Чудо св. великомученика Пантелеймона в Торопецкой уездной управе. Гибель адмирала Макарова в необычном освещении

Сегодня, перелистывая свою записную книж­ку, я напал на копию с постановления Торо­пецкой¹ уездной земской управы, присланную мне одним боголюбцем в такое время, когда на родине моей, в Орловской губернии, ожидали холеры и для встречи этой страшной гостьи при­нимали все меры, указанные "наукой". Прочи­тал я постановление это и скорбно задумался: куда, в какую "страну далече" отошли мы, дети, от отцов наших?! Мыслимо ли теперь в любом из земских собраний постановление, по­добное нижеследующему, что постановили рус­ские люди Торопецкого земства?

Постановление это я выписываю здесь во всей его неприкосновенности.

"С 1865 года, — так пишется в этом доку­менте, — земские собрания и комитеты народ­ного здравия почти во всех городах и уездах империи стали принимать меры против ожида­емой в 1866 году эпидемической холеры. Земс­кое собрание Торопецкого уезда, имея в виду, Псковский губернии что в 1830-м и 1848 годах в городе Торопце и его уезде холеры не было и зная твердую веру народа в милосердие Божие, не делало посему никаких особых распоряжений. Между тем Псковская земская управа просила Торопецкую сообщить ей, какие меры принимаются ею в случае появления эпидемии. Члены Торопец- кой управы, сознавая ответственность свою перед обществом в случае непринятия ими мер при появлении холеры, решились, по совеща­нии, отвечать так: хотя земским собранием ука­зания на сей предмет не сделано, Торопецкая управа просит Псковскую уведомить, какие распоряжения делаются по сему предмету в дру­гих городах губернии, дабы и она, в случае на­добности, могла сделать то же самое.

Когда составлено было такое отношение и писец Антонов стал переписывать его, то, на­писав, что "на принятие энергических мер к пре­дупреждению эпидемии указаний от уездного земск...", поднял лист, чтобы посмотреть, хоро­шо ли им написано. В эту минуту сидевшие против него писаря — Кожевников и Черепен­ников — заметили на обороте листа какое-то неясное изображение.

— Ты пишешь на картинке, — сказали они ему и, рассмотрев лист, увидели как бы тень или слабый отпечаток изображения какого-то свя­того, о чем тотчас же объявили секретарю Рай­кову, а он доложил членам управы.

Случилось это в феврале 1866 года. Молва распространилась, и желавшие видеть это изоб­ражение находили, что оно есть лик святого ве­ликомученика и целителя Пантелеймона, что впоследствии, по внимательном рассмотрении, оказалось действительно так.

Холера 1866 года, вырвав свои жертвы в ок­рестных уездах, и в этот, уже третий, раз мино­вала Торопец и его уезд; а в октябре того же года мощи святого целителя Пантелеймона^[49] по­сетили Торопец.

Посему члены Управы, имея в виду:

1) что на единственной бумаге, в которой в первый раз управа выражала предположение человеческих средств против непонятной болез­ни, обозначился лик угодника Божия и цели­теля Пантелеймона;

2) что холеры в 1866 году в Торопце не было:

3) что бланк, или лист, на котором было написано отношение в губернскую управу, пе­чатанный в Москве, есть один из нескольких сот, имеющихся в управе, на котором оказалось изображение;

4) что мощи св. угодника Божия Пантелей­мона в тот же год посетили г. Торопец, —

постановили:

В память вышеуказанных событий лист с оттенком изображения угодника Пантелеймо­на просить освятить 14 октября и хранить в уез­дной управе, в воспоминание милости Божией и угодников Его, избавляющих город Торопец и уезд его от холеры.

Подлинное подписали: председатель упра­вы Петр Языков. Член управы Иван Харинс- кий. Секретарь управы коллежский асессор Райков".

Как за какие-нибудь 45 лет изменилась Русь, когда-то святая! Но та, прежняя Русь рож­дала Суворовых, а теперешняя?..

И вспоминается мне герой несчастной Япон­ской войны — адмирал Макаров, надежда рус­ского флота, восходящая звезда его славы, и... смерть его. В те великоскорбные дни, когда был пущен ко дну "Петропавловск" вместе с адми­ралом Макаровым, в газете "Русь", служившей, как известно, целям революции и, следователь­но, не имевшей, казалось бы, никакого отно­шения к явлениям и знамениям потустороннего мира, была напечатана корреспонденция из одного южнорусского города (помнится, из Ки­шинева). Там, в крайней бедности, проживала родная сестра погибшего адмирала^[50].

В самый день и час гибели "Петропавловс­ка" адмирал Макаров, как о том его сестра пе­редавала корреспонденту "Руси", явился ей во сне. Вид его был жалкий, растерянный, печаль­ный.

— Я не погиб еще, Варя^[51], — сказал он, — взрыв был в кормовой части броненосца. Мне страшно тяжело, Варя, но я еще не погиб окон­чательно.

Сообщение это было записано корреспон­дентом, что называется, между прочим, — не то ему, да и его читателям, было нужно, — а меж­ду тем в нем мне чудятся огненные слова:

Мене. Текел. У парсин.

"Аще не покаетесь, вси такожде погибнете!"

Когда провожали на войну адмирала, то за ним в пути следом подвигалась целая армия газетных ищеек. Подхватывалось каждое его слово, каждый его жест фотографировался — все заносилось на страницы уличной печати, яркой представительницей которой в то злове­щее время была газета "Русь". И вот на столб­цах этой газеты в дни выезда Макарова из Пе­тербурга навстречу смерти было напечатано следующее^[52]:

"Адмирал занял место в купе, куда к нему вскоре подсел старый его товарищ, теперь на­ходящийся уже не у дел. Произошел, как водит­ся, разговор на злободневные темы, и, в част­ности, о последних событиях, вырвавших из строя нашей Тихоокеанской эскадры столько судов и человеческих жизней, погибших без сла­вы и без пользы для дела.

— Ну, уж я-то не собираюсь так погибать! — воскликнул Макаров...".

И погиб.

И все мы так же погибнем, если не покаемся, и, кажется, уже погибаем, ибо не каемся.

Ах, как далеко нам до членов Торопецкой уездной земской управы состава 1866 года!

 

Мая

Из воспоминаний епископа Сегюр.

Смерть генерала В.

Моя жена^[53] находится в родстве с графами Ростопчиными. Одна из Ростопчиных, дочь зна­менитого московского военного губернатора, была замужем за французским графом Сегюр. В воспоминаниях ее сына, римско-католическо- го епископа Сегюр, рассказан, между прочим, случай, весьма сходный с описанным мною вче­ра и касавшимся адмирала Макарова. Вот что пишет епископ Сегюр:

"Это было в России немного раньше войны 1812 года. Мой дедушка, граф Ростопчин, мос­ковский военный губернатор, был связан уза­ми сильной дружбы с графом Орловым^[54], на­столько же безбожным, насколько и бравым. Однажды, во время ужина с обильными возли­яниями, граф Орлов и один из его друзей, гене­рал В., такой же вольтерианец, как и Орлов, начали шутить над религией, и в особенности стали прохаживаться насчет ада.

— А что, — сказал Орлов, — если кто слу­чайно окажется по ту сторону?

— Прекрасно! — возразил ему на это гене­рал В. — Тот из нас, кто пойдет туда первым, пусть возвратится и уведомит другого.

— Превосходная мысль! — воскликнул Ор­лов. И оба тут же дали друг другу честное сло­во не забывать об этом обещании.

Через несколько недель после этого русская армия отправилась в кампанию, и генерал В. получил в ней высшее назначение.

Прошло две-три недели, как он покинул Москву. Однажды, очень рано утром, в то вре­мя как мой дедушка занимался еще туалетом, дверь его комнаты вдруг с силой отворилась, и в комнату вошел граф Орлов — в халате, в туф­лях, с растрепанными волосами, с угрюмым взглядом, бледный, как смерть...

— Орлов, это ты? — вскрикивает Ростоп­чин. — В такое время и в таком костюме! Что тебе нужно, что случилось?

— Мне кажется, — ответил Орлов, — что я с ума схожу: я только что видел генерала В.

— Да разве он возвратился?

— Ах нет! — ответил Орлов, бросаясь на диван и хватаясь за голову. — Нет, он не воз­вращался, и в этом-то весь ужас!

Ничего не понимая, дедушка попросил объяснения.

— Несколько времени тому назад, — ска­зал Орлов — В. и я поклялись, что если кто из нас умрет первым, то должен будет прийти и сказать что-нибудь о потустороннем мире. Око­ло получаса тому назад я преспокойно лежал в своей постели, совершенно о В. не думая, как вдруг занавесь моей постели с силой раздвину­лась, и я в двух шагах от себя увидел В. Блед­ный, прижав руки к груди, он сказал мне: "Ад существует, и я там!" Сказал и исчез. Я тотчас же пошел к тебе. У меня голова идет кругом. Странно мне это, удивительно странно! Дедушка успокоил его, как мог. Потом при­казал приготовить экипаж и отвез его домой.

Десять или двенадцать дней спустя курьер из армии привез известие о смерти генерала В. В то самое утро когда его видел и слышал Ор­лов, даже в тот самый час, когда он явился в Москве, несчастный генерал, выходя, чтобы рассмотреть неприятельские позиции, был сра­жен пулей в грудь навылет и тотчас же умер".

 

Мая