Николай Николаевич - Повесть (1970)

Бывший вор-карманник Николай Николаевич за бутылкой рассказы­вает историю своей жизни молчаливому собеседнику.

Он освободился девятнадцати лет, сразу после войны. Тетка его прописала в Москве. Николай Николаевич нигде не работал — куропчил (воровал) по карманам в трамвайной толчее и был при день­гах. Но тут вышел указ об увеличении срока за воровство, и Николай Николаевич, по совету тетки, устраивается работать в лабораторию к своему соседу по коммунальной квартире, ученому-биологу по фами­лии Кимза.

Неделю Николай Николаевич моет склянки и однажды в очереди у буфета, повинуясь привычке, вытаскивает у начальника кадров бу­мажник. В туалете он обнаруживает в бумажнике не деньги, а доно­сы на сотрудников института. Николай Николаевич спускает все это «богатство» в унитаз, оставив лишь донос на Кимзу, которому его по­казывает. Тот бледнеет и растворяет донос в кислоте. Назавтра Нико­лай Николаевич говорит Кимзе, что бросает работу. Кимза предлагает ему работать в новом качестве — стать донором спермы для своих новых опытов, равных которым не было в истории биологии. Они об­говаривают условия: оргазм ежедневно по утрам, рабочий день не нормирован, оклад — восемьсот двадцать рублей. Николай Николае­вич соглашается.

На всякий случай вечером он идет посоветоваться насчет своей бу­дущей работы с приятелем — международным «уркой». Тот говорит, что Николай Николаевич продешевил — «я бы этим биологам по­штучно свои живчики продавал. На то им и микроскопы дадены — мелочь подсчитывать. Жалко вот, нельзя разбавить малофейку. Ну, вроде как сметану в магазине. Тоже навар был бы». Николай Нико­лаевич рассчитывает в будущем постепенно поднять цену.

В первый раз он заполняет пробирку наполовину — «целый млеч­ный путь», как говорил когда-то его сосед по нарам, астроном по специальности. Кимза доволен: «Ну, Николай, ты супермен».

Николай Николаевич «выбивает» повышение оклада до двух тысяч четырехсот, специально бросает в пробирку грязь с каблука — в ре­зультате этой хитрости, якобы для стерильности рабочего процесса, получает в месяц два литра спирта. На радостях Николай Николаевич напивается с международным уркой и назавтра на рабочем месте никак не может довести себя до оргазма. Он весь взмок, рука дро­жит, но ничего не получается. В дверь просовывает голову какой-то академик: «Что же вы, батенька, извергнуть не можете семечко?» Вдруг одна младшая научная сотрудница, Влада Юрьевна, входит в комнату, выключает свет — и своей рукой берет Николая Николае­вича «за грубый, хамский, упрямую сволочь, за член...». Николай Ни­колаевич во время оргазма орет секунд двадцать так, что звенят пробирки и перегорают лампочки, и падает в обморок.

В следующий раз у него опять не получается справиться самостоя­тельно, но уже по другой причине. Оказывается, Николай Николае­вич влюбился и думает только о Владе Юрьевне. Она снова приходит на помощь. После работы Николай Николаевич выслеживает Владу Юрьевну, чтобы узнать, где она живет. Ему хочется «просто так смот­реть на лицо ее белое... на волосы рыжие и глаза зеленые».

Назавтра Николаю Николаевичу сообщают, что его живчика по­местили Владе Юрьевне и она забеременела. Николай Николаевич расстроен до слез, что таким способом соединен со своей возлюблен­ной, но она говорит: «Я вас понимаю... все это немного грустно. Но наука есть наука».

Комиссия, состоящая из руководства института и людей «не из биологии», закрывает лабораторию, так как генетика объявлена лже­наукой. Николаю Николаевичу устраивают допрос, в чем заключалась его работа, но он, пользуясь своим лагерным опытом, швыряет в рыло замдиректора чернильницу и симулирует припадок эпилепсии. Корчась на полу, он слышит, как замдиректора отказывается от своей жены — Влады Юрьевны. Николай Николаевич вырывается из ин-

ститута, едет к Владе Юрьевне домой и перевозит ее к себе, а сам идет ночевать к международному урке. Утром он дома застает блед­ную Владу Юрьевну, лежащую на диване, и Кимзу, который щупает ее пульс. На нервной почве у Влады Юрьевны случился выкидыш. Николай Николаевич выхаживает Владу Юрьевну, спит рядом с ней на полу. Выдерживать такое близкое соседство он не в силах, но она признается в своей фригидности. Когда же между ними происходит то, о чем так мечтал Николай Николаевич, и когда он «рубает, как дрова в кино «Коммунист», Влада Юрьевна, прислушиваясь к себе, кричит: «Этого не может быть!» В ней просыпается страсть. Каждую ночь они любят друг друга до обморока, приводя друг друга по очере­ди в сознание нашатырем. Кимза приносит домой микроскоп — продолжать опыты, и Николай Николаевич раз в неделю сдает спер­му «для науки» — уже бесплатно.

Жизнь продолжается: уже морганистов и космополитов разобла­чили, Влада Юрьевна идет работать старшей медсестрой, Николай Николаевич устраивается санитаром. Они переживают тяжелые вре­мена. Но тут умирает Сталин. Кимзе возвращают лабораторию, он берет к себе Владу Юрьевну и Николая Николаевича — опыты про­должаются. Николая Николаевича обвешивают датчиками, изучая энергию, которая выделяется при оргазме. Однажды его сперму вво­дят одной шведской даме, и у нее рождается сын, который, правда, ворует — пошел в папу. Во время опытов Николай Николаевич чита­ет книги и делает открытие: степень возбуждения зависит от читае­мого текста. От соцреализма, например, хоть плачь, а не встает, а от чтения, например, Пушкина, «Отелло» или «Мухи-цокотухи» (осо­бенно когда паучок муху уволок) эффект наибольший. Один акаде­мик, проанализировав данные, сообщает Николаю Николаевичу свой вывод: вся советская наука, особенно марксизм-ленинизм, — сплош­ная «суходрочка». «Партия дрочит. Правительство онанирует. Наука мастурбирует», — и всем кажется, что после этого, как при оргазме, вдруг настанет светлое будущее. Академик радуется, что от этой суходрочки не погиб в Николае Николаевиче человек, и спрашивает, каким настоящим делом хочет он заняться после опытов. Николай Николаевич вспоминает одну полезную книгу, выпущенную еще при царе, — «Как самому починить свою обувь», от которой у него «стоял, как штык», и решает пойти работать сапожником. «А как же вы тут без меня?» — спрашивает он у академика. «Управимся. Пусть молодежь сама дрочит. Нечего делать науку в белых перчатках», — отвечает академик и обещает прийти к Николаю Николаевичу чинить туфли.

И Николай Николаевич решает оставить на работе записку: «Я за­вязал. Пусть дрочит Фидель Кастро. Ему делать нечего» - и слинять. Он представляет, как Кимза бросится к Владе Юрьевне в отчаянии: «Остановится сейчас из-за твоего Коленьки наука». А Влада Юрьевна ответит: «Не остановится. У нас накопилось много необработанных фактов. Давайте их обрабатывать».

В. М. Сотников

Кенгуру - Повесть (1975)

Герой повести обращается к своему собутыльнику: «Давай, Коля, на­чнем по порядку, хотя мне совершенно не ясно, какой во всей этой нелепой истории может быть порядок». Однажды, в 1949 г., у героя раздается телефонный звонок. Подполковник госбезопасности Кидалла грозно вызывает к себе гражданина Тэдэ (такова последняя блат­ная кличка героя). Не ожидая ничего хорошего, гражданин Тэдэ сервирует стол на две персоны, думая, сколько же звездочек добавит­ся на бутылке коньяку к его возвращению, смотрит в окно на школь­ницу, с которой надеется выпить в будущем этот коньяк, снимает клопа со стенки, подбрасывает его под дверь соседки Зойки и идет на Лубянку. «Привет холодному уму и горячему сердцу!» — приветству­ет Тэдэ Кидаллу, который когда-то отпустил Тэдэ, пообещав прибе­речь его для особо важного дела. К годовщине Самого Первого Дела органы решают провести показательный процесс. Кидалла предлагает Тэдэ, как обвиняемому по этому процессу, на выбор одно из десяти дел. Все дела — фантастические по своему замыслу и содержанию, что для Тэдэ неудивительно. Он останавливается на «Деле о зверском изнасиловании и убийстве старейшей кенгуру в Московском зоопарке в ночь с 14 июля 1789 года на 9 января 1905 года».

Тэдэ помещают в комфортабельную камеру, чтобы он по системе Станиславского сочинял сценарий процесса. В камере — цветочки, прелестный воздух, на стенах фотографии с картинками, отображаю­щие всю историю партийной борьбы и советской власти. «Радищев едет из Ленинграда в Сталинград», «Детство Плеханова и Стаханова», «Мама Миши Ботвинника на торжественном приеме у гинеколо­га» — лишь некоторые из множества подписей и фотографий. Тэдэ звонит по телефону той самой школьнице, которую видел из окна

своего дома, но попадает к Кидалле. «Этот телефон для признаний и рацпредложений. Подъем, мерзавец! Прекрати яйца чесать, когда с тобой разговаривает офицер контрразведки!» — кричит Кидалла. Оказывается, подполковник видит у себя на экране «омерзительную харю» Тэдэ. После туалета и завтрака приходит профессор биоло­гии — для консультации по вопросам о сумчатых. Кидалла следит за занятиями в камере по монитору, время от времени грубо вмешива­ясь. Целый месяц занимается Тэдэ с профессором и узнает о кенгуру все. Кидалла присылает в камеру множество подсадных стукачек, представительниц всех профессий, которым особенно «ценную ин­формацию» поставляет профессор — половой маньяк, С профессором Тэдэ расстается как с другом..

Для лучшего понимания предстоящих задач Тэдэ добивается, чтобы камеру посетил и Валерий Чкалович Карцер, изобретатель че­кистской ЭВМ, которая способна моделировать фантастические пре­ступления против советского строя.

Беседы, которые ведет Тэдэ с посетителями своей камеры, перего­воры с Кидаллой, слышанное и виденное при этом — все состоит из гротескно подобранных обрывков фраз и лозунгов советской действи­тельности. Фантасмагорией становится и сам процесс, в котором фи­гурируют представители братских компартий и дочерних МГБ, писатели, генералы, скрипачи. Политбюро во главе со Сталиным, кол­хозницы с серпами и пионеры. Несмотря на фантастичность проис­ходящего, жизнь государственной машины, у которой главная часть — органы внутренних дел, поразительно узнаваема.

На процессе Тэдэ проходит под очередной кличкой — Харитон устиныч Йорк. Сам себя герой называет другой кличкой: Фан Фаныч. Подсудимый X. у. Йорк по приговору получает высшую меру, но на самом деле — двадцать пять лет. Фан Фаныч описывает лагерь, слов­но кошмарный сон с мгновенными изменениями времени и места действия, множеством персонажей от надзирателя до Сталина. Через шесть лет, реабилитированный, он возвращается в Москву.

В квартире соседка Зойка в противогазе травит полчища клопов. В комнате Фан Фаныча ждет коньяк, постаревший на шесть лет. Воро­бьи, залетевшие в открытую когда-то форточку, развели в гнездах многочисленное потомство. Фан Фаныч видит в окно девушку — ту самую школьницу, которой любовался шесть лет назад. Он зовет де­вушку Иру в комнату и раскупоривает с ней дождавшуюся-таки бу­тылочку. После недолгого разговора Ира уходит. Фан Фаныч едет на Лубянку, но там ему сообщают, что гражданин Кидалла в органах не работает и никогда не работал и что Фан Фаныч не насиловал кенгу-

ру, а был арестован по ложному обвинению в попытке покушения на Кагановича и Берию. Фан Фаныч, уважая «глухую несознанку», пере­дает привет Кидалле и покидает здание на Лубянке. Через два дня к нему опять приходит Ира, и несколько недель они занимаются любо­вью.

Фан Фаныч посещает зоопарк и в вольере видит кенгуру Джемму, 1950 года рождения, дочь той, убитой по сценарию показательного процесса. Фан Фаныча вызывает инюрколлегия, — оказывается, ав­стралийский миллионер завещал наследство тому, кто изнасилует и зверски убьет кенгуру, так как кенгуру совершали дикие набеги на поля миллионера. Фан Фаныч отказывается, объясняя, что он был осужден совсем по другому обвинению, но ему объясняют, что стране нужна валюта и он обязан принять наследство. После вычитания всех процентов и налогов Фан Фаныч получает две тысячи семьсот один рубль в сертификатах для магазина «Березка». Он спрашивает своего собеседника: «Ну стоило ли угрохивать шестьдесят миллионов человеков ради открытия этого магазина, в котором продается дрянь, кото­рую в нормальных странах продают на каждом углу за нормальные деньги?» Фан Фаныч обещает Коле купить для его жены Влады Юрьевны джинсы и шубку. Он сообщает, что скоро должна вернуть­ся из Крыма Ира, к приезду которой необходимо вынести во двор все опустошенные бутылки, и предлагает последний тост — за Сво­боду.

В. М. Сотников