Триумф переработки информации

«Когнитивная революция»

Решение проблемы разума и тела путем сравнения с программой и компьюте­ром. Мы уже видели, что некоторые психологи, самым известным из которых был К. Л. Халл, пытались сконструировать обучающиеся машины, и неудивительно, что внимание психологов привлек компьютер как модель научения и целенаправленно­го поведения. В беседе с психологом из Гарвардского университета Э. Г. Борингом Норберт Винер спросил: что мозг человека может делать такого, чего не могли бы делать электронные компьютеры? Это подтолкнуло Боринга (Е. G. Boring, 1946) задаться тем же вопросом, которым задавался А. М. Тюринг: что должен делать робот, чтобы называться разумным? Пересмотрев интеллектуальные спо­собности человека и первые попытки психологов подражать им с помощью ма­шин, Боринг сформулировал собственную версию теста Тюринга: «Конечно, ро­бот, которого вы не сможете отличить от любого студента, будет чрезвычайно убе­дительной демонстрацией механической природы человека» (р. 192)! По мнению Боринга, мыслящий робот должен обладать обширным метафизическим бага­жом, поскольку это окончательно подтвердило бы заявление Ламетри о том, что человек является машиной, и гарантировало психологии прочное место в ряду естественных наук. Надежды Боринга стали ожиданиями всех специалистов по когнитивной науке.

В начале 1950-х гг. были предприняты различные попытки создать электрон­ные или иные механические модели научения и остальных когнитивных процес­сов. Английский психолог Дж. А. Дейч (J. A. Deutsch, 1953) построил «электроме­ханическую модель, способную к изучению лабиринта, установлению различий и рассуждениям». Подобные модели обсуждали Л. Бенджамин Викофф (L. Benjamin Wyckoff, 1954) и Джеймс Миллер (James Miller, 1955). Чарльз Слэк (Charles W. Slack, 1955) использовал сходство между обратной связью и рефлекторной дугой Дж. Дыои, чтобы попытаться опровергнуть теорию К. Л. Халла «стимул—контроль». Еще один английский психолог, Дональд Бродбент (Donald Broadbent, 1958), предложил механическую модель внимания и краткосрочной памяти на примере шариков, падающих в Y-образную трубку, представляющую собой различные сенсорные «каналы» информации.

Дональд Бродбент утверждал, что психология должна думать о входящих ощу­щениях не как о стимулах, а как об информации. Его предложение имеет ключе­вое значение для понимания перехода от бихевиоризма к когнитивной психологии. Со времен Декарта загадка разума заключалась в его нефизическом характере, по­рождая неразрешимую проблему: каким образом нефизический разум каузально взаимодействует с физическим телом? Такие психологи, как К. Л. Халл и К. Лэшли, полагали, что единственной уважаемой научной психологией будет та, которая рассматривает организмы как машины в традиционном смысле этого слова: уст­ройства, приводимые в движение физическим контактом рабочих частей. Понятие информации позволило психологам с уважением отнестись к нефизической при­роде мысли, не мучаясь от трудностей картезианского дуализма. Информация ре­альна, но она не является физической вещью. Чтение этих слов вовлекает не физические раздражители — черные значки на белой бумаге, различным образом отражающие фотоны, идущие в вашу сетчатку, — но идеи, информацию, которую они выражают. Подобным же образом физическая работа компьютера контроли­руется информацией, содержащейся в запущенной программе, но программа не представляет собой вещественную душу. Представление разума как информации позволило психологам сформировать дуализм разума и тела и освободиться от ограничений физического бихевиоризма.

Концепции переработки информации быстро нашли применение в когнитивной психологии человека. Вехой стала статья Джорджа Миллера «Магическое число семь, плюс и минус два: некоторые ограничения нашей способности к переработке информации» (1956). Миллер отошел от эклектичной позиции бихевиоризма в отношении научения человека и постепенно стал одним из лидеров когнитивной психологии 1960-х гг. В статье 1956 г. он привлек внимание к ограничениям чело­веческого внимания и памяти и создал условия для первой волны исследований по психологии переработки информации, основной темой которой стали внимание и краткосрочная память.

Во всех ранних статьях, авторы которых пытались применить компьютерные понятия к психологии, наблюдалась путаница в вопросе о том, чем же на самом деле занимается мышление, поскольку разделение информации и механики требовало определенного времени. Поскольку компьютер стало принято называть «элект­ронным мозгом», наметилась серьезная тенденция к тому, чтобы считать, что элек­тронное устройство само по себе способно мыслить и что психологам следует ис­кать параллели между структурой человеческого мозга и структурой электронных компьютеров. Например, Миллер (James Miller, 1955) рисовал в своем воображе­нии «сравнительную психологию... имеющую дело не с животными, а с электрон­ными моделями», поскольку действия компьютеров «во многом напоминают жи­вое поведение». Но отождествить рефлекторную дугу и электронный контур было непросто. В одной своей статье 1950 г. А. Тюринг писал, что компьютеры пред­ставляют собой машины общего назначения (теоретически идеальный компьютер общего назначения называется машиной Тюринга). Существующая электронная структура компьютера не имеет значения, потому что поведение компьютера определяется программой, и одну и ту же программу можно запустить на маши­нах с физическими различиями, равно как и один и тот же компьютер способен выподнять различные программы. Тюринг отмечал, что человека в комнате с беско­нечным запасом бумаги и руководством по превращению символов ввода в сим­волы вывода можно рассматривать в качестве компьютера. В такой ситуации его поведение контролировалось бы только его неврологией, поскольку руководство диктовало, как отвечать на вопросы, и если кто-нибудь изменил бы руководство, то изменилось бы и поведение. Различие между компьютером и программой оказалось решающим для когнитивной психологии, поскольку оно означало, что сравнитель­ная психология не является неврологией и что когнитивные теории мышления че­ловека должны говорить о разуме человека, т. е. о программе человека, а не о его мозге. Правильная когнитивная теория выполнялась бы человеческим мозгом, и ее можно было бы осуществить посредством запрограммированного надлежащим об­разом компьютера, но эта теория была бы в программе, а не в мозге или компьютере.

В 1950-е гг. зародилась новая концепция человека как машины и новый язык для формулировки теорий, описывающих когнитивные процессы. Казалось, что людей можно рассматривать как компьютерные устройства общего назначения, рожденные с определенной физической структурой и программируемые жизнен­ным опытом и социализацией так, чтобы вести себя определенным образом. Це­лью психологии должно было стать уточнение того, каким образом люди перера­батывают информацию; на смену концепциям стимула и ответа пришли бы поня­тия информационного ввода и вывода, а теории об опосредующих r-s-цепях были бы заменены теориями о внутренних вычислениях и вычисляемых состояниях.

Моделирование мышления. Новую концепцию психологии отчетливо сформу­лировали Алан Ныоэлл, Дж. К. Шоу и Герберт Саймон в 1958 г. в.своей книге «Элементы теории решения проблем». С начала 1950-х гг. они занимались разра­боткой и написанием программ решения проблем, начав с программы, которая до­казывала математические теоремы («Логический теоретик»), а затем перейдя к более мощной программе — «Решающему устройству». Вначале они публиковали свои работы в журналах по компьютерной технике, но затем им предложили напи­сать статью для Psychological review. В этой работе они дали определение нового, когнитивного, подхода в психологии:

Сутью нашего подхода является описание поведения системы посредством уточнен­ной программы, определенной в терминах элементарных информационных процес­сов... Точно задав программу, мы поступили так же, как с традиционными математи­ческими системами. Мы попытались логическим путем вывести общие свойства сис­темы из программы (уравнений); мы сравнили поведение, предсказанное программой (уравнениями), с реально наблюдаемым поведением».

Алан Ньюэлл, Дж. К. Шоу и Герберт Саймон заявляли об особых преимуще­ствах своего подхода к психологическому теоретизированию. Компьютеры способ­ны «выполнять программу», что позволяет делать очень точные предсказания от­носительно поведения. Более того, чтобы действительно запустить компьютер, программа должна содержать «очень конкретную спецификацию внутренних про­цессов», гарантируя, что теории являются точными, недвусмысленными и не про­сто вербальными. Ньюэлл, Шоу и Саймон пришли к заключению, что «Логический теоретик» и «Решающее устройство» представляли собой «детальную операцио­нальную теорию решения проблем человеком».

Программа Ньюэлла, Шоу и Саймона была сформулирована гораздо четче, чем теория искусственного интеллекта Тюринга. Исследователи искусственного ин­теллекта хотели писать программы, которые бы вели себя, как люди, но при этом не обязательно мыслили, как люди. Поэтому, например, они написали программу для игры в шахматы, которая играла в шахматы, но использовала грубую силу суперкомпьютеров, чтобы оценить тысячу ходов до того, как выбрать один из них, а не пыталась подражать человеку-гроссмейстеру, который оценивает намного меньше альтернатив, но делает это гораздо умнее. Тем не менее Ньюэлл, Шоу и Саймон сделали шаг от искусственного интеллекта к компьютерной имитации, за­явив, что их программы не только решают проблемы, но и делают это именно так, как люди. В компьютерной имитации игры в шахматы программист должен был бы попытаться написать программу, совершающую те же шаги вычислений, что и человек-гроссмейстер. Различие между искусственным интеллектом и компьютер­ной имитацией очень важно, поскольку чистый искусственный интеллект не от­носится к сфере психологии. Усилия в области искусственного интеллекта могут быть поучительными в плане психологии, поскольку делают предположения о формах когнитивных ресурсов, которыми люди должны обладать для того, чтобы иметь интеллект, но уточнение того, каким образом люди действительно ведут себя разумно, требует имитации человеческого мышления, а не только поведения.

Человек-машина: воздействие метафоры переработки информации. Несмот­ря на уверенные заявления Алана Ньюэлла, Дж. К. Шоу и Герберта Саймона, их программа «Решающее устройство» не оказала серьезного влияния на психологию решения проблем. В 1963 г. Дональд У. Тэйлор сделал обзор исследований мыш­ления и пришел к выводу, что, хотя компьютерная имитация мышления представ­ляется «самой многообещающей» из всех теорий, «эти обещания необходимо под­крепить на практике». Три года спустя Дж. Дэвис (G. Davis, 1966) сделал обзор работ по решению проблем человеком и заключил, что «существует поразительное единодушие последних теоретических направлений в области человеческого мыш­ления и решения проблем... в том, что ассоциативные законы поведения, установ­ленные для относительно простых ситуаций классического формирования услов­ных рефлексов и выработки инструментальных условных рефлексов, применимы к сложному научению человека»; «Решающее устройство» Дэвис отнес к работам, имеющим второстепенное значение. Ульрик Найссер в своем влиятельном труде «Когнитивная психология» (Neisser, 1967) отверг компьютерные модели мышле­ния как «упрощенные» и «неудовлетворительные с точки зрения психологии». Через десять лет после своего предсказания Г. Саймон и его коллеги отказались от «Решающего устройства» (Н. Dreyfus, 1972).

Тем не менее все, в том числе и оппоненты, признают, что в 1960-е гг. когнитив­ная психология переживала бум. В 1960 г. Дональд Хебб, один из признанных ли­деров психологии, назвал это «Второй американской революцией в психологии» (первой был бихевиоризм): «Серьезное аналитическое исследование процессов мышления более нельзя откладывать». В 1964 г. Роберт Р. Хольт сказал: «Когни­тивная психология переживает настоящий бум». Льюис Брегер и Джеймс Мак-Гаф (Louis Breger and James McGaugh, 1965) обратили внимание на то, что этот подъем коснулся и клинической психологии, где на смену бихевиористской психотерапиипришла психотерапия, основанная на концепции переработки информации. В 1967 г. У. Найссер смог написать, что «поколение назад книге, подобной этой, потребова­лась бы отдельная глава, посвященная защите наших взглядов от бихевиоризма. Сегодня, к счастью, климат переменился, и никакой (или почти никакой) защиты не нужно», поскольку «сходство между человеком и компьютером» признано боль­шинством специалистов. Психологов устраивал взгляд на людей как на устройства переработки информации, получающие входные сигналы от окружающей среды (восприятие), обрабатывающие информацию (мышление) и действующие соглас­но принятым решениям (поведение). Представление человека в виде информаци­онного процессора получило широкое распространение. Так, хотя Г. Саймон не­сколько поспешил с предсказанием, что психологические теории будут писать так, как компьютерные программы, более широкое видение искусственного интеллек­та и компьютерной имитации к 1967 г. добилось своего триумфа.

Принятию позиции переработки информации когнитивной психологией способ­ствовало существование большого сообщества психологов, следовавших традиции опосредования (в русле идей как К. Л. Халла, так и Э. Ч. Толмена). Эти психологи уже приняли идею существования процессов, внедрившихся между стимулом и реакцией, и на протяжении 1950-х гг. «изобретали гипотетические механизмы», главным образом, в форме опосредующих связей r-s, имеющих место наряду с на­блюдаемыми связями 5-jf? («стимул-реакция»). В 1950-х гг. необихевиористская психология человека процветала (С. N. Cofer, 1978). Исследования памяти Эббин-гауза возродились в области, Получившей название вербального научения, и, не­зависимо от компьютерных наук, специалисты по вербальному научению к 1958 г. начали проводить различия между краткосрочной и долгосрочной памятью. В нача­ле 1950-х гг. официальное признание получила психолингвистика. С конца Второй мировой войны исследовательское управление Военно-морского флота оказывало финансовую поддержку конференциям, посвященным проблемам вербального на­учения, памяти и вербального поведения. В 1957 г. была организована группа по исследованиям вербального поведения. В 1962 г. она начала издавать свой журнал — Journal of Verbal Learning and Verbal Behavior.

Эти группы были связаны друг с другом, и психологи, занимавшиеся вербаль­ным поведением и мышлением, принимали за должное теорию «стимул-реакция». Так, в психолингвистике грамматика (до Н. Хомски) и теория опосредования счи­тались вариантами одного и того же направления (J.J.Jenkins, 1968). Если еще в 1963 г. Дж. Дженкинс(Р. В. Gough and J. J. Jenkins, 1963) мог обсуждать «Вербаль­ное научение и психолингвистику» только в терминах опосредования, то уже в 1968 г. стало ясно, что Хомски «взорвал структуру психолингвистики опосредова­ния и довел ее до лингвистического конца» (J.J.Jenkins, 1968). Хомски убеждал психологов, что их теории «стимул-реакция», даже те, которые включали в себя опосредование, не были адекватными для объяснения человеческого языка. Поэтому они искали новый язык для построения теорий о психических процессах, и, есте­ственно, их привлек язык компьютера и переработки информации. В формуле S-r-s-R S может быть входным сигналом, R — выходным, a r-s — переработ­кой. Более того, язык переработки информации можно использовать и без написа­ния компьютерных программ, как «глобальную схему, в пределах которой можно конструировать точно установленные модели для множества различных явлений и про­верять их в количественном отношении» (R. M. Shiffrin, 1977, р. 2). Р. М. Аткинсон и Р. М. Шифрин опубликовали этапную статью «Человеческая память: предло­женная система и контролирующие ее процессы», в которой описывали человече­скую память с точки зрения теории обработки информации, но не в терминах ком­пьютерного программирования (R. М. Atkinson and R. M. Shiffrin, 1968). Эта ста­тья оказала большое влияние на все дальнейшие работы по проблемам переработки информации.

Язык переработки информации дал психологам — сторонникам теории опосре­дования как раз то, в чем они нуждались. Он был строгим, современным и, по мень­шей мере, столь же количественным, как и старая теория К. Л. Халла, и при этот не вынуждал делать невозможное предположение о том, что процессы, связывающие стимул и реакцию, представляют собой то же самое, что и одноэтапные процессы научения у животных. Психологи начали оперировать такими понятиями, как ко­дировка, поисковая система, воспроизведение, паттерн распознавания, и другими, связанными с информационными структурами и операциями, создавая тем самым новые теории. Эти теории не обязательно были компьютерными программами, но всегда напоминали компьютерные программы, так как считали мышление фор­мальной переработкой накопленной информации. Таким образом, хотя теории переработки информации не зависели от компьютерных теорий искусственного интеллекта, в концептуальном отношении они паразитировали на них, а когнитив­ные психологи надеялись, что когда-нибудь в будущем целью их теорий станут программы.

Как писал Ульрик Найссер (U. Neisser, 1984), «модели, которые запускаются в настоящих компьютерах, гораздо убедительнее, чем модели, существующие толь­ко в виде гипотез на бумаге». Многих психологов вдохновляло то, что искусствен­ный интеллект стал опровержением бихевиористского отрицания существования разума. Краткосрочный прогноз Г. Саймона не оправдался, но наука двигалась в предсказанном им направлении.

Поражение бихевиоризма

На протяжении 1960-х и 1970-х гг. теория переработки информации постепенно сменила теорию опосредования в качестве языка когнитивной психологии. В 1974 г. почтенный Jowma/ of Experimental Psychology содержал статьи сторонников лишь двух теоретических направлений — переработки информации и радикального би­хевиоризма, причем количество первых намного превосходило количество вторых. В 1975 г. журнал разделился на четыре отдельных журнала, два из которых были посвящены экспериментальной психологии человека, один — психологии живот­ных, а последний печатал длинные теоретико-экспериментальные статьи; в обоих журналах о человеке господствовала точка зрения переработки информации. В те же самые годы ученые в области психологии переработки информации создали свои собственные журналы, в том числе Cognitive Psychology (1970) и Cognition (1972). Новые когнитивные взгляды распространялись на другие области психо­логии, в том числе социальную психологию (W. Mischel and H. Mischel, 1976),теорию социального научения (A. Bandura, 1974), возрастную психологию (S. Farnham-Diggory, 1972), психологию животных (S. Hulse, H. Fowler and W. Honig, 1978), пси­хоанализ (С. Wegman, 1984) и психотерапию (М. J. Mahoney, 1977; D. Meichenbaum, 1977; основание Journal Cognitive Therapy and Research (1977)), и даже философию науки (R. A. Rubinstein, 1984). Бихевиоризм опосредования прекратил свое су­ществование, а радикальные бихевиористы попали в своего рода гетто, так как у них осталась возможность для публикации только в трех специальных журналах: Journal of the Experimental Analysis of Behavior, Journal of Applied Behavior Analysis и Behaviorism.

В 1979 г. Р. Лачман, Дж. Лачман и Э. Баттерфилд (R. Lachman, J. Lachman and Е. Butterfield, 1979) в своей часто цитируемой работе «Когнитивная психология и переработка информации» попытались описать когнитивную психологию перера­ботки информации как парадигму Т. Куна. Они утверждали: «Наша когнитивная революция завершена, и воцарилась атмосфера нормальной науки» (р. 525). Они дали определение когнитивной психологии в терминах компьютерной метафоры, которую мы обсудили в предыдущем разделе: когнитивная психология — это наука о том, «каким образом люди получают информацию, как они ее регистрируют и за­поминают, как принимают решения, как трансформируют свои внутренние состоя­ния знания и как транслируют эти состояния на выходе в поведение».

Подобным же образом Герберт Саймон (H. Simon, 1980) утверждал, что про­изошла революция. В своем обзоре бихевиоральной и социальной науки он заявил: «На протяжении последней четверти века не было более радикального изменения в общественных науках, чем эта революция в нашем подходе к пониманию процес­сов человеческого мышления». Саймон отказался от бихевиоризма — «ограничен­ного, слишком увлеченного лабораторными крысами» и высоко отозвался о тео­рии переработки информации, поскольку она помогает психологии создать общую парадигму, парадигму переработки информации, которая сохранит операциональ-ность бихевиоризма, но превзойдет его в точности и-строгости.

Миф о когнитивной революции. Сторонники теории переработки информации полагают, что в 1960-х гг. произошла научная революция, в ходе которой их пара­дигма сменила предшествующую — бихевиоризм. Однако на деле теорию перера­ботки информации правильнее считать позднейшей формой бихевиоризма.

Роберт Р. Хольт (Robert R. Holt, 1964) показал связь когнитивной психологии с бихевиоралистской традицией. Он признал, что концепция опосредования уже привнесла когнитивные понятия в бихевиоризм, и сформулировал задачу когнитив­ной психологии как построение «детальной рабочей модели поведения организма», что оказалось близким к задачам психологии, о которых говорил Халл. Конечно, для Хольта привлекательной чертой моделей переработки информации было то, что с их помощью можно «сконструировать модели психического аппарата, в которых возможна переработка информации без сознания». Марвин Мински (Marvin Minsky, 1968), лидер в области искусственного интеллекта в Массачусетском технологи­ческом институте, страстно желал показать, что искусственный интеллект может дать «механистические интерпретации тех менталистских представлений, которые имеют реальную ценность», таким образом отрицая ментализм как донаучное направление.Герберт Саймон, один из основателей современной психологии переработки информации, также продемонстрировал ее преемственность бихевиоризму. В своей книге «Науки об искусственном» (1969, р. 25) он писал: «Человек, рассматривае­мый как поведенческая система, достаточно прост. Видимая сложность его пове­дения является отражением сложности окружающей среды, в которой он находит­ся». Таким образом Саймон, как и Б. Ф. Скиннер, рассматривал людей как продукт окружающей среды. В той же работе Саймон вслед за Дж. Уотсоном отрицает ва-лидность психических образов, редуцируя их до списка фактов и ассоциативно организованных сенсорных свойств. Он также утверждает, что сложное поведение представляет собой совокупность его более простых форм.

Когнитивная психология переработки информации существенным образом от­личается лишь от радикального бихевиоризма, поскольку ее сторонники отрицают периферическую теорию. Они полагают, что между стимулом (вход) и ответом (вы­ход) внедряются сложные процессы. В отличие от Дж. Уотсона и Б. Ф. Скиннера, сторонники когнитивной психологии переработки информации стремятся делать предположения о центральных психических процессах на основании наблюдаемо­го поведения. Тем не менее, хотя периферическая теория составляла часть бихе­виоризма Дж. Уотсона и Б. Ф. Скиннера, ее не разделяли К. Л. Халл, Э. Ч. Толмен и неформальный бихевиоризм. Сторонники переработки информации не считали центральные процессы тайной версией ассоциаций «стимул-реакция», но их теория не так уж далека от идей К. Л. Халла или Э. Ч. Толмена, за исключением больших сложности и изощренности.

Психология переработки информации представляет собой форму бихевиора-лизма и, таким образом, результат концептуальной революции психологии адап­тации, поскольку рассматривает когнитивные процессы как адаптивные функции поведения и соответствует утверждениям более раннего американского функцио­нализма. Функционалисты считали разум адаптивным, но попались в ловушку ограниченной метафизики XIX столетия, поддерживая одновременно идеи парал­лелизма разума и тела и адаптивной функции разума, породив конфликт, решен­ный Дж. Уотсоном при создании бихевиоризма. Но кибернетический анализ цели и его механическая реализация в компьютере реабилитировали старые утвержде­ния функционалистов, продемонстрировав, что цель и познание не обязательно должны быть загадочными и что для этого вовсе не надо привлекать дуализм.

Бихевиоризм в версии Дж. Уотсона и Б. Ф. Скиннера представлял собой крайнее утверждение психологии адаптации. Сторонники теории переработки информации шли по стопам У. Джеймса, К. Л. Халла и Э. Ч. Толмена, поскольку видели стоящие за поведением процессы, которые необходимо исследовать и объяснить. Бихевиоризм стал одним из ответов психологии адаптации на кризис; переработка информации — другим, но оба, несмотря на внешнее несходство, стали последовательными этапа­ми развития психологии. Возможно, очевидцам отказ от психологии «стимул-ре­акция» и показался научной революцией, но в исторической перспективе этот про­цесс предстает эволюционным изменением, а не революционным скачком.

Ученые-когнитивисты верили в революцию, поскольку это поддерживало миф о происхождении, начальной точке отсчета, что помогало «узаконить» деятель­ность науки (S. G. Brush, 1974). Т. Кун ввел представление о парадигмах и научных революциях, Н. Хомски громко заявил о необходимости перемен, а бурная атмосфера 1960-х гг. подтолкнула психологию к сдвигу от бихевиоризма опосредо­вания к теории переработки информации. Но это не было революцией, бихевиора-лизм продолжался — в новом языке, новой модели и новых идеях относительно зна­комой цели: описания, предсказания и контроля поведения (Т. Leahey, 1981,1992). Мифы о революции обычно рушатся при тщательном изучении того, что кажет­ся обманчиво простым. Революция 13 колоний против британского владычества, приведшая к созданию США, была, по сути, утверждением традиционных англий­ских свобод, а не созданием чего-то нового. Французская революция началась во имя Разума, но захлебнулась в крови и породила Наполеона. Русская революция поменяла восточный деспотизм на тоталитарную тиранию. Когнитивная револю­ция также является мифом.

Природа когнитивистики

«Информациоядные»: субъекты когнитивистики. Область искусственного интел­лекта и психология компьютерных имитаций в конце 1970-х гг. начали превращать­ся в новую область, отличную от психологии и получившую название когнитиви­стики. В 1977 г. ученые-когнитивисты создали собственный журнал Cognitive Science, а год спустя провели свою первую международную конференцию (Н. Simon, 1980). Когнитивистика определяла себя как науку о тех, кого Джордж Миллер называл «информациоядными» (Z. W. Pylyshyn, 1984). Идея заключалась в том, что все перерабатывающие информацию системы — состоящие ли из плоти и крови, как люди, или кремния и металла, как компьютеры, или из любых материалов, кото­рые могут быть изобретены или открыты, — управляются одними и теми же прин­ципами и, следовательно, составляют единое поле исследований, когнитивистику, в центре которой лежит парадигма переработки информации (Н. Simon, 1980).

По определению Г. Саймона (Н. Simon, 1980), «долгосрочная стратегия» когни­тивистики человека ставит перед собой две задачи, каждая из которых по-своему редукционистская. Во-первых, «сложные человеческие действия» (то, Что ранее называлось высшими психическими процессами) должны быть связаны с «элемен­тарными информационными процессами и их организацией». Другими словами, когнитивистика, как и бихевиоризм, ставила перед собой задачу показать, что сложное поведение можно редуцировать до совокупности более простых форм поведения. Во-вторых, «наши объяснения человеческого мышления неудовлетво­рительны до тех пор, пока мы не сможем точно указать неврологический субстрат элементарных информационных процессов человеческой символьной системы». Другими словами, подобно физиологическому бихевиоризму Карла Лэшли, ког­нитивистика преследует цель продемонстрировать, что человеческое мышление можно свести к нейрофизиологии.

Идея о слиянии работ, связанных с искусственным интеллектом, и когнитив­ной психологии в единую область — когнитивистику, впервые была высказана Саймоном, одним из основоположников новой дисциплины. Эта идея получила развитие в целом ряде смелых заявлений, прозвучавших на первой конференции по когнитивистике и искусственному интеллекту (W. К. Estes and A. Newell, 1983).

Согласно результатам этого совещания, когнитивистика ставит своей задачей «ре­шение великой научной загадки, равной пониманию эволюции Вселенной, проис­хождения жизни или природы элементарных частиц» и «способствует прогрессу нашего понимания природы разума и природы интеллекта в подлинно революци­онном масштабе».

Основным источником оптимизма ученых-когнитивистов и концептуальным базисом появления когнитивной психологии и искусственного интеллекта стала компьютерная метафора «разум: тело: программа: компьютер», известная как функционализм. Именно функционализм позволяет когнитивистам считать людей и компьютеры принципиально похожими, несмотря на материальные различия.

Разум «информационных»: новый функционализм. Основной тезис функ­ционализма связан со сферой компьютерного программирования. Предположим, я пишу простую программу для подведения баланса моей чековой книжки на языке программирования BASIC. Программа будет уточнять набор вычислительных функ­ций: вызов из памяти моего старого сальдо, вычитание выписанных чеков, прибав­ление сделанных вкладов и сравнение моих результатов с банковскими. Игнори­руя второстепенные различия в форматировании, я могу запустить эту програм­му на множестве самых разнообразных машин — фирмы Apple, IBM PC, семействе PC, рабочей станции SUN или большой универсальной ЭВМ. В каждом случае бу­дут осуществляться одни и те же вычислительные функции, хотя физические про­цессы, ответственные за них, будут различаться, поскольку внутренняя структура каждой из этих машин различна.

Чтобы предсказывать, контролировать и объяснять поведение компьютера, отнюдь не обязательно знать что-либо обо всех вовлеченных электронных процес­сах; единственное, что необходимо, — это понимание вычислительных функций высшего уровня в системе. Я составляю эти слова в программе, носящей название MS Word (хотя сперва я написал их с помощью старого редактора AmiPro), и, по­скольку я понимаю программные функции Word, я могу успешно его использовать, т. е. предсказывать, контролировать и объяснять поведение своего компьютера. Я абсолютно ничего не знаю о вычислительных функциях низшего уровня, состав­ляющих функции высшего уровня, таких как перенос с одного абзаца на другой, и я ничего не знаю о том, как работают комплектующие моего компьютера, но по­добные сведения вовсе не нужны для использования любого надлежащим образом запрограммированного компьютера.

Функционализм просто-напросто распространил разделение программы и компь­ютера на людей. Компьютеры используют комплектующие, чтобы выполнять вычис­лительные функции, поэтому функционализм делает вывод о том, что люди исполь­зуют свои органы, чтобы делать то же самое. Когда я вручную оцениваю сальдо своей чековой книжки, я выполняю точно такие же функции, что и программа BASIC. Моя нервная система и микрочип моего компьютера Pentium II различаются с материаль­ной точки зрения, но мы используем одну и ту же программу, когда делаем подсчеты. Поэтому функционализм делает заключение о том, что мой разум представляет собой набор вычислительных функций, управляющих моим телом, точно так же как компьютерная программа является набором вычислительных функций, кон­тролирующих компьютер: мой разум — это запущенная программа. Поэтому психологи-когнитивисты считают, что, поняв человеческую «программу», можно будет предсказывать, контролировать и объяснять поведение людей, обходясь без понимания нервной системы и головного мозга. Когнитивные психологи, таким об­разом, напоминают компьютерных программистов, которых попросили изучить незнакомый компьютер. Они не осмелятся натворить глупостей с проводами ма­шины, поэтому попытаются понять ее программу, экспериментируя с функциями ввода-вывода.

Привлекательность функционализма и переработки информации заключается в том, что они предлагают решение проблемы бихевиоризма: каким образом объяс­нить преднамеренность поведения, не привлекая для этого телеологию. В пределах бихевиорализма существует два основных подхода. Строгие сторонники механи­стического подхода, например К. Л. Халл, пытались описывать людей и животных в виде машин, слепо реагирующих на любые стимулы, с которыми им приходится сталкиваться. Э. Ч. Толмен, отказавшись от своего былого реализма, выбрал стра­тегию репрезентаций: организм создает репрезентации мира, которыми и руковод­ствуется во внешнем поведении. Каждый из этих подходов имел свои недостатки и в конце концов потерпел неудачу. В отличие от Халла, Толмен смог показать, что животные не просто реагируют на окружающую их среду; скорее, они узнают о ней и основывают свое поведение на чем-то большем, чем оперативные текущие сти­мулы, они используют также и репрезентации, хранящиеся в предыдущем опыте. Но подход Толмена упирался в проблему гомункула: он в неявной форме подразу­мевал маленькую крысу в голове реально существующей крысы, которая читает когнитивную карту и выбирает уровни поведения. Короче говоря, он создал при­зрака в машине, будучи не в состоянии объяснить существование цели и спихнув эту проблему на мистического призрака. Сторонники опосредования неохаллиан-ского толка попытались скомбинировать механистическую теорию «стимул-реак­ция» Халла с интуитивно возможными репрезентациями Толмена, считая опосре­дующие r-5-механизмы репрезентациями, эту интерпретацию подкрепляла кон­цепция «акта чистого стимула» Халла. Но компромисс опосредования покоился на противоречащем интуиции представлении о том, что связи r—s в мозге следуют тем же самым законам, что и внешние связи «стимул-реакция».

Функционализм обладал добродетелями подходов Халла и Толмена, но успеш­но избегал их грехов, обратившись к тонким процессам компьютерного програм­мирования вместо маленьких связей r-s. Компьютеры осуществляют свои вычис­лительные функции на внутренних репрезентациях; в примере с чековой книж­кой программа приказывает компьютеру манипулировать репрезентациями моего предыдущего сальдо, моих чеков, моих вкладов и т. д. Тем не менее мой компьютер не содержит внутри себя маленького бухгалтера, корпящего над конторскими книгами и занимающегося арифметикой; в машине нет призрачного бухгалтера. Скорее, машина применяет точно установленные формальные правила к репре­зентациям, проводя вычисления абсолютно механистическим образом. С-точки зрения функционализма, и Халл, и Толмен были правы, вычислительному под­ходу осталось лишь свести их озарения воедино. Халл был прав в том, что орга­низмы представляют собой машины; Толмен был прав относительно того, что организмы из опыта создают репрезентации. Согласно функционализму, компыотерные программы применяют механистические правила Халла к репрезен­тациям Толмена, и, если функционализм верен, то точно так же поступают жи­вые организмы.