Историко-культурная традиция

Эта последняя традиция противостоит тенденциям научной революции, поскольку отрицает тот факт, что гуманитарные науки могут или должны быть точными наука­ми. Это расхождение во взглядах было впервые сформулировано итальянским фи­лософом Джамбаттистой Вико (1668-1744), а затем, более подробно, немецким пи­сателем Иоганном Гердером (1744-1803), которому принадлежит девиз этой шко­лы: «Мы живем в мире, который создаем сами». Люди не являются исключительно объектами природы — машинами, — поскольку мы живем общественной жизнью в рамках человеческой культуры, созданной историческим процессом. Следователь­но, не может быть науки, которая охватывала бы всех людей. Люди живут в различ­ных культурах в настоящее время, жили так же в прошлом и построят новые культу­ры в будущем. Пространственно-временной универсальности естественных наук — гравитации и материи, остающихся одними и теми же в любое время и в любом ме­сте, — в мире людей не существует. Определенная часть человеческой природы име­ет физические корни, но огромная и, возможно, основная часть имеет социальные корни. Хотя частично психология может подражать физике, изучая отношениячеловеческого разума и мозга, в большей степени ей следует подражать истории, изу­
чающей связь человеческого разума и культуры. Историко-критическая традиция
приобрела большое значение в.немецкой психологии XIX столетия.

'

Изучение разума и тела

Итак, мы обсудили вопросы, проистекающие из картезианского разделения сознания и окружающего мира. Декарт также поставил под сомнение природу связи между ду­шой и телом. Кажется очевидным, что душа получает информацию об окружающем мире посредством тела и контролирует его действия. Декарт учил, что душа и тело взаимодействуют благодаря шишковидной железе (эпифизу), служащей экраном кар­тезианского театра. Декарт думал, что, управляя ею, душа может контролировать дея­тельность нервов. Однако картезианский интерактивный дуализм быстро стал пред­метом нападок. Один из многочисленных корреспондентов Декарта, принцесса Елизавета Богемская (1615-1680), задала ключевой вопрос: «Как тело может управ­ляться чем-то нематериальным?» Декарт не смог дать удовлетворительного ответа.

Эта проблема существовала на протяжении всего XVIII столетия, хотя боль­шая часть первых психологов приняла вариант дуализма — тезис о психофизиче­ском параллелизме, предложенный Готфридом Вильгельмом Лейбницем (1646-1716). Он говорил, что разум и тело отделены друг от друга, что каждому психи­ческому событию соответствует физическое, но что последнее на самом деле не влияет на первое. Хотя это положение было общепринятым, поскольку отделяло психологию от физиологии, оно поднимало очередные вопросы, например, поче­му кажется, что существует взаимодействие между разумом и телом; существует ли оно и какой смысл изучать бессильный разум? Параллелизм Лейбница послужил толчком к первым экспериментальным исследованиям в психологии — психофи­зике Фехнера, которые представляли собой попытку точно измерить корреляцию между стимулом и ощущением.

Идеализм (в том числе и имматериализм) — монистическое решение пробле­мы разума и тела, провозглашающее, что существует только разум, а материя пред­ставляет собой иллюзию. Другим радикальным, даже общественно опасным мони­стическим решением этой проблемы был материализм, утверждающий, что суще­ствует лишь материя, а иллюзией является разум. Знамя материализма впервые публично поднял в 1748 г. врач Жульен Офре де Ламетри (1709-1751) в своей книге «Человек-машина». Ламетри сделал тот шаг, который не смог бы сделать или не решился бы сделать Декарт, — выдвинул предположение о том, что мышление есть процесс, происходящий в головном мозге. Оно угрожало вере христиан в ре­альность и бессмертие души; оно подразумевало, что люди — это машины, что нет свободы воли и что «моральная ответственность» всего лишь иллюзия. Для мно­гих людей материализм был и остается основной угрозой их пониманию самих себя, общества и вечных надежд.

Изучение разума других людей

Строго отделяя разум от окружающего мира и тела, Декарт сделал проблематич­ным существование других разумов. С картезианской точки зрения, разум являет­ся персональным сознанием. Но откуда я могу знать, есть ли разум у других людей? Декарт отвечал, что я знаю внутри самого себя, что я думаю, и что я выражаю свои мысли языком. Следовательно, любое существо, обладающее языком, обла­дает также и мыслящей душой. Поскольку язык есть только у людей, только люди обладают душой.

Проблема других разумов не имела большого значения вплоть до XIX в., когда идея эволюции получила широкое признание. Из эволюции следовало, вопреки Декарту, что животные обладают разумом, хотя и более простым, чем мы. Предвест­ником современных споров о разуме других существ стала книга «Человек-маши­на», в которой Ламетри рассматривал эту проблему с материалистической позиции. Он предложил обучать языку человекообразных обезьян так, как это делают с глу­хими детьми. Если обезьяны смогут научиться языку, Декарт будет опровергнут, а существование души подвергнуто сомнению. В XX в., когда Ноам Хомски возро­дил тезис Декарта о том, что способность к языку является видо-специфичной спо­собностью человека, некоторые физиологи подвергают проверке гипотезу Ламетри. Так, специалист в области компьютерной техники А. М. Тьюринг (1912-1954) заяв­лял, что мы будем знать, что компьютеры разумны, когда они станут так же хорошо пользоваться языком, как это делают люди.

Природа человека, мораль и общество Проект Просвещения

Следуя в кильватере научной революции, мыслители XVIII в., принадлежав­шие к идеологии Просвещения, стали переосмысливать вопросы морали и об­щественного устройства с научных позиций. Они отрицали традиции и рели­гию, особенно во Франции, где возникло большинство радикальных идей. Клю-* чевой проблемой был вопрос о моральной власти: почему мне следует делать то, что велит общество? В прошлом источниками моральной власти были тра­диции и религия. Но их призывы основывались на предположении о том, что добродетель — первичное, объективное свойство поступков и событий. Когда добродетель стали считать вторичным свойством, власть традиции и религии была поставлена под сомнение. Философы обратились к науке как главному источнику моральной власти. Декарт и его последователи подвергали все об­щепринятые убеждения относительно разума и окружающего мира тщательной сознательной и рациональной проверке, а философы проделали то же самое в отношении убеждений, касающихся морали и общества. Опять-таки, ключом к этим новым исследованиям стала природа человека: бывают ли люди хорошими или плохими от рождения? Как следует понимать общество, исходя из природы че­ловека? Подобные вопросы сделали гуманитарные науки, особенно психологию, социально значимыми. Возникла насущная необходимость научного исследо­вания человеческой природы и, возможно, замены традиционных религиозные средств социального контроля научными. По мере того как психологическое исследование природы разума закончилось кризисом скептицизма, психологи­ческое исследование социальной природы человека завершилось нравственным кризисом.

Изучение природы человека

Люди — животные: Томас Гоббс. Современные исследования людей как соци­альных существ восходят к английскому мыслителю Томасу Гоббсу (1588-1679). Он был приверженцем новой механико-математической философии и атеистом. Гоббс задался главным вопросом психологии: на каких животных были бы похо­жи люди, если бы жили вне культуры и общества? Он полагал, что у него есть эмпирически проверенный ответ. Пережив ужасы гражданской войны в Англии, • в ходе которой не функционировали правительственные институты, Гоббс при­шел к выводу, что в отсутствие правительства существовало бы состояние «вой­ны всех против всех», а жизнь человека была бы «одинокой, порочной, жестокой и короткой». Он утверждал, что человек по своей природе склонен к насилию и нуждается в контроле со стороны сильного, даже авторитарного правительства. Более того, Гоббс считал нравственный авторитет химерой; единственная реаль­ность, по его мнению, — сила. Нелицеприятный анализ человеческих мотивов и человеческого общества, проведенный Гоббсом, и мысль о том, что мораль всего лишь иллюзия, с тех пор постоянно привлекает ученых-обществоведов. Его вли­яние сохранилось и в психологических заключениях относительно природы че­ловека.

Вызов, брошенный Гоббсом, породил сильную ответную реакцию, в основе ко­торой лежало иное понимание человеческой природы.

Люди — нравственные существа: шотландская философия здравого смысла. Самый важный для истории психологии в Америке ответ пришел от шотландских философов здравого смысла. Они проводили наблюдения за обычной жизнью людей даже в тех условиях, когда она не регулировалась законом, и высказали ^предположение о том, что люди — от рождения общественные существа, предна­значенные (по мнению шотландцев, по велению Бога) к мирному совместному существованию. Шотландский реализм сформировал эту социальную филосо­фию. Эти философы утверждали, что мы обладаем нравственным чувством, благо­даря которому интуитивно видим, что одни поступки хороши, а другие — дурны. Шотландскую систему философии как часть религиозного воспитания повсеме­стно преподавали в американских колледжах до 1870-х гг. Когда в Америку при­шла экспериментальная, ориентированная на физиологию немецкая психология, она встретила там старую психологию, сопротивлявшуюся идее о том, что психо­логия должна стать одной из естественных наук. Несмотря на триумфальное ше­ствие новой психологии, влияние старого направления сказалось на привержен­ности американских психологов к практической, прикладной психологии.

Люди не имеют природы: французский эмпиризм. Во Франции Просвещение приняло иное, менее умеренное направление/Во Францию эмпиризм Локка пришел с одобрения Вольтера. Во времена Французской революции группа мыслителей, называвшаяся идеологами (последователи пути идей), довела эмпиризм до крайно­сти, утверждая, что разум при рождении лишен не только идей, но и способностей. Объединившись с материализмом, французский эмпиризм предложил такое виде­ние человеческой природы, которое опьянило некоторых философов открывшими­ся перед ними возможностями. Если не существует человеческой природы, если люди представляют собой всего лишь глину, из которой общество может лепить все Глава 2. Заложение основ 63

что угодно, тогда, как позднее говорили Джон Уотсон и Б. С. Скиннер, мы можем заставить людей соблюдать порядок. По природе мы не злы и не добры, добрыми или злыми нас делает общество. Традиции и религия сделали людей невежественными и, следовательно, плохими, но при помощи надлежащего обучения и образования людей можно сделать по-настоящему совершенными. Такое видение вдохновило одних и ужаснуло других, но является ли оно правильным, зависит от психологии.

Контрпросвещение

Противники Просвещения убедились в своей правоте, когда начатая просветите­лями Французская революция вылилась в жесточайший террор. Противодействие идеологии Просвещения стало нарастать, что привело к необходимости нового понимания человеческой природы и человеческой жизни.

Корни контрпросвещения лежали в эпохе научной революции. Современник Декарта, Блез Паскаль (1623-1662) был математиком и физиком, питавшим отвра­щение к картезианскому благоразумию. Он был религиозным человеком и испы­тывал отвращение к той бессмысленной вселенной, которую рисовала наука. Пас­каль пришел к заключению, что разум сам по себе бесполезен для руководства жизнью. Он писал: «У сердца есть свои собственные мотивы, которых разум не понимает». Паскаль задался важным и вечным психологическим и нравственным вопросом: какую роль должны играть эмоции, чтобы вести правильную жизнь? Со времен стоиков и вплоть до Просвещения партия разума страстно настаивала на том, что эмоции следует игнорировать, подавлять, даже вычеркивать, поскольку разум предлагает самый лучший путь к истине. По мнению Паскаля и романти­ков — сторонников контрпросвещения, разум, предложив картину вселенной, ли­шенной смысла, и ауки, лишенной нравственных авторитетов, зашел в тупик. Они обратились к эмоциям и другим иррациональным сторонам человеческой приро­ды для того, чтобы восполнить недостатки разума.

Романтические идеи неожиданно возникали в разных местах. Юм писал, что «разум является рабом страстей». Страсть ставит нам цель; разум вычисляет, как ее достигнуть. Концепция каузальности имеет иррациональные корни в человече­ском убеждении о том, что эффект должен проистекать из причины. Нравственное чувство шотландцев было интуитивным, нерациональным восприятием правиль­ного и ложного. Трансцендентальное Эго Канта лежит за пределами рационального знания, а впоследствии идеалисты говорили, что мир стал существовать благодаря романтическому акту воли. Первым романтиком, оказавшим огромное влияние, стал Жан-Жак Руссо (1712-1778). Будучи противником Гоббса, Руссо говорил, что люди по своей природе добродетельны и являются миролюбивыми благородными дикарями, испорченными обществом. Выступая против Просвещения, он утверж­дал, что правда всегда принадлежит велениям сердца и что наука сделала людей хуже, а не лучше. Люди должны бежать от воспитательной системы Просвещения из городов в сельскую местность и вести там простую жизнь.

Историко-культурная традиция также была связана с контрпросвёщением. Выступая против Декарта, Гердер писал: «Я чувствую! Я существую!» Его девиз о том, что мы живем в мире, который создаем, привел к более уважительному отно­шению к культуре и истории, чем то, которое наблюдалось у философов Просвещения. Они всячески проповедовали терпимость к культурным различиям, по­скольку считали их иррациональными. Но именно потому, что они считали их иррациональными, они не уважали их. По мнению маркиза Кондорсе (1743-1794), «придет время, когда солнце будет сиять над головами людей, которые будут сво­бодны и не будут иметь никаких хозяев, кроме собственного рассудка». В силу универсальности требований рассудка, существовал только один рациональный образ жизни, открытый и поддерживаемый наукой. Оспаривая это утверждение, Гердер писал, что люди могут считаться людьми только в том случае, если они во­влечены в живую развивающуюся культуру, в которой находят смысл и вдохнове­ние. Отменить традиции и культуру — значит отменить человеческую природу.