правовые явления не могут нарушать гармонии в целом построении права служить основанием для определений, которые стали-бы в противоречие с главными положениями права правильно поступают последователи теории персонификации, стараясь согласовать факты с идеею права. Приложение учения о безъсубъектных правах к юридическим лицам дало представление о „целесообразном имуществе". Изобретение этого термина и первое полное развитие соответствующего воззрения принадлежит Бринцу. Исходное его рассуждение следующее: рядом с имуществом, принадлежащим определенному лицу имеется класс имущества. Имущество это, неподчиненное правовому господству лица, предназначено служить определенной цели и в силу этого назначения не имеет субъекта, составляет целесообразное имущество. Против такого рассуждения возражали, что всякое имущество служит цели и что поэтому всякое имущество будет»^[408]

«целесообразным (Bohlau cit. р. 6, 7). И имущество определенного лица служит также целям. Независимо от целей имущества стоит вопрос о субъекте его. Цель имущества не определяет правовой натуры его (Zitelmann cit. р. 42). Представляя себе целесообразное имущество предметом гражданского оборота, будет логическою невозможностью признавать существование собственности — без собственника, требование — без кредитора, долги — без должника. Цель, как таковая, не имеет своего авторитета, его имеет преследующее цель или предписывающее ее лице (Bolze cit. р. 47). Немыслимо представить власть, мочь, составляющую необходимый признак права в гражданском обороте, чтобы она не принадлежала субъекту. Это противоречит логике, опирающейся на основное положение философии права. Философско-правовое мышление выработало положения: правовой субъект, не имеющий права, не будет правовым субъектом, а только субъектом без прав как правовой объект, на который не имеется прав, не будет правовым объектом, а простым предметом вне правовой сферы — так и право, непринадлежащее субъекту, не будет правом, будет ничто (Zitelmann cit р. 37). Слабые стороны теории персонификации вызвали попытки теоретической конструкции юридических лиц, которая уничтожила-бы аномальный характер этих лиц удержала-бы положение: нет права без субъекта. Сюда относится попытка германистов. Выходя из определения личности государства, как естественного организма, обладающая своею волею, — считают все юридические лица такими же естественными, действительными, а нефиктивными лицами, как и отдельные люди. Они, как и физические лица, воле- и дееспособный власть только признает эту способность, как и у людей, возводимых этим признанием в лица»^[409]

«Ближайшее обоснование этого общего воззрения разнообразно часто касается лишь одного вида юридических лиц (напр. Salkowski говорит только о союзе людей). Это воззрение грешит в основании. Юридические лица не имеют органов воли, а поэтому не действительные реальные существа только произведения фантазии. Несостоятельность теории германистов в исходном их положении вызвала новую конструкцию юридических лиц в том же направлении. Понятие личности определяется способностью иметь правовую волю. Некоторые допускают самостоятельное существование воли вне телесных оболочек. Происхождение воли объясняют тем, что в данной совокупности имущества объективируется воля отдельных физических лиц, воля предполагаемая или ясно выраженная в определении цели данного имущества. Воля объективируясь, прюбретает самостоятельное существование и господствует над данмым имуществом. Значит, воля и будет субъектом прав в юридических лицах, которым Дительман дает определение безтелесной воли. Самостоятельное существование объективированной воли — такое трудно понимаемое искуственное построение, что даже допуская возможность ясного представления воли, которая не воля определенного человека станем на сторону теории персонификации, которая не навязывает юрид. лицу чего, по здравому разуму иметь не может, а лишь распространяет на него качества, принадлежащие одному человеку.»^[410]

«Не путем критического анализа прежних конструкций доходит Игеринг составляет строгий логический вывод из его учения о гражданских правах вообще. Понятие интереса в основе этого учения, заставляет принимать Игеринга положеше, что только человек субъект прав. Игеринг не мог отвергать что юридические лица в гражданском обороте самостоятельные субъекты прав и обязанностей, но его теория не могла допустить буквального признания за ними субъектов правовых, т. к. юридическое лицо неспособно к пользованию, не может иметь интересов и целей поэтому иметь и прав, ибо о правах можно говорить лишь когда они достигают своего назначения — служить интересам управомоченного лица. Игеринг настоящие правовые субъекты физические лица, которым предназначается пользование но так как невсегда удобно предоставить им же и осуществление прав частично по этому пользованию, то искусственно создается особый механизм называемый юридич. лицом. Назначение его «фигурировать во вне» в качестве субъекта данного имущества с единственною целью облегчить гражданский оборот по этому имуществу: вступать в сделки, совершать приобретения, принимать на себя долги, преследовать в суде. Это лишь внешнее выражение субъективности юридическго лица, как такового; по внутренней не оно истинно управомоченно, а отдельные физические лица, которым предназначается пользование. По источникам субъект прав и обязанностей при юридич. лицах непосредственно последние»^[411]

«(см. Вгinz Pand. p. 985, 936). Как объяснить, после того, всю массу глубоких практических положений напр. об ответственности, обращаемой не на destinati, а на юридическое лице? Вопрос пользования строго следует отличать от вопроса, кто будет субъектом права. Часть имущества юридич. лица обращается прямо на него в случаях трат на управлениe (Zitelmann cit. р 49, 50). (Bolze cit.), смущаясь разнообразием теорерий юридических лиц отвергает, как заблуждение, существование таковых. Находит возможным для нас подобно будто бы Римлянам обойтись без этого понятия. Незамечая того, высказывается за принадлежность прав и обязанностей, в случаях определяемых как юридич. лица, не отдельным лицам как таковым, а нечто особенному от них (см. Krasnopolski в Kritische Vierte jahresschr. für Gesetzg. u. Rechtswiss. 1880 B. III p. 188 — 194). Существование таких прав и обязанностей факт, а следовательно и существование особого субъекта их. Предпочитаю господствующую в учебниках теорию персонификации источники подтверждают ее. Понятие субъекта созданнаго фикциею абстрактно и не могло сразу выработаться в сознании римских юристов во полноте. Поэтому в древнем римском праве довольствовались тем, что рассматривали имущества, неприпадлежавшие физическому субъекту будто принадлежали таковому. От этого времени такие выражения для юридических лиц, как «persona е vice fungitur» (L. 22 D. 46, 1), и ограничения в правоспособности, указывающие что римская мысль не привыкла еще видеть в юридич. лицах таких же самостоятельных субъектов, как и физические (ем. S A Y I g NY cit. p»^[412]

«291, 301: Arndts в Kritische Viertelj. В. 1 p. 96-98). Созревавшее правовое сознание дало путем научной абстракции возможность усматривать юридически настоящих лиц где нет физического. Этому сознанию обязано наименование источниками юридич. лиц «persona-» и отпадение многих прежних ограничений правоспособности юридических лиц. При юридических лицах личность придается идеальному единству, отвлеченному от основы (субстрата) юридического лица. Это идеальное единство и считается субъектом всех прав и обязанностей юридического лица. Савиньи, Пухта говорили, что «цель есть лицо, которому принадлежит имущество» юридического лица. Но на это основательно возразил Унгер (раньше Kierulff), что «цель всегда объективное, подлежащее достижению, и поэтому поставить ее в положение субъекта нельзя, так как цель себя не может преследовать». Выставил положение, что персонифицируется идеальное единство, отвлеченное от субстрата юридич. лица. Это теперь господствующее между последователями теории персонификации. Подтверждениe его и в выражении источииков.»^[413]