Индивидуально-психологические и личностные качества человека как предикторы социального поведения

Среди совокупности факторов, детерминирующих выбор человеком способов совладания, основное внимание мы уделяем диспозиционному (от латинск. и англ. – относящийся к доминирующим индивидуально-психологическим и личностным стилевым качествам) фактору как системе индивидуально-психологических особенностей, личностных стилевых качеств. Нас интересует, как эти качества субъекта взаимодействуют со стилями совладания. Можно ли, изучив личностные черты или характеристики, предсказать, насколько успешно и как справится человек с трудной ситуацией, являются ли они факторами или выступают предикторами (предсказателями) определенного копинг-поведения?

В последние годы возрастает научная необходимость понимания причин, механизмов и закономерностей, так и практического содействия в повышении устойчивости людей к стрессу. Это происходит не только в огромном пост-советском пространстве, но касается также стран со стабильной экономикой и политической ситуацией (C. Cooper, N. Endler, T.Б. Дмитриева, В.Е. Каган). Прогнозы различных международных организаций на 21-й век не очень оптимистичны и касаются роста числа неблагоприятных условий, воздействующих на психику человека, в том числе, антропогенных (конфликты, экологические аварии и т.д.). Однако всегда были и есть личности, лучше справляющиеся с жизненным стрессом, чем другие, причем не за счет использования других людей. Вероятно, они отличаются определенными качествами, обладают особыми стратегиями преодоления стресса, проявляют жизнестойкость и жизнелюбие, получают большее удовольствие от жизни.

Диспозиционный фактор совладающего поведения представляется нам как соотношение единства индивидуально-психологических и личностных черт, качеств, характеризующих целостного субъекта («…социальное всегда неразрывно связано с природным даже в наиболее сложных личностных качествах человека» А.В. Брушлинский, 1997, с. 249), задающего человеку выбор стратегий и стиля поведения в трудной жизненной ситуации. Данные разноуровневые структурные характеристики (от нейротизма и тревожности до уровня субъективного контроля, самоотношения и смысложизненных ориентаций) являются факторами и могут выступать предикторами определенного стиля совладания.

Анализ работ зарубежных и отечественных авторов по проблеме совладающего поведения позволил обозначить место и роль диспозиционного фактора в выборе механизмов совладания.

Авторами рассматриваются: 1. личностные особенности человека; условия его жизни, детерминирующие либо способность спокойно переносить стрессовые ситуации и сохранять здоровье; либо неспособность справляться с трудностями, тревогой, что усиливает невротизацию личности, приводит к жестким защитным стратегиям поведения, болезням;

2. восприятие людьми жизненных ситуаций или событий как факторов стресса, то есть осознание степени угрозы;

3. эффективность (успешность) копинга, описание его показателей и критериев, различных для различных типов личности;

4. психологическая помощь личности в «выращивании» либо тренировке (выработке) навыков совладания со стрессом.

Итак, что мы отнесем к индивидуально-психологическим и личностным чертам, которые могут выступать как качества субъекта совладания и составлять диспозиционный фактор совладающего поведения?

Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо проанализировать некоторые различительные признаки личностных теорий и определить методологическую основу такого отнесения.

Один из таких признаков - разные позиции авторов о включении в структуру личности генетических и средовых факторов. Так, К.К. Платонов, выделивший четыре подструктуры личности, стремился охватить те и другие факторы в составе разных подструктур. Авторы, тяготеющие к социоцентристской позиции (T. Parsons, G. Mead), рассматривают личность как продукт социализации человека, фактически сводя ее к социально-психологической характеристике ─ человек как носитель ролей, общественных отношений, член группы или коллектива и пр. Однако, с одной стороны, генетические особенности человека социально обусловлены, так или иначе могут осознаваться и поэтому детерминироваться человеком как социальным существом. С другой стороны, никакие социальные его функции не минуют своего природного носителя и поэтому всегда как-то детерминированы генетически. Необходимость преодоления двухфакторной трактовки детерминации личности признается большинством российских психологов, начиная с Л.С. Выготского: Н.И. Рейнвальд, А.Г. Асмолов, А.В. Петровский и др. (Современная психология / Ред. В.Н. Дружинин, 1999).

Другой важный признак ─ уровень системности в изучении личности. Ортодоксальные сторонники теории черт (например, при изучении лидеров и руководителей в США: G.W. Allport, G. Salliven, R. Stogdill) не достигли сколько-нибудь практически полезных результатов, поскольку исходили из понимания личности как совокупности абстрактных черт.

Значительно более высокий уровень системности присущ онтопсихологической системной концепции Б.Г. Ананьева, который акцентирует внимание на взаимосвязях свойств. Теоретическую предпосылку подхода к изучению личности на более высоком уровне системности создали идеи В.С. Мерлина об индивидуальном стиле деятельности как соотношении свойств личности и объективных требований деятельности. Однако в контексте проблемы личности речь должна идти не о тех или иных деятельностях, а о жизнедеятельности человека в целом. Кроме того, вряд ли следует трактовать индивидуальный стиль деятельности только как способ компенсации неэффективных в данных условиях свойств нервной системы, сужая этим данное самим В.С. Мерлиным определение стиля. Стремление расширить "жизненное поле" личности и ее исследования до всей жизнедеятельности, человеческого бытия в целом можно проследить у большого числа современных авторов (Л.И. Анцыферова, К.А. Абульханова-Славская, Д.А. Леонтьев и другие).

Популярные в связи с когнитивной революцией в психологии проблемы стресса - копинга привлекли для объяснения трудностей и различий в адаптации личности к переменам в обществе личностные детерминанты и корреляты копинг-поведения.

Человек «совладающий» рассматривается в данной научной парадигме как обладающий особой личностной диспозицией, высокими резервами сопротивления стрессу или жизнестойкостью (hardiness).

Это интегративное качество включает в себя:

1. мотивационный компонент - стойкое намерение выполнять действия и получать результат, уверенность в конечном успехе дела, несмотря на неудачи;

2. особое восприятие сложной ситуации как стимулирующей развитие собственных возможностей («радость преодоления»);

3. особенности Я-концепции, позволяющие человеку быть субъектом контроля над ситуацией, способным противостоять обстоятельствам (Л.И. Анцыферова, S. Kobasa).

Однако условия, детерминирующие становление и проявление этих и подобных качеств личности, изучены пока недостаточно.

Совладающая личность использует ряд базисных стратегий, таких как разрешение проблем (комплекс навыков эффективного управления жизненными проблемными ситуациями), овладение своими эмоциями (эмоциональная саморегуляция или стресс менеджмент), поиск социальной поддержки и другие.

Феноменологию, отражающую различные аспекты успешного совладания личности с трудностями жизни, в разных подходах в зарубежной и отечеcтвенной психологии обозначали такими понятиями как воля, сила Я, внутренняя опора, локус контроля, ориентация на действие, воля к смыслу и др. Наиболее полно этому понятию в зарубежной психологии соответствует понятие «жизнестойкость» или «hardiness», введенное Сальватором Мадди (S. Maddi, 1994). В отечественной литературе принято переводить «hardiness» как «стойкость» или «жизнестойкость» (Л.И. Анцыферова, Д.А. Леонтьев).

Феноменология данного качества субъекта прекрасно знакома нам из отечественной истории: достаточно прочесть книги хотя бы только одного значительного писателя 20-го века – Александра Солженицина.

Научная концепция об особом личностном качестве «стойкость» возникла в связи с разработкой Мадди проблем творческого потенциала личности и регулирования стресса. Через углубление аттитюдов включенности, контроля и вызова (принятия вызова жизни), обозначенных как «hardiness», человек может одновременно развиваться, обогащать свой потенциал и совладать со стрессами, встречающимися на его жизненном пути. Данное понятие отражает, с точки зрения S. Maddi S. и D. Khoshaba (1996), психологическую живучесть и эффективность человека, а также является показателем психического здоровья. Это личностное качество подчеркивает аттитюды, мотивирующие человека преобразовывать стрессогенные жизненные события, а не поддаваться им. Отношение человека к изменениям, как и его возможности использования имеющихся внутренних ресурсов, которые помогают эффективно управлять ими, определяют, насколько личность способна совладать с ежедневными трудностями и изменениями, и с теми, которые носят экстремальный характер.

Это качество во многом сходно с локусом контроля Д. Роттера (J. Rotter), так как состоит в восприятии личностью события жизни как вызова и испытания лично для себя. Можно сказать, что жизнестойкость ─ это особый паттерн установок и навыков, позволяющих превратить изменения в возможности, а также черта личности, позволяющая справляться с дистрессом эффективно и всегда в направлении личностного роста.

Эмпирические исследования феномена, имеющего концептуальное отношение к теме нашего исследования, показывают следующее. M. Scheier and C. Carver C. (1989) изучали влияние ожидания результата на физическое благополучие человека. Исследователи связывают диспозиционный оптимизм – составляющую жизнестойкости и здоровье, например, в восстановительный период после хирургического вмешательства. Качество «hardiness» (определенное здесь как включенность, контроль и вызов), авторы связывают с оптимизмом и предлагают рассматривать как черту личности, которая является буфером против неблагоприятных физических последствий стресса. Показатели оптимизма-пессимизма являются медиаторами хорошего физического состояния через поведенческие механизмы, типа общих копинг-cтратегий, через воздействие физиологических показателей на кардиоваскулярный реакции, иммунную систему, или через некоторую третью переменную типа социальной поддержки. Авторы также предполагают наличие связи этих показателей с самоэффективностью (по А. Bandura, 1984) и “выученной беспомощностью” (по М. Seligman, 1995).

Сам S. Maddi трактует открытый им феномен гораздо шире, чем в связи с проблемами совладания, адаптации-дезадаптации в обществе, физическим, психическим и социальным здоровьем. Он включает его в контекст социальной экологии, считая, что это качество является основой жизнестойкости не только индивидуальной, но и организационной. Развитие личностных установок, включаемых им в жизнестойкость, может стать основой для более позитивного мироощущения человека, повышения качества жизни, превратить препятствия и стрессы в источник роста и развития. А главное ─ это тот фактор, внутренний ресурс, который подвластен самому человеку, это то, что он может изменить и переосмыслить, то, что способствует поддержанию физического, психического и социального здоровья, установка, которая придает жизни ценность и смысл в любых обстоятельствах.

Отмечают также существенный вклад социально-когнитивной теории А. Бандуры (1984, 1991), которая помогла понять эффективность и последствия копинг-поведения для личности через понятие ее самоэффективности (self-effectiveness) или веры человека в свои силы и возможности. Напомним, что относительно устойчивые личностные факторы, предопределяющие выбор копинг-стратегий, изучаются в зарубежной психологии в рамках диспозиционного подхода к совладающему поведению. Его сторонники исходят из того, что хотя ситуации, вызывающие стресс, чрезвычайно разнообразны (от изучения неправильных иностранных глаголов до распада близких отношений), наблюдается определенная последовательность в том, каким образом человек совладает с непохожими стрессовыми ситуациями. Считается, что личностные диспозиции взаимодействуют с ситуацией путем формирования восприятия стресса человеком. Другими словами, черты личности могут предопределять, как человек воспримет стресс (Ben-Porath, Tellegen, 1990). Другие авторы (Caspi, Moffit, 1993), оспаривая идею о том, что стресс подавляет личностные черты, доказали, что реальная личность лучше всего раскрывается под воздействием стресса в неопределенных и угрожающих условиях жизни.

Известно, что Виктор Франкл называл реально существующее качество, помогавшее людям в экстремальной пограничной ситуации концлагеря (experimentum crucis) оставаться человеком, «упрямством духа». Он пишет, что «лагерная жизнь была для этих немногочисленных людей, выбравших для себя возможность сохранить человечность, испытанием, которое стало кульминацией их жизни» (1990, p. 144).

Исследователи пытаются ответить на вопрос, что значимо отличает тех людей, которые успешно совладают со стрессом и быстро восстанавливают силы после пережитых трудностей (т.н. resilient). Для доказательства идентифицируют устойчивые черты или качества, как, например, в исследовании B. Compass и др. (1988).

Среди трех выделенных ими главных факторов, связанных с лучшей/худшей адаптацией, индивидуальная диспозиция (устойчивые индивидуально-психологические и личностные черты) занимает первое место. К ним отнесены темперамент (гибкость или пластичность), оптимизм, высокий уровень самоуважения, интернальный локус личностного контроля над ситуацией, автономность. Ключевой для этого подхода вопрос состоит в том, чтобы выявить степень эффективности определенных диспозиционных тенденций, обычно обозначаемых как стили совладания (coping styles), насколько успешно они обеспечивают позитивные результаты, такие как улучшение здоровья и психологическое благополучие.

Напомним, что под стилем понимается то сочетание стратегий совладающего поведения, которые человек использует наиболее часто и постоянно. Хотя ни один из стилей не адаптивен во всех ситуациях, есть свидетельства того, что некоторые стратегии продуктивнее других. В 1986 году R. Costa and P. McCrae исследовали личностные корреляты копинг-стилей, используя пятифакторную модель и тест NEO Big five – «Большая пятерка», в которых отражены так называемые «широкие» (broad) черты, в двух группах испытуемых. В обеих экстраверсия (E) была связана выбором рациональных действий, самообладанием и позитивным мышлением; открытость новому опыту (О) – с выбором юмора; нейротизм (N) – с выбором разнообразных неэффективных копинг-стратегий, включая враждебные реакции, самообвинение, уход от проблемы. Мужчины и женщины с высокими показателями N неспособны эффективно справляться со стрессом, а те, у кого низкие показатели сознательности и сговорчивости - (С), не хотят этого делать, предпочитая отшучивание, извинения, беспомощность решению проблемной ситуации. Среди самых существенных и обобщенных черт эти исследователи в 1996 году выделили: нейротизм, экстраверсию, открытость опыту (включая интеллект и уровень культуры), готовность идти навстречу другим (любовь, дружелюбие, согласие), сознательность, понимаемую как честность и ответственность. Эти качества представляют и формируют восприятие стресса личностью. P. Costa, M. Somerfield и R. McCrae установили, что лица с высоким показателем нейротизма отличаются неадаптивными способами реагирования на стрессоры, включающими самообвинения, принятие желаемого за действительное и пребывание в пассивном состоянии. В этом исследовании было установлено, что экстраверсия связана с такими способами совладания, как отреагирование (в данном случае состоящее в том, что человек стремится выговориться, поделиться с кем-то своими неприятностями), шутки и контакты с другими людьми. Открытость новому опыту связана с преодолением стресса посредством поиска новой информации и новых путей решения проблем, а добросовестность - conscientiousness - (C) связывается с настойчивостью и личностным ростом (Zeidner, Endler, ред., 1996).

Большинство зарубежных авторов работ о связи личности и совладания не исследуют т.н. “крупные” черты, ограничиваясь личностными конструктами “среднего” уровня, такими как оптимизм, самоэффективность, локус контроля, черты, связанные с достижениями (поведение типа А, перфекционизм) и др.

Hewitt и Flett, авторы подробного обзора проблемы (глава 18, Zeidner, Endler, ред., 1996), отмечают, что нейротизм, локус контроля и оптимизм в исследованиях совладания со стрессом привлекали значительно большее внимание по сравнению с другими особенностями личности, такими как экстраверсия, открытость, добросовестность. Они также установили, что нейротизм обычно ассоциируется с дезадаптивным стилем совладания со стрессом.

Важное открытие исследований этого направления заключается в том, что далеко не всегда и не при любых условиях личностная черта становится фактором выбора копинг-поведения. Лучше всего значение, влияние черты раскрывается при значительном или высоком уровне стресса.

В выводах и исследователей подчеркивается, что из-за небольшого количества полученных эмпирических результатов, роль личностных черт в выборе способов совладания до сир пор недооценивается. Получены некоторые, порой противоречивые подтверждения гипотезы, согласно которой личность и совладание со стрессом тесно взаимосвязаны (D. Bright, F. Jones, 2003). Однако существуют хорошо осознаваемые современными исследователями условия, при которых личностные черты являются значимыми предикторами поведения, обусловливающими от 5 до 50% дисперсии (наиболее типичное значение 30%). Среди них – использование многофакторных (комплексных) оценок, полученных с использованием различных методов, также необходимо, чтобы результаты были зарегистрированы неоднократно; – следует доказывать ретестовую надежность и внутреннюю согласованность используемых инструментов, исключив неудовлетворительно сконструированные и устаревшие тесты; – связи между личностными чертами и поведением должны быть логически и теоретически обоснованными; – характер связи между личностью и социальным поведением неизбежно зависит не только от личностных черт, но от множества других факторов: интеллекта и других способностей, демографических факторов, таких как возраст, пол, социальный статус и социокультурные особенности (иногда личностные факторы могут иметь опосредующую роль между демографическими переменными и социальным поведением). В случае соблюдения данных условий роль личностных факторов в прогнозировании социального поведения не вызывает сомнений (Fernheim и Haven, с. 346 – 349).

В российской психологии роль личности и субъекта в опосредовании социального поведения никогда не подвергалась сомнению (С.Л. Рубинштейн, Б.Г. Ананьев, А.В. Брушлинский, К.А. Абульханова, Л.И. Анцыферова, А.Г. Асмолов).

В методологии науки присутствует понимание структуры личности, основанное на двух принципах одновременно: 1. субординационном (иерархическом), когда более общие и сложные социальные свойства подчиняют себе более частные социальные и психофизиологические свойства; и 2. координационном, когда относительно паритетные свойства взаимодействуют, и существует относительная автономия каждого свойства (например, ценностных ориентаций, установок, форм поведения) (см. Б.Г. Ананьев, 1980, т. 1, с. 160–162).

По К.А. Абульхановой, личность как интегральная система со структурно-уровневой организацией включает природные, низшие (темперамент, базальные особенности) черты, средние и высшие черты (сознание, активность, способность к организации времени жизни). Саморегуляция при этом выступает вертикалью или координатором личностной организации. Субъект находится на своем уровне целенаправленности и осознанности преобразовательной активности, в этом смысле личности различаются по уровню их субъектности (Абульханова, 2000, с. 47–50). При этом может достигаться высший уровень саморегуляции – самодетерминация как произвольное развитие «спонтанейной» (С.Л. Рубинштейн) субъектной активности. На этом уровне личность не просто транслирует накопленный опыт, но и самостоятельно строит свою саморегуляцию, творчески модифицирует регуляторные механизмы на основе собственного субъектного опыта. Его компонентами, по А.К. Осницкому (1996), являются ценностный опыт (центральный компонент), опыт привычной активизации, операциональный опыт и опыт сотрудничества (1996, с. 5–19).

Продуктивный подход ученых психологической школы Ярославского государственного университета (В.Д. Шадриков, А.В. Карпов, М.М. Кашапов, В.А. Мазилов, Н.В. Нижегородцева, В.Е. Орел) установил, что поскольку в реальности все личностные качества тесно взаимосвязаны в закономерно организованной структуре, то необходимо изучать влияние структуры, организации качеств/свойств на эффективность процесса адаптации и учитывать степень согласованности субъектных детерминант (Карпов, 2001, с. 173).

Кроме этого, А.В. Карпов предлагает учитывать уровни интеграции психических процессов, которые соотносятся с выделяемыми психологическими и социально-психологическими качествами и свойствами субъекта адаптации. Низший уровень психофизиологических функций, три срединных уровня – микро (традиционные когнитивные, эмоциональные и др. процессы), мезо (интегральные или метакогнитивные процессы) и макро (рефлексия как онтология психических процессов) – и высший метасистемный уровень сознания.

В последнее время предпринимаются попытки целостного осмысления личностных характеристик, ответственных за успешную адаптацию и совладание с жизненными трудностями. Это и введение понятия о личностном адаптационном потенциале, определяющем устойчивость человека к экстремальным факторам, предложенное А. Г. Маклаковым; и понятия о личностном потенциале, разрабатываемое Д.А. Леонтьевым (2002).

Понимание личностного адаптационного потенциала идет от концепции адаптации и оперирует традиционными для этой научной парадигмы терминами. А.Г. Маклаков считает способность к адаптации не только индивидным, но и личностным свойством человека (Маклаков, 2001, с. 16 –24). Адаптация рассматривается им не только как процесс, но и как свойство живой саморегулирующейся системы, состоящее в способности приспосабливаться к изменяющимся внешним условиям. Адаптационные способности человека зависят от психологических особенностей личности. Именно эти особенности определяют возможности адекватного регулирования физиологических состояний. Чем значительнее адаптационные способности, тем выше вероятность того, что организм человека сохранит нормальную работоспособность и высокую эффективность деятельности при воздействии психогенных факторов внешней среды.

Адаптационные способности человека поддаются оценке через оценку уровня развития психологических характеристик, наиболее значимых для регуляции психической деятельности и самого процесса адаптации. Чем выше уровень развития этих характеристик, тем выше вероятность успешной адаптации человека и тем значительнее диапазон факторов внешней среды, к которым он может приспособиться. Данные психологические особенности человека составляют его личностный адаптационный потенциал. Автор включает в него следующие характеристики: нервно-психическую устойчивость, уровень развития которой обеспечивает толерантность к стрессу, самооценку личности, являющуюся ядром саморегуляции и определяющую степень адекватности восприятия условий деятельности и своих возможностей, ощущение социальной поддержки, обусловливающее чувство собственной значимости для окружающих, уровень конфликтности личности, опыт социального общения. Они считаются значимыми при оценке и прогнозе успешности адаптации к трудным и экстремальным ситуациям, а также при оценке скорости восстановления психического равновесия.

Д.А. Леонтьев (2002) вводит понятие личностного потенциала, как базовой индивидуальной характеристики, стержня личности. Личностный потенциал, согласно автору, является интегральной характеристикой уровня личностной зрелости, а главным феноменом личностной зрелости и формой проявления личностного потенциала является как раз феномен самодетерминации личности. Личностный потенциал отражает меру преодоления личностью заданных обстоятельств, в конечном счете, преодоление личностью самой себя, а также меру прилагаемых им усилий по работе над собой и над обстоятельствами своей жизни. Одна из специфических форм проявления личностного потенциала — это преодоление личностью неблагоприятных условий ее развития. Эти неблагоприятые условия могу быть заданы генетическими особенностями, соматическими заболеваниями, а могут – внешними неблагоприятными условиями. Существуют заведомо неблагоприятные условия для формирования личности, они могут действительно роковым образом влиять на развитие, но их влияние может быть преодолено, опосредовано, прямая связь разорвана за счет введения в эту систему факторов дополнительных измерений, прежде всего, самодетерминации на основе личностного потенциала.

В исследованиях лаборатории когнитивной психологии Института Психологии РАН под руководством Е.А. Сергиенко в рамках развития психологии субъекта изучается саморегуляция человека, основывающаяся на его собственных возможностях по организации своей активности в форме индивидуальной композиции (2004-2008). Внимание исследователей привлечено к тем характеристикам человека, которые позволяют ему осуществлять осознанное и целенаправленное поведение, и отражают определенные уровни интеграции его качеств. К интегративным характеристикам относится контроль поведения как психический уровень регуляции поведения, являющийся одной из основ саморегуляции и объединяющий когнитивный контроль, контроль эмоций и волевой контроль (Виленская, Сергиенко, 2001; Виленская, Сергиенко, 2002). Так в работе Ю.В. Ковалевой (2004) доказано, что течение беременности как трудной жизненной ситуации связано со способностью женщины к организации собственного поведения в этот период. Установлена степень соответствия между уровнем и способом согласования составляющих контроля поведения во время беременности, личностными качествами женщин, их ранним семейным опытом и особенностями протекания беременности, уровнем психического развития и индивидуальными характеристиками ребенка после рождения. Новое отношение к женщине в период беременности как к субъекту собственных состояний, деятельному и компетентному участнику процесса имеет большое значение для психологической и медицинской науки и практики, так как позволяет опираться на собственные возможности женщин при возникновении проблемных моментов (Е.А. Сергиенко, ред., 2004).

Область, исследующая систему и структуру качеств и свойств человека “совладающего”, нуждается в дальнейшем развитии отечественной наукой.

В данной главе монографии мы описываем результаты исследований, имеющих цель – изучить связь индивидуально-личностных характеристик субъекта с выбором определенных копинг-стратегий; а также их влияние на выбор конкретных стратегий /стилей совладающего поведения людьми разного возраста, пола, социального статуса.

Далее мы рассмотрим личностные корреляты и детерминанты копинг-поведения: пол и возраст, индивидуально-психологические свойства и личностные качества (условно называемые нами личностными переменными).

Возраст и копинг

Далее в двух следующих параграфах речь идет о таких составляющих диспозиционного фактора как возраст и пол, которые обеспечивают саморегуляцию выбора субъектом стилей и стратегий совладающего поведения.

Исследователи копинг-поведения в зарубежной психологии считают связь между взрослением и совладающим поведением (копингом) чрезвычайно непростой. Проблема заключается в том, что пока, к сожалению, науке неизвестно, насколько помогает и помогает ли, вообще, взросление лучше справляться со стрессом и жизненными трудностями. Парадигма, компетентно объясняющая связь адаптивного поведения и копинг-реакций человека в возрастном контексте, считают Zeidner и Endler (ред., 1996), - дело будущего.

В литературе сейчас существуют две равно принятые модели: ни одна из них не считается достаточно подтвержденной эмпирически. Согласно первой (K. Jung, E. Erikson, D. Guttman), становление, развитие личности или индивидуация делают копинг-поведение более успешным, совершенствуя его стратегии. Jung (1933, 1959) рассматривал взросление как динамический процесс достижения большей дифференциации и интеграции Я. В развитии взрослого человека каждый следующий возраст предъявляет новые задачи, решая которые, человек совершенствует и способность совладать, и понимание смысла своей жизни. Старость – это возраст свершений, когда, по крайней мере, психологически и духовно – мы находимся на вершине существования.

E. Erikson (1963, 2000) также рассматривал взросление и копинг как развитие в течение жизни. По Эриксону, если мы успешно решаем жизненные задачи, то развиваем и укрепляем также совладающее поведение, способность лучше справляться с последующими требованиями. Так развитие надежной идентичности обеспечивает нас навыками критики, необходимыми на стадии интеграции интимных отношений у взрослых. Однако, в отличие от Юнга, Эриксон подчеркивал, что индивидуальные различия во врожденных способностях вместе с социальными условиями глубоко влияют на результат жизни. И хотя Эриксон связывал взросление с усилением навыков совладания, для него взросление автоматически не приводило к позитивному росту как результату.

На основании ряда кросскультурных исследований D. Guttman (1974, 1987) индивиды склонны от активного копинга в ранней взрослости переходить к пассивному копингу и к форме «магического мастерства (овладения)», начиная с возраста 50 лет. Эти перемены отражают как физическое старение, так и психический регресс, и меньшую включенность во внешнюю жизнь. Guttman предложил называть это явление «страна старых», имея в виду группу людей, которые относительно отстранены, сфокусированы внутрь себя, «живут в особом мире, не делясь его событиями даже со своими собственными сыновьями». Это вовсе не означает, что старые люди лишены хороших навыков совладающего поведения; на самом деле, пассивный копинг и «магическое мастерство» могут прекрасно соответствовать обстоятельствам их жизни – физическим ограничениям, уменьшающимся социальным ресурсам и хроническим болезням.

Другая – феноменологическая, ситуационная модель, основанная на концепции, преуменьшающей роль внутрипсихических процессов, обычно не выделяет связанные с возрастом изменения в адаптации (Folkman, 1991, Lazarus, 1966, Lazarus and Folkman, 1984). Копинг воспринимается как изменяющийся процесс, необязательно относящийся к личностным чертам или устойчивым диспозициям. Более того, эффективность или зрелость попыток совладания оценивают в контексте ситуации, в которой возникает стресс. Поэтому ни одну копинг-стратегию не называют «хорошей» или «зрелой»; ценность индивиуальных стратегий и усилий исследуют в контексте требований, ресурсов и всех особенностей ситуации. Возраст может влиять на оценку ситуации и, таким образом, на выбор копинг-стратегий, но взросление не считается главной детерминантой адаптивного поведения или эффективности совладания.

Еще один вариант ситуационного подхода предложили Costa, McCrae (1989, 1993). В известном эмпирическом исследовании они пришли к интересным выводам, среди которых важен следующий: копинг, как и личность, мало меняется в течение взрослости. Те индивиды, кто компетентен в совладании со стрессами ежедневной жизни к 30-ти годам, скорее всего, будут компетентны при встрече с превратностями судьбы и в старости. И наоборот: люди, демонстрирующие дефицит копинг-умений в ранней взрослости, вероятнее всего, останутся неадекватными в течение всей жизни, если не произойдет каких-либо вмешательств. Хотя данные исследователи интерпретируют процесс адаптации подобно Lazarus, они, однако, считают, что личностные черты могут существенно влиять как на оценку стресса, так и на выбор копинг-стратегий. Так индивиды с высокими показателями нейротизма более уязвимы к трудностям по причине своей эмоциональной чувствительности и низкого порога негативного аффекта. Ряд обозревателей относят этих авторов к интегративному подходу.

Авторы подробного обзора тринадцати самых известных срезовых и двух крупных лонгитюдных исследований возрастных изменений копинга с 70-х по 90-е годы 20-го века Strack, Feifel (1996) пришли к следующим выводам (1996, p. 491 - 496). Возрастные различия в совладающем поведении у людей молодого, среднего и пожилого возраста в ситуациях ежедневных жизненных трудностей и болезней все-таки существуют. В большинстве этих исследований (11-ти из 13-ти) обнаружены различия разного уровня. Сила и направление связей между возрастом и копингом не до конца ясны из-за различий в выборках, инструментах измерения, используемых авторами, и в самих стрессовых ситуациях. Так увеличение использования проблемно-ориентированного копинга ряд авторов считают положительно связанным с возрастом (Irion, Blanchard, 1987), а другие отрицают такую связь (Feifel, Strack, 1989; Folkman, 1987). Тем не менее, люди всех возрастов используют разнообразные стратегии, совладая со стрессом, и многие предпочитают решение проблемы всем другим тактикам.

Лонгитюдные исследования считаются единственной возможностью преодоления эффектов когорты. Два лонгитюда внесли особый вклад в понимание проблемы: 1. G. Vaillant, 1977, 1986) рассматривал три возраста в связи с адаптацией и копингом: юность (менее 20 лет), раннюю взрослость (20-35 лет) и средний возраст (старше 35 лет). Он описал явное увеличение использования “зрелых” защитных и копинг-механизмов и уменьшение незрелых от юности к средней взрослости. Его идея о том, что процессы созревания стабилизируются во взрослости, подтверждается большой разницей между копингом юношей по сравнению с молодыми взрослыми. Различия между молодыми взрослыми и средним возрастом не такие явные.

2. R. McCrae (1989) использовал опросник WCQ: Ways of Coping Questionnaire, Lazarus, 1988) в семилетнем исследовании - национальном исследовательском проекте, называемом Балтиморский лонгитюд (Baltimore Longitudinal Study of Aging – BLSA), начатом еще в 1958 году (McCrae, Costa, 2003) с испытуемыми 20-93 лет).

Сравнение срезов показало наличие умеренных возрастных и когортных различий в использовании ряда копинг-стратегий. Например, пожилые люди реже выражали чувства, уходили в мир фантазий, позитивно мыслили и враждебно реагировали, чем молодые люди. Этот лонгитюд не обнаружил значимых, связанных с возрастом испытуемых различий в использовании копинг-стратегий. Ре-тестирование через семь лет показало удивительную стабильность в выборе некоторых стратегий, например, копинг-стратегий бегство-избегание (r =0.33 – 0.55) и выражение чувств (r =0.39 – 0.43). 65% личностных черт, влияющих на выбор определенных копинг-стратегий у взрослых людей, сохранились и через 7 лет при последующей диагностике и были названы факторами стабильного копига (там же, с. 51-55).

Автор заключает, что взросление (старение) имеет небольшое влияние на выбор испытуемыми копинг-стратегий. Трудно сравнивать результаты таких разных исследований. Но можно говорить о некоторой стабильности в использовании основных копинг-механизмов и о том, что возрастные изменения в адаптивном поведении могут продолжаться всю жизнь (на протяжении всего взросления - старения), но происходят они медленно и постепенно.

Хотя чаще возрастной аспект совладания затрагивался у взрослых на протяжении разных стадий жизни, ряд авторов посвятили свои работы исследованию совладающего поведения детей и подростков (Л.А. Регуш, ред., 1999, 2000).

Особенно очевидны различия между младшими и старшими подростками. Сравнение данных, полученных у подростков, с результатами взрослых - сравнительно новый феномен. Из исследований совладающего поведения взрослых людей стало ясно, что сам стрессор (стрессовая ситуация) является такой же важной детерминантой копинга, как и во<