Пешком в индию под хохот водного поэта его величества

О дальнейшей истории необыкновенного путешественника и писателя ТомасаКориэта из Одкомба мы узнаем из появившихся в 1616-1618 годах в видепечатных памфлетов пяти его "писем из Индии", главы из книги географаСэмюэла Порчеса (1625) {9} и из нескольких страниц в книге миссионера Э.Терри о пребывании в Индии. Еще раз отмечу: никаких рукописей, даже ниодного достоверного автографа от Кориэта не осталось! В октябре 1612 года один или два веселых джентльмена из "Русалочьегоклуба" вместе с Кориэтом сели на корабль, отправлявшийся на Восток. Онамерении совершить новое большое путешествие одкомбианец объявил еще в"Нелепостях" и "Капусте". По пути в Константинополь, как рассказывается в стихах, появившихся вЛондоне через четыре года, группа англичан, высадившись в Троаде, разыгралаеще один фарсовый эпизод. Приняв развалины древних строений за остаткигомеровской Трои, англичане торжественно провозгласили одкомбианца "ПервымАнглийским Троянским Рыцарем" (с коленопреклонением, ударом шпаги по плечу ит.д.). Кориэт, конечно же, забирается на камень и произносит очередную"речь". И безымянный автор стихотворения объявляет: "Теперь он не Кориэт, а Троянский Рыцарь, И не Одкомба только, но всей Англии радость. Храбрый Брут, воспетый лучшими английскими умами, Стал подлинным троянцем, потомком Энея. Поднявшись на возвышение. Ум и Гордость нашей Нации Обращает к древнему Илиону свою новую речь". Пока одкомбианец продвигался на Восток, обретя по дороге вдобавок кпрочим своим шутовским титулам еще и звание Первого Английского ТроянскогоРыцаря, на туманных берегах Альбиона подало голос новое действующее лицо,продолжившее широкомасштабный фарс. Некто Джон Тэйлор, позже ставшийизвестным как Водный Поэт Его Величества, выпустил памфлет под названием"Путешествие гребца... или Галиматья из сонетов и сатир, с четвертью пинтыэпиграмм из последнего улова". Это было вообще первое появление в печати имени Тэйлора, уже немолодогопо тогдашним меркам - 34 года. Он участвовал в морских походах Эссекса, былранен в ногу и получил должность - нечто вроде старшего перевозчика наТемзе, причем, как он утверждал, в его обязанности входило и получениесвоеобразной "пошлины" с каждого перевозившего вино судна - по шестьгаллонов (27 литров) этого весьма ценимого им напитка. И вот этотисключенный в свое время из начальной школы за неуспеваемость и никогда налитературном поприще не подвизавшийся моряк с 1612 года развивает бурнуюписательскую деятельность - за следующие десятилетия под его именемпоявилось огромное количество небольших прозаических и стихотворныхпамфлетов (а в 1630 году и собрание сочинений). И начал литературную карьеру Тэйлор именно с Кориэта, избраводкомбианца главной мишенью для своего хлесткого остроумия, упражняясь всепервые годы в издевательских и обидных шутках над ним: "Я не дурацкий колпак, не тупица-недоумок, Не паяц, как одкомбский Том, Не мешок с шерстью, сдобренный греческим, Отправившийся в Венецию искать там Венеру....................... Нет, достославный Том, я не завидую твоему положению: Ты - придворный шут, а я - речной, на Темзе". В следующем памфлете Кориэту объявлялось, что "игра началась" иобъектом ее будет одкомбианец, хотя Тэйлор и не испытывает к нему злобы:"Зачем бы я стал ни с того ни с сего ненавидеть какого-то осла!" Далее идутдлинные и потешные пререкания с "панегириками" к Кориэтовой книге. Тэйлоррассказывает также, что Кориэт якобы жаловался на его насмешки и обидысамому королю (!); моряк же, оправдываясь, отправил-де монарху стихотворнуюпетицию, где уподоблял себя и Кориэта двум библейским шлюхам, представившимсвою склоку на суд царя Соломона. На что король будто бы ответил, что, когдалордам его Тайного совета будет нечего делать, он поручит им определитьразницу между Томасом Кориэтом - писателем и Джоном Тэйлором - гребцом.Конечно, эта история - анекдот; к тому же Кориэт покинул Англию в том же,1612 году, когда появился только первый тэйлоровский памфлет. В 1613 году были напечатаны еще две лихие стихотворные пародии Тэйлора.Первая называлась "Одкомбианский Плач - Грустная, Веселая, Горестная,Восхитительная, Потешная-до-Печали Элегия, или Похоронная Поэма напредполагаемую Смерть знаменитого Космографического Топографа иИсториографического Повествователя Мастера Томаса Кориэта". Здесь вовсюобыгрывается якобы распространившееся в Лондоне известие о гибели в море"Одкомбианского, Греческого, Латинского, Великого Тома-осла". Разойдясь,Тэйлор описывает, как Кориэт тонет в море и как поедающие его тело рыбыстановятся от этого законченными латинистами и эллинистами. Кориэт"прославляется" в новых образах - Надутого Пузыря, Посмешища, Пестрого Шутаи т.п. - здесь много потешных новообразований, головоломной игры слов, частона грани бессмыслицы. Так, в эпитафии Кориэту, "переведенной" Тэйлором, поего словам, с "бермудского и утопического языков", рекомендуется текстпроизносить с "хрюкающим акцентом, сходным с хрюканьем борова": "Томо-хрю Кориэто-хрю Болвано-хрю... и т.д.". А в следующем памфлете, появившемся через три месяца, в том жеразвеселом духе обыгрывается "Восьмое чудо света, или Кориэтово спасение отпредполагавшейся смерти в морских волнах". В 1616 году в Лондоне появляется книжка "Томас Кориэт приветствуетанглийские Умы из столицы Великого Могола" (дата - на титульном листе, нокнига не регистрировалась), где были напечатаны четыре "письма Кориэта",датированные 1615 годом, вместе со стихотворениями, автор которых потешаетсянад Кориэтом, причем часть стихов вложена в уста самого одкомбианца Здесьсреди прочего сообщается и о возведении Кориэта в "сан" Троянского Рыцаря.Особый интерес представляет письмо, адресованное "Верховному СенешалюИстинно Почитаемого Братства Сиреночьих Джентльменов, которые встречаются впервую пятницу каждого месяца под вывеской "Русалки" на Бред-стрит вЛондоне". Это единственное упоминание современника о таком "братстве".Неизвестно, случайно или в шутку Кориэт путает русалку с сиреной, остаетсяоткрытым и вопрос о том, кто был тогда этим самым "Сенешалем". Великолепнаподпись под письмом: "Наиболее облагодетельствованный Вами соотечественник иподданный,Иерусалимско-Сирийский-Месопотамско-Армянский-Мидийско-Парфянский-Персидско-Индийский Скороход из Одкомба, что в Сомерсете, Томас Кориэт". В 1617 году Тэйлор выпускает прозаический памфлет "Три недели, три дняи три часа путешествия из Лондона в Гамбург", пародирующий некоторыестраницы "Нелепостей". Книжка посвящена "Отсутствующему ОдкомбианскомуСтранствующему Рыцарю Сэру Томасу Кориэту, Великобританскому Недоразумению,Космографическому и Каллиграфическому Писателю, Шагомеру, Иноходцу, Рысаку,Неутомимому Путешественнику, Рыцарю Трои, Любимчику Слепой Фортуны". В 1618 году появляется "Путешествие без единого пенни, или ПрогулкаДжона Тэйлора из Лондона в Эдинбург". Таких путешествий у Тэйлора былонесколько, и их описания открыто пародируют кориэтовские. О степенидостоверности многих сообщаемых Тэйлором удивительных деталей можно судитьхотя бы по описанию им своего плавания из Лондона в Куинберри (Кент) налодке из оберточной бумаги с веслами в виде двух вяленых рыбин, привязанныхк палкам... Впрочем, немало западных ученых склонны принимать россказниДжона Тэйлора (как и кориэтовские) всерьез, и, как можно понять, онипредставляют себе неистощимого Водного Поэта чем-то вроде Тура Хейер-далашекспировских времен... В 1618 году Тэйлор (гонитель, насмешник, враг Кориэта!) публикует ещеодно (пятое и последнее) письмо Кориэта из Индии, адресованное матери идатированное 1616 годом. Кроме этого письма, стилизованного под откровения"простака-пилигрима", в книжке много стихов Тэйлора, в которых он, продолжаянасмехаться над Кориэтом, "доказывает", что это письмо действительнонаписано одкомбианцем, а не сочинено самим Водным Поэтом. Но через 12 лет,издавая собрание своих трудов {10}, Тэйлор наравне с другими своимисочинениями поместил там и полный текст этого "письма Кориэта", - и фактэтот свидетельствует о многом. В той же книжке (1618) есть потешная речь Кориэта - абракадабра, якобыпроизнесенная им перед лицом самого Великого Могола - императора Джахангира,да еще на персидском языке! Помещен здесь и "портрет" Кориэта - гравюра нацелую страницу: мужчина, одетый вполне прилично и модно, при шпаге, но еговысокая шляпа с пером нахлобучена буквально на нос, полностью закрывая лоб иглаза! Читателю предоставляется возможность рассматривать нижнюю часть носа,усы и бороду великого пешехода, стоящего со сложенными на животе руками {Внаше время этот портрет (вероятно, из-за нахлобученной на нос шляпы) можноиногда видеть в книгах по искусству елизаветинско-якобианской Англииснабженным подписью "Портрет меланхолика"! Ирония судьбы - чем-чем, амеланхоличностью одкомбианский скороход не отличался.}. Скрытое от читателейза живой маской лицо подлинного автора (или авторов) - важнейшая детальраблезианского фарса, разыгрываемого не только на страницах хитроумныхизданий, но и на сцене жизни. Почти весь 1613 год Кориэт с кем-то из сопровождающих проводит вКонстантинополе, пользуясь гостеприимством резидента английской Левантийскойкомпании (бывшего фактическим английским послом) Пиндара, которому онпередал внушительные рекомендательные письма. План дальнейших похождений,вероятно, еще не определился. Летом 1612 года умер Рэтленд, а в ноябре тогоже года внезапно умирает наследник престола, для которого создавалисьКориэтовы книги, - главный покровитель всего фарса; предприятие на времяповисло в воздухе, пока его не взяли под свою опеку другие, прежде всего -граф Пембрук. В первой половине 1614 года Кориэт и сопровождавший его англичанинстранствуют по Ближнему Востоку, посещают Святую Землю. Наконец, в сентябре1614 года он пешком отправляется через Сирию, Персию и современныйАфганистан в Индию и за девять месяцев достигает своей цели. Поскольку в его"письмах" утверждается, что весь маршрут от Иерусалима до Индии - 3 300 миль(5300 км) - через горы, пустыни и джунгли он проделал исключительно пешком,он является не только первым и единственным англичанином, совершившим такойбеспримерный подвиг, - это его пешее хождение вообще, насколько мнеизвестно, не имеет аналогов в мировой истории! И в одном из "писем Кориэтаиз Индии" справедливо замечается: "Вряд ли вы в своей жизни слышали отаком". В этих напечатанных в Лондоне письмах содержится рассказ о некоторыхкрасочных деталях невероятного путешествия, о дворе и империи ВеликогоМогола. Но кроме этих "писем" существуют и другие, для печати непредназначавшиеся. Находившийся в Индии Томас Роу - адмирал, путешественник,дипломат и поэт, друг Джонсона, Донна, Саутгемптона, Пембрука - пишет в этовремя последнему, что путевые заметки некоего известного томупутешественника уже созрели для того, чтобы лондонские издатели с радостьювзялись их печатать, - значит, Пембрук, ведавший, между прочим, икоролевскими развлечениями, был в курсе дел, связанных с подвигами Кориэта ипредполагавшимся изданием новой книги; связь кориэтовского фарса спокровителем Потрясающего Копьем и Бена Джонсона вполне очевидна. В концеписьма Роу сообщает, что это лицо (то есть Кориэт) сейчас составляет ирепетирует новые речи, "главным образом для нашей леди Хартфорд". ГрафиняФрансис Хартфорд была известна в тогдашнем английском высшем свете своейкрасотой и особенной надменностью - вряд ли эта сверхнадменная дама моглавообще иметь что-либо общее с безродным, нищим (вдобавок и уродливым)одком-бианцем. Ясно, что речь идет о заготовке еще одного комическогоэпизода для будущей книги. Какими-то путями (вероятно, через тех же Роу и Пембрука) вести оКориэте доходили даже до самого короля. Известно, что незадолго до своейсмерти Кориэт встретил прибывшего из Англии торговца и был сначала обрадованего словами о том, что добрый король Джеймс (Иаков) не забыл своегоодкомбианца, но потом ужасно огорчился тем, как именно вспомнил о немкороль: "Что, разве этот шут еще жив?". После этого жить Томасу Кориэту действительно оставалось недолго. Онбыл болен, очень слаб, и вино, которым его хорошо угостили на английскойфактории, ускорило развязку. Какое совпадение - ведь, по преданию,записанному Уордом через несколько десятилетий после смерти Уильяма Шаксперав Стратфорде, тот умер от "лихорадки", приключившейся после застолья сприбывшими из Лондона друзьями! В декабре 1617 года капеллан Терри", в обществе которого одкомбианецпровел свои последние дни, похоронил его где-то в районе Сурата (западноепобережье Индии). Рассказ о смерти Кориэта Терри завершает: "Так закончилКориэт, так он покинул сцену, и за ним должны последовать и все другие, какбы долго ни продолжалась их роль..." Терри замечает при этом, что, вероятно,жизнь Кориэта могла бы сложиться более благополучно, не окажись он в цепкихруках выдающихся умов своего времени... Насколько капеллан Ост-Индскойкомпании был посвящен в секреты кухни, где за несколько лет до того былиприготовлены такие необыкновенные блюда, как "Кориэтовы Нелепости","Кориэтова Капуста" и "Одкомбианский Десерт", - неизвестно... В конце 1618 года прибывшее из Индии судно доставило в Лондон письмоТомаса Роу, сообщавшего среди других новостей и о смерти Томаса Кориэта.Известие это прошло почти незамеченным; единственным, кто на него публичнооткликнулся, был Водный Поэт Его Величества - насмешник и безжалостныйпреследователь одкомбианца. В той же книжке, где описывается плаваниеТэйлора на лодке из оберточной бумаги с веслами из вяленой трески, он впрочувствованных и "почти нормальных" стихах простился после восьмилетнейбуффонады с ушедшим со сцены главным комическим персонажем удивительнойигры, назвав себя при этом его товарищем: "... Прощай, Томас, ты уже никогда не вернешься... Увы, нам суждено расставаться с тем, что мы не можем сохранить, Поэтому теперь мы оставляем тебя в покое навсегда".

Раблезианский карнавал

Слова Водного Поэта были эпилогом современника к необыкновенной историижизни и литературной славы Томаса Кориэта из Одкомба. Некоторое время егоимя еще встречалось кое-где в произведениях других его современников. Черезчетыре десятилетия Томас Фул-лер, собирая сведения о Кориэте для своейкниги, смог узнать лишь, что тот был придурковатым шутом, служившим забавойдля придворных остроумцев и их литературных друзей, и отличался уродливойформой головы. Потом наступает почти полное молчание. В Англии, раздираемойгражданской войной, политическими распрями, о необыкновенномпутешественнике-скороходе и связанных с его именем причудливых книгах,похоже, забыли совсем. Поколение же "просветителей" взирало на этого (и нетолько на этого) странного пришельца из такого, казалось бы, недалекогопрошлого с некоторой растерянностью, подобно троянцам, толпившимся вокругдеревянного коня, оставленного им уплывшими за море хитроумными греками. "Кориэтовы Нелепости" переиздаются - без всяких комментариев - лишь вконце XVIII века. И только спустя еще одно столетие начали уточнять составучастников издания "Нелепостей", раскрывать псевдонимы, постепенноприближаться к смеховому кругу, в центре которого стоял обряженный в пестроразмалеванные шутовские одежды странный одкомбианец, чья голова напоминалаперевернутую сахарную. Однако для широкого читателя книги Кориэта и вся удивительная историявокруг него продолжают оставаться малоизвестными. В своей монографии,посвященной Кориэту, Стрэчен исключительно высоко оценивает научные илитературные достоинства "Нелепостей", сожалея, что Кориэт заключил такуюценную работу в неуместную смеховую оболочку. На пародийный, комический, ато и просто фантастический характер многих сообщаемых Кориэтом о себедеталей (вроде развоза "Нелепостей" на "осле, несущем тайну", речей передкоролем и Великим Моголом, скорости его пеших передвижений и многогодругого) Стрэчен особого внимания не обращает, хотя они порой и ставят его втупик. Не может он объяснить и появление огромного, не имеющего себеподобных свода пародийных издевательских "панегириков", принадлежащих перусамых выдающихся английских поэтов и писателей, в таком географическомтруде. Действительно, над чем же смеются именитые авторы "панегириков",прямо-таки надрываются от хохота, что заставляет Водного Поэта корчиться впароксизмах смеха при одном лишь упоминании имени Томаса Кориэта из Одкомба,что вообще означает эта продолжавшаяся целое десятилетие беспрецедентнаябуффонада вокруг столь выдающегося путешественника и писателя? На этивопросы Стрэчен ответа дать не может, ибо он, как и другие английскиеисторики, всерьез принимает откровенную комедию, дерзкий фарс за чистуюмонету, а безответного шута-выпивоху - за эрудированного страноведа инезаурядного писателя. Фарсовый, карнавальный, смеховой аспект, являющийсяважнейшим и определяющим во всей необыкновенной истории "Князя Поэтов"Томаса Кориэта, остается ими непонятым. Хантингтон Браун {12} в своем обстоятельном исследовании влияния Раблена английскую литературу (1967) отметил огромное собрание пародийныхпанегириков в "Кориэтовых Нелепостях" (он называет это собрание лавиной,обвалом). Раблезианские элементы в этих стихах и в самой книге Кориэтабесспорны; имя Рабле прямо называется несколько раз, многочисленны аллюзии,прямые и скрытые цитаты из "Гаргантюа и Пантагрюэля". Однако Браунфактически проходит мимо других аспектов фарса о Кориэте, его своеобразия,его тесной связи с литературной и театральной действительностью эпохи. Очень слабо исследован и такой важный аспект кориэтовской истории, какее документально подтверждаемая близость к самой выдающейся (хотя всегдаостающейся за занавесом) личности эпохи, - ведь все эти события происходятбуквально рядом с Великим Бардом! Томас Кориэт и Уильям Потрясающий Копьем -не только современники. У них оказываются одни и те же издатели (Блаунт,Торп, Джаггард) {13}, те же покровители (Пембруки); тех немногих поэтов,которые назвали имя Шекспира в своих произведениях, мы находим и средикориэтовских "панегиристов". И в первую очередь их тесно связывает публичнозаявивший о личном знакомстве с обоими Бен Джонсон, чьими обращениями истихотворениями начинаются как "Нелепости", так и посмертное шекспировскоеВеликое фолио 1623 года. Однако, хотя, кроме Бена Джонсона, ни один имеющийоткрытое отношение к литературе современник Шекспира не может сравниться сКориэтом по количеству и значительности подобных достоверных "пунктовсоприкосновения" с Великим Бардом, имя удивительного одкомбианца сталопоявляться в некоторых шекспировских биографиях сравнительно недавно. Егоупоминают - в нескольких фразах, - когда речь заходит об известном (нодалеко не достоверном) описании Фуллером словесных поединков между Шекспироми Джонсоном, или о более достоверных фактах: о не знавшем удержу остроумии и"практических шутках" собиравшихся в таверне "Русалка" джентльменов,любивших называть себя "британскими умами". Итак, Томас Кориэт продолжает оставаться для английских историков илитературоведов неким загадочным ухмыляющимся сфинксом. Однако затянувшаясязагадочность этого явления не в последнюю очередь проистекает из непониманиямногообразия проявлений смеховой культуры Средневековья и Возрождения, изкоторых самым ярким и известным (сегодня), но отнюдь не единственным и неисчерпывающим является великое творение Франсуа Рабле. "Гаргантюа иПантагрюэль" - литературное произведение, хотя его образы, поднявшиеся изглубин народной смеховой культуры, и не укладываются в какие бы то ни былоакадемические каноны. Явление же, имя которому - Томас Кориэт, - это нетолько литература; многочисленные и убедительные факты показывают, что переднами - фарс, грандиозная, продолжающаяся целое десятилетие карнавальнаяИгра, действие которой все время переходит с печатных страниц на сценуреальной жизни и обратно. Фарс этот разыгран так дерзко, в таких необычныхмасштабах, что его театральная сущность до сих пор оставалась непонятой и неоцененной адекватно в контексте породившей его эпохи - шекспировской. Так же как и книгу Рабле, фарс о Кориэте можно уподобить ларцу, запричудливым оформлением которого скрывается драгоценное содержание. Новеликий француз не был шутом, безответным посмешищем; он был автором, ичитатели смеялись не над ним, а над рассказываемыми им историями, надсозданными его воображением героями. Кориэт же - сам главный геройразыгрываемого вокруг него фарса, отплясывающий вместе с потешающимися надним остроумцами. И при этом он не фантастический гигант, а маленький человекво плоти и крови, "прописанный" в шекспировской Англии, которого тозапихивают мокрого и съежившегося в раскрашенный сундук, то таскают подорогам Европы и пустыням Азии, возводят в "сан" Великого Троянского Рыцаря,показывают королю и членам его семьи, сочиняют и издают от его имени книги иписьма, и все время вокруг него карнавальный смех, обрушивающийся на нас состраниц "Нелепостей", "Капусты", "Десерта", "Писем из Индии", гротескныхпамфлетов Водного Поэта Его Величества. Важная особенность этого фарса: хотя главная книга, вышедшая под именемКориэта, имеет гротескное название и густо насыщена пародийным и комическимматериалом, ее костяком является высокоэрудированный и сохраняющий своюисторическую и литературную ценность рассказ о тогдашней Европе, причемувиденной глазами современника Шекспира и Джонсона. И это смешение жанров -сатиры, гротеска, комедии - вокруг серьезных научных текстов, постоянноевторжение литературы в реальную жизнь, постоянное присутствие шута,загримированного под автора, придают фарсу ощутимую театрализованность.Однако постижение секретов этого театра затрудняется еще особой (можносказать - английской) манерой смеяться всерьез, когда рамки реальности неотбрасываются напрочь, а используются как элементы декораций, способныхввести в заблуждение непосвященных читателей. Главным приемом придания такому фарсу достоверности в глазахнепосвященных (и одновременно поводом для насмешки над ними) является,конечно, использование подлинным автором (авторами) не просто псевдонима, аживой, притом одиозной маски, со стороны которой можно было не опасатьсяразглашения секрета. И действительно, никаких дневников, оригиналов писем ивообще никаких автографов от Кориэта (так же, как и от Шакспера) неосталось. Что касается подлинных авторов и их помощников, то некоторый светна их лица проливает не только список имен поэтов под "панегириками", но иприписка Кориэта к "письму из Индии", где он просит "Верховного Сенешаля"передать приветы "истинным друзьям литературы". Среди них поэты Джон Донн,Ричард Мартин, Кристофер Брук, Джон Хоскинс, Хью Холланд, ну и, конечно, БенДжонсон и географ Порчес. Есть здесь и несколько имен издателей - их всегопять, но этот список чрезвычайно важен: кроме зарегистрировавших "Нелепости"и "Капусту" Блаунта и Баррета там значится и Мэтью Лаунз, чье имя напечатанона титульном листе лондонского экземпляра честеровского сборника "ЖертваЛюбви". Следы причастности самого Рэтленда к фарсу мы уже отметили - онидостаточно многочисленны. Ясно, что в "Нелепостях" частично использованынекоторые из его старых путевых заметок и впечатлений, ему принадлежат инекоторые из "панегириков"; возможно, именно он считался "ВерховнымСенешалем Истинно Почитаемого Братства Сиреночьих Джентльменов", или, какобозначено в том же письме, - "Протопластом", то есть "Первочеловеком".Вспомним, что последними книгами, доставленными безнадежно больному"Роджеру, которого заместил Томас", были "Капуста" и "Десерт", что из пятиизвестных рукописных экземпляров "Философического пира" один находится вБельвуаре, - и на это "совпадение", как и на многие другие, до сих порвнимания исследователями обращено не было; они держали в руках ключи кфарсу, не понимая их значения. Игра о Кориэте не была доведена до конца - вторая книга, которая должнабыла превзойти первую, дать описание тогдашнего Востока, увиденного глазамипилигрима-шута, так и не появилась, но заметки Порчеса, дневники Роу вместес Кориэтовыми "письмами из Индии" показывают контуры и отдельные деталинового акта грандиозного замысла, приоткрывают "технологию" создания фарса.И это очень важно - ведь потомки оказались благодарными зрителями ичитателями, восприняв Фарс о Кориэте как Быль о Кориэте, и это можно считатьвысшей оценкой, поставленной Временем его создателям. Разумеется, многиедетали этой истории требуют дополнительных исследований, для которых болеечем достаточно неподнятого, но многообещающего архивного материала. Однакоглавное уже сейчас представляется бесспорным: здесь, как мало где еще,проявилась присущая необыкновенному Шекспирову поколению страсть к Игре, кпревращению самой сцены жизни в Театр, страсть к фарсу, розыгрышу, кочищению Смехом. Это - осуществленная мечта Жака-меланхолика, и это - один из важнейшихключей к другой - еще более грандиозной - его Игре, к постижению ТайныУильяма Потрясающего Копьем. Возможно, именно это и имел в виду Джон Донн,когда назвал "Кориэтовы Нелепости" - книгу, к появлению которой он тожеосновательно приложил руку, - Сивиллиной.

Интерлюдия

ФРАГМЕНТЫ ИЗ КНИГИ "КОРИЭТОВЫ НЕЛЕПОСТИ" Некоторые "панегирические" вступительные материалы, превозносящие необыкновенного пешехода и писателя {*} {* Перевод и примечания И. Гилилова; примечания на полях - "самого"Кориэта. (помечены знаком # - М.Б.)} ХАРАКТЕРИСТИКА знаменитого ОДКОМБИАНСКОГО или, скорее, ВЕЗДЕСУЩЕГО Путешественника Томаса Кориэта {*}, Джентльмена, Автора этих Пятимесячных НЕЛЕПОСТЕЙ. Написана щедрым другом {**}, посчитавшим, что теперь необходимо дать вам возможность понять Творца так же хорошо, как и сам его Труд. {* Для придания имени Кориэта большего шутовского звучания в этомзаголовке оно даже употребляется с артиклем - Thomas the Coryate.} {** Автором этой "Характеристики Томаса Кориэта" является Бен Джонсон,судя хотя бы по тому, что объявленный в конце "Характеристики",непосредственно следующий за ней и тесно связанный по смыслу"Характеристический Акростих" подписан его полным именем.} Он представляет из себя Особое Устройство {В оригинале - Engine. Влексиконе Бена Джонсона это слово имеет такие значения: устройство, эмблема,выдумка, замысел, затея.}, целиком состоящее из крайностей? Голова, ПальцыРук и Пальцы Ног. Места, которых касались Пальцы его неутомимых Ног, тут жеописывают Пальцы его Рук под диктовку его великолепной Головы. Он направилсяв Венецию 14 мая 1608 года и собственной персоной вернулся домой 3 октябрятого же года, пробыв в отсутствии около пяти месяцев. Его шаги были вдвоедлиннее против обычных; благодаря такому преимуществу он оказался всостоянии посетить многочисленные города и деревни, ярмарки и рынки, во всехэтих местах приветствуемый людьми как желанный Спектакль, особенно же в этойНиневии - городе Норич {Город Норич в Средние века был до основания разрушендатчанами.}. И теперь он сделался еще лучшей Марионеткой {Здесь - игра сразличными значениями слова motion: марионетка, кукла; ход, движение;действие кишечника.}, заимев Объяснителя в лице этой Книги, хотя онаобрисовывает состояние его кошелька лучше, чем его самого. Зато мы, егообожатели, безжалостно загрузили печатный станок своими восхвалениями, и подэтот ветер он распустил все свои паруса, благо исписанной бумаги, которая наних пошла, он наплодил предостаточно. Он замыслил печататься, еще когдаслужил в собственной одежде и за свой счет Забавой Двора, где он не замедлилобзавестись знакомствами, начиная от самих хозяев Палатина и до плебеев;некоторые одкомбианцы даже опасались, что такая популярность может повредитьему. Но он легко избегает суетных соблазнов; когда его собираются поднять наболее высокое место, он уклоняется от этого, дабы не произошло помехи дляего будущих путешествий, к которым он неизлечимо привержен. При одном толькослове "путешествие" он готов превратиться хоть во вьючную лошадь или взапряженного в телегу быка, и любой возчик может увести его из компаниилюдей, не бывавших в чужих странах, ибо он является непревзойденнымобразчиком истинного путешественника. Прибывшая голландская почта возбуждаетего; простая надпись на письме, что оно доставлено из Цюриха, заставляет еговскочить, и он начинает крутиться волчком, если письмо из Базеля илиГейдельберга. А увидя слова "Франкфурт" или "Венеция" хотя бы только наобложке книги, он может разорвать на себе камзол, выворачивает локти изаполняет комнату своим бормотанием. Он помешан на всем греческом не менее,чем на веселье, и предпочитает торговаться при покупке яиц, пудингов,имбирных пряников {# Он делал все это во время своего путешествия, но,вернувшись из Венеции, считает теперь зазорным самому заниматься закупкамипровианта.}, а также при починке своих рваных башмаков на аттическомдиалекте; совесть не позволяет ему говорить на другом языке, даже когда он водиночестве сидит возле таганка, присматривая за доверенным его попечениюваревом. Хотя он великий деятель, но приходит в храм св. Павла, чтобыпотолковать с греком, который попрошайничает там на паперти, - настолько онскромен. В глубине души он печалится, что не родился в той стране, чтобыиметь возможность делать то же самое {# Конечно, не попрошайничать, аразговаривать на наилучшем греческом языке.}. Вы можете уловить эту егогреческую жилку во всех его писаниях; другая же его склонность или, вернее,его конек - это латынь. Он - великий и смелый Стругальщик слов, или, если назвать его однимметким словом в его же собственной манере, - Логодедал. Все его фразысовпадают с его обликом и поведением, как если бы они специальнозаучивались, чтобы развеселить всех опечаленных на свете; его рассуждениярассеивают все обманы и заблуждения, они в состоянии сдвигать с места камни,возвращать разум безумным, опорожнять мочевой пузырь, распутывать самыетугие узлы подагры, исцелять там, где престыженная Природа низко опустиласвою голову, а Медицина показала свою спину. Он является не толькоПротивоядием от всех печалей, но и пожизненным Охранителем вашего веселогонастроения. Любой, находящийся в его компании, забывает обо всем на свете;имея дело с ним, человек не нуждается ни в каких колледжах. По мнениюмногих, он поддерживает свою жизнь за счет того, что выпускает из себябольше воздуха {# Полагаю, что он делает это через переднюю часть, а нечерез заднюю.}, чем вдыхает. Опасаются, что его брюхо может подать иск в судлорда-канцлера против его рта, который выбалтывает из себя всю поглощаемуюпищу. В любой компании он становится Главным Языком, и если можно надеятьсяна появление вечного двигателя, то только отсюда. Он засыпает вас вопросами:Как дела? Какие новости? Приходилось ли вам путешествовать? Каково там? Каквам понравилась моя книга? И тысяча пустейших вопросов сыплется из него безумолку, без всякой жалости к тому, кто оказался его жертвой. Чтобы еще лучше представить себе этого непревзойденногопутешественника, вам полезно будет узнать, что он часто сиживает в самыхнепринужденных компаниях за уставленным яствами столом, и хотя он восседаеттам как гость, но подается, скорее, в качестве особого блюда, и при этом онстарается ничего от себя не оставить впрок для следующего дня. И взаключение скажу о самом главном в нем: это настолько независимый Автор, чтоон хотел бы всегда оставаться только самим собой, не нуждаясь в том, чтобыего Книгу связывали с ним. Здесь заканчивается Характеристика,сопровождаемая Характеристическим Акростихом. ВСТУПЛЕНИЕ К ВИРШАМ, КОТОРЫЕ ЗА СИМ СЛЕДУЮТ Здесь, благородный Читатель, я представляю тебе хвалебные ипанегирические стихи некоторых наидостойнейших Умов этого Королевства,сочиненные особами выдающихся достоинств и высокого положения, не менееизвестными своими заслугами, чем блестящим остроумием; ныне эти особысоблаговолили снизойти до того, чтобы попытаться возвысить и украсить моивымученные писания, невзирая на их очевидные недостатки (которые ячистосердечно признаю), несравненными и изысканными плодами своей утонченнойфантазии, выраженными ими на самых просвещенных языках мира. Здесь, в своейкниге, я выставляю для твоего обозрения такое невиданное изобилие стихов, еевосхваляющих, подобно которому ты не найдешь ни в одной другой книге извсех, напечатанных в Англии за все эти сто лет {В самом деле, ничегоподобного в английской литературе до этого не было (и после - тоже).}, но япрошу тебя не приписывать появление этих лестных стихов какому-точестолюбивому хумору моему, как будто это я сам неотступно выпрашивал ивымаливал у столь многих сильных мира сего, чтобы они похвалили мою книгу.Ибо могу уверить тебя, что я не обращался и к половине сих достойнейшихмужей за хвалебными виршами, которые я теперь разглашаю перед всеми; бяьшаячасть из них была послана мне вполне добровольно моими благороднымидрузьями, хотя я даже не ждал от них такого учтивого внимания. Когда же яувидел, что количество этих похвальных строк возросло до неимоверности, торешил внести свыше тысячи из них в Индекс Очищения и не допустить, такимобразом, до печатного станка. Однако Его Высочество Принц (который милостивособлаговолил быть Меценатом моей книги), узнав, что я собираюсь столь многоескрыть от мира, дал мне строгое и безусловное повеление отпечатать всестихи, которые я прочитал Его Высочеству. И вот, в силу этой неотвратимойобязанности, на меня возложенной, я довожу теперь до сведения всего мираобильнейшую поэтическую рапсодию, а именно стихотворения, коими моипросвещенные друзья столь щедро одарили меня и в которых многие из нихсделали меня предметом своих свободных и веселых шуток, и это, как янадеюсь, побудит тебя, осмотрительный и вежливый Читатель, воздержатьсясудить обо мне до тех пор, пока ты не прочитаешь всю мою книгу до конца.

ПАНЕГИРИКИ В ЧЕСТЬ КОРИЭТА

{Для ознакомления читателя здесь приводятся лишь некоторые панегирики.(c) Перевод Е. Фельдмана.} ГЕНРИКУС {*} ПУЛ начинает: {* Почти все имена авторов панегириков латинизированы.} Я Тома видел раз, но труд его - ни разу, И все ж обоих полюбил я сразу. Ведь автор с книгой связаны взаимно: Кого ни пой, другому - честь и гимны. Сей труд не осквернит язык вонючий: Сей труд составил Кориэт могучий. Диковинками груженое судно Тебе, Читатель, залучить нетрудно: Ты автору будь просто благодарен И щедро будешь автором одарен, Который видел в странствиях поболе, Чем многие кудесники дотоле; Он, описав чудесные картины, Согражданам их представляет ныне. Пять месяцев он пробыл за границей. И что ж, молчать? Куда ж это годится? Дать нужно, Томас, Музе попытаться Искусством иноземным напитаться И, проглотив заморские секреты, Домой вернуться и срыгнуть все это. ГЕНРИКУС ПУЛ заканчивает. РОУЛАНДУС КОТТОН начинает: Дрейк, Магеллан, Колумб - храним доныне Мы в памяти их имена-святыни. Но их деянья и твои деянья Я, Кориэт, сравнить не в состояньи. Но что ж никто отметить был не в силе, В какие дали Тома парусило? Пять месяцев в пути (пешком, как правило!), Кого б при этом здравье не оставило? Без книги, что твой тяжкий путь итожит, Сегодня мир прожить никак не сможет. Твой труд прочтут под крики одобренья. Ни в ком из нас не зародится мненье, Что ты, тельца принесшая нам телка, Свой путь прошел без смысла и без толка. Люби свой труд, как первенца. А буде Найдутся где завистливые люди, С насмешкой предложу им за придирки Пройти твой путь с сумой дыра-на-дырке. Но жаль, что ты за правду так болеешь, Что и себя при этом не жалеешь. Зачем сказал ты своему ребенку, Сколь вшей и гнид собрал ты на гребенку? Что коль восторг ты вызвал тем у детки И станет детка много вшивей предка? На этом, Кориэт, уж ты прости мне, Твоим талантам кончу петь я гимны. Ослу про уши толковать негоже; Про гребень петуху, пожалуй, тоже. Ах, сможет ли обыкновенный смертный Столь быстро обозреть весь люд несметный? Кон