Глава 11. Николай чернышевский и «просветители»

каких теориях»; так, он реагировал на навязчивое морализирование и дидактизм, которые были отличительными признаками либеральной «обличительной литературы»; ему было также свойственно деклари­ровать свое безразличие к оценкам, основывавшимся на различных эстетических канонах. В то же время он нимало не сомневался в том, что существуют «общие понятия и законы, которые всякий человек непременно имеет в виду», «известные аксиомы, без которых мышле­ние невозможно», «общие понятия и законы, которые всякий человек непременно имеет в виду, рассуждая о каком бы то ни было предме­те». Систему этих аксиом и норм Добролюбов называл «человече­ской природой». Поэтому осуждение им субъективных оценок возни­кало из твердой уверенности в существовании совершенно объек­тивной и абсолютной системы ценностей; он требует, чтобы писа­тель ограничил себя показом «фактов», потому что убежден, что фак­ты содержат свой собственный смысл и что изображение неприкра­шенной и неприкрытой действительности само по себе должно наво­дить читателя на правильную оценку. Именно строгое следова­ние фактам и только фактам позволит освободить сознание людей от «искусственных комбинаций, вредивших устройству общего благо­состояния»².

Несмотря на то что Добролюбов на словах отрицает эстетические каноны, но критерий «человеческой природы» в применении к лите­ратуре, несомненно, подразумевает у него превосходство беском­промиссного реализма и отвержение литературных конвенций или, в лучшем случае, безразличие к ним. Реализм в литературе, писал Добролюбов, - «требование относительно верности действительной жизни, которое всеми признано, как необходимое»³. Больше того, опираясь на критерий соответствия человеческой природе и «есте­ственным» человеческим потребностям, Добролюбов пришел к по­ниманию литературы как «силы служебной, которой значение состо­ит в пропаганде, а достоинство определяется тем, что и как она про­пагандирует»⁴. «Мерою достоинства писателя или отдельного произведения мы принимаем то, насколько служат они выражением естественных стремлений известного времени и народа». Отсюда один шаг до полного отождествления «естественных» стремлений и идеалов со стремлениями и идеалами простого человека. В статье

' Там же. С. 304. ^! Там же. С. 309 ¹ Там же. С. 305. ¹ Там же. С. 309. ^; Там же. С. 307.

Анджег! Валицкий. ИСТОРИЯ РУССКОЙ МЫСЛИ...

ГЛАВА 11. Николай Чернышевский и «просветители»... 225

«О степени участия народности в развитии русской литературы» (1858) критик истолковывает историю русской литературы как по­степенный процесс приближения к «естественности» и «народно­сти», заканчивая статью призывом встать на «народную точку зре­ния» в литературе.

В исторической перспективе слабость теоретических убеждений Добролюбова не подлежит сомнению: его метод опирался, с одной стороны, на анахроничное представление восемнадцатого столетия о человеческой природе, а с другой стороны - на позитивистскую (в широком смысле этого слова) иллюзию об объективной природе «факта». Но эта иллюзия не приводила Добролюбова к преклонению перед фактами; наоборот, его вера в «человеческую природу» как неизменный и абсолютный коррелят нормативных суждений давала ему уверенность в себе - уверенность, резко отличавшую его от ре­флектирующих либералов сороковых годов, которых он критиковал. «Факты» Добролюбова приобретали новое революционное значение, подкрепленное его убеждением, что это значение неотделимо от са­мих фактов. В свете статей Добролюбова русская действительность оказывалась противной самой человеческой природе, и это показыва­лось на объективных фактах, собранных в произведениях почти всех писателей-реалистов, даже тех, кто вовсе не были радикальными. Все это, конечно, производило большое впечатление и превращало лите­ратурную критику в могучее орудие, способствовавшее радикализа­ции общественного сознания.

Излюбленная тема Добролюбова - проблема «двух поколений» или, точнее, двух общественных сил, вовлеченных в движение поре­форменного периода. В его статьях нашли свое выражение идеи мо­лодого поколения радикальных демократов, которые ясно осознали бездну, отделявшую их от либерального дворянства, от тех, кто еще недавно выносил на себе основную тяжесть оппозиции. Вслед за Чер­нышевским', Добролюбов взялся показать тесную связь между отсут­ствием решительности у либеральной оппозиции его времени и пси­хологическим типом «человека сороковых годов». Не имея корней в конкретном общественном движении, писал Добролюбов, «лишние люди» неспособны к действию и предпочитают быть пассивными наблюдателями, которые на словах выражают одобрение начатых правительством реформ. Новая эпоха нуждается в «новых людях», и такие люди уже начали появляться. На смену идеалистам-либералам, терзаемым внутренними конфликтами и парализованным «рефлек-

сией», постепенно приходит «тип людей реальных, с крепкими не­рвами и здоровым воображением»¹.

Это выдержки из статьи «Литературные мелочи прошлого года», опубликованной в 1859 г. В ней Добролюбов искусно соединяет бес­пристрастную критику либеральных публицистов и так называемой «обличительной» с размышлениями о «людях сороковых годов» как предшественниках современного русского либерализма. Хотя «раз-гребатели грязи», говорит в этой статье Добролюбов, разоблачают различные общественные недуги, их критика поверхностна, а сред­ства излечения, предлагаемые ими, - только паллиативы. В сущности, либералы бояться последовательного, полного разоблачения, потому что сами они - продукт той самой общественной действительности, которую они пытаются изобличать.

Эти свои мысли Добролюбов развивает в острой статье «Что такое обломовщина?», опубликованной в том же году. Обломов, герой зна­менитого романа Гончарова, показан в этой статье с неожиданной точки зрения - как последний «лишний человек» в русской литерату­ре, как брат или, по крайней мере, близкий родственник пушкинского Евгения Онегина, лермонтовского Печорина, герценовского Бельтова и тургеневских Рудина и «Гамлета Щигровского уезда». Добролюбов признает, что существуют некоторые индивидуальные различия меж­ду ленивым, совершенно апатичным Обломовым и трагической фигу­рой Печерина, которого Лермонтов сделал «героем нашего времени»; тем не менее, все «лишние люди» органически не способны к реаль­ным поступкам, поскольку все они были воспитаны в деморализую­щих, тепличных условиях привилегий, праздности и отсутствия от­ветственности. У них нет права на ореол славы, каждый из них стра­дает от паралича «обломовщины». Добролюбов тем самым свел жесткие расчеты со всей культурой и традициями просвещенного ли­берального дворянства.

Жесткость добролюбовской критики вызвала протесты с самых разных сторон. Либералы повторяли аргумент, выдвинутый Анненко­вым в его полемике с Чернышевским: «идеалист сороковых годов», которого критикуют радикальные демократы, - это «единственный нравственный тип в современном мире»². Немаловажно, что и Герцен тоже не замедлил встать на защиту лишних людей. В статье Very Dangerous!!! он даже утверждал, что, критикуя либеральную печать и либеральные традиции русской интеллигенции, «паяцы» из «Со­временника» подстрекают царский режим и заслуживают быть

¹ Чернышевский обсуждал тему «лишних людей» в своей статье «Русский человек на Rendez-vous» (1858).

¹ Добролюбов Н. Указ. изд. Т. 4. С. 73.

² Анненков П.В. Воспоминания и критические очерки. Т. 2. СПб.,1879. С. 170-172.

Зак. 2663

Анджей Валицкий. ИСТОРИЯ РУССКОЙ МЫСЛИ...

награжденными абсолютизмом. Редакторы «Современника» были сконфужены, оказавшись мишенью критики с такой неожиданной стороны; ведь даже Добролюбов всегда считал Герцена (как и Белин­ского) «высшей натурой», и его критика Герцена не затрагивала. Чер­нышевский счел необходимым отправиться в Лондон для того, чтобы лично выяснить недоразумение; он вернулся в убеждении, что Герцен - человек прошлого. Недоразумение прояснилось, но различие во мнениях осталось. Это видно из того, что после разговора с Черны­шевским Герцен напечатал другую статью («Лишние люди и желче-вики»), написанную в смягченном тоне, но осуждающую пренебре­жительное отношение Добролюбова к поколению сороковых годов как предрассудок и антиисторизм.

Бескомпромиссная критика Добролюбовым русского общества и его столь же суровое осуждение тех, кто до этого считался «лучшими сынами» России, сопровождались у него решимостью найти достой­ные, положительные стороны русской жизни, новые образцы для подражания и новых литературных героев.

В статье «Когда же придет настоящий день?» Добролюбов набросал живой портрет «сильной натуры» - человека действия, способного повести свою страну вперед по пути прогресса. Этой «сильной натурой» был Инсаров, герой романа Тургенева «Нака­нуне», болгарин, борющийся против турок за свободу своей страны. Источник твердости и энергии Инсарова, по мысли Добролюбова, -абсолютное отсутствие у него какой-либо связи с тем, чему Инсаров стремится противостоять. Хотя Россия не завоевана как нация, она прежде подчинялась «домашним туркам» и нуждается в таких людях, как Инсаров. И эти люди скоро появятся - таково заключе­ние статьи Добролюбова.

В статье «Луч света в темном царстве» (1860) революционный протест выражен по-другому. Характер Катерины в пьесе Остров­ского «Буря» Добролюбов истолковал как символ стихийного бунта, набирающего силу в народных массах, как знак приближающейся «бури». Судьба Катерины, утверждает Добролюбов в этой своей ста­тье, должна убедить аудиторию в том, что «живая русская натура» не может больше принять безысходной действительности «темного царства»: среди угнетенных масс не может не проявиться протест. Такое толкование не вытекает однозначно из пьесы Островского, но благодаря Добролюбову оно стало постоянно ассоциироваться с ней.

В то время как Добролюбов писал свои статьи о Тургеневе и Ост­ровском, он уже страдал тяжелой формой туберкулеза. Летом 1860 г. друзья убедили его поехать на лечение в Италию. Там он продолжал много работать; плодом его пребывания в Италии стал впечатляющий

ГЛАВА 11. Николай Чернышевский и «просветители»... 227

цикл статей, в которых анализировались успехи и неудачи итальян­ского национально-освободительного движения. По возвращении в Петербург в августе 1861 г. стало ясно, что перемена климата не принесла ожидавшегося улучшения здоровья. Добролюбов умер в но­ябре того же года.