Когда же появились шекспировские пьесы о войне алой и белой розы.

Гипотеза о том, что под маской-псевдонимом "Потрясающий Копьем"скрывался Роджер Мэннерс, 5-й граф Рэтленд, была сформулирована в началенашего века в трудах К. Блейбтрея и особенно С. Демблона и потом развита идополнена П. Пороховщиковым, К. Сайксом. В основном их вниманиесосредоточивалось на самом Рэтленде (правда, Пороховщиков считал, что первыешекспировские поэмы написаны Бэконом); роль Елизаветы Сидни-Рэтленд и МэриСидни-Пембрук эти исследователи явно недооценивали. Чрезвычайно активнаядеятельность сторонников гипотезы "Шекспир - Оксфорд" в Англии и США втечение последних шести-семи десятилетий оставляла фигуру Рэтленда в тени,несмотря на высокую научную достоверность фактов, свидетельствующих о егосвязи с шекспировским творчеством. Мои исследования честеровского сборника, Кориэтовых книг, поэмы ЭмилииЛэньер (сначала в микрофильмах, потом - в оригиналах), "парнасских" пьеспоказали, что только через необыкновенную бельвуарскую чету можно постигнутьцелый ряд доселе непонятных исторических и литературных фактов эпохи и вконечном счете гениальную Игру о Потрясающем Копьем. Теперь, прежде чем перейти к заключительной части нашего рассказа, яхочу коротко суммировать главные факты и аргументы, подтверждающиеприсутствие Рэтлендов за шекспировской маской. Мы уже убедились, что, идя последам Шекспира, то и дело выходим на Рэтленда, встречаем его одного иливместе с поэтической подругой, с другими фигурами его окружения. Эти встречитак многочисленны и взаимосвязаны, что случайность совершенно исключается.Рэтленды и Шекспир неразделимы. * * * Первые шекспировские поэмы снабжены авторскими посвящениями графуСаутгемптону, о неразлучной дружбе которого с Рэтлендом в то время имеютсямногочисленные письменные свидетельства; позже было замечено, что обамолодых графа прямо-таки днюют и ночуют в театре. Учивший их обоихитальянскому языку Джон Флорио выведен в пьесе "Бесплодные усилия любви" вобразе учителя Олоферна. Другой персонаж пьесы, дон Адриано де Армадо -шаржированный портрет хорошо знакомого Рэтленду Антонио Переса. Первыми, кто признал и высоко оценил поэзию и драматургию Шекспира,были кембриджские университетские однокашники Рэтленда - Уивер, Барнфилд,Ковел, позже - Мерез. Города Северной Италии, где побывал Рэтленд, являются местом действияряда шекспировских пьес. Рэтленд занимался в Падуанском университете. Тамже, как сообщает Демблон, занимались датчане Ро-зенкранц и Гильденстерн.Транио в "Укрощении строптивой" перечисляет дисциплины, изучаемые в Падуе;этот город упоминается - иногда невпопад - и в других пьесах. Сразу же после визита Рэтленда в Данию в "Гамлете" появляютсямногочисленные датские реалии, свидетельствующие о личном знакомстве авторас обычаями датского королевского двора и даже с деталями интерьеракоролевской резиденции. В студенческой пьесе "Возвращение с Парнаса" персонаж Галлио - живаяшутовская маска Рэтленда - оказывается автором сонетов и относит к себепохвалы, воздаваемые его однокашником поэтом Уивером Шекспиру. Рэтленд был ближайшим другом, родственником и соратником Эссекса, огорячей симпатии к которому говорит Шекспир в "Генрихе V". Трагическийперелом в творчестве Шекспира совпадает с провалом эссексовского мятежа, вкотором принял участие Рэтленд, жестоко за это наказанный и униженный. Женой Рэтленда стала дочь великого поэта Филипа Сидни - Елизавета, саматалантливая поэтесса, подобно мужу, всегда скрывавшая свое авторство. С еедвоюродным братом графом Пембруком и его матерью Мэри Сидни-Пембрук Рэтлендасвязывала тесная, продолжавшаяся всю его жизнь дружба. Именно граф Пембрук,как считают, передал издателю шекспировские сонеты, ему же посвященопосмертное Великое фолио, инициатором появления и редактором которого былаМэри Сидни-Пембрук. Рэтленд был одним из вдохновителей и авторов многолетнего литературногофарса вокруг придворного шута Томаса Кориэта, которому приписали несколькокниг и объявили величайшим в мире путешественником и писателем. В шекспировских сонетах несколько раз обыгрывается родовое имя Рэтленда- Мэннерс. Аналогично поступает и Бен Джонсон, особенно блестяще он делаетэто в поэме, посвященной памяти Шекспира в Великом фолио. Джонсон хорошознал Рэтлендов, бывал в их доме, назвал их и их окружение "поэтамиБельвуарской долины". К Елизавете Сидни-Рэтленд обращен - как открыто, так изавуалиро-ванно - ряд поэтических произведений Джонсона. Смерть четы Рэтленд летом 1612 года совпадает с прекращениемшекспировского творчества. Появившийся позже "Генрих VIII" был дописанФлетчером. Смерть и похороны четы Рэтленд окружены небывалой таинственностью. Ихдрузья-поэты смогли оплакать их только тайно, под аллегорическими именами впоэтическом сборнике "Жертва Любви", отпечатанном в немногих экземплярах,без регистрации, с фальшивыми датами. Там же - поэтические произведения"Голубя" (Рэтленда), имеющие удивительно много общего с поэмами и сонетамиШекспира. Издание первого полного собрания пьес Шекспира - Великого фолио - былозапланировано на лето 1622 года, то есть к десятой годовщине смертиРэтлендов. Второе фолио было издано в 1632 году - к двадцатой годовщине. В 1617-1620 годах на могиле Рэтлендов в фамильной усыпальнице вБоттесфорде был установлен надгробный памятник, изготовленный скульпторамибратьями Янсен; они же вскоре после этого создали настенный памятник встратфордской церкви возле могилы Шакспера, целым рядом деталей оформленияподражающий рэтлендовскому. Через несколько месяцев после смерти Рэтлендов Шакспер получает от ихдворецкого деньги и навсегда покидает Лондон. Рэтленды - единственныесовременники, о которых точно известно, что в их доме Шаксперу платилиденьги. Рэтленд был одним из образованнейших людей своего времени, владел темиязыками, знание которых обнаруживается в шекспировских произведениях. Онполностью соответствует тем характеристикам Шекспира-автора, которые былисформулированы Т. Луни. Особенно это относится к таким чертам, какнеуверенность там, где дело касается женщин, щедрость и великодушие,терпимое отношение к католицизму, эксцентричность, страсть к таинственностии секретности. Почти все книги, послужившие источниками для Шекспира при создании егопроизведений, были в библиотеке Бельвуара (многие из них и сейчас там). Тамже находится рукопись варианта песни из "Двенадцатой ночи", написанная, какустановил П. Пороховщиков, рукой Рэтленда. Это единственная достовернаярукопись шекспировского текста! * * * Здесь перечислена лишь часть фактов, о которых мы говорили напредыдущих страницах. Даже этот неполный, сжатый до нескольких десятковстрок перечень весьма внушителен. Ни один шекспировский современник, ни одиндругой "претендент" на "трон Великого Барда" (включая Шакспера) не можетпохвастаться и малой частью такого собрания достоверных фактов о своей связис Потрясающим Копьем, с его творчеством. И это несмотря на то, что всеимеющее отношение к литературной деятельности Рэтленда, как показываютсохранившиеся документальные свидетельства, было окружено секретностью, арукописи - после переписки - уничтожались; нахождение написанного рукойРэтленда варианта песни из "Двенадцатой ночи" - не просто чрезвычайно важноесвидетельство, но и редкая удача. Ну и конечно, важнейшим литературнымфактом является адекватно прочитанный наконец честеровский сборник. В Англии и США Рэтленд и его жена - интереснейшие, необыкновенные люди,находившиеся в самом центре культурной жизни шекспировской эпохи, - малоизвестны. И отнюдь не потому, что факты, на которых зиждется рэтлендианскаягипотеза, недостоверны или сомнительны. Эти факты достоверны, документальны,но об их совокупности обычно не осведомлены даже ученые-шекспироведы;поэтому, сталкиваясь иногда с тем или иным из таких фактов, они не могутпонять их значения, их связь с "шекспировской тайной". Имеет, конечно,значение и то обстоятельство, что эта гипотеза пришла из франко-бельгийскогои немецкого шекспироведения (работы Демблона и Блейбтрея так и не переведенына английский язык). Но главная причина заключается в господстве привычныхпредставлений о Шекспире в академическом шекспироведении. Среди же тех, ктоэти традиционные представления отвергает, господствует оксфордианскаягипотеза. Разумеется, нельзя забывать и о чрезвычайной сложности изапутанности многолетних споров. Сходные ситуации известны и из истории других наук - путь к постижениюистины не прост и не прямолинеен, но непрекращающееся накопление иосмысление достоверных фактов делают конечную селекцию идей и гипотезнеизбежной. Факты, лежащие в основании рэтлендианской гипотезы, никогда и никем небыли научно опровергнуты ни у нас, ни на Западе; это вообще невозможно всилу их объективного, документального характера. Речь может идти о деталяхих интерпретации, о заполнении лакун между ними, о степени и характереучастия Рэтлендов и других "поэтов Бельвуарской долины" в появлении того илииного произведения. Рассмотрим теперь аргументацию критиков рэтлендианской гипотезы: А.А.Смирнова (1932), Ф. Уодсворта и Р. Черчилля (1958). В своем предисловии кпьесе М. Жижмора, о котором мы уже говорили, Смирнов так пишет о Рэтленде:"В одном итальянском университете, где учился Рэтленд, были студентами двазаезжих датчанина, Розенкранц и Гильденстерн... Самое большое, что мы можемпредположить - это то, что Рэтленд явился информатором Шекспира... Близостьмолодых аристократов ("золотой молодежи") с актерами была вещью обычной в тевремена". О возможном участии Рэтленда в создании шекспировских пьес:"Конечно, вундеркинды бывали во все времена, однако чтобы 14-летний мальчиксоздавал пьесы не только весьма художественные, но и чрезвычайносценичные... - вещь трудно допустимая. Ничто решительно не указывает вбиографии Рэтленда на то, чтобы он обладал каким-либо литературным талантомили вообще выдающимся умом". Очевидно, Смирнову не были известны аллюзияДжона Флорио на литературное творчество Рэтленда в посвящении емуитальянско-английского словаря, слова Джонсона в послании Елизавете Рэтлендо том, что ее супруг возлюбил искусство поэзии, не говоря о многих другихфактах. Ф. Уодсворт, подробно разбирая бэконианскую, дербианскую иоксфордианскую гипотезы, в своей книге {11} о Рэтленде пишет немного. Онприводит тот же неопровержимый, как он полагает, довод о молодости Рэтленда. Р. Черчилль {12} пытается поставить под сомнение некоторые факты. Так,говоря о получении Шакспером денег в Бельвуаре за "импрессу", он приводитвысказывавшееся в начале века предположение, что это был однофамилецШекспира, ибо "маловероятно, чтобы известный драматург занимался такимделом, как изготовление какой-то импрессы или щита для участников турнира".Но, во-первых, Шакспер был там не один, а вместе со своим другом икомпаньоном Ричардом Бербеджем, и большинство ученых (в том числе Э. Чемберси С. Шенбаум) давно уже согласились с тем, что речь в записи бельвуарскогодворецкого идет именно о Шекспире (то есть о Шакспере). Что касаетсясомнений в том, что знаменитого поэта и драматурга пригласили из Лондона длявыполнения подобной работы (к тому же не очень высокооплачиваемой), то длятех, кто считает, что Уильям Шакспер не был ни поэтом, ни драматургом, такиесомнения служат еще одним подтверждением их правоты. Черчилль упоминает о Розенкранце и Гильденстерне из Падуанскогоуниверситета, но никак этот факт не комментирует, также не обращает онвнимания на особенную привязанность Шекспира к Падуе и ее университету. Вотношении появления других датских реалий в "Гамлете" Черчилль высказываетпредположение, что кто-то из актеров труппы графа Лейстера мог быть в Даниив 1585 или 1586 году. Черчилль даже конструирует возможный разговор междуШекспиром и неким воображаемым членом труппы, побывавшим тогда в Дании: "Рассказывал я тебе, Билл, насчет того нашего визита в Эльсинор?" ит.п. Черчилль сочувственно замечает, что бедняга Шекспир мог просто заболетьот этих бесконечных разговоров о датских гастролях. Если даже не учитывать,что поездка лейстеровской труппы в Данию происходила более чем за полторадесятилетия до "Гамлета", то остается без ответа главный вопрос: почемудатские реалии появились только во втором кварто - в 1604 году, сразу послемиссии Рэтленда в Данию? Черчилль тоже говорит о молодости Рэтленда, о том,что тот не мог написать все три части "Генриха VI", "Комедию ошибок","Ричарда III", "Тита Андроника" в возрасте пятнадцати - восемнадцати лет. А.А. Аникст в своей статье "Кто написал пьесы Шекспира" {13} (1962) восновном повторяет те же аргументы, что и Черчилль, на книгу которого онссылается. Аникст пишет: "Все аргументы в пользу авторства Рэтленда падают,как карточный домик, когда читатель узнает дату рождения графа. Он явился насвет 6 октября 1576 года. А первые пьесы Шекспира, как установлено, шли насцене начиная с 1590 года. Выходит, что Рэтленд начал писать в 13-14 лет..." Итак, достаточно лишь узнать дату рождения Рэтленда... Как видим, этотаргумент является главным у всех критиков рэтлендианской гипотезы. Думаю,пора наконец подвергнуть этот "решающий аргумент" серьезному анализу ипоказать, что он основан на простом игнорировании важных свидетельств. Говоря о пьесах Шекспира, шедших на сцене начиная с 1590 года,оппоненты Демблона и Пороховщикова имеют в виду, конечно, "Генриха VI". Приэтом, однако, умалчивается, что нам неизвестно, какая именно пьеса на этотсюжет ставилась в тот период; также опускается ряд проблем, связанных стрилогией о войне Алой и Белой розы. А они весьма серьезны, и в этом легкоубедиться. В 1594 году была напечатана без имени автора пьеса "Первая часть враждымежду славными домами Йорк и Ланкастер..." (по сюжету соответствует 2-йчасти канонического шекспировского "Генриха VI"). В 1595 году издана"Правдивая трагедия о Ричарде, герцоге Йоркском, и о смерти доброго короляГенриха VI... как она была неоднократно представлена слугами графа Пембрука"(соответствует канонической 3-й части "Генриха VI"). Большинствошекспироведов, начиная с Мэлона и до конца XIX века, определенно утверждали,что эти пьесы написаны не Шекспиром; наиболее вероятными авторами считалисьМарло, Грин, Пиль или Кид. Текст обеих пьес значительно отличается от текстаканонических 2-й и 3-й частей "Генриха VI", впервые появившихся лишь вВеликом фолио 1623 года. Во-первых, текст в Фолио в полтора раза больше;кроме того, он свидетельствует о серьезнейшей переработке старых текстов,послуживших основой. Так, во 2-ю часть из 2000 строк старой пьесы перешлинеизменными только 500, остальные опущены или изменены, зато прибавилось1700 совершенно новых строк. Аналогичной коренной переработке подверглась и"Правдивая трагедия", ставшая 3-й частью "Генриха VI". Фактически былисозданы новые пьесы, в художественном отношении стоящие заметно выше своихпредшественниц. Что касается 1-й части трилогии, то она вообще не тольковпервые появилась в Великом фолио, но и не имеет пьес-предшественниц. Эти идругие факты долго считались достаточным доказательством того, что обепьесы-предшественницы не принадлежали Великому Барду, были дошекспировскими! Однако в конце прошлого века возникла другая точка зрения, согласнокоторой старые пьесы якобы являются не источниками, использованными позжеШекспиром, а испорченными ("пиратскими") изданиями шекспировских пьес. Этагипотеза была поддержана и развита П. Александером (1924) и егопоследователями, однако нет никаких оснований считать ее "окончательным"решением проблемы. Принадлежность двух старых пьес о войне Алой и Белой розы Шекспируникогда не была доказана, это лишь предположение. Да и как можно считать егодоказанным, если против него кроме текстологического анализа говоритсвидетельство таких авторитетных источников, как Фрэнсис Мерез и сам УильямШекспир! В 1598 году Фрэнсис Мерез в "Сокровищнице Умов" перечислил все пьесы,написанные к тому времени Шекспиром, но "Генриха VI" он не назвал. А ведьвсе ученые согласны с тем, что Мерез был удивительно хорошо знаком створчеством Шекспира. Ибо из двенадцати шекспировских пьес, названныхМерезом, половина тогда вообще не была еще напечатана, а четыре были изданыанонимно; кембриджец Мерез был знаком и с шекспировскими сонетами, которыеопубликуют лишь через десятилетие. Список Мереза является основой длядатировки шекспировских пьес раннего периода. И вот в этом своем ставшемзнаменитым списке Мерез не просто опустил какую-то из частей "Генриха VI" - он вообще не упоминает всю трилогию! Казалось бы, такое авторитетноесвидетельство не должно игнорироваться, однако именно это происходит всовременном шекспироведении - отсутствие "Генриха VI" в списке Мерезаигнорируется. В оправдание обычно выдвигается натянутое предположение, что к1598 году эти три хроники уже сошли с репертуара, поэтому, мол, Мерез то лизабыл про них, то ли сознательно опустил! Но если две пьесы-предшественницытоже принадлежат Шекспиру (как считает сегодня большинство шекспироведов) ибыли напечатаны всего за три-четыре года до книги Мереза, как это он мог"забыть" их, при чем тут наличие или отсутствие (тоже предположительные) ихв репертуаре тогдашних актерских трупп? Нет, Мерез не считал эти хроникишекспировскими - и всякое иное толкование его свидетельства являетсяпроизвольным домыслом. Это подтверждается и самим Шекспиром, который в 1593 году назвал поэму"Венера и Адонис" своим "первенцем". Но и это прямое свидетельство самогоБарда толкуется многими шекспироведами условно: мол, Шекспир имел в видутолько такое благородное занятие, как поэзия, не принимая в расчет пьесы длянародного театра, "считавшиеся произведениями низкого жанра" (а Мерез,выходит, так не считал?). Здесь опять - казуистические, полностью надуманныетолкования, необходимые тем, кто настолько твердо уверовал в раннююдатировку начала творчества Шекспира, что готов пренебрегать важнымифактами, противоречащими этой вере. Таким образом, серьезных, научных, а не надуманных оснований для того,чтобы датировать начало творческой деятельности Шекспира ранее чем 1592-1593годом, нет. После констатации этого факта аргументы в пользу авторстваРэтленда не будут "падать" подобно карточному домику, как только мы узнаемдату рождения графа. В 1592-1593 году Рэтленду было, соответственно, 16-17лет, и он уже в течение шести-семи лет занимался в Кембриджскомуниверситете, то есть был уже хотя и молодым, но интеллектуально достаточнозрелым человеком. Во всяком случае, не может быть ни малейших сомнений, чтоон мог написать и "Венеру и Адониса", и тем более такую слабую пьесу, как"Тит Андроник" (1593-1594). Из других пьес к 1593 году принято относить лишь"Ричарда III" и "Комедию ошибок". Однако текст первой был напечатан в 1597году (Рэтленду - 21 год), а второй - только в 1623-м. Итак, главный, решающий довод против авторства Рэтленда - его возраст -несостоятелен. Так же несерьезны доводы о якобы допущенных в шекспировскихпьесах ошибках в географических реалиях Северной Италии и Богемии - на самомделе слабое знание характера этих реалий в разные исторические периодыпоказывают критики рэтлендианской гипотезы. Но анализ, тем более научносостоятельный и объективный, этой гипотезы, по причинам, о которых я ужеговорил, в современном западном академическом шекспироведении попростуотсутствует. Эту странную пару - Рэтлендов - с недоумением обходят, небудучи информированными о всей совокупности связанных с ними литературных иисторических фактов. Ведь даже в работах Демблона, Пороховщикова, Сайкса неотражен такой важнейший факт, как приуроченность Первого фолио к десятойгодовщине смерти Рэтлендов и Второго - к двадцатой; осталась непонятой рольЕлизаветы и замечательной Мэри Сидни-Пембрук, не говоря о том, чего этивыдающиеся историки литературы еще не могли знать - результатов нашихсегодняшних исследований... Но поскольку многочисленные факты вновь и вновь свидетельствуют о том,что именно Роджер и Елизавета Рэтленд (хотя и не они одни) скрываются замаской-псевдонимом Уильяма Потрясающего Копьем, необходимо ответить навопросы, которые обычно задают нестратфордианцам сторонники традиционныхпредставлений о Шекспире: - Зачем было нужно подлинному автору (авторам) так долго и тщательноскрываться за псевдонимом? - Зачем, не довольствуясь псевдонимом, нужно было создавать еще и живуюмаску - подставную фигуру - Уильяма Шакспера из Стратфорда? - Каким образом удавалось сохранить эту мистификацию в тайне? В разное время на первый вопрос нестратфордианцы давали различныеответы. В отношении Фрэнсиса Бэкона полагали, что он просто опасалсяповредить своей карьере. Другие утверждали, что подлинный автор (например,Рэтленд) принадлежал к политической фронде и псевдоним был необходим ему дляконспирации. Часто можно слышать мнение, что для человека, занимавшеговысокое социальное положение, титулованного лорда было невозможноафишировать свои литературные занятия, особенно такие, как сочинение пьесдля публичных театров. С этим мнением нельзя полностью согласиться. Конечно,особого почета знатному лорду подобные занятия не добавляли, но и постыднымитогда не считались (к тому же впервые псевдоним Потрясающий Копьем появилсяне под пьесами, а под изысканными поэмами). Еще раз вспомним, что к литературе было причастно немало аристократов,сам король Иаков не гнушался публиковать под собственным именем своипоэтические и прозаические опыты, а Мерез в 1598 году среди лучших авторовпьес упоминает и лорда Бакхерста (граф Дорсет), и графа Оксфорда; писалпьесы-маски даже первый министр Роберт Сесил и ставший в 1618 годулордом-канцлером Фрэнсис Бэкон. Говорить о невозможности, недопустимости длятогдашнего аристократа заниматься литературой или драматургией нетоснований. Другое дело - нежелание печатать свои произведения подсобственным именем по сугубо личным причинам, проявлявшееся у самых разныхписателей в самые различные времена; недаром перечень писательскихпсевдонимов занимает целый том. В определенные периоды можно говорить даже о моде на анонимность. Впоэтическом сборнике "Гнездо Феникса" (1593) ни один из полутора десятковпоэтов-участников, включая и самого составителя, не подписался собственнымименем, и лишь некоторые - инициалами; многие из участников точно неидентифицированы и сегодня. Когда в своем словаре "Мир слов" Джон Флорио упоминает "сонет одного измоих друзей, который предпочитает быть истинным поэтом, чем носить это имя",он, скорее всего, имеет в виду именно Рэтленда. Потрясающий Копьем знал ценусвоему дарованию, но ему было чуждо суетное литературное тщеславие, оннаходил наслаждение в том, чтобы служить Аполлону и музам втайне. Вообщесклонность к секретности, таинственности, к мистификациям составляла важнуючерту характера этого удивительного человека, заранее позаботившегося о том,чтобы окутать завесой странной тайны даже свои похороны. В пьесе Джонсона "Эписин" (1609) есть любопытный разговор между тремямолодыми кавалерами - Дофином, Клеримонтом и Доу. Последний сам причастен кпоэтическому творчеству, но отзывается о поэтах пренебрежительно: "Дофин. Как же вы можете считать себя поэтом и при этом презирать всехпоэтов? Доу. Не всякий пишущий стихи - поэт. Есть такие мудрые головы, которыепишут стихи и при этом не называют себя поэтами. Поэты - это бедняки,которые стихами добывают себе пропитание. Дофин. А вы не хотели бы жить вашими стихами, сэр Джон? Клеримонт. Это было бы прискорбно. Чтобы рыцарь жил на свои стихи? Онне для того писал их, я надеюсь. Дофин. Однако благородное семейство Сидни живет его стихами и нестыдится этого..." Здесь, вероятно, Джонсон опять вспомнил упрек, брошенный Рэтлендом женеза то, что она принимала у себя поэта Бена. Интересна и аллюзия на то, чтосемья Сидни имела доходы от публикаций. Но главное - Джонсон тоже пытаетсяпонять причину необходимости сохранения известной ему тайны авторства,свидетелем которой он был и которая крылась прежде всего в самой личностиРэтленда. Здесь же следует искать ответа и на второй вопрос. Одного псевдонимадля тех, кто так воспринимал мир, было недостаточно, поэтому подыскиваласьживая маска Автора, причем предпочтение отдавалось личностям одиозным,которые никакого отношения к писательству иметь не могли. Ибо для ипостасиРэтленда - Жака-меланхолика важна не просто маска, но маска шутовская,вызывающая. Кроме того, неграмотный или малограмотный человек (или полоумоки пьяница, как Кориэт) в качестве маски имел то преимущество, что от него неоставалось каких-либо письменных документов, способных потом испортить Игру. Кто первым заметил расторопного стратфордца в актерской труппе или ещераньше - в его родном городке - неизвестно, но некоторый свет наобстоятельства этого судьбоносного для него случая проливает эпизод в"Укрощении строптивой", когда Лорд находит медника Слая. Конечно, значениеимело и забавное сходство имени Шакспера со студенческой кличкой Рэтленда -Потрясающий Копьем. При жизни роль Шакспера в этом спектакле была совсемнетрудной - никто из знакомых и земляков за писателя и поэта его,разумеется, не считал, в других же случаях от него требовалось лишь держатьязык за зубами. Не исключено, что иногда пьесы попадали в труппу через него.Выполнял он, вероятно, и другие поручения Рэтленда и недурно на этомзарабатывал. Товарищи по труппе знали, что у него - знатные покровители, иэтого им было достаточно; больше других, конечно, знал Ричард Бербедж, ноэто был человек надежный - ведь благодаря покровителям Шакспера труппа стала"слугами Его Величества" и получала приличный доход. О том, что труппа имелакакое-то отношение к изданиям шекспировских пьес (и тем более - поэм исонетов), ничего достоверного не известно, если не считать декоративногопоявления имен актеров Хеминга и Кондела под сочиненными Беном Джонсономобращениями к Пембруку и читателям в Первом фолио. Елизавета Сидни-Рэтленд вступила в Игру в середине первого десятилетияXVII века; ее рука заметна в некоторых сонетах, в последних пьесах -"Цимбелин", "Зимняя сказка", опубликованных лишь в Первом фолио. Современные(сегодняшние) шекспировские биографы, разделяя творчество Шекспира на три(некоторые - четыре) периода, отмечают, что после великих трагедий Шекспирвдруг стал писать романтические пьесы-сказки со счастливым концом. О том,что и Джонсон, и Бомонт чрезвычайно высоко оценивали литературный дар дочериФилипа Сидни, читатель уже знает, так же, как и о том, что ни одной строки,подписанной ее именем, не было напечатано. Перу Мэри Сидни-Пембрук принадлежит "Как вам это понравится", она жеосуществляла окончательную литературную обработку многих текстов в Первомфолио. Однако для более точного определения вклада каждого из участниковнеобходимы специальные исследования - работа непростая, если учесть, что вряде случаев использовались тексты пьес-предшественниц. В самом факте сохранения тайны псевдонима-маски нет ничегоневероятного. Немало псевдонимов того времени остаются нераскрытыми, хотя,конечно, шекспировский случай - самый значительный. Круг посвященных в тайнуПотрясающего Копьем был явно невелик - Пембруки, Саутгемптоны, Люси Бедфорд,некоторые поэты, в том числе кембриджские однокашники Рэтленда и Джонсон,Донн, Дрейтон. Слова Джонсона и многое другое позволяют сделать вывод, чтосекрет псевдонима был известен королеве Елизавете и после нее - королюИакову. Последнему, с его предрасположенностью не только к литературе итеатру, но и к мистицизму, вся эта атмосфера глубокой тайны особенно должнабыла импонировать. Неоднократное посещение замка Рэтлендов, приезд королявместе с наследным принцем в Бельвуар сразу после смерти его хозяев и то,что король, так высоко ценивший - чуть ли не наравне с Библией -произведения Шекспира, в то же время не проявлял никакого интереса кличности стратфордца, - все это свидетельствует о королевской посвященности,которая значила немало. Слова Джонсона в его раннем послании Елизавете Рэтленд говорят за то,что "чужие" посвященные могли давать какую-то клятву или обет сохранениятайны и ее разглашение было чревато (пример поэта Уитера свидетельствует опреимуществах молчания) серьезными неприятностями. Вспомним клятву на мече,которую Принц Датский требует от своих друзей: "...Клянитесь, что, видя меня в такие минуты, вы, сложив вот так рукиили так покачав головой, или произнесением неясных слов, как, например, "да,да, мы знаем", или "когда б могли мы рассказать"... или другим двусмысленнымнамеком, никогда не покажете, что вам что-то известно обо мне... клянитесь"(I, 5). Конечно, конкретные формы, обеспечивающие сохранение тайны, могли бытьразличными, но нет сомнения, что Рэтленду и его друзьям не представлялобольшого труда ограждать себя от праздного - или иного - любопытства. Ведьудалось им сохранить в глубокой тайне даже место захоронения дочери ФилипаСидни! Что касается стратфордца, то его деятельность - как пайщика актерскойтруппы в Лондоне, как откупщика церковной десятины и ростовщика в Стратфорде- протекала в среде, где книг не читали и над личностями их авторов головыне ломали. В Стратфорде определенно его при жизни и долгие годы после смертиникто за писателя не принимал. Окончательное оформление маски происходит кдесятой годовщине смерти Рэтлендов, когда она обретает не только собраниесочинений с загадочным "портретом", но и приличный настенный памятник встратфордской церкви. Этой роскошной книге, этому "портрету" - "импрессемоего Лорда" и этому памятнику (хотя эти изображения совсем несхожи) былопредназначено предстать перед потомками как свидетельствам подлинностиобраза "Титана в вакууме". Великая легенда о гениальном Барде из Стратфордаотправилась в свое путешествие по векам и континентам. Гениальная мистификация была выполнена весьма тщательно и с точнымрасчетом на человеческую психологию, с глубоким пониманием процессатворимости человеческих представлений о Прошлом. Но сотворенная Легендаимела и свою ахиллесову пяту: ее создатели, возможно, не учли, что УильямШакспер из Стратфорда был не куклой, а живым - и достаточно предприимчивым -человеком, и хотя он не мог оставить после себя каких-либо собственноручнонаписанных писем или документов, следы его реального существования иприобретательской деятельности все-таки сохранились в церковных, городских исудебных архивах. Эти следы долгое время пребывали в безвестности, и Легендаукреплялась в сознании новых поколений, сменивших шекспировское; зародился иокреп стратфордский культ. Потом пришли вопросы, на которые было трудно дать убедительные ответы(такова, к сожалению, судьба многих человеческих культов). Начали искатьсвязи Титана с его временем. Сперва их просто домысливали или придумывали,исходя из того немногого, что сообщали о Барде Первое фолио и надпись настратфордском памятнике. Но потом (увы, увы!) стали находить действительные,подлинные следы Уильяма Шакспера. И следы эти оказались такого рода, чтозаставили многих искателей отпрянуть в недоумении перед пропастью,разделяющей Творения и их якобы Творца. И Время начало размыватьстратфордский монумент... Но культ, давно отделившийся от породившей его эпохи, уже исправнофункционировал сам по себе, обрастая все новыми - не только декоративными,но и многостранично-научными - аксессуарами, став почти официальным символомкультурных и духовных ценностей человечества. Какая причудливая обительвеликих душ...

* Глава шестая. ПО КОМ ЖЕ ЗВОНИЛ КОЛОКОЛ *

Возвращение к Честеру. - Охота на единорогов в центре Вашингтона иЛондона. Роберт Честер бросает вызов американским и английским ученым. -Колокол звонил по Шекспиру

Возвращение к Честеру

А теперь возвратимся к честеровскому сборнику "Жертва Любви", скоторого началось наше повествование о поисках и обретении Шекспира. Послетого как читатель ознакомился с растянувшейся на много поколений иисполненной нешуточными полемическими страстями историей "шекспировскоговопроса", с трагической историей жизни и смерти бельвуарской четы, еетесными связями с Беном Джонсоном и другими участниками закрытогопоэтического кружка, ему будет легче оценить значение книги Честера. Анализ целого ряда полиграфических, литературных и исторических фактовпоказал, что даты на титульных листах различных экземпляров книги являютсямистификацией, что книга появилась не в 1601 году, а значительно позже.Траурная аллюзия в адрес Джона Солсбэри, умершего летом 1612 года, позволиламне определить подлинную дату появления книги, а через нее идентифицироватьпрототипов Голубя и Феникс - необыкновенную чету Рэтлендов, покинувшую этотмир в одно время с Солсбэри. О том, что честеровские герои - это Рэтленды,свидетельствуют многочисленные "совпадения". Здесь и целомудренный, чистодуховный характер брака хозяев Бельвуара, их тайное служение музам,обстоятельства их смерти и обставленных невиданной секретностью похорон, имногое, многое другое, о чем мы говорили в предыдущих главах. Даже болезни,от которых страдает честеровский Голубь, - те же, что мучили Рэтленда;узнаются в книге Честера и уникальные топографические реалии Бельвуара. Нетолько Бен Джонсон, неоднократно бывавший в доме Рэтлендов и оставившийпотрясающие свидетельства своего глубокого преклонения перед дочерью ФилипаСидни, но и другие участники сборника были членами поэтического кружка"поэтов Бельвуарской долины". Впечатляющий список бесспорных совпадений указывает все снова и снована бельвуарскую чету, и даже небольшой их части хватило бы, чтобы отказатьсяот старых гипотез, давно показавших свою беспомощность и привязанных к ничемне подтвержденной, фальшивой дате. Честеровский сборник "Жертва Любви","аллегорически затеняющий правду о любви и жестокой судьбе Феникс и Голубя",действительно был создан под свежим впечатлением трагического события -смерти четы Рэтленд. Отпечатанная всего в немногих экземплярах, книганикогда свободно не продавалась, а эти экземпляры стали собственностьюнескольких посвященных. Мы уже знаем, что в течение ряда лет после смертиРэтлендов на упоминании их имен в печати было табу. Только спустя многиедесятилетия, уже совсем в другую эпоху, сменив не одного владельца,диковинная книга с разными титульными листами начнет время от временипопадаться на глаза и вызывать удивление библиофилов, пока наконец ею незаинтересуются тогдашние шекспироведы из-за напечатанного в ней имениВеликого Барда, и в 1878 году Александр Гросарт - возможно, вняв призывуР.У. Эмерсона, - не опубликует ее полный текст со своими комментариями.Начался длительный и сложный процесс научного исследования книги; он незакончен полностью и сегодня, но главная загадка честеровского сборника -загадка его необыкновенных героев - решена. Охота на единорогов в центре Вашингтона и Лондона. Роберт Честер бросает вызов американским и английским ученым Результаты своего исследования книги Честера и поэмы о Голубе и Феникся впервые изложил в статье, опубликованной в академическом издании"Шекспировские чтения 1984". Главную задачу на первом этапе я видел в том,чтобы сделать новую датировку и идентификацию прототипов героев сборникадостоянием гласности и предметом научной дискуссии. Перспективы,открывавшиеся для решения великого "шекспировского вопроса" благодаряполученным конкретным и достаточно очевидным результатам, обсуждать в этойстатье было явно нецелесообразно. После многолетнего идеологическогодавления отношение к нестратфордианским представлениям в наших академическихкругах продолжало оставаться весьма настороженным, и попытка сказать иоткрыть сразу слишком многое могла бы затянуть или даже сорвать публикацию.Да и реакцию англо-американских шекспироведов нетрудно было спрогнозировать:все "еретические" - нестратфордианские - работы они привычно "отбрасывают спорога", даже если в них содержатся открытия по конкретным частнымпроблемам. Важно было не отталкивать этих ученых, в чьем распоряжениинаходились все материалы и первоисточники, а