Интерпретация человеческого поведения

В книге «Поведение организмов» Скиннер дал тщательную формулировку своего экспериментального анализа поведения как парадигмы исследования животных. В 1950-е гг., когда остальные бихевиористы были заняты либерализацией своих направлений бихевиоризма, Скиннер начал распространять радикальный бихевио­ризм на поведение человека, не изменив ни одной из фундаментальных концепций. Скиннер считал поведение человека не слишком сильно отличающимся от пове­дения крыс и голубей, которых он исследовал в своей лаборатории.

Б. Ф. Скиннер о языке. В рамках радикального бихевиоризма Скиннер пред­принял попытку интерпретации языка. Скиннер, мечтавший о писательской карье­ре, естественно, интересовался языком, и некоторые из его самых ранних, хотя и неопубликованных, работ были посвящены восприятию речи. Он выдвинул ряд идей относительно языка в серии лекций, прочитанных в Гарвардском универси­тете, а затем — в книге «Вербальное поведение» (1957). В то же время он занимал­ся использованием радикального бихевиоризма и экспериментального анализа поведения в качестве основы для построения утопического общества и реконструк­ции уже существующего. Расширенному рассмотрению этих проблем посвяще­ны его книги «Второй Уолден» (1948) и «Наука и человеческое поведение» (1953).

Хотя «большая часть экспериментальных работ, ответственных за прогресс экспериментального анализа поведения, была проведена на других видах... дока­зано, что результаты оказались удивительно свободными от видовых ограниче­ний... и эти методы можно применить к поведению человека без существенной модификации». Так Скиннер писал в книге «Вербальное поведение», которую счи­тал своей главной работой (Skinner, 1957, р. 3). Конечной целью эксперименталь­ного анализа поведения была разработка науки о поведении человека, использую­щей те же принципы, которые сначала были применены к животным. Распростра­нение анализа на поведение человека все больше интересовало Скиннера после Второй мировой войны.

Основания, по которым Скиннер считал допустимым подобное распростране­ние, изложены в статье «Лекция об "обладании" стихотворением» (1971). Эта статья посвящена созданию Скиннером его единственного опубликованного стихо­творения, процитированного в эпиграфе к данной главе. Автор проводит аналогию между «обладанием ребенком» и «обладанием стихотворением»: «Человек рожда­ет стихотворение, а женщина рождает дитя, и мы называем этого человека поэтом, а женщину — матерью. Оба они, по сути дела, представляют собой точки, в кото­рых следы прошлого соединились в определенных комбинациях» (р. 354). Точно так же, как мать не вносит никакого непосредственного вклада в создание младен­ца, которого вынашивает, «акт сочинительства является актом творения не в боль­шей степени, чем "обладание" фрагментами и кусочками», формирующими стихо­творение. В обоих случаях создается нечто новое, но нет творца. И здесь мы снова видим влияние Дарвина: младенец является случайной комбинацией генов, ко­торые могут быть отобраны для выживания, а могут и погибнуть. Стихотворение представляет собой коллекцию фрагментов и кусков вербального поведения, одни из которых могут быть отобраны, а другие отвергнуты для того, чтобы появилось стихотворение. Точно так же, как Дарвин продемонстрировал, что для возникно­вения и эволюции видов в природе не нужен Божественный Разум, Скиннер пы­тался показать, что для объяснения языка нет необходимости привлекать немате­риальный разум — то, что Декарт называл «уникальной способностью человека».

Наиболее подробно аргументация Скиннера представлена в книге «Вербальное поведение». Скиннер не приводит описания экспериментов и лишь пытается огово­рить возможность применения своего анализа к языку. Более того, неверно сказать, что он анализирует язык: книга называется «Вербальное поведение», т. е. поведе­ние, подкрепление которого осуществляется другими. Определение включает в себя животное, демонстрирующее поведение под контролем экспериментатора, которые вместе образуют «истинное вербальное сообщество». Оно исключает слу­шателя в вербальном обмене, за исключением ситуаций, когда слушатель подкреп­ляет речь (например, подавая реплики или выражая согласие) или действует как различительный стимул (человек разговаривает разным образом со своим лучшим другом и со своим учителем). Определение не ссылается на процесс коммуника­ции, который, как мы обычно подразумеваем, имеет место в процессе речи. Подход Скиннера контрастирует с подходом Вундта, который исключал из рассмотрения животных, изучал лингвистические процессы как у говорящего, так и у слушателя и пытался описать коммуникацию как Gesamtvorstellung (см. главу 3) от разума говорящего к разуму слушателя.

Тем не менее «Вербальное поведение», в основном, посвящено тому, что мы обычно называем языком или, точнее, речью, поскольку Скиннер анализировал только реальные предложения, сказанные в анализируемой окружающей среде, а не гипотетическую абстрактную сущность — «язык». Скиннер ввел в обсуждение вербального поведения большое количество технических понятий. Чтобы нагляд­но продемонстрировать проведенный им анализ, мы кратко обсудим его концеп­цию «такта», поскольку она соотносится с проблемой универсалий и поскольку Скиннер считал ее наиболее важным вербальным оперантом.

Мы обратимся к набору возможностей подкрепления, состоящему из трех тер­минов: стимулу, ответу и подкреплению. Такт представляет собой вербальную оперантную ответную реакцию при контроле стимулов в некоторой части физическои окружающей среды, и правильное применение такта подкрепляется вер­бальным сообществом. Итак, ребенок получает подкрепление со стороны родителей за произнесение слова «кукла» в присутствии куклы (В. F. Skinner, 1957). Подобный оперант устанавливает контакт с физической окружающей средой и называется тактом. Скиннер свел традиционное представление о ссылке или наименовании к функциональным взаимоотношениям между ответом, его различительными сти­мулами и его положительным стимулом. Эта ситуация абсолютно аналогична функциональным отношениям, существующими между педалью для крысы в про­блемном ящике Скиннера, различительным стимулом, задающим ситуацию для от­вета, и пищей, которая его подкрепляет. Анализ такта, проведенный Скиннером, был откровенным распространением парадигмы экспериментального анализа по­ведения на новую ситуацию.

Радикальный анализ такта, проведенный Скиннером, проливает свет на его понимание человеческого сознания и частных стимулов. Скиннер придерживался мнения, что методологические бихевиористы предшествующего периода, такие как Э. Ч. Толмен и К. Л. Халл, ошибались, исключая частные события (например, пси­хические образы или зубную боль) из рассмотрения бихевиоризма просто пото­му, что эти события частные. Скиннер утверждал, что часть окружающей среды каждого человека включает в себя мир, ограниченный его кожей, стимулы из которого обладают привилегированным доступом к этому человеку. Подобные стимулы могут быть неизвестны внешнему наблюдателю, но они переживаются человеком, который обладает ими, могут контролировать поведение и, таким об­разом, должны быть включены в любой бихевиористский анализ человеческого поведения. Многие вербальные утверждения находятся под таким контролем, в том числе и сложные такты. Например, фраза «у меня болят зубы» — пример так­тового ответа, контролируемого внутренней болевой стимуляцией определенного сорта.

Простой анализ подразумевает важное заключение. До какой степени мы в со­стоянии произносить подобные утверждения как частные такты? На этот вопрос Скиннер отвечал следующим образом: вербальное сообщество обучило нас наблю­дать за нашими частными стимулами, подкрепляя высказывания, имеющие к ним отношение. Родителям полезно узнать, чем расстроен ребенок, поэтому они стара­ются научить ребенка вербальному поведению в виде самоотчетов. «У меня болят зубы» указывает на визит к дантисту, а не к педиатру. Таким образом, подобный ответ обладает дарвинистской ценностью для выживания. Именно эти частные стимулы самонаблюдения составляют сознание. Отсюда следует, что человеческое сознание — это продукт практики подкрепления со стороны вербального сообще­ства. Человек, выросший в сообществе, которое не подкрепляло самоописания, не осознавал бы ничего, кроме ощущения бодрствования. Этот человек не обладал бы самосознанием.

Самоописание также позволило Скиннеру дать объяснение явно целенаправ­ленному вербальному поведению, не ссылаясь на намерение или цель. Например, кажется, что фраза «Я ищу очки» описывает мои намерения, но Скиннер (Skinner, 1957, р. 145) утверждает: «Подобное поведение можно счесть эквивалентом следу­ющего: когда я вел себя таким образом в прошлом, я находил свои очки и затем переставал вести себя так». Намерение представляет собой менталистский термин, ко­торый Скиннер редуцировал до физического описания состояния тела человека.

Последней темой «Вербального поведения» стало мышление. Скиннер продол­жал изгнание картезианского ментализма, утверждая, что «мышление — это про­сто поведение». Он отвергал взгляды Дж. Уотсона, согласно которым мышление представляет собой субвокальное поведение, поскольку большая часть скрытого поведения не является вербальной, хотя может контролировать явное поведение способом, характерным для «мышления»: «Я думаю, мне следовало бы пойти» можно перевести, как «Я обнаружил, что я иду» (1957, р. 449), — ссылка на стиму­лы самонаблюдения, но невербальные.

Чрезвычайная простота аргументации Скиннера затрудняет ее понимание. После того как Скиннер отказался от признания существования разума, единственное, что осталось — это поведение, поэтому мышление должно представлять собой поведение, контролируемое вероятностью подкрепления. Мышление Скиннера было, в его тер­минах, просто «общей суммой ответных реакций на сложный мир, в котором он жил». Мысль — это всего лишь такт, который мы заучили, с тем чтобы применять опреде­ленные формы поведения, такт, который Скиннер просил людей забыть или, по край­ней мере, не учить ему детей. Поскольку Скиннер стремился не просто описать поведе­ние животных или человека, но хотел его контролировать, то контроль представляет собой фундаментальную часть экспериментального анализа поведения. Скиннер полагал, что существующий контроль человеческого поведения, основанный на пси­хических фикциях, в лучшем случае, неэффективен, а в худшем — вреден.

Научное конструирование культуры. Во время Второй мировой войны Скин­нер работал над системой наведения ракет «воздух-земля», которая получила на­звание «Проект Оркон», т. е. «проект органического контроля». Он обучал голубей, находящихся внутри ракеты, клевать проецируемое изображение мишени, на ко­торую ракета была нацелена. Посредством клевков голуби контролировали раке­ту и направляли ее к цели, до тех пор, пока она не попадала в нее, уничтожая как цель, так и голубей. Скиннер добился настолько полного контроля над поведени­ем голубей, что они смогли выполнять самые трудные маневры. Скиннер пришел к выводу о возможности полного контроля над поведением любого организма. Но начальство Скиннера сочло проект неосуществимым, и ракеты, управляемые го­лубями, так никогда и не взлетели. Тем не менее вскоре после этого Скиннер на­писал свою самую популярную книгу «Второй Уолден» (1948), утопический ро­ман, основанный на принципах экспериментального анализа поведения.

В этой книге два персонажа представляют самого Скиннера: Фрэзер (экспери­ментальный психолог и основатель утопической общины, которая и получила назва­ние «Второй Уолден») и Баррис (скептически настроенный посетитель, в конце кон­цов склонившийся к жизни в «Уолдене»). Фрэзер описывает «Второй Уолден» как опытный полигон экспериментального анализа поведения и заявляет: «Ну, что вы скажете о планировании личности? О контроле над поведением? Дайте мне деталь­ное описание того, какой человек вам нужен, и я предоставлю вам такого челове­ка... Подумайте о возможностях! Общество, в котором нет неудач, нет скуки, нет излишних усилий... Позвольте нам контролировать жизни наших детей, и вы уви­дите, что мы сможем из них сделать» (р. 274).

Рассматривая бихевиоризм, мы уже встречались с идеей контроля. Вспомните заявления Дж. Уотсона о том, что он может воспитать из любого ребенка кого угод­но — они так напоминают высказывания скиннеровского Фрэзера о контроле! Мы также видели, что обещания установить социальный контроль способствовали успеху теорий Уотсона. Скиннер унаследовал прогрессистское желание осуществ­лять научный контроль над жизнью людей во имя интересов общества или, точ­нее, выживания общества как высшей ценности для Ч. Дарвина и Скиннера. Ощу­щается у Скиннера и унаследованная от Просвещения безраздельная вера в про­гресс. В век/лишенный иллюзий, Скиннер просил не отказываться от утопических мечтаний Руссо, но построить утопию на принципах экспериментального анализа поведения. Если поведение голубей можно контролировать таким образом, что птицы ведут ракеты навстречу смерти, то и людей, чье поведение детерминирова­но таким же образом, можно контролировать, чтобы они были счастливы и продук­тивны, чувствовали себя свободными и благородными. «Второй Уолден» был пер­вой попыткой Скиннера описать свои представления.