II. Видение о. Николая (Турки), схимонаха скита Оптиной пустыни

Кто читал мою книгу "Великое в малом", тому известен оптинский подвижник, схимонах Николай, по прозванию Турка. В статье "Не­бесные Обители" я рассказал, со слов одного моего духовного друга, о видении, бывшем это­му подвижнику. Теперь в скитских рукописях я нашел краткое жизнеописание о. Николая и более подробный рассказ, записанный со слов его самого, о том, что увидел он, но милости Божией, в жизни будущего века, в тех небесных обителях, куда призывает Господь всех любя­щих Его и куда уже призван ныне Николай Турка, подвижник оптинский^[215].

Схимонах Николай, — так сообщает его биография, — в миру Николай Абрулах, ка­занский мещанин. Из представленного им сви­детельства Херсонской духовной консистории видно, что он бывший магометанин, имя его было Юсуф Оглы, бывший турецкий поддан­ный, родом из Малой Азии. Служил в турец­кой гвардии офицером. Когда он почувствовал желание креститься в православную веру и стал об этом открыто заявлять родичам своим тур­кам, то они так возненавидели его за это, что он дня по два, как "гяур", не мог найти себе пищи. Его мучили, вырезали куски из тела его. Ему удалось бежать в Россию. В Одессе в Ка­рантинной церкви он был крещен в октябре 1874 г. и назван Николаем. Восприемниками его были: одесский градоначальник, тайный совет­ник Николай Иванович Бухарин и 1-й гильдии купчиха Наталия Ивановна Гладкова. Затем он в Казани приписался в мещанское общество. 18 июля 1891 года, 63 лет от роду, он поступил в Скит Оптиной пустыни. Господь сподобил его духовных утешений: восхищен был в рай, где наслаждался созерцанием неизреченных райс­ких красот. Отличался кротостью, смирением и братолюбием. Келья его была рядом с кельей монаха Мартирия (скончался иеродиаконом). Топил за него печи, и когда тот, удивляясь, спра­шивал:

— За что ты это для меня делаешь?

Отвечал просто:

— Я тебя люблю.

Скончался 18 августа 1893 года, 65 лет от роду.

"В четверг 13 мая 1893 года, — сказывал Бо­жий угодник этот, — утром, часу в третьем, я на­чал читать акафист Святителю Николаю Чудо­творцу. Господь мне даровал такую благодать при этом, что вся книга была смочена слезами. По окончании чтения утрени я начал читать псалом 50-й — "Помилуй мя, Боже", — а после него Символ веры, и когда его окончил и про­изнес последние слова: "и жизни будущаго века. Аминь", в это самое мгновение невидимая рука взяла мои руки и сложила их крестообраз­но на груди, а голову мою со всех сторон объял огонь, похожий на цвет радуги^[216]. Огонь этот, не опаляя меня, наполнил все существо мое неизглаголанною радостию, до того времени мне со­вершенно неизвестной и неиспытанной. Радо­сти этой невозможно уподобить никакой земной радости. И тут я не помню, как и когда я уви­дел себя перенесенным в некую дивно прекрас­ную местность, исполненную света. Никаких земных предметов я не видел там, видел только одно бесконечное и беспредельное море света.

В то же время я увидел около себя с левой стороны двух стоящих людей, из коих один но виду был юноша, а другой старец. И мне сер­дечным извещением дано было знать, что один из них св. Андрей, Христа ради юродивый, а другой ученик его — св. Епифаний. Оба они стояли молча. И тут я увидел перед собой как бы занавес темно-малинового цвета. И взгля­нув вверх, я над занавесом увидел Господа Иисуса Христа, восседающего на престоле и облеченного в драгоценные одежды наподобие архиерейских. На главе его была надета мит­ра, тоже похожая на архиерейскую. С правой стороны Господа стояла Божия Матерь, а с ле­вой — Иоанн Креститель. Одежды на них были подобны тем, которые обыкновенно пишутся на их иконах. Св. Иоанн Креститель в одной руке держал знамение Креста Господня. По сто­ронам Господа стояло двое светоносных юно­шей дивной красоты, в руках своих они держа­ли пламенное оружие. Сердце мое преисполнено было неизреченной радости.

Я смотрел на Спасителя и несказанно на­слаждался зрением Божественного Его лика. На вид Господу было лет 30. И явилось тут во мне сознание, что вот я, величайший грешник, хуже всякого пса, и вдруг удостоился от Господа та­кой великой милости, что стою пред Престолом Его неизреченной славы.

Господь кротко смотрел на меня и как бы ободрял меня. Так же кротко смотрели на меня Божия Матерь и св. Иоанн Креститель. Но ни от Господа, ни от Пречистой Его Матери, ни от Крестителя Господня я не сподобился слы­шать ни единого слова. В это время я увидел пред Господом схимонаха нашего скита о. Ни­колая (Лопатина), скончавшегося в полдень 10 мая и еще не погребенного, так как ожидали приезда из Москвы его родного брата. О. Ни­колай совершил земное поклонение пред Госпо­дом, но только схимы на нем не было, а одет он был, как послушник, — в руках четки и голо­ва непокрыта. И после сего я взглянул: и вот — с правой стороны великое множество людей, приближавшихся ко мне. По мере их прибли­жения я начал слышать пение, но слов не мог разобрать. И увидел я в их среде лиц и в архи­ерейских облачениях, и в иноческих мантиях; у них в руках были ветви. И между ними я ви­дел и женщин в богатых и прекрасных одеждах. В сонме святых этих я узнал многих по их изоб­ражениям на святых иконах — пророка Мои­сея, державшего в деснице своей скрижали За­вета; пророка и царя Давида, у которого было некое подобие гуслей, издававших прекрасней­шие звуки; увидел я и Ангела своего — Святите­ля Николая. Среди этих великих Божиих угод­ников я видел и наших почивших старцев — Льва, Макария и Амвросия, а также и некото­рых из отцов нашего скита, еще живых.

И все это великое собрание взирало на меня с любовию. И вдруг увидел я перед собою, меж­ду мною н занавесом, неизмеримую великую пропасть, исполненную мрака, и во мраке этом, на страшной глубине, — самого князя тьмы в том его виде, в каком он изображен на священ­ных картинах. На руках сатаны сидел Иуда, державший в руках подобие мешка. Возле кня­зя тьмы стоял лжепророк Магомет в длиннопо­лой одежде зеленого цвета и такого же цвета чалме. Вокруг сатаны, который представлял со­бою как бы центр пропасти, на всем ее беспредельном пространстве я видел тоже множество людей всякого состояния, пола и возраста, но между ними никого знакомого не заметил. Из пропасти доносились до меня вопли отчаяния и невыразимого ужаса, не передаваемых никакими словами. На этом видение это кончилось.

После этого я был поставлен внезапно в ином месте. Это место исполнено было такого же лучезарного света, однородного, показалось мне, с виденным мною в первом месте. Святых Андрея и Епифания со мною уже не было... Что видел я там, то трудно передать словами. И как изобразить человеческим языком земнородных небесные красоты, неизреченные, предивные, поистине неизглаголанные? Все там бесконечно прекраснее нашего. Видел там как бы великие и прекрасные деревья, обремененные плода­ми; деревья эти расположены были как бы аллеями, которым и конца не было видно; вершины деревьев сплетались между собою, образуя как бы свод; устланы были аллеи эти как бы чистейшим золотом необыкновенного блеска. На деревьях сидело великое множество птиц, несколько напоминавших видом своим птиц наших тропических стран, но только бесконечно превосходящих их своею красотою. Красоты и гармонии их пения никакая земная музыка передать не в состоянии — так оно было сладостно.

В саду этом протекала река; прозрачность вод ее превосходит всякое описание. И между деревьями сада я увидел дивные обители, как бы дворцы, по подобию виденных мною в Константинополе, но только без всякого сравнения превосходнее и краше. Цвет их стен был как бы малиновый, похожий цветом и блеском на рубин. И я знал, что место это — рай, расположе­нием своим напоминавший мне отчасти наш оптинский скит, где иноческие кельи также сто­ят отдельно друг от друга, разделенные груп­пами фруктовых деревьев. Рай был окружен стеной, которую я видел только с южной сторо­ны. На этой стене я прочитал имена 12 Апосто­лов. И увидел я в раю некоего мужа, облеченно­го в блестящие одежды и сидящего на престоле, как бы белоснежном. На вид мужу этому было лет шестьдесят, но лик его, несмотря на седины, был как у юноши. Кругом него стояло множество нищих, которым он что-то раздавал. И внутренний голос сказал мне: "Это Филарет Милостивый".

После него я никого из праведных обитателей рая не сподобился видеть. Посреди райско­го сада я увидел Животворящий Крест с распятым на нем Господом. Невидимая рука указала мне поклониться Ему, что я и исполнил. И когда я преклонился перед Ним, в то же мгновение неизреченная и великая сладость, подобно пламени, напоила мое сердце и проникла все существо мое.

И увидел я после того великую обитель, видом подобную прочим, находящимся в раю, но неизмеримо превосходящую их своею красотою. Вершина ее, наподобие исполинского церковного купола, возносилась в бесконечнуювысьи как бытерялась в ней. В обители этой я заметил как бы подобие некоей террасы, и на ней на богатоукрашенном троне я увидел Царицу Небесную. Вокруг Нее стояло великое множе­ство прекрасных юношей в блистающих белых одеждах, держащих в руках подобие некоего оружия, но какого, я неразглядел. Одежда на Матери Божией была такая же, как изображается она на святых иконах, но только разноцветная. На главе Ее была корона наподобие царской. Царица Небесная милостиво глядела на меня, но слов от Нееуслышать я не сподобился.

После сего, как бы в воздухе, я удостоился узреть Пресвятую Троицу, Отца и Сына и Свя­того Духа, в подобии, изображаемом на святых Ее иконах: Бога Отца — в виде святолепного Старца, Бога Сына — в виде Мужа, держаще­го в деснице Своей Честный и Животворящий Крест, и Бога Духа Святого — в виде голубя.

И казалось мне, что я долго ходил среди рая, созерцая дивные его красоты, превосходящие всякое человеческое о нем представление.

Когда же я очнулся от этого видения, то долго не мог прийти в себя от великого и неизре­ченного утешения этого и весь этот день был как бы вне себя от радости, наполнявшей мое сердце. Ничего подобного сей радости до этого времени я никогда не испытывал".

На этом в скитской рукописи заканчивается описание видения скитского подвижника — схимонаха Николая Турка.

"Ну что ты еще знать хочешь, чего допытываешься? — говорил он старцу схиархимандриту Варсонофию, в то время ещепослушнику.— Придет время — и сам увидишь. Что тебе еще сказать? Да и как сказать тебе? Ведь на человеческом языке нет тех слов, которые могли бы передать, что там совершается; ведь на земле и красок-то тех нет, которые я там видел. Как же тебе все это передать?.. Ну, вот послушай, что я тебе скажу: ты знаешь ведь, что такое хорошая музыка?.. Ну, вот я слышал ее, только что слышал, она у меня звучит в ушах, она поет в моем сердце, я все еще продолжаю ее слышать. А ты ее не слыхал. Как же, какими словами могу я тебе рассказать о ней, чтобы и ты по моим сло­вам мог ее слышать и со мною вместе ею наслаж­даться? Ведь не можешь?"

ГЛАВА ВТОРАЯ

ЕЛЕНА АНДРЕЕВНА ВОРОНОВА