Дальнейшее развитие и модификация тревоги I

Инфантильный невроз может быть определен как ком­бинация процессов, приводящих к ограничению, преодолению и модификации тревог психотической природы, фундаментальные шаги в модификации тревоги преследования и депрессивной

25 т

1ем не менее признаки повторяющихся депрессивных чувств при бли­жайшем рассмотрении могут быть обнаружены у нормального младен­ца. Тяжелые симптомы депрессии достаточно четко наблюдаются у ма­леньких детей в определенных ситуациях, таких, как болезни, внезап­ное отлучение от матери или няньки или смена пищи.

тревоги являются частью развития, происходящего в течение первого года.

Все аспекты развития, содействующие процессу модифика­ции тревоги и, следовательно, ее перемене, могут быть поняты только в их взаимодействии со всеми факторами развития. На­пример, обретение физических навыков, игровая деятельность, общее интеллектуальное развитие и развитие речи, приучение к чистоте, рост сублимаций, расширение спектра объектных от­ношений, прогресс в либидинозной организации ребенка — все эти достижения неотделимо переплетены с различными аспек­тами младенческого невроза, а в конечном итоге и с модифика­цией тревог и защит, используемых против них. В данной рабо­те я могу только выделить некоторые из этих факторов и пока­зать, как они содействуют модификации тревоги.

Первыми преследующими объектами, внешними и внутрен­ними, как мы уже видели, являются «плохая» грудь матери и «плохой» пенис отца, а также страхи преследования, относящи­еся к взаимодействию внутренних и знешних объектов. Эти тре­воги, первоначально сфокусированные на родителях, находят выражение в ранних фобиях и оказывают сильное влияние на отношение ребенка к родителям. Как тревога преследования, так и депрессивная тревога коренным образом содействуют возник­новению конфликта, вытекающего из Эдиповой ситуации²⁶, а так­же оказывают влияние на либидинозное развитие.

Генитальные желания, направленные на обоих родителей, инициирующие ранние стадии Эдипова комплекса (где-то в се­редине первого года жизни), первоначально переплетены с оральными, анальными и уретральными желаниями и фантази­ями как либидинозной, так и агрессивной природы. Тревоги пси­хотической природы, начало которым дают деструктивные им­пульсы из разных источников, стремятся, в свою очередь, укре­пить эти импульсы, и если они чрезмерны, то это содействует сильной фиксации на прегенитальных стадиях.

Либидинозное развитие, таким образом, на каждом шагу под­вержено влиянию тревоги, так как тревога приводит к фикса­ции на прегенитальных стадиях, снова и снова вызывает рег­рессию к ним. С другой стороны, тревога и вина, а также последствия репарационных тенденций добавляют силы либи-динозным желаниям и стимулируют дальнейшее либидинозное

²⁶ Взаимодействие между тревогами преследования и депрессией, с од­ной стороны, и страхом кастрации — с другой, более детально рассмот­рено в моей работе «Эдипов комплекс в свете ранних тревог».

развитие; благодаря предоставляемому ими опыту либидинозно-го удовлетворения смягчается тревога и удовлетворяется потреб­ность в репарации. Тревога и вина, следовательно, иногда сдер­живают, а временами и усиливают либидинозное развитие. Эти колебания различны не только у разных людей, но и у одного и того же ребенка они могут варьировать в зависимости от слож­ного взаимодействия внешних и внутренних факторов, оказыва­ющих влияние в данный момент.

Во время существования неустойчивых позиций прямого и инвертированного Эдипова комплекса переживаются все ран­ние тревоги. На этих позициях постоянно возбуждаются благо­даря ревности, ненависти и соперничеству как тревога пресле­дования, так и депрессивная тревога. Тревога, сфокусирован­ная на родителях как на внутренних объектах, однако, постепенно преодолевается и ослабевает под действием безопасности, ощущаемой младенцем в отношении к внешним родительским фигурам.

Генитальные тенденции постепенно усиливают свое влияние на взаимодействие прогрессирования и регрессирования, кото­рое в значительной мере подвержено влиянию тревоги. В ре­зультате возрастает способность к репарации, расширяется ее диапазон, а сублимация набирает силу и становится стабиль­нее; на генитальном уровне все это тесно связано с самой кре­ативной потребностью человека. Генитальные сублимации в жен­ской позиции сцеплены, связаны с плодородием, способностью давать жизнь и таким образом воссоздавать утраченные или по­врежденные объекты. В мужской позиции элемент жизнесози-дания подкрепляется фантазиями "об оплодотворении и, следо­вательно, оживлении или восстановлении поврежденной или уничтоженной матери. Гениталии, таким образом, предстают не только как органы созидания, но и как средство починки и вос­создания.

Преобладание генитальных устремлений подразумевает боль­шой прогресс в Эго-интеграции, так как эти устремления при­нимают либидинозные и репарационные желания прегениталь-ной природы, и, таким образом, происходит синтез прегениталь­ных и генитальных репарационных тенденций. Например, способность получать «хорошее», в первую очередь желаемую пищу и любовь от матери и потребность кормить ее в ответ, таким образом восстанавливая ее, является важным условием успешного генитального развития и базисом для оральных сублимаций.

Растущая сила генитального либидо, включающая прогресс способности к репарации, развивается бок о бок с постепен­ным ослаблением тревоги и вины, вызванных деструктивными стремлениями, несмотря на то что в Эдиповой ситуации гени-тальные желания являются причиной конфликта и вины. Из этого следует, что первенство генитальных тенденций подразумевает ослабление оральных, уретральных и анальных направлений и тревог. В процессе преодоления Эдипова конфликта и достиже­ния примата генитальной зоны ребенок обретает способность надежно образовывать хорошие объекты в своем внутреннем мире и развивать стабильное отношение к своим родителям. Все это означает, что он постепенно преодолевает и модифицирует тревогу преследования и депрессивную тревогу.

Есть основания предполагать, что, как только младенец на­правляет свой интерес на какие-либо объекты помимо груди ма­тери — на другие части ее тела, окружающие его объекты, час­ти своего собственного тела и т.д.,— начинается процесс, кото­рый существенно важен для роста сублимаций и объектных отношений. Любовь, желания (как агрессивные, так и либиди-нозные), тревога переносятся с первого и единственного объек­та — с матери — на другие объекты. Развиваются новые инте­ресы, которые замещают собой отношение к первичному объек­ту, Этот первичный объект, однако, существует не только во внешней, но и в интернализированной форме, и это отклонение от прямого направления эмоций и чувств, которые становятся связаны с внешним миром, тесно связано с проекцией. Во всех этих процессах огромное значение имеют функция формирова­ния символов и фантазматическая активность²⁷.

Когда возникает депрессивная тревога, и в частности с на­ступлением депрессивной позиции, Эго испытывает влечение к проекции, отклонению от прямого направления и распределе­нию желаний и эмоций, так же как и вины и репарационных стремлений в пользу новых объектов и интересов. Эти процес­сы, на мой взгляд, являются движущей силой сублимаций в те­чение всей жизни. Предпосылкой успешного развития сублима­ций (так же как и объектных отношений и либидинозной орга­низации) является то, что любовь к первому объекту может быть

²⁷ Я вынуждена воздержаться здесь от детального описания путей, кото­рыми символообразование с самого начала сложным образом тесно свя­зано с фантазматической жизнью ребенка и с модификацией тревоги. Я отсылаю читателя к моим более ранним работам: «Анализ младенцев» (1926) и «Значение формирования символов для развития Эго» (1930).

сохранена, в то время как желания и тревоги должны быть рас­пределены и должна быть изменена их направленность. Если в отношении к первому объекту преобладают обиды и ненависть, опасности могут подвергнуться сублимации и отношение к объек­ту-заместителю.

Другое нарушение способности к репарации и, следовательно, сублимации может произойти, если по причине неудачи в пре­одолении депрессивной позиции подавлена надежда произвес­ти репарацию, или, иначе говоря, если младенец впал в отчая­ние и уже не надеется восстановить любимые объекты.

II

Как уже говорилось выше, все аспекты развития тес­но связаны с младенческим неврозом. Характерной особеннос­тью младенческого невроза являются ранние фобии, которые су­ществуют в течение первого года жизни и, изменяя форму и содержание, рецидивно возникают на всем протяжении перио­да детства. В содержание ранних фрбий входят как тревога пре­следования, так и депрессивная тревога. Фобии включают в себя сложности в кормлении, pavor noctumus, тревоги, связанные с отсутствием матери, страх перед незнакомцами, нарушения в отношении к родителям и в объектных отношениях вообще. По­требность переносить вовне преследующий объект является неотъемлемым элементом механизма фобии²⁸. Эта потребность обусловлена как тревогой преследования (связанной с Эго), так и депрессивной тревогой, центрированной на опасностях, кото­рые угрожают хорошим объектам.со стороны внутренних пре­следователей. Страхи перед внутренним преследованием также находят свое выражение в ипохондрических тревогах. Кроме того, они вносят свой вклад в различные телесные заболевания, на­пример частые простудные заболевания у маленьких детей²⁹.

См. «Психоанализ детей».

Мои опыт говорит о том, что тревоги, лежащие в основании ипохонд­рии, являются также источником симптомов истерической конверсии. Существенным фактором и того, и другого является страх, связанный с преследователем, находящимся внутри тела (нападение переведен­ных во внутренний план плохих объектов или ущерб, нанесенный внут­ренним объектам садизмом субъекта, например, посредством его опас­ных экскрементов), и то, и другое ощущается как несущее физичес­кую угрозу Эго. Прояснение сути, процессов, лежащих в основании трансформации этих тревог преследования в телесные симптомы, мог­ло бы пролить свет на проблемы истерии.

Оральные, уретральные и анальные тревоги (которые явля­ются составной частью как приобретения, так и торможения на­выков чистоты) являются базовыми характерными чертами в симптоматологии младенческого невроза. Характерной особенно­стью инфантильного невроза также является то, что в течение первых лет жизни имеют место рецидивы разного рода. Как мы уже видели, если тревога преследования или тревога депрессив­ной природы усиливается, то происходит регрессия к более ран­ней стадии и соответствующей ей ситуации тревоги. Подобные регрессии обнаруживают себя, например, в разрушении уже ус­тоявшихся привычек к чистоте, или, допустим, явно уже преодо­ленная фобия повторно возникает в слегка измененной форме.

В течение второго года на передний план выходят обсес-сивные устремления; они как выражают, так и ограничивают оральные, уретральные и анальные тревоги. Обсессивные чер­ты в этот период обнаруживаются в ритуалах отхода ко сну, ритуалах, связанных с навыками чистоты, с приемом пищи и т.д., а также в общей потребности в повторении (например, желание раз за разом слушать одни и те же истории, причем рассказываемые теми же словами, или снова и снова играть в одни и те же игры). Эти феномены, хотя и являются частью нормального развития ребенка, могут быть описаны и как не­вротические симптомы. Уменьшение или преодоление этих сим­птомов равносильно модификации оральной, уретральной и аналь­ной тревог, что, в свою очередь, подразумевает модификацию тревоги преследования и депрессивной тревоги.

Способность Эго шаг за шагом разворачивать защиты, по­зволяющие ему в некоторой мере преодолеть тревоги, является существенно важной частью процесса модификации тревог. На самой ранней стадии (шизоидно-параноидной позиции) тревоге противопоставлялись такие экстремальные и мощные защиты, как расщепление, всемогущество и отрицание³⁰.

На следующей стадии (депрессивной позиции) защиты пре­терпевают, как мы уже видели, значительные изменения, кото­рые характеризуются возросшей способностью Эго переносить тревогу. Так как на втором году продолжается дальнейший про-

³⁰ Если эти защиты продолжают существовать, слишком далеко выходя за пределы тех ранних стадий, для которых они предназначены, то от этого может так или иначе пострадать развитие: это препятствует процессу интеграции, стесняет либидинозные желания и фантазмэтическую жизнь, а соответственно и репарационные тенденции, сублимации, объектные от­ношения и связь с реальностью могут быть ослаблены или повреждены.

гресс в Эго-развитии, младенец использует свою возрастающую адаптацию ко внешней реальности и свой растущий контроль над телесными функциями в тестировании внутренних опасно­стей посредством внешней реальности.

Все эти изменения являются отличительными признаками обсессивных механизмов, которые также могут быть рассмотре­ны в качестве очень важных защит. Например, благодаря при­обретению привычек чистоплотности раз за разом происходит временное ослабление тревоги младенца, связанной с его опас­ными фекалиями (т. е. с их деструктивностью), внутренними «пло­хими» объектами и внутренним хаосом. Возможность контроли­ровать сфинктер убеждает ребенка в том, что он способен кон­тролировать и свои внутренние объекты и опасности. Сами экскременты, кроме того, служат доказательством против фантастических страхов перед их деструктивными качествами. Теперь они могут быть извергнуты по требованию матери или няньки, которые, показывая свое одобрение ситуации, в кото­рой происходит испражнение, также, по мнению ребенка, одоб­ряют и саму природу испражнений, тем самым превращая их в «хорошие»³¹.

Результатом этого является возникающее у младенца ощу­щение, что возможно устранение того ущерба, который в его агрессивных фантазиях был нанесен экскрементами его внут­ренним и внешним объектам. Таким образом, усвоение навыков чистоплотности ослабляет чувство вины и приносит удовлетво­рение стремлению к репарации³³.

Признание того, что у ребенка существует потребность в овладении на­выками чистоты, тесно связанная с тревогой в виной, как и с защита­ми против вины и тревоги, приводит к следующим выводам. Приуче­ние к чистоте, если оно применяется без давления и в период, когда побуждения к овладению этими навыками становятся очевидны (что слу­чается обычно в течение второго года), является полезным для разви­тия ребенка. Попытки привития этих навыков на более ранних стади­ях, особенно с применением давления, могут нанести вред. Более того, на любой стадии ребенку следует только предлагать, но не принуждать принять эти правила. К сожалению, это очень неполное упоминание не способно осветить в полной мере затронутую им важную проблему воспитания.

Точка зрения Фрейда на формирование реакции и «уничтожение сде­ланного» в процессе обсессивного невроза лежит в основании моей кон­цепции репарации, которая вдобавок к этому включает различные про­цессы, благодаря которым Эго ощущает устраненным вред, нанесенный в фантазиях, а также оберегает, восстанавливает и воскрешает объект.

Обсессивные механизмы образуют важную часть Эго-раз-вития. Они дают Эго возможность временно сдерживать трево­гу. Это, в свою очередь, помогает Эго достигнуть более высоко­го уровня интеграции и окрепнуть. Следовательно, постепенно становятся возможными преодоление, ослабление и модифика­ция тревоги. Однако обсессивные механизмы являются только одной из защит, действующих на этом этапе. Если они чрезмер­ны и постепенно становятся основной защитной стратегией, это может быть воспринято как доказательство неспособности Эго эффективно справиться с тревогой психотической природы и служит доказательством того, что у ребенка развивается серьезный обсессивный невроз.

Другие фундаментальные перемены в защитах характеризу­ют тот период, когда набирает силу генитальное либидо. Как мы видели, когда это случается, Эго уже более интегрировано, адаптация к реальности более совершенна, функция сознания расширена, Супер-Эго тоже уже более интегрировано; проис­ходит более полный синтез бессознательных процессов, т. е. про­цессов, происходящих внутри бессознательной части Эго и Су­пер-Эго; становятся более отчетливыми разграничения между сознательной и бессознательной частями психики. Эти шаги в развитии делают возможным доминирующее положение вытес­нения среди других защит³³.

Существенным фактором вытеснения является запрещающий и штрафующий аспект Супер-Эго, аспект, усиливающийся в ре­зультате прогресса в организации Супер-Эго. Требования не до­пускать в сознание некоторые импульсы и фантазии как агрес­сивной, так и либидинозной природы, выдвигаемые Супер-Эго, легче воспринимаются Эго из-за того, что его развитие проис­ходило параллельно с интеграцией и ассимиляцией Супер-Эго. В предыдущем разделе я описывала, как в течение первых месяцев жизни Эго подавляет инстинктивные желания, перво­начально под давлением тревоги преследования, а немного по­зднее — под давлением депрессивной тревоги. Дальнейшее раз­витие торможения инстинктов происходит тогда, когда Эго ста­новится способным использовать вытеснение.

³³ «...На будущее мы должны иметь в виду возможность того, что вытес­нение является процессом, который имеет особое отношение к гени-тальной организации либидо и что Эго прибегает к использованию дру­гих методов защиты, когда оно вынуждено обезопасить себя от либидо на других уровнях организации». Фрейд 3. Торможения, симптомы и тревога (1926).

Ранее мы рассматривали, как Эго использует расщепление в течение параноидно-шизоидной стадии.

Механизм расщепления лежит в основании вытеснения (что и подразумевается во фрейдовской концепции), но в противо­положность ранним формам расщепления, которые приводят к состоянию дезинтеграции, вытеснение обычно не приводит к дез­интеграции самости. Ввиду того что на этой стадии существует более высокоуровневая интеграция как в сознательной, так и в бессознательной части психики и так как в вытеснении рас­щепления преимущественно осуществляется разделение созна­тельного и бессознательного, ни одна из частей самости не испытывает той меры дезинтеграции, которая могла бы возник­нуть на более ранних этапах. Однако степень, в которой про­цессы расщепления использовались в первые несколько меся­цев жизни младенца, существенно влияет на использование вы­теснения на более поздних стадиях. В случае, если ранние шизоидные механизмы и тревоги не были успешно преодолены, вместо проницаемой и текучей границы между сознанием и бес­сознательным получается ригидный барьер, что говорит о чрез­мерности вытеснения и соответственно о нарушении развития. При умеренном вытеснении, напротив, более вероятно, что со­знание и бессознательное будут «проницаемы» друг для друга, а следовательно, импульсы и их последствия будут в какой-то мере допущены к выходу из бессознательного и, возникая раз за разом, будут подвергнуты Эго процедуре отбора и сортиров­ки. Выбор импульсов, фантазий и мыслей, которые должны под­вергнуться вытеснению, зависит от возрастающей способности Эго воспринимать стандарты внешних объектов. Эта способность сцеплена с увеличением ос инте за внутри Супер-Эго и ростом ас­симиляции Эго и Супер-Эго.

Перемены в структуре Супер-Эго, происходящие постепен­но и во всех отношениях связанные с развитием Эдипова комп­лекса, вносят свой вклад в то, что Эдипов комплекс постепенно угасает, давая начало латентному периоду. Другими словами, прогресс в либидинозной организации и различные механизмы регулирования, делающие Эго более совершенным, тесно свя­заны с модификацией тревоги преследования и депрессивной тревоги, которые вызываются переведенными во внутренний план родительскими образами; модификация тревоги подразу­мевает увеличение надежности и безопасности внутреннего мира.

Перемены, характеризующие начало латентного периода, рассматриваемые в свете модификации тревоги, могут быть обобщены следующим образом: отношение к родителям более

надежное и безопасное; интроецированные родители более точ­но соответствуют образу реальных родителей; их стандарты, замечания и штрафные санкции восприняты и интернализиро-ваны, следовательно, вытеснение Эдиповых желаний более эффективно. Все это представляется кульминационным пунктом в развитии Супер-Эго, который является результатом процес­сов, происходящих в течение первого года жизни.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В данной работе я детально обсудила первые шаги в преодолении депрессивной позиции, которые служат отличитель­ным признаком второй половины первого года жизни ребенка. Мы видели, что на самой ранней стадии, когда доминирует тре­вога преследования, объекты младенца имеют примитивную и преследующую природу: они пожирают, разрывают, отравляют, затопляют, т. е. являются результатом проекции разнообразных оральных, анальных, уретральных желаний и фантазий ребенка как на внешние, так и на внутренние объекты. Картина этих объектов изменяется шаг за.шагом по мере развития процессов модификации тревоги и усовершенствования либидинозной орга­низации, происходящих в психике ребенка.

Его отношение как ко внутреннему, так и к внешнему миру совершенствуется одновременно; взаимная зависимость между этими отношениями подразумевает изменения в процессах инт-роекции и проекции, которые являются существенными факто­рами ослабления тревоги преследования и депрессивной трево­ги. Все это приводит к возрастанию способности Эго ассимили­ровать Супер-Эго и, таким образом, к росту силы Эго.

С достижением стабилизации некоторые фундаментальные факторы подвергаются переменам. Я не затронула этого момента в развитии Эго, которое, как я пыталась показать, на каждом своем шагу тесно связано с эмоциональным развитием и моди­фикацией тревоги — переменами, происходящими в бессознатель­ном, и теперь хочу подчеркнуть этот момент. Эти перемены, я думаю, станут более понятны, если мы свяжем их с происхож­дением тревоги. В этом вопросе я отсылаю читателей к моему утверждению о том, что деструктивные импульсы (инстинкт смер­ти) являются первичным фактором, обусловливающим тревогу.

Жадность возрастает по мере роста недовольства и ненави­сти, т. е. проявлений деструктивного влечения; но эти проявле­ния, в свою очередь, подкрепляются тревогой преследования. Когда в ходе развития тревога ослабевает и более надежно

держится в рамках, то же самое происходит с обидой и с нена­вистью, а это в конечном счете приводит к уменьшению амби­валентности. Если выразить это в терминах влечений, получит­ся следующее: когда младенческий невроз проходит свое раз­витие, т. е. когда тревога преследования и депрессивная тревога уже уменьшены и подвергнуты модификации, изменяется рав­новесие в слиянии двух влечений (влечения к жизни и влече­ния в смерти) и, следовательно, в слиянии либидо и агрессии. Это подразумевает важные перемены в бессознательных про­цессах, т. е. в структуре Супер-Эго и в сфере бессознательной (как и сознательной) части Эго.

Как мы уже видели, колебания между либидинозными пози­циями и между прогрессом и регрессией, которые так харак­терны для первого года, нераздельно связаны с чередованиями тревоги преследования и депрессивной тревоги, возникающими в раннем детстве. Эти тревоги, следовательно, являются не толь­ко существенным фактором в процессах фиксации и регрессии, но и, кроме того, влияют на ход психического развития.

Предпосылкой нормального развития является то, что во вза­имодействии между регрессией и движением вперед уже дос­тигаются и удерживаются фундаментальные аспекты развития. Иначе говоря, процесс интеграции и синтеза в начале развития не является основным и постоянно нарушается; если тревога постепенно модифицируется, прогресс непрестанно будет преобладать над регрессией и в ходе развития и преодоления младенческого невроза будет заложен базис психической стабильности.

ПРИМЕЧАНИЯ К РАЗДЕЛУ

№1

Маргарет А. Риббли описывает наблюдения, произве­денные ею над 500 младенцами («Младенческий опыт в отно­шении развития личности», 1944), и некоторые из выражаемых ею точек зрения дополняют мои выводы, являющиеся результа­том анализа маленьких детей.

Так, в отношении матери она особо подчеркивает потребность младенца быть окруженным материнским уходом с самого нача­ла жизни, эта потребность не ограничивается одним лишь удов­летворением от сосания. Например, она пишет: «Многие из ка­честв и свойств личности ребенка зависят от его эмоциональной привязанности к матери. Эта привязанность (или, используя

психоаналитический термин, можно назвать это «катексис» — удержание) к матери постепенно вырастает из удовлетворения, получаемого от нее. Мы изучили природу этого развивающего­ся отношения, которое так неуловимо, но тем не менее так су­щественно в своих деталях. Первоначально в его формирование вносят вклад три типа сенсорного опыта и переживаний, а имен­но тактильный, кинестетический (т. е. чувство положения тела) и опыт звуковой чувствительности. Развитие этих сенсорных спо­собностей было отмечено почти всеми, кто наблюдал за поведе­нием детей... но не было подчеркнуто их особое значение для личных отношений между матерью и ребенком».

Важность «личных» отношений для физического развития ребенка подчеркивается ею в разных местах книги; например, она говорит: «...наиболее тривиальные нарушения норм в ухо­де за ребенком, такие, как слишком малый уход, или смены нянек, или перемены в общем режиме, часто приводят к таким расстройствам, как бледность, нерегулярное дыхание, расстрой­ства пищеварения. У младенцев, конституционально чувстви­тельных или имеющих нездрровую организацию, эти расстрой­ства, если они слишком часты, могут надолго изменить ход раз­вития (органического и психического) и нередко угрожают и самой жизни».

В другом месте автор обобщает эти расстройства следую­щим образом: «Младенец ввиду несовершенства его мозга и не­рвной системы постоянно ^подвергается опасности функциональ­ной дезорганизации. Внешняя опасность заключается во внезап­ной сепарации от матери, которая то ли интуитивно, то ли сознательно должна поддержать это функциональное равнове­сие. Запущенность или недостаток любви могут быть в равной мере губительны. Внутренне опасность проявляется в повыше­нии напряжения, вызываемого биологическими потребностями и неспособностью организма удержать свою внутреннюю энер­гию или метаболическое равновесие и рефлекторную возбуди­мость. Может обостриться кислородное голодание, так как ды­хательная система маленького ребенка еще недостаточно раз­вита для того, чтобы адекватно работать в ситуации возрастающих внутренних требований, обусловленных быстрым развитием моз­говых тканей».

Эти функциональные расстройства, которые, согласно М. Риббли, могут доходить до уровня, угрожающего жизни, мо­гут быть проинтерпретированы как проявление инстинкта смер­ти, который, согласно Фрейду, прежде всего направлен против

самого организма («По ту сторону принципа удовольствия»). Я утверждаю, что эти опасности, возбуждаемые страхом уничто­жения, смерти, являются первичной причиной тревоги. Тот факт, что биологические, физиологические и психологические факто­ры связаны с самого начала жизни, иллюстрируется наблюде­ниями М. Риббли. Я в продолжение этого делаю вывод, что пос­ледовательность матери, ее константное присутствие, которые укрепляют либидинозное отношение ребенка к ней (и которое для детей «...конституционально чувствительных или имеющих нездоровую организацию...» существенным образом важно даже для того, чтобы выжить), служат опорой для инстинкта жизни в его борьбе с инстинктом смерти. В настоящем разделе и ранее я обсудила этот момент более полно.

Другой проблемный вопрос, в котором выводы Риббли и мои совпадают, касается перемен, происходящих, по ее описанию, приблизительно на третьем месяце жизни ребенка. Эти пере­мены могут быть рассмотрены в качестве физиологического до­полнения тех изменений в эмоциональной жизни, которые я опи­сываю как начало депрессивной позиции. Она говорит: «В это время взаимосогласованные деятельности — дыхание, пищеваре­ние и циркулирование крови — начинают демонстрировать зна­чительную стабильность, тем самым показывая, что автономная нервная система приняла на себя эти специфические функции. Из анатомии мы знаем, что зародышевые системы циркуляции обычно к этому времени сходят на нет... Где-то в это время ти­пично взрослые паттерны мозговых волн начинают возникать в электроэнцефалограмме... и они,, вероятно, индуцируют более зрелую форму мозговой активности. Поток эмоциональных ре­акций, не всегда хорошо дифференцированных, но ясно выра­жающих позитивное или негативное отношение, охватывает всю моторную систему... глаза хорошо фокусируются и способны по­всюду следить за матерью... слуховые анализаторы функциони­руют нормально и позволяют различать производимые матерью звуки. Ее звук или вид вызывают позитивный эмоциональный ответ, что раньше достигалось только в улыбке и даже всплес­ках неподдельной радости». Эти перемены, я думаю, тесно свя­заны с сокращением процесса расщепления и с прогрессом в Эго-интеграции и объектных отношениях, особенно в появле­нии у ребенка способности воспринимать и интегрировать мать в качестве целостной личности,— и все они описаны мною как происходящие во второй четверти первого года жизни в связи ^с началом депрессивной позиции.

№2

Если эти фундаментальные механизмы в отношениях между Эго и Супер-Эго не имели в достаточной мере места в раннем развитии, то одна из существенных задач психоанали­за— дать пациенту возможность сделать это ретроспективно. Это возможно только посредством анализа наиболее ранних стадий развития (наряду с более поздними) и досконального анализа негативного переноса наряду с позитивным. В переменчивой си­туации переноса внешние и внутренние фигуры — «хорошие» и «плохие»,— которые главным образом формируют развитие Су­пер-Эго и объектных отношений, будут переноситься,на анали­тика. Следовательно, временами он должен служить'символом пугающей фигуры или фигур, и только таким образом младен­ческая тревога преследования может быть в полной мере пре­одолена и ослаблена. Если ацалитик склонен подкреплять пози­тивный перенос, он избегает того,_ц чтобы играть в психике* пациента роль «плохой» фигуры, и интроецируется преимуще­ственно как «хороший» объект. Кроме того, в некоторых случа­ях вера в «хорошие» объекты может быть укреплена в доста­точной мере, но при этом очень далека от стабильности, так как пациент не был способен пережить ненависть, тревогу и подо­зрения, которые на ранних стадиях жизни были связаны с опас­ными фигурами его родителей. И только в процессе анализа как негативного, так и позитивного переноса, в результате ко­торого аналитик выступает попеременно то в роли хорошего, то в роли плохого объекта, любимой или ненавидимой фигуры, то вызывая восторг пациента, то рождая в нем страх, пациенту уда­ется проработать, а следовательно, и модифицировать ранние стадии тревог; уменьшается расщепление между «плохими» и «хорошими» фигурами, они становятся более синтезированны­ми, т. е. агрессия смягчается благодаря либидо. Иначе говоря, тревога преследования и депрессивная тревога, можно сказать, ослабляются в самом своем основании.

№3

Абрахам относит фиксацию либидо на оральном уров­не к одному из наиболее существенных факторов в этиологии меланхолии. В отдельном случае он описывает эту фиксацию следующим образом: «В его депрессивных состояниях он пре­возмогал их благодаря страстному стремлению к материнской

груди, стремлению, которое было неописумо мощным и отлич­ным от всего остального. Если либидо все еще остается фик­сированным на этой точке с повзрослением индивида, то мож­но считать заложенной одну из основных предпосылок разви­тия меланхолической депрессии» («Избранные труды»).

Абрахам привел достаточные основания в доказательство сво­их выводов, проливающих больше света на связь между мелан­холией и нормальной скорбью, приводя выдержки из двух ис­торий болезни. Это были действительно первые два случая ма­ниакально-депрессивного заболевания, подвергнутые полному, законченному анализу,— новая ступень в развитии психоанали­за. До этих пор не так много публиковалось клинических мате­риалов в поддержку фрейдовской теории в исследовании ме­ланхолии. Как говорил сам Абрахам: «Фрейд в общем описал очертания психосексуальных процессов, происходящих в пси­хике меланхолика. Он был способен добиться интуитивных пред­ставлений о них из лечения случайно попадавшихся ему деп­рессивных пациентов, но и до сих пор не так много в литерату­ре по психоанализу публикуется'клинических материалов в поддержку его теории».

Но даже на примере этих нескольких случаев Абрахам при­шел к пониманию того, что уже в детстве (в возрасте 5 лет) присутствовало действительное состояние меланхолии. Он говорил, что склонен рассматривать это как случай «primal parathymia», являющегося результатом Эдипова комплекса маль­чика-пациента, и делал следующий вывод: «Это является тем со­стоянием психики, которое мы называем меланхолия».

Шандор Радо в работе «Проблема меланхолии» (1928) по­шел дальше и высказал предположение, что источник мелан­холии может быть обнаружен в ситуации голода грудного ре­бенка. Он писал: «Наиболее глубокая точка фиксации в деп­рессивной диспозиции может быть обнаружена в ситуации угрозы потери любви (Фрейд), а более конкретно — в ситуа­ции голода ребенка грудного возраста». Ссылаясь на утверж­дение Фрейда о том, что в мании Эго еще раз сливается с Супер-Эго в единое целое, Радо сделал вывод, что «этот про­цесс является точным интрапсихическим повторением пережи­вания такого слияния с матерью, которое имело место во время кормления грудью». Тем не менее Радо не применил это­го вывода к эмоциональной жизни младенца, он рассматривал свое умозаключение только в русле понимания этиологии меланхолии.

№4

Картина первых шести месяцев жизни, которую я на­метила в общих чертах в этих двух подразделах, включает мо­дификацию некоторых концепций, намеченных мною в работе «Психоанализ детей». Там я описывала слияние агрессивных им­пульсов, происходящих от разных источников, как «фазу макси­мального садизма». Я по-прежнему верю, что агрессивные им­пульсы достигают своего наивысшего накала в течение этого периода доминирования тревоги преследования; или, иначе го­воря, что тревога преследования стимулируется деструктивным инстинктом и постоянно подпитывается благодаря проекции де­структивных импульсов на объект. Можно считать отличитель­ной особенностью тревоги преследования то, что она увеличи­вает ненависть и атаки на те объекты, которые ощущаются как преследователи, и в то же время это, в свою очередь, укрепля­ет чувство преследования.