Любомудры и русское шеллингианство

Помимо мистицизма, самым значительным выражением реакции против рационализма восемнадцатого века был философский роман­тизм, представленный в основном тайным обществом «любомудров», которое было основано в 1823 г. По сути дела, это общество состояло из пяти членов (В.Ф. Одоевский, Д.В. Веневитинов, Н.М. Рожалин и ставшие позднее славянофилами И.В. Киреевский и А.И. Кошелев), но благодаря тесным контактам любомудров с литературным обще­ством С.Е. Раича, существовавшим открыто с разрешения властей, влияние любомудров было значительно. Любомудры пропагандирова­ли свои идеи в альманахе «Мнемозина», издававшемся с 1824-го по 1825 г. Слово «философия» они заменили мистическим масонским термином «любомудрие» для того, чтобы подчеркнуть свою незави­симость от французских philosophes. «Еще и сегодня все думают, что философ это один из тех французских болтунов восемнадцатого века, - писал Одоевский, председатель общества, в «Мнемозине». -

88 Анджей Валщкий. ИСТОРИЯ РУССКОЙ МЫСЛИ...

Хотел бы я знать, много ли существует людей, способных понять огромное различие между истинно божественной философией и фи­лософией какого-нибудь Вольтера или Гельвеция?» Эту «истинно бо­жественную философию» молодые любомудры искали в Германии. «Страна древних тевтонов, страна благородных идей! На тебя обра­щаю я свой почитающий взгляд», - так выражал Одоевский чувства любомудров¹.

Интерес к философии германского идеализма выражал поворот от политических интересов, столь типичных для декабристов и их окру­жения. Декабристы не могли принять привычку любомудров смотреть на мир с высот абсолюта, откуда они могли презирать земной «эмпи­ризм» и закрывать глаза на жгучие социальные и политические во­просы дня. Переписка между двумя двоюродными братьями Одоев­скими интересна тем, что она проливает свет на различия между де­кабристами и любомудрами. Старший из двоюродных братьев, Александр, который был декабристом, обвиняет младшего в «идоло­поклонстве», в том, что тот потерял себя в абстракциях; а младший, Владимир, обвиняет старшего в отсутствии у него понимания высших духовных интересов.

Как верно заметил А. Койре², различия между любомудрами и де­кабристами отражали разрыв не только между поколениями (любо­мудры принадлежали к младшему поколению, на которое Отече­ственная война 1812 года не оказала решающего, формообразующего влияния), но также между двумя столицами России. «Вырвись, ради Бога, - писал декабрист Кюхельбекер Владимиру Одоевскому, - из этой гнилой, вонючей Москвы». Полупатриархальная Москва, с ее древними дворянскими родами, была столицей древней Московии и центром русской религиозной жизни; она также была главным басти­оном консерватизма, мистицизма и сопротивления рационалистиче­ской, революционной и даже либеральной мысли. В восемнадцатом веке Москва была главным центром розенкрейцерства - мистического крыла масонства, а в девятнадцатом веке Москве суждено было поро­дить славянофильское движение. В противоположность этому, Санкт-Петербург был городом без прошлого, но в то же время - единствен­ным в России современным городом; он был колыбелью «разночин­цев», беспочвенной интеллигенции, и основным центром либераль­ной, демократической и социалистической мысли.

' См.: Сакулин П.Н. Из истории русского идеализма. Князь В.Ф. Одоевский. Т. 1 М, 1913. С. 138, 139.

² См.: Коугё A. La Philosophic et le probleme national en Russie au debut du XIX siecle. Paris, 1929. P. 43. <Койре А. Философия и национальная проблема в России начала XIX века. М.: Модест Колеров, 2003. С. 46. -Прим. перев..>

ГЛАВА 4. Антипросветительские движения...

На первых порах молодые любомудры интересовались преимуще­ственно философией природы и философией искусства Шеллинга. Они смотрели на мир как на живое произведение искусства, а искус­ство считали органическим единством бессознательного и сознатель­ного творчества. Исполненный истинного вдохновения художник, как им представлялось, не подражает действительности, но создает ее за­ново в соответствии с божественными принципами творения; поэтому он поистине заслуживает того, чтобы именоваться божественным су­ществом. Больше того, искусство любомудры связывали непосред­ственно с философией, считая одним из инструментов философии не что иное, как художественную интуицию. Не удивительно, что при таких убеждениях, молодые любомудры заведомо враждебно относи­лись ко всем проявлениям классицизма и ко всем «подражаниям французским образцам».

Философия природы любомудров сложилась под влиянием двух русских шеллингианцев - Д.М. Велланского (1774-1847), ученика Шеллинга, профессора естественной истории в Петербургской акаде­мии медицины и хирургии¹, и М.Г. Павлова (1793-1840), профессора Московского университета, который печатался в «Мнемозине». В от­личие от этих двух своих наставников, любомудры не имели профес­сиональной подготовки, так что их мысли о природе легко уносились в область фантазий. Следуя Шеллингу, они выступали против атоми­стической и механистической физики и все воспринимали с точки зрения принципа полярности: природа - это живое одухотворенное целое, которое заключает в себе креативность, движение и борьбу противоположностей, как влечения, так и отталкивания; в то же время природа только внешнее одеяние духа, и оттого все проявления ее имеют скрытое, символическое значение. Ключ к пониманию этих символов и, следовательно, к интерпретации и овладению природой обретается в спекулятивной философии. В полуавтобиографическом романе «Русские ночи» Одоевский так описал период своей юности: «Моя юность протекла в ту эпоху, когда метафизика была такою же общею атмосферою, как ныне политические науки. Мы верили в воз­можность такой абсолютной теории, посредством которой возмож­но было бы строить (мы говорили - конструировать) все явления при­роды точно так, как теперь верят в возможности такой социаль­ной формы, которая бы вполне удовлетворяла всем потребностям человека»².

' В 1834 году Велланский перевел на русский язык и напечатал сочинение польского последователя Шеллинга Йозефа Голуховского "Die Philosophic in ihren Verhaltnissen zum Leben ganzer Volker und einzelner Menschen" (1822).

² Одоевский В.Ф. Русские ночи. М., 1913. С. 8.

Аиджей Валнцкий. ИСТОРИЯ РУССКОЙ МЫСЛИ...

ГЛАВА 4. Антипросветительские движения...

Другая важная составляющая мировоззрения любомудров - ро­мантический национализм. Многие статьи в «Мнемозине» призывали к подлинно народной и «самобытной» культуре. Это, казалось, совпа­дало, с литературной программой декабристов, почему Кюхельбекер и печатал в «Мнемозине» свои статьи. Однако идеологическая основа этого сотрудничества была очень непрочной. Согласно рационали­стическому воззрению Просвещения (имевшему значительное влия­ние на декабристов), нация - это, прежде всего, «политическое тело», образованное законодательством и «совокупностью граждан». В про­тивоположность этому любомудры понимали нацию как такое целое, которое выходит за пределы составляющих его индивидуальных ча­стей, как уникальную коллективную индивидуальность, исторически развивающуюся по своим собственным, «самобытным» законам. Та­кое истолкование, в принципе, могло привести к идеализации ирра­циональных элементов национальной жизни и к осуждению всех «ме­ханических изменений», то есть революций, способных нарушить «органическую» непрерывность истории. Убеждение в том, что исто­рия предопределила каждый народ к его собственной, особой миссии, было чревато столкновением с рационалистическим универсализмом, который составлял одну из основных (хотя и не всегда отчетливо формулируемых) предпосылок декабристской мысли.

Поражение декабристского восстания и судьба, выпавшая на долю заговорщиков, произвели глубокое впечатление на любомудров. В инте­ресах безопасности их общество сразу самораспустилось, но члены его продолжали собираться неформально. Во второй половине 1820-х гг. любомудры все еще составляли относительно однородную группу и пе­чатали свои произведения в «Московском вестнике» - периодическом издании, которое редактировал историк Михаил Погодин. Главный ин­терес любомудров от философии природы сместился к философии исто­рии, и в центре их внимания оказался теперь вопрос о положении России перед лицом Западной Европы - в особенности проблемы, порожденные контактами между ними и напряжением между чисто народным элемен­том и западноевропейскими ценностями, пересаженными в Россию Пет­ром Великим. Этот вопрос обсуждается в короткой, но интересной ста­тье поэта и философа Дмитрия Веневитинова «О состоянии Просвеще­ния в России» (1826). Основной тезис его статьи состоял в том, что русской культуре недостает отличительного «народного начала». Един­ственный путь обретения Россией своей истинной природы, на взгляд автора, - это изолировать ее от Европы и продемонстрировать Европе возможность некоторого всеобъемлющего воззрения на эволюцию чело­веческого духа - воззрения, основанного на твердых философских нача­лах; только тогда Россия сумеет открыть свое собственное место в мире и свою особую историческую миссию.

В 1830-е гг. председатель общества любомудров Владимир Одоев­ский (1803-1869), возможно, самый талантливый представитель кон­сервативного направления в русском романтизме, стал широко из­вестным писателем. В 1844 г. он издал свои «Русские ночи» - инте­ресную книгу, в которой разговоры между друзьями чередуются с новеллами. Книга эта имеет ценность исторического документа, по­скольку (говоря словами самого автора) она дает «довольно верную картину той умственной деятельности, которой предавалась москов­ская молодежь 20-х и 30-х годов»¹.

Подобно самому Шеллингу, Одоевский чем дальше, тем больше склонялся к теософии и религиозной философии истории, посвящая все больше времени чтению мистиков и теософов, таких как Бёме, Пордедж, Сен-Мартен и Баадер. Жизненно важным философским вопросом, захва­тившим теперь внимание Одоевского, стала проблема первородного гре­ха. На взгляд Одоевского, человек когда-то был свободным духом; ны­нешняя зависимость его от природы - результат грехопадения, поэтому плоть следует называть болезнью духа. Однако возрождение возможно через любовь и искусство: эстетическая эволюция человечества показа­ла, что человечность способна восстанавливать свою утраченную це­лостность и духовную гармонию. Однако искусство должно быть про­никнуто религией; отделенное от религии, оно замыкается в себе. И то же самое относится к науке, которая, отделившись от религии и поэзии, может привести нацию к духовной смерти.

Сила, способная объединить народ и превратить его в живое це­лое, - это, согласно Одоевскому, нечто, называемое им «инстинк­том»". Под этим подразумевалось не биологическое понятие, но мо­гучая иррациональная сила, нечто вроде «божественной искры», которая, как говорили мистики, сохранилась в человеке после грехо­падения и делает возможным его возрождение в будущем. Первобыт­ные народы владели огромными ресурсами этих инстинктивных сил, но, по мере развития цивилизации, в особенности рационализма рим­ской цивилизации, инстинктивные энергии ослабли. Хотя христиан­ство начало новую «мировую эпоху» инстинктов на более высокой стадии, чем прежде, - первозданный источник инстинктивных энер­гий снова высыхает. Это - следствие рационализма и чрезмерного анализа, что, в свою очередь, привело к появлению материализма и современной индустриализации. Следует отметить, что характерные для консервативного романтизма начала XIX в. нападки на капита­лизм (в тесной связи с критикой рационализма) впервые в русской мысли появились в «Русских ночах» Одоевского.

¹ Там же. С. 21.

² См.: Сакулин П.И. Из истории русского идеализма. С. 469-480.

Анджей Еалицкии. ИСТОРИЯ РУССКОЙ МЫСЛИ...

ГЛАВА 4. Антипросветительские движения...

В противоположность рационализму и эмпиризму Просвещения, заявлял автор, истинная философия основывается непосредственно на инстинкте. Познание, способное постигать свой объект синтетически, невозможно без «врожденных идей», возникающих непосредственно из инстинктов. К счастью, искусство отчасти сохраняет первобытные силы, утраченные под влиянием рационализма, и может помочь укре­пить ослабевшие инстинкты. Поэтическая интуиция никогда не за­блуждается, и поэтический импульс - драгоценнейшая способность души. Не только познание, но и самая ткань общественной жизни че­ловечества должны быть проникнуты духом поэзии; подобно религии, поэзия является могучей инстинктивной силой, соединяющей обще­ство воедино; там, где прогресс науки приводил к исчезновению ре­лигии и поэзии, общество вырождалось как целостный организм. Ин­стинкт - это творческий принцип, органическая сила, без которой всякая человеческая деятельность - искусство, наука или законода­тельство - «механистична и безжизненна».

Важной стороной этой теории было убеждение Одоевского в том, что богатство инстинктивных сил, утраченное западноевропейскими людьми, сохранилось в России - молодой стране, все еще пребы­вающей в «героическом веке». Благодаря реформам Петра русские люди ассимилировали европейские достижения, обрели опыт стари­ков, не перестав быть детьми. Вот почему на Россию теперь возложе­на высокая миссия - одухотворить новой жизнью старую, закоснев­шую культуру Европы. Надо сказать, что немецкие наставники Одо­евского разделяли некоторые его мысли. В 1842 г., когда Одоевский был в Берлине, Шеллинг сказал ему, что русским «суждено нечто ве­ликое»¹; а немецкий философ Франц фон Баадер в конце жизни по­слал меморандум министру просвещения графу Уварову под много­значительным заглавием «Миссия Русской Церкви ввиду заката Хри­стианства на Западе»².

Согласно концепции Одоевского Россия и Западная Европа не два противоположных полюса одной антитезы; миссия России состоит не столько в том, чтобы заменить европейскую культуру новой, ради­кально иной культурой, сколько в том, чтобы спасти европейскую цивилизацию. В некоторых пунктах Одоевский предвосхитил славя­нофильскую критику Европы, но что касается его надежды на то, что Россия впитает в себя и вдохнет новую жизнь во все, что было луч­шим в западноевропейской цивилизации, то ее разделяли Станкевич, Белинский и молодой Герцен.

В своих общественных воззрениях Одоевский был (в 1830-е и 1840-е гг.) типичным представителем консервативного романтизма с характерным для последнего критическим отношением к прогрес­су капиталистического индустриализма и либеральным идеям. Одоев­ский отвергал буржуазное общество как механизм, лишенный по­этического элемента, как агрегат изолированных индивидов, которы­ми движут эгоистические интересы, - общество без каких-либо мо­ральных обязательств. Полуфеодальная система России казалась Одоевскому несравнимо выше буржуазного государства, хотя он и признавал, что эта система могла быть и лучше: помещики, например, в качестве стражей народа, поспособствовали бы этому, сдав экза­мен, удостоверяющий уровень их морали и научных знаний. Тем не менее, Одоевский считал этот проект настолько дерзким, что даже и не надеялся на его осуществление до следующего, двадцатого сто­летия.

Идеи любомудров, которые Одоевский позднее развивал в своем творчестве, - важный переходный этап в русской интеллектуальной истории. С одной стороны, популяризируя немецкую философию (в особенности Шеллинга) в России, любомудры подготовили почву для рецепции гегельянства. С другой стороны (и это, может быть, главное), любомудры были непосредственными предшественниками славянофилов (эту непосредственную связь реально воплощали Ко-шелев и Киреевский). Будущие идеологи официального русского кон­серватизма - историк Михаил Погодин и литературный критик Сте­пан -Шевырев - тоже были связаны с любомудрами. Наконец, идеи, первоначально обсуждавшиеся любомудрами, вызвали к жизни «Фи­лософические письма» Чаадаева.

¹ Там же. С. 386.

' См.: Susini E. Lettres inedites de Franz von Baader. Paris, 1942. P. 456-461.

ГЛАВА 5. Петр Чаадаев

ГЛАВА 5

ПЕТР ЧААДАЕВ

Яетр Чаадаев (1794-1856Х племянник князя Михаила Щерба-гова и друг Пушкина, в юности был связан с декабристским движением. Молодой Пушкин имел все основания считать Ча­адаева одним из выдающихся либералов 1820-х гг., а его известное сти­хотворение «К Чаадаеву» заканчивается такими строками:

Товарищ, верь: взойдет она Звезда пленительного счастья. Россия вспрянет ото сна, И на обломках самовластья Напишут наши имена¹.

. По иронии судьбы человек, к которому были обращены эти опти­мистические строки, позднее составит себе глубоко пессимистиче­ский взгляд на Россию.

В начале 1821 г. декабристы на своем съезде в Москве решили ввести Чаадаева в тайное общество. Однако приглашение пришло слишком поздно: как раз в это время Чаадаев решил отказаться от многообещающей военной карьеры (по причинам, которые так и остались невыясненными), отойти от салонного общества и углубить­ся в произведения религиозных авторов. Вскоре после этого он уехал за границу (в 1823 г.) и там утвердился в своих симпатиях к римскому католицизму, который в то время оказывал значительное влияние на русскую аристократию. Вернувшись в Россию в 1826 г., Чаадаев на несколько лет ушел почти в полное затворничество, всецело посвятив себя философскому изложению своего нового мировоззрения. Итогом этого периода стали восемь «Философических писем» (написанных по-французски между 1828 и 1831 гг.), из которых только одно, по­священное России, было напечатано при жизни автора (в 1836 г.) в журнале «Телескоп»². Завершив «Философические письма», Чаадаев

¹ Самая полная монография о Чаадаеве на английском языке: Raymond Т. McNelly, Chaadaev and His Friends. Tallahassee, Fla., 1971.

² Три из «Философических писем» впервые были опубликованы за границей священником-иезуитом отцом И.С. Гагариным (Ouvres choisies de Pierre Tscha-adafef) и перепечатаны М. Гершензоном в 1913 г. вместе с русским перево­дом. Остальные письма были найдены в 1935 г. Д. Шаховским и опубликованы

 

возвратился в московское общество и вскоре стал одним из самых желанных гостей в литературных салонах города. Именно в дискусси­ях с Чаадаевым - а чаще, вероятно, в спорах с ним - начали склады­ваться будущие воззрения как западников, так и славянофилов.