Андрей Андреевич Вознесенский р. 1933

Авось!

ОПИСАНИЕ В СЕНТИМЕНТАЛЬНЫХ ДОКУМЕНТАХ,

СТИХАХ И МОЛИТВАХ СЛАВНЫХ ЗЛОКЛЮЧЕНИЙ

ДЕЙСТВИТЕЛЬНОГО КАМЕР-ГЕРРА НИКОЛАЯ РЕЗАНОВА,

ДОБЛЕСТНЫХ ОФИЦЕРОВ ФЛОТА ХВАСТОВА И ДОВЫДОВА,

ИХ БЫСТРЫХ ПАРУСНИКОВ «ЮНОНА» И «АВОСЬ», САН-ФРАНЦИССКОГО КОМЕНДАНТА ДОН ХОСЕ ДАРИО

АРГУЭЛЬО, ЛЮБЕЗНОЙ ДОЧЕРИ ЕГО КОНЧИ С ПРИЛОЖЕНИЕМ КАРТЫ СТРАНСТВИЙ НЕОБЫЧАЙНЫХ

Поэма (1971)

«Но здесь должен я Вашему Сиятельству зделать исповедь частных моих приключений. Прекрасная Консепсия умножала день ото дня ко мне веж­ливости... которые кончились тем, что она дала мне руку свою...»

Письмо Н. Резанова Н. Румянцеву 17 июня 1806 г.

(ЦГИА, ф. 13, с. 1, д. 687)

«Пусть как угодно ценят подвиг мой, но при помощи Божьей надеюсь хо­рошо исполнить его, мне первому из Россиян здесь...»

Н. Резанов — директорам Русско-амер. компании

6 ноября 1805 г.

ВСТУПЛЕНИЕ. Наша шхуна называется «Авось». «Авось» — это наша вера и наш девиз. Нас мало, мы врозь, у нас ноль шансов про­тив тысячи, но мы выживаем, мы осиливаем на «Авось». Когда «Аве Мария» бессильна, атеистическую Россию выручает сверхъестествен­ное «Авось». «Авось» вывезет и выручит. А когда мы откинем копы­та, про нас напишет стишки стихотворец с фамилией, начинающейся на «Авось».

I. ПРОЛОГ. В Сан-Франциско пиратствует «Авось»: дочь губерна­тора спит у русского на плече. Позавчера ей исполнилось шестнад­цать. У портьер, вздев крыла, стоят Католичество и Православие. На посту беседуют Довыдов с Хвастовым.

II. X в а с т о в. А что ты думаешь, Довыдов... Д о в ы д о в. О происхождении видов? Х в а с т о в. Да нет...

III. (Молитва Кончи Аргуэльо — Богоматери.) С сан-францисской колокольни плачет барышня. С ней аукается Ярославна. Нет, Кончаковна!

«Матерь Заступница, укрепи меня. Я полюбила пришельца. Полю­била за славу риска, за то, что учил словам ненашей страны... Я — го­сударственная преступница. Пособи мне, как баба бабе. А впрочем, как можешь понять меня ты — ты, которая не любила?! Как ниша наша вселенная, выбравшая богом твоего сына, плод духа и нелюбви!»

И ответила Непорочная: «Доченька...» И они продолжали шеп­таться дальше...

IV. X в а с т о в. А что ты думаешь, Довыдов... Д о в ы д о в. Как вздернуть немцев и пиитов? Х в а с т о в. Да нет...

V. (Молитва Резанова — Богоматери.) «Ну, что тебе надо еще от меня? Я был из простой семьи, но выучился. Я открыл новые земли, загубил во имя Твое всю жизнь. Зачем же лишаешь меня последней услады? Она ж несмышленыш...»

И из риз вышла усталая и сказала: «Люблю тебя. Нет сладу. Ну что тебе надо еще от меня?»

VI. Хвастов спрашивает Довыдова, что он думает о резановской бабе, и в этот момент видит в небе на облачке деву.

VII. (Описание свадьбы, имевшей быть 1 апреля 1806 года.) На свадьбе Резанова и Кончи слуги апельсинами в вине обносили не. Ли-

ловый поп тесные обручальные кольца им примерил не. Довыдов и Хвастов въехали в обеденный зал на скакунах, и их выводили не. Где эти гости? Ночь пуста. Лишь два нательных креста лежат, перепутав­шись.

Архивные документы, относящиеся к делу Резанова Н. П. (комментируют архивные крысы — игреки и иксы)

№ 1. Н. Резанов пишет Н. Румянцеву, что имя Монарха будет более благословляться, когда россияне свергнут рабство чуждым народам...

№ 2. Резанов пишет И. И. Дмитриеву, что ищет новые земли, чтобы расселить там новую расу, создать Третий Мир — без денег и корон. Кстати, просит посодействовать при дворе своей женитьбе на американке.

№ 3. Выписка из истории гг. Довыдова и Хвастова. Из нее следу­ет, что Довыдов и Хвастов стрелялись на дуэли, после этого подружи­лись и вместе махнули к Резанову на Дальний Восток.

Резанов во Втором секретном письме описывает г-на X... который, вступив на новокупленное судно «Юнона», открыл пьянство, которое продолжалось три месяца, и за это время выпил 91/2 ведер француз­ской водки и 2 1/2 ведра крепкого спирта. Споил всех корабельных. По пьяному делу всякую ночь снимался с якоря, но, к счастью, мат­росы постоянно были пьяны...

Далее идет рапорт Довыдова и Хвастова о присоединении ими к территории империи пяти восточных островов, затем выписка из «Донесения мичмана Давыдова на квартире уже под политическим караулом».

№ 6. «Николай Резанов был прозорливым политиком. Живи Реза­нов на 10 лет дольше, то, что мы называем сейчас Калифорнией и Американской Британской Колумбией, были бы русской террито­рией».

Адмирал Ван Дерс (США).

№ 7. Из письма Резанова — Державину. Резанов сообщает, что ему попало в руки очередное переложение оды Горация «Памятник», сделанное «одним гишпанцем». Далее идет сам текст переложения:

«Я — последний поэт цивилизации. Не какой-то определенной, а цивилизации как таковой, поскольку в эпоху духовного кризиса куль-

тура становится наипозорнейшим явлением. За эти слова современ­ники меня удавят, а будущие афро-евро-америко-азиаты будут дока­зывать вздорность моих доводов, сложат новые песни, танцы, напи­шут новые книги... Вот это будет памятник!»

№ 10. Описание того, как Резанов делал предложение Консепсии, как противились их браку ее родители и как дали, наконец, свое со­гласие.

№ 11. Резанов — Конче. Резанов рассказывает невесте о России, где поют серебряные соловьи, где у пруда стоит храм Богородицы и его белоснежные контрофорсы, будто лошади, пьют воду со вкусом чуда и чабреца.

Через год они вернутся в Россию — Резанов добьется согласия царя, Папы и отца Кончи!

IX. (Молитва Богоматери — Резанову.) Она признается, что грешна перед природой. Ее не радовали рождественские звоны. На­против, они казались ей погребальными, звучавшими по ее незарож­денной любви. Дух — это именно то, что возникает между двумя любящими, он не отрицает плоть. Поэтому хочется загасить все цер­кви в обмен на возможность поцеловать губы в табаке.

ЭПИЛОГ. Через год он погибнет в Красноярске. Она скинет мертвый плод и станет первой сан-францисской монахиней.

И. Н. Слюсарева

Евгений Александрович Евтушенко р. 1933

Братская ГЭС - Поэма (1965)

МОЛИТВА ПЕРЕД ПЛОТИНОЙ

«Поэт в России — больше, чем поэт*. Автор подводит итог всему, что случилось прежде, смиренно становясь на колени, просит помощи у великих российских поэтов...

Дай, Пушкин, свою певучесть и свою способность, как бы шаля, жечь глаголом. Дай, Лермонтов, свой желчный взгляд. Дай, Некрасов, боль твоей иссеченной музы, дай силу твоей неизящности. Дай, Блок, свою вещую туманность. Дай, Пастернак, чтобы твоя свеча вовек го­рела во мне. Есенин, дай на счастье нежность мне. Дай, Маяковский, грозную непримиримость, чтобы и я, прорубаясь сквозь время, смог сказать о нем товарищам-потомкам.

ПРОЛОГ

Мне за тридцать. По ночам я плачу о том, что по мелочам растра­тил жизнь. У всех у нас одна болезнь души — поверхностность. Мы на все даем полуответы, а силы угасают...

Вместе с Галей мы осенью ехали по России к морю и за Тулой по-

вернули на Ясную Поляну. Там мы поняли, что гениальность — это связь высоты с глубиной. Три гениальных человека заново родили Рос­сию и не раз еще родят ее: Пушкин, Толстой и Ленин.

Мы снова ехали, ночевали в машине, и я думал о том, что в цепи великих прозрений, быть может, недостает всего лишь звена. Ну, что же — наш черед.

МОНОЛОГ ЕГИПЕТСКОЙ ПИРАМИДЫ

Я умоляю: люди, украдите мою память! Я вижу, что все в мире не ново, все точь-в-точь повторяет Древний Египет. Та же подлость, те же тюрьмы, то же угнетение, те же воры, сплетники, торгаши...

А что за лик у нового сфинкса под названием Россия? Вижу крес­тьян,рабочих, есть и писцы — их очень много. А это, никак, пира­мида?

Я, пирамида, кое-что тебе расскажу. Я видала рабов: они работа­ли, потом восставали, потом их смиряли... Какой из этого толк? Раб­ство не уничтожено: по-прежнему существует рабство предрассудков, денег, вещей. Никакого прогресса нет. Человек — раб по природе и не изменится никогда.

МОНОЛОГ БРАТСКОЙ ГЭС

Терпенье России — это мужество пророка. Она терпела — а потом взрывалась. Вот я ковшом экскаватора поднимаю к тебе Мос­кву. Смотри — там что-то случилось.

КАЗНЬ СТЕНЬКИ РАЗИНА

Все жители города — и вор, и царь, и боярыня с боярчонком, и купец, и скоморохи — спешат на казнь Стеньки Разина. Стенька едет на телеге и думает о том, что хотел народу добра, но что-то его подвело, может, малограмотность?

Палач поднимает голубой, как Волга, топор, и Стенька видит в его лезвии, как у безликой толпы прорастают ЛИЦА. Его голова катится, прохрипев «Не зазря...», и смеется над царем.

БРАТСКАЯ ГЭС ПРОДОЛЖАЕТ

А теперь, пирамида, я покажу тебе кое-что еще.

ДЕКАБРИСТЫ

Они были еще мальчишками, но звон шпор не заглушал для них чьи-то стоны. И мальчики гневно нашаривали шпаги. Сущность пат­риота — восстать во имя вольности.

ПЕТРАШЕВЦЫ

На Семеновском плацу пахнет Сенатской площадью: казнят пет­рашевцев. Надвигают на глаза капюшоны. Но один из казнимых сквозь капюшон видит всю Россию: как буйствует по ней Рогожин, мечется Мышкин, бредет Алеша Карамазов. А вот палачи ничего по­добного не видят.

ЧЕРНЫШЕВСКИЙ

Когда Чернышевский встал у позорного столба, ему с эшафота была видна вся Россия, как огромное «Что делать?». Чья-то хрупкая рука бросила ему из толпы цветок. И он подумал: настанет срок, и эта же рука бросит бомбу.

ЯРМАРКА В СИМБИРСКЕ

В руках приказчиков мелькают товары, пристав наблюдает за по­рядком. Икая, катит икорный бог. А баба продала свою картошку, хватила первача и упала, пьяная, в грязь. Все смеются, тычут в нее пальцами, но какой-то яснолобый гимназист поднял ее и повел.

Россия — не пьяная баба, она родилась не для рабства, и ее не втопчут в грязь.

БРАТСКАЯ ГЭС ОБРАЩАЕТСЯ К ПИРАМИДЕ

Первоосновой революций является доброта. В Зимнем еще пирует Временное правительство. Но вот уже разворачивается «Аврора», вот взят дворец. Всмотрись в историю — там Ленин!

Пирамида отвечает, что Ленин идеалист. Не обманывает только цинизм. Люди — рабы. Это азбучно.

Но Братская ГЭС отвечает, что покажет другую азбуку — азбуку революции.

Вот учительница Элькина на фронте в девятнадцатом учит красно­армейцев грамоте. Вот сирота Сонька, сбежав от кулака Зыбкова, приходит на Магнитку и становится красным землекопом. У нее ла­таный ватник, драные опорки, но вдвоем со своим любимым Петь­кой они кладут БЕТОН СОЦИАЛИЗМА.

Братская ГЭС ревет над вечностью: «Никогда коммунисты не будут рабами!» И, задумавшись, египетская пирамида исчезает.

ПЕРВЫЙ ЭШЕЛОН

Ах, магистраль-транссибирочка! Помнишь, как летели по тебе ва­гоны с решетками? Было много страшного, но не тужи об этом. Те­перь вот на вагонах надпись: «Едет Братская ГЭС!» Едет девчонка со Сретенки: в первый год ее косички будут примерзать к раскладушке, но она выстоит, как все.

Встанет Братская ГЭС, и Алеша Марчук будет в Нью-Йорке отве­чать на вопросы о ней.

ЖАРКИ

Идет бабушка по тайге, а в руках у нее цветы. Раньше в этом ла­гере жили заключенные, а теперь — строители плотины. Окрестные жители несут им кто простыни, кто шанежки. А вот бабка несет букет, плачет, крестит экскаваторы и строителей...

НЮШКА

Я бетоншица, Нюшка Буртова. Меня растила и воспитывала де­ревня Великая Грязь, потому что я осталась круглой сиротой, потом я была домработницей, работала посудомойкой. Окружающие лгали, крали, но, работая в вагоне-ресторане, я узнавала настоящую Рос­сию... Наконец я попала на строительство Братской ГЭС. Стала бе­тонщицей, получила общественный вес. Влюбилась в одного гордого москвича. Когда во мне проснулась новая жизнь, тот москвич не при­знал отцовства. Покончить с собой мне не дала недостроенная плоти­на. Родился сынок Трофим и стал стройкиным сыном, как я была деревниной дочкой. Мы вдвоем с ним были на открытии плотины. Так что пусть помнят внуки, что свет им достался от Ильича и не­множко от меня.

БОЛЬШЕВИК

Я инженер-гидростроитель Карцев. Когда я был молод, я бредил мировым пожаром и рубал врагов коммуны. Потом пошел на раб­фак. Строил плотину в Узбекистане. И не мог понять, что происхо­дит. У страны как будто было две жизни. В одной — Магнитка, Чкалов, в другой — аресты. Меня арестовали в Ташкенте, и, когда пытали, я хрипел: «Я большевик!» Оставаясь «врагом народа», я стро­ил ГЭС на Кавказе и на Волге, и наконец XX съезд вернул мне парт­билет. Тогда я, большевик, поехал строить ГЭС в Братске, Нашей молодой смене скажу: в коммуне места нет для подлецов.

ТЕНИ НАШИХ ЛЮБИМЫХ

В Элладе был обычай: начиная строить дом, первый камень клали в тень любимой женщины. Я не знаю, в чью тень был положен пер­вый камень в Братске, но когда всматриваюсь в плотину, вижу в ней тени ваших, строители, любимых. И я положил первую строчку этой поэмы в тень моей любимой, словно в тень совести.

МАЯКОВСКИЙ

Встав у подножия Братской ГЭС, я сразу подумал о Маяковском: он будто воскрес в ее облике. Он как плотина стоит поперек неправ­ды и учит нас стоять за дело революции.

НОЧЬ ПОЭЗИИ

На Братском море мы читали стихи, пели песню о комиссарах. И передо мной встали комиссары. И я слышал, как в осмысленном ве­личии ГЭС гремит над ложным величием пирамид. В Братской ГЭС мне раскрылся материнский образ России. На земле еще немало рабов, но если любовь борется, а не созерцает, то ненависть бессиль­на. Нет судьбы чище и возвышенней — отдать всю жизнь за то, чтоб все люди на земле могли сказать: «Мы не рабы».

И. Н. Слюсарева