Осознание и научение человека 


Мы поможем в написании ваших работ!



ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?

Осознание и научение человека



Логический позитивизм и идея о том, что законы научения, которые можно от­крыть на примере крыс и голубей, будут применимы без какой-либо серьезной модификации ко всем остальным видам, включая человека, представляли собой фун­даментальные предположения бихевиористской формы бихевиорализма, сформу­лированного в 30-х гг. XX столетия. Бихевиорализм исходил из другого предполо­жения: сознание практически не имеет значения для объяснения поведения, в том числе и поведения людей. Моторная теория сознания и неореалистические теории сознания рассматривали сознание как эпифеномен, который в лучшем случае мо­жет сообщить о детерминантах сознания (и то не очень хорошо), но не играет ни­какой роли в определении поведения. X. Мюнстерберг, Дж. Дьюи и функционали­сты искали детерминанты поведения в окружающей среде и физиологических про­цессах, полагая, что сознание всего лишь «плавает» на поверхности мозга и тела, сообщая, что оно видит. В результате психология превратилась в исследование по­ведения, а не сознания, хотя к сознанию можно было обратиться, чтобы прокон­сультироваться, почему его носитель повел себя тем или иным образом. В рамках этой широкой схемы бихевиористы создавали свои исследовательские программы, прибегая к позитивизму для того, чтобы оправдать пренебрежение бихевиорали-стов к сознанию, и применяя строгое, экспериментальное исследование научения животных для того, чтобы найти ответ на основной вопрос бихевиорализма: что является причиной поведения?

В форме бихевиоризма каузальную важность сознания утверждала доктрина автоматического действия положительного стимула. Эту доктрину содержал закон эффекта Э. Л. Торндайка: вознаграждение автоматически устанавливает связь «стимул—реакция»; оно не ведет сознание к заключению, на базе которого проис­ходит действие. В 1961 г. автоматическое действие положительных стимулов упор­но и догматически постулировали Лео Постман и Джулиус Сассенрат: «Предпо­ложение о том, что модификации поведения должно предшествовать правильное понимание возможностей среды, является устаревшим и ненужным» (р. 136). Хотя субъект мог точно сообщать об этих возможностях, это лишь означало, что созна­ние наблюдает за причинами изменения поведения, а не то, что сознание само по себе выступает причиной изменения поведения.

Казалось, что некоторые эксперименты подтверждали такую точку зрения. Например, Дж. Гринспун (J. Greenspoon, 1955) интересовался недирективной пси­хотерапией, при которой терапевт на протяжении сеанса лишь периодически про­износит «угу». С точки зрения бихевиоризма, эту ситуацию можно анализировать как ситуацию научения. Пациент производит какие-то формы поведения, часть ко­торых получает подкрепление посредством это «угу». Следовательно, пациенту следует говорить о тех вещах, которые получают подкрепление, а не о других. Грин­спун перенес эту гипотезу в лабораторию. Субъектов приводили в экспериментальное помещение и побуждали произносить слова. Когда бы субъект ни назы­вал существительное множественного числа, экспериментатор говорил «угу». Через некоторое время начиналось торможение условного рефлекса; эксперимен­татор не говорил ничего. В конце сеанса субъекта просили объяснить, что проис­ходило. Только 10 из 75 человек смогли это сделать, и, что любопытно, Гринспун исключил их данные из анализа. Его результаты показали, что продукция суще­ствительных во множественном числе возрастала в процессе обучения, а затем уменьшалась в процессе торможения — в полном соответствии с предсказаниями оперантной теории, на фоне явного отсутствия осознания субъектами связи меж­ду существительными множественного числа и подкреплением. Эксперименты, сходные с опытами Гринспуна, выявили аналогичные результаты.

Но в 1960-х гг. многие исследователи разочаровались в бихевиоризме и, зачас­тую под воздействием Хомски, бросили вызов валидности «эффекта Гринспуна», или научению без осознания. Они настаивали на неадекватности метода Гринспу­на. Вопросы, касавшиеся осознания, были туманными, и их задавали только после торможения условного рефлекса, к тому времени, когда субъекты, осознавшие воз­можность подкрепления ответа, уже могли прийти к выводу, что они не правы. Воспроизведение процедур Гринспуна продемонстрировало, что многие субъекты высказывали технически неверные гипотезы, которые тем не менее вели к правиль­ным ответам. Например, субъект мог сказать «яблоки» и «груши» и получить под­крепление, после чего сделать вывод о том, что подкрепляются названия фруктов. Субъект продолжал бы произносить названия фруктов и получать вознаграждение, однако если бы субъект сообщил экспериментатору о своей гипотезе, его назвали бы «неосведомленным» (D. E. Dulany, 1968).

Те, кто сомневался в автоматическом действии положительных стимулов, про­водили многочисленные эксперименты, чтобы показать необходимость осознания при научении человека. Обширную исследовательскую программу провел Дон Э. Далэни (D. E. Dulany, 1968), который построил хитроумную аксиоматическую теорию о типах осознания и их воздействии на поведение. Его эксперименты, ка­залось бы, демонстрировали, что только субъекты, осознающие возможность под­крепления, могли научаться и что уверенность субъектов в своих гипотезах была связана с их явным поведением.

В 1966 г. область вербального поведения испытывала явный кризис, потребо­вавший созыва симпозиума. Организаторы этой встречи надеялись, что смогут собрать психологов из различных областей, чтобы разработать унифицированную теорию вербального поведения «стимул—реакция». Они собрали сторонников те­ории опосредования, например Говарда Кендлера, ученых, работавших в традиции вербального научения Эббингауза, коллег Ноама Хомски и таких мятежных мыс­лителей, как Дон Далэни. Вместо единодушия симпозиум продемонстрировал раз­ногласия и разочарование, от мягкого неудовольствия текущим состоянием вер­бального научения до официальных доказательств неадекватности теорий языка в парадигме «стимул—реакция». Комментарии редактора к сборнику материалов кон­ференции отразили растущее влияние Т. Куна, охарактеризовавшего бихевиоризм как парадигму в состоянии кризиса (Т. R. Dixon and D. С. Horton, 1968). В последнем предложении этой книги говорилось: «Очевидно, происходит революция».

ГЛАВА 10

Подъем когнитивной науки, 1960-2000

 

Первые теории когнитивной психологии

Не все психологи, интересовавшиеся познанием, работали в рамках неохаллианской психологии опосредования, которую мы обсудили в предыдущей главе. В Европе возникло движение под названием структурализм. Оно появилось как междисцип­линарный подход к социальным наукам, в том числе и психологии, и оказало опре­деленное влияние на американскую психологию в конце 1950-х и в 1960-х гг. В Соеди­ненных Штатах социальные психологи отказались от концепции группового разума в первых десятилетиях XX в., постепенно определяя это направление так, как это делается сегодня: изучение людей в группах. Во время войны социальные психоло­ги занялись исследованием установок: каким образом убеждение и пропаганда ме­няют установки и отношениями установок и личности. После войны социальная психология продолжала работать над созданием теорий того, как люди формируют убеждения, интегрируют их и действуют на их основе. Наконец, Джером Брунер исследовал, как личностная динамика формирует восприятие мира людьми и каким образом люди решают сложные проблемы.

Новый структурализм

В психологии структурализм не был продолжением системы Э. Б. Титченера, с ко­торой у него не было ничего общего, кроме названия; он представлял собой неза­висимое направление, имевшее европейские корни. На протяжении 1960-х, 1970-х и начала 1980-х гг. движение под названием структурализм оказало огромное вли­яние на континентальную европейскую философию, литературную критику и общественные науки, в том числе и психологию. Ведущие представители структура­лизма, Клод Леви-Стросс, Мишель Фуко и Жан Пиаже, проповедовали платоновско-картезианский рационализм, пытаясь описать трансцендентный разум человека. Структурализм ассоциировался с более радикальными когнитивными психолога­ми, которые хотели порвать с прошлым американской психологии; в частности, они ориентировались на европейскую психологию и континентальную европейскую традицию в философии, психологии и других социальных науках. В отношении структурализма выражали надежду, что он станет объединяющей парадигмой для всех социальных наук, а его приверженцами были многие, начиная от философов и заканчивая антропологами. Структуралисты верили, что любой поведенческий паттерн человека, индивидуальный или социальный, следует объяснять, ссылаясь на абстрактные структуры логической или математической природы.

В психологии ведущим структуралистом был Жан Пиаже (1896-1980). Пиаже получил биологическое образование, но позднее заинтересовался гносеологией, область которой он и вознамерился научно изучить. Он критиковал философов за продолжение салонных спекуляций о росте знания, в то время когда вопросы гно­сеологии можно было исследовать эмпирически. Генетическая гносеология стала его попыткой составить карту развития знаний у детей. Пиаже выделял четыре стадии роста интереса, каждой из которых присущ особый тип интеллекта. Он по­лагал, что интеллект растет не количественно, а претерпевает широкомасштабные качественные метаморфозы, поэтому 5-летний ребенок не только знает меньше, чем 12-летний, но и думает иначе. Пиаже проследил эти различные типы интел­лекта, или пути узнавания мира, до изменений в логической структуре разума ребенка. Он попытался описать мышление на каждой стадии, построив крайне аб­страктные и формальные логические модели психических структур, которые, как он верил, руководят интеллектуальным поведением.

Генетическая гносеология была кантовской, с уклоном в развитие. Заголовки многих работ Пиаже — это названия трансцендентных категорий И. Канта: «Кон­цепция пространства у ребенка», «Концепция количества у ребенка», «Концепция времени у ребенка» и многие другие. Кант утверждал, что нельзя проникнуть в глубину трансцендентного Эго, но Пиаже полагал, что его версия Эго, эпистеми-ческий субъект, раскрывает свою природу в процессе развития. Пиаже также раз­делял тенденции «мандаринов» немецкой психологии, ставя своей целью сформу­лировать общую философию, а не психологическую теорию с практическим при­менением. Вопрос о том, может ли обучение ускорить процесс когнитивного роста, Пиаже называл «американским вопросом», поскольку в Европе его не задавали. В духе истинного прагматизма американцы хотели получать знание как можно бы­стрее и эффективнее, а не подвергать сомнениям его природу. На протяжении всей своей долгой интеллектуальной жизни Пиаже систематически выполнял свою исследовательскую программу, уделив бихевиоризму лишь незначительное вни­мание. Таким образом, хотя труды Пиаже мало читали до 1960 г., он и его генети­ческая гносеология составили серьезную альтернативу бихевиоризму, ожидавшую момента, когда бихевиоризм споткнется.

Принимая во внимание европейский рационалистский фон структурализма, можно было ожидать, что его влияние на американскую психологию окажется огра­ниченным. После 1960 г. американские психологи проявили серьезный интерес к работам Пиаже, но лишь немногие из них приняли его структурализм. Его логиче­ские модели считались слишком сложными и далекими от исследований поведения. Более того, последующие исследования показали, что стадии развития, выделенные Пиаже, не так четко определяются и не столь строги, как предполагалось ранее, а также то, что он значительно недооценил интеллект маленьких детей. Кроме того, американцев интересовали индивидуальные различия и влияние опыта на обучение при когнитивном развитии, и их мало трогал идеализированный «эпистемический субъект» Пиаже. Сегодня Пиаже цитируют как предвестника исследований ког­нитивного развития, но его теория не пользуется большим влиянием.

Пытаясь охарактеризовать врожденную универсальную грамматику, общую для разума всех людей, трансформационная грамматика Н. Хомски (N. Chomsky, 1957),так же как и европейский структурализм, делала основной упор на абстрактные структуры и пренебрегала индивидуальными отличиями, хотя Хомски, в отличие от Пиаже, не отождествлял себя с этим движением. Более того, в то время как тео­рия Пиаже зачахла, трансформационная грамматика Хомски остается здоровой об­ластью лингвистики и когнитивной науки. Критика радикального бихевиоризма со стороны Хомски вызвала новый всплеск интереса к познанию, а его трансформацион­ная грамматика показала, каким образом сложную деятельность, например язык, мож­но объяснить как систему, управляемую правилами. В отличие от теории Пиаже, идеи Хомски сохранили подвижность, и сегодняшняя трансформационная грамматика мало напоминает ту, которая существовала три десятилетия назад (S. Pinker, 1994).

 



Поделиться:


Последнее изменение этой страницы: 2016-06-23; просмотров: 176; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы!

infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 54.163.62.42 (0.023 с.)