Пробуждение - первые догадки и гипотезы

В XVII веке, насколько известно, никто о честеровском сборнике невспоминал и тем более - его не изучал. В 1616 году Бен Джонсон выпускаетсвои "Труды", где помещает слегка подредактированные "Прелюдию" и "Эпос", ав 1640 году Джон Бенсон издает поэтические произведения Шекспира, кудавключает и поэму о Голубе и Феникс из честеровского сборника, тоже беззаглавия и без ссылки на источник - перед элегиями на смерть Шекспира. В1710 году поэма появляется в новом собрании шекспировской поэзии (Гилдона),а потом и в других переизданиях. В 1780 году один из первых энтузиастовизучения Шекспира, Эдуард Мэлон, в своем издании почему-то напечатал поэмукак двадцатое стихотворение из "Страстного пилигрима" {Известно, что Мэлонупринадлежал редчайший экземпляр "Страстного Пилигрима", датированный 1612годом.}, и в этом же качестве она неоднократно публиковалась не только вXVIII, но и в XIX веке. Серьезные комментарии к поэме отсутствовали, не былои попыток понять ее смысл. В 1865 году Д.Холлиуэл опубликовал короткиезаметки о книге Честера {11}, по существу, впервые представив ее читающейпублике. Холлиуэл специально подчеркивал, что это единственный случайучастия Шекспира в книге другого современника, и делал при этом вывод, чтоРоберт Честер был интимным другом Великого Барда (хотя Холлиуэл и не зналничего об этом человеке); саму книгу он оценивал как одну из редчайших иценнейших в английской литературе. Сообщалось и о местонахождении обоихизвестных экземпляров "Жертвы Любви". Первый был приобретен нааукционе-распродаже библиотеки Джорджа Дэниела. Дата на титульном листеотсутствует, но прежний владелец (Дэниел) в 1838 году специальной надписьюна свободной странице удостоверил, что дата не обрезана переплетчиком - еене было с самого начала. Следовательно, это тот экземпляр, который теперьнаходится в Калифорнии. Второй экземпляр (хранящийся ныне в Вашингтоне) впрошлом веке был приобретен известным библиофилом Миллером. Холлиуэл такжесообщал, что книга была переиздана в 1611 году под другим заглавием -"Анналы Великой Британии..." ("опечатку" в ключевом слове заглавия Холлиуэлстарательно "исправил"), Итак, странную книгу заметили и стали ею интересоваться только впрошлом веке. Скорей всего сборник разделил бы судьбу ряда других изданийшекспировской эпохи, и сегодня почти неисследованных, если бы не имяШекспира под одним из напечатанных в нем произведений. Попытки разгадатьсмысл поэмы не могли не привести к честеровскому сборнику. Р.У. Эмерсон -выдающийся американский философ и писатель, - исключительно высоко оцениваяпоэму, рассматривал ее как траурную элегию на смерть какого-то поэта и егопоэтической подруги. В 1875 году он предлагал даже учредить специальнуюакадемическую премию за исследование поэмы и честеровского сборника, хотясам не имел возможности прочитать его (все экземпляры находились еще вАнглии). И вот вскоре после этого, в 1878 году, книга Честера была наконецпереиздана небольшим тиражом и прокомментирована известным тогда текстологомАлександром Гросартом для английского Нового Шекспировского общества. Этотученый имеет большие заслуги в изучении и переиздании редких книгшекспировской эпохи, хотя сегодня в его работах можно найти и досадныепромахи, и необоснованные утверждения. Укажу, например, на придуманнуюГросартом для переиздания честеровского сборника систему двойной пагинации.В оригинале непагинирована вводная часть, есть сбои в нумерации страницосновного текста. Чтобы это "поправить", Гросарт печатает наверху каждойстраницы исправленный им порядковый номер (без учета вводной части), а внизупорядковый номер с включением вводной части. Таким образом, он предлагаетчитателю две пагинации, ни одна из которых не совпадает с оригиналом, чтомешает научной работе с книгой, порождая путаницу. Немало хлопот доставила мне и эффектная декоративная эмблема(трагическая маска, сама по себе очень интересная и многозначительная),которой Гросарт без объяснений украсил репродукцию шмуцтитула сборникавместо отпечатанной на шмуцтитуле всех трех экземпляров книги обычнойэмблемы печатника Р. Филда. Переиздание Гросарта остается единственным и на сегодня, хотя давно уженазрела потребность в новом, отражающем работу ученых и все предложенные имиза более чем столетний период гипотезы. Однако желающих взяться за такуюработу среди наших английских и американских коллег пока не находится. Свое переиздание Гросарт снабдил специальным стихотворным обращением кпрезиденту и членам Нового Шекспировского общества, предлагая ихпросвещенному вниманию страницы загадочной книги, извлеченной им из"пыльного забвения". Гросарт идентифицировал личность Роберта Честера (1566- 1640),джентльмена из Ройстона в графстве Хартфордшир, посвященного в рыцарикоролем Иаковом в 1603 году. Гросарт также разыскал следы сэра ДжонаСолсбэри, владельца имения Ллевени в графстве Денбишир, главы довольнобольшой семьи, не очень удачливого в делах. Точной даты его смерти Гросартне установил, не нашел и его завещания, но обратил внимание, что имя ДжонаСолсбэри присутствует в небольшом поэтическом томике некоего Роберта Парри(1597), еще без титула "сэр", в качестве то ли патрона, то ли соавтора.Томик под странным названием "Синеты" существует в единственном экземпляре,и сегодня ожидая исследования в контексте важнейших проблем историилитературы той эпохи. Анализируя содержание поэтического сборника Роберта Честера, Гросарт ненашел в его текстах какой-либо связи с Джоном Солсбэри, к имени которогоавторы сборника обращаются в надежде, что оно поможет защитить книгу отлюбопытства и подозрений невежественной толпы. Гросарт определенноустановил, что поэма Честера ни в какой форме не является переводом и что"итальянский поэт Торквато Челиано" - вымысел. Дату "1601" на титульномлисте Гросарт воспринял без каких-либо сомнений, хотя некоторые основаниядля них он не мог не заметить; наоборот, как ему казалось, этот год хорошосогласовывался с его догадками и предположениями, образовавшими гипотезу,которую он сам называл "золотым ключом" к постижению смысла загадочной книгии составляющих ее поэтических произведений. Гросарт решил, что зааллегорическими именами Феникс и Голубь скрываются сама королева Елизавета Iи ее фаворит граф Эссекс. Создавая эту гипотезу, Гросарт исходил из того,что поэты и придворные льстецы часто называли свою королеву Фениксом. И нетолько при жизни. Даже в шекспировском "Генрихе VIII", написанном черездесятилетие после ее смерти, в последней сцене Кранмер, предсказывая будущеевеличие новорожденной Елизаветы, говорит о ней как о чудесном Фениксе: "Как девственница-феникс, чудо-птица, Себя сжигая, восстает из пепла Наследником, прекрасным, как сама, - Так и она, вспорхнув из мрака к небу, Свои заслуги передаст другому, Который из ее святого пепла Взойдет в сиянье славы, как звезда..." Кроме того, безмерное преклонение перед героиней Честера, эпитеты"царственная", "небесная", "величественная" указывали, по мнению Гросарта,на ее не просто высокое, но исключительное, то есть королевское, положение.Зная ревнивый характер королевы, никто бы не осмелился при ее жизни публичнообращаться с такими восхвалениями к какой-то другой женщине в Англии, считалГросарт (заметим это "при жизни"). Идентифицировав Феникс с королевойЕлизаветой, ученый стал искать подходящую кандидатуру для Голубя. А кто жемог им быть, как не блистательный и злополучный Роберт Девере, 2-й графЭссекс (1566-1601), которого многие историки считали и продолжают считать нетолько фаворитом, но и любовником престарелой монархини? К тому жебезжалостная казнь графа Эссекса после его нелепого, чуть ли не театральногобунта была наиболее трагическим событием в том самом 1601 году, которыйуказан на титульном листе честеровского сборника. Эссекса при жизнивоспевали многие поэты, явную симпатию к нему выразил в "Генрихе V" и УильямШекспир. Такое решение загадки сборника казалось Гросарту единственно возможным,и он без колебаний пускал в ход свой "золотой ключ" для объяснения любыхтекстов из "Жертвы Любви", не останавливаясь перед явными натяжками. И такихоказалось немало. Не говоря уже о бездоказательных утверждениях и натяжках, гипотеза вомногом прямо противоречила содержанию сборника. Действительно, честеровскаяФеникс предстает перед Голубем послушной ученицей, которой он передает своизнания мира и людей, - так не могли рисовать отношения старой королевы с еемолодым подданным даже под аллегорическими именами. Да и Госпожа Природаобращается с Феникс с фамильярностью и непочтительностью, недопустимыми длятогдашнего автора, если бы он действительно имел в виду королеву. Например:"Фу, капризная птица, что ты сходишь с ума, что ты запутываешь себя глупымиогорчениями?" Описывая Феникс, поэты говорят о ее свежей, распустившейсякрасоте - по отношению к старой (пусть даже молодящейся и падкой на лесть)королеве такие комплименты выглядели бы издевательски. Воинственный, храбрый- порой до безрассудства - Эссекс мало похож на болезненного, с трудомпередвигающегося честеровского героя. Отрубленная по приказу (по крайнеймере - с согласия) королевы голова Эссекса тоже как будто не вписывается втрогательные, идиллические отношения Голубя и Феникс. И наконец, Голубьумирает на глазах у Феникс, после чего она следует за ним, и Шекспир говорито похоронах их обоих. Но ведь королева Елизавета умерла только в 1603 году!Совершенно непостижимо, каким образом поэты могли за два года до этого, в1601 году, описывать ее смерть и похороны, оплакивать как мертвую своюздравствующую и правящую страной государыню. Этот пункт является, пожалуй,особенно уязвимым для критики, хотя некоторые сторонники Гросарта и пыталисьобъяснить, что Шекспир и другие поэты предчувствовали, мол, близкую кончинукоролевы и могли даже за два года писать об этом как о свершившемся факте! В отношении Создания (Творения), поднявшегося из пепла Голубя и Феникс,сторонникам Гросарта приходилось предполагать, что у престарелой монархини имолодого графа могло быть тайное потомство или же Честер и его коллеги(будучи каким-то путем в курсе дела) этим образом символизировали чистуюлюбовь высоких любовников, так трагически оборвавшуюся. Здесь можнозаметить, что не существует абсолютно никаких достоверных свидетельств того,что у Елизаветы когда-либо было потомство, и вообще о характере ее отношенийс теми приближенными ко двору аристократами, которых кое-кто изсовременников, а потом и некоторые историки и романисты считали не только еефаворитами, но и любовниками, никто никогда ничего определенного не знал.Как далеко заходила она в своих отношениях с фаворитами - остается тайной,унесенной ею в могилу. К Эссексу это относится, пожалуй, в большей степени, чем к другим,например, к Лейстеру. Ведь Елизавета не только была на 34 года старшеЭссекса, но и доводилась ему двоюродной бабкой (его бабка Екатерина Кэрибыла кузиной королевы). Х. Диксон, биограф философа Фрэнсиса Бэкона,называет само предположение, что шестидесятипятилетняя Елизавета былалюбовницей внука своей кузины, чудовищной выдумкой, которая могла родитьсяразве что в воспаленном воображении какого-нибудь монаха. Как видно из ихпереписки, она всегда считала Эссекса необузданным юнцом, способным нагероические глупости. Но она видела в нем потомка Болейнов, чья кровь теклаи в ее жилах, и до поры до времени прощала ему его выходки, пока он незамахнулся на святая святых - на ее трон и корону. В письмах Елизаветы кЭссексу нет ни одной строки, которую она не могла бы написать и собственномувнуку (если бы он у нее был). Что касается их "чистой любви" и ее плодов, то изображениеокровавленной, обезображенной ударами палаческого топора головы Эссексаподходило бы в качестве их символа гораздо больше, чем марстоновскоеСовершенство. Почти все авторы и издатель честеровского сборника былиизвестны своими проэссексовскими симпатиями; они никак не выразили скорбь,когда королева действительно умерла в 1603 году, - они, как и многие другие,не сумели простить ей казни их кумира. Трудно представить, чтобы они моглитакими розовыми красками рисовать ту, кого считали палачом Эссекса, да ещесразу после его гибели. И какой вообще смысл имело в таком случае изданиесборника, несущего на себе явные следы какой-то конспирации? И разве неназывали Фениксами других выдающихся личностей эпохи, особенно часто -великого поэта Филипа Сидни? В общем, гипотеза Гросарта вызвала немало недоуменных вопросов,критическую и даже сатирическую реакцию со стороны многих ученых. Но с нееначалась научная дискуссия, начались попытки проникнуть в смысл странногофеномена, каким-то непонятным образом связанного с самим Великим Бардом. Этазаслуга преподобного Александра Гросарта не должна быть забыта. Исследование личности Джона Солсбэри (1566-1612) и его окруженияпродолжил и углубил Карлтон Браун, издавший в 1913 году работу {12},сыгравшую важную роль для дальнейшего постижения честеровского сборника,Браун изучил хранящиеся в библиотеке в Оксфорде манускрипты на английском иваллийском языках, содержащие стихотворения, подписанные именами Солсбэри иЧестера, а также другие относящиеся к ним документы - копии писем, домашниезаметки и даже рецепты лекарств, Браун установил и уточнил много интересныхфактов о владельце имения Ллевени. Джон Солсбэри учился в Оксфорде, но неизвестно, закончил ли курс, В1586 году его старший брат был казнен за участие в заговоре с цельюосвободить Марию Стюарт, а через три месяца после казни брата Джон Солсбэриженится на Урсуле Стэнли. внебрачной дочери графа Дерби и сводной сестреУильяма Стэнли, 6-го графа Дерби (один из "кандидатов в Шекспиры"). К 1600году приходские регистры зафиксировали появление у четы Солсбэри десятидетей. При покровительстве тестя и некоторых других знатных особ, он получилслужбу при дворе и пытался открыть себе путь к выгодным должностям в своемродном графстве, но нелады с соседями мешали его планам. Судя по всему,Солсбэри был лояльным подданным королевы и не поддерживал Эссекса (Браунсчитает, что он был противником Эссекса, так как после поражения в 1601 годуэссексовского мятежа называл графа изменником); в июне этого же, 1601, годаему было пожаловано рыцарское звание, После воцарения Иакова СтюартаСолсбэри уехал из Лондона в Денбишир, где участвовал в церемонии приведениядворянства этого графства к присяге новому монарху. Он ждал, что ему сновапредложат прежнюю службу при дворе, но приглашения не дождался и осталсянавсегда в своем поместье. Документы свидетельствуют, что в конце жизни ониспытывал финансовые затруднения. Солсбэри умер в 1612 году, оставив жену,четырех выживших законных отпрысков, а также внебрачного сына. Браун обратил внимание на некоторые странные обстоятельства, связанныес уходом Солсбэри из жизни. Конкретная дата его смерти указана в записинотариуса Робертса - 24 июля 1612 года; нотариус отметил также, что телобыло предано земле той же ночью. Однако в приходском регистре нет ни слова оночных похоронах (как это делалось в таких случаях), а имеется обычнаязапись о погребении 25 июля. Почему? И почему такая поспешность сзахоронением тела владельца имения Ллевени? Исследованные Брауном манускрипты - нечто вроде семейного альбома -содержат и стихотворные восхваления в адрес Солсбэри и его семьи,подписанные некоторыми его соседями и друзьями. Есть и акростихи,подписанные Солсбэри и Честером, где первые буквы строк образуют имя БланшВинн - родственницы хозяина, но больше акростихов, где имя Солсбэрипереплетается с именем другой дамы - Дороти Холсол, сестры его жены. Какможно понять, Дороти была объектом нешуточных любовных устремлений Солсбэри.Там, где тексты или документы датированы, они относятся к периоду от 1586 до1608 года. Среди стихов "домашнего" характера, однако, оказалось истихотворение Бена Джонсона (собственноручно им переписанное) истихотворение Дэниела, а среди документов - копии письма Эссекса лордуТомасу Эгертону и писем поэту Филипу Сидни от его отца и сестры. ПисьмоЭссекса Эгертону (1598) получило тогда широкую (по тем временам) известностьи распространялось в списках. Речь шла об эпизоде ссоры графа с королевой,когда он за свою строптивость публично заработал монаршью пощечину. Письмодышало благородным гневом и чувством оскорбленного достоинства; чего стоилаодна такая фраза: "Я служу Ее Величеству в качестве графа и лорда-маршалаАнглии, я готов служить Ей даже в качестве простого клерка, но никогда небуду прислуживать ей как низкий раб...". Если появление копии этого(переписывавшегося и друзьями и недругами) письма среди бумаг Солсбэри ещеможно как-то объяснить, то проследить пути, которыми туда попали копииличных писем Филипу Сидни от его отца и сестры Мэри (графини Пембрук,поэтессы и переводчицы), труднее, и Браун даже не пытался это сделать; онлишь констатировал, что муж Мэри, граф Пембрук, ходатайствовал за Солсбэри,когда тот домогался для себя должности в Денбишире. Вслед за Гросартом Браун не обошел вниманием поэтический томик РобертаПарри "Синеты" (Браун называет его загадочным, головоломным, но невысказывает естественно возникающего предположения, что это слово могло бытьобразовано от английского sins - грехи, грешки) с посвятительным обращениемк Джону Солсбэри. В акростихах первой части книги имя автора переплетается сдвумя женскими именами - неких Франсис Уиллоуби и Елизаветы Вол-фрестон. Вовторой части эти три имени встречаются в одном акростихе с именами ДжонаСолсбэри и Дороти Холсол, после чего последняя пара появляется еще несколькораз в других стихотворениях. Браун писал, что более замечательные ихитроумные акростихи могут существовать разве что в воображении самыхфанатичных бэконианцев (он имел в виду искателей тайного шифра, которымякобы пользовался Фрэнсис Бэкон). Браун считал, что большинствостихотворений, двусмысленно представленных Робертом Парри как принадлежащиенекоему Патрону, написаны Джоном Солсбэри. В том числе и тридцать прекрасныхсонетов, на сходство которых с "Песнями Голубя", - а стало быть, и сшекспировскими сонетами - исследователь внимания не обратил, ибо былпоглощен утверждением своей идеи, что Голубь в честеровском сборнике - некто иной, как сам владелец имения Ллевени в графстве Денбишир. На роль прекрасной Феникс, однако, Браун предложил не Дороти Холсол(как можно было ожидать), а законную супругу Джона Солсбэри - Урсулу,родившую ему десятерых детей и после-его смерти дожившую до весьма почтенныхлет. Основываясь только на начальных эпизодах честеровской поэмы, Браунрешил, что она посвящена их свадьбе в 1586 году; на малоподходящее длятакого случая название поэмы - "Жертва (или мученица. - И.Г.) Любви" и натрагическое ее заключение автору этой гипотезы пришлось закрыть глаза. Чтокасается нового Феникса - Творения, восстающего из праха сгоревших в пламенигероев, - то Браун подсчитал, что к 1601 году старшей дочери, Джейн,исполнилось 14 лет - вот вам и новый Феникс, вот вам и не поддающеесяописанию Совершенство! Остальных девять детей Джона и Урсулы (или хотя бычетверых, оставшихся в живых) исследователь просто опускает - для них в егогипотезе места нет, как и для многого другого. Браун не согласился с идентификацией Гросартом Роберта Честера какджентльмена из Ройстона и предложил другую кандидатуру, на наш взгляд, менееубедительную. Но главная слабость гипотезы Брауна не в этом. Для обоснованиясвоей гипотезы, отождествляющей Голубя и Феникс с многодетной четойСолсбэри, исследователю пришлось очень произвольно толковать поэму Честера.Что касается "дополнительных" стихотворений Шекспира, Марстона, Чапмена,Джонсона и анонимов, то здесь не могли помочь никакие натяжки, и Браун былвынужден признать, что согласовать шекспировскую поэму с честеровскойаллегорией (разумеется - в его интерпретации) абсолютно невозможно.Единственное объяснение, которое он мог предложить: "Вероятно, Шекспир небыл хорошо знаком с Солсбэри". Как совместить свадебную поэму с рассказом о смерти и похоронах?Реквием в качестве подарка ко дню свадьбы или к совершеннолетию дочери?Многочисленное потомство четы Солсбэри тоже никак не согласуется снеоднократным свидетельством поэтов о чисто духовном характере союза Голубяи Феникс, об отсутствии у них потомства. Не может не бросаться в глаза тонасилие, которое Брауну приходится совершать над текстами честеровскойкниги, чтобы привязать исполненные глубокой скорби и волнения строки ксвадьбе и дальнейшим заурядным событиям в жизни обремененного большой семьейпровинциального джентльмена. Можно также напомнить, что в лондонскомэкземпляре, датированном 1611 годом, вместе с прежним титульным листомоказались выброшенными и страницы с обращением к Джону Солсбэри (так же, каки имя самого Честера). Такое бесцеремонное обращение с именем Солсбэри,который в 1611 году был еще жив, показывает, что создатели (и издатели)сборника не очень-то им интересовались, во всяком случае, их не беспокоиловпечатление, которое может произвести на него этот акт явного неуважения. Произведенные Карлтоном Брауном исследования рукописных материалов изЛлевени представляют большую ценность, позволяя правильно представить фигуруДжона Солсбэри. его окружение, интересы и заботы. Конечно, нельзяигнорировать тот факт, что кроме нескольких поэтов и издателей Солсбэри -единственный современник, названный в книге по имени, хотя и в довольнодвусмысленной форме; для чего-то это имя было создателям сборника нужно,некоторые из них, включая самого Честера, знали Солсбэри и его близкихлично, были знакомы с поэтическими упражнениями его друзей и поклонников. Иэто почти все, что можно определенно - даже после брауновских исследований -сказать о связи Солсбэри с появлением загадочной "Жертвы Любви". Гипотеза жеБрауна о смысле этого издания, его торопливая идентификация таинственныхГолубя и Феникс с четой Солсбэри противоречит историческим и литературнымфактам (в том числе и открытым самим Брауном) и потому совершеннонеубедительна, Однако публикация Брауном оксфордских рукописей, содержащих множествонеизвестных ранее текстов и имен, придает его гипотезе, несмотря на ее явнуюнаучную несостоятельность, определенный вес в глазах некоторых современныхисториков английской литературы, и она продолжает присутствовать в той илииной форме, с разными оговорками в их диссертациях и примечаниях кшекспировским переизданиям, в справочниках.

"Наслаждайтесь музыкой стихов..."

Поскольку гипотеза Брауна не получила убедительного подтверждения,поиски Голубя и Феникс продолжались, и не только вокруг Джона Солсбэри. В1937 году совершенно новую гипотезу предложил Б.Ньюди-гейт, которыйобнаружил в хранящемся в Бодлейанской библиотеке в Оксфорде манускриптекопию "Оды восторженной" Бена Джонсона с надписью "То L;C;of:B", то есть"Люси, графине Бедфорд". Графиня Бедфорд, урожденная Харрингтон (1581-1627), сестра поэта ДжонаХаррингтона, известна историкам и литературоведам как очень образованнаядама, близкая ко двору короля Иакова, друг и патронесса многих известныхпоэтов, в том числе Джонсона, Донна, Чапмена, Дрейтона, Дэниела. "БлестящаяЛюси", как ее звали поэты, была постоянной участницей дворцовыхтеатрализированных увеселений. Основываясь на этих надписанных от рукиинициалах и на джонсоновском стихотворении "Феникс постигнутый" (где поэтпрямо говорит, что Феникс - реальная женщина), Ньюдигейт отождествляетчестеровскую героиню с графиней Бедфорд, а ее мужа Эдуарда - с Голубем.Однако отношения супругов Бедфорд, вступивших в брак в декабре 1594 года, небыли платоническими - у них рождались дети, и оба они здравствовали долго ипосле 1601-го, и после 1611 года - дат, отпечатанных на титульных листах"Жертвы Любви", - что никак нельзя согласовать с честеровской историейГолубя и Феникс. Ньюдигейт, в сущности, и не пытался это сделать, надеясь,что дальнейшие исследования в данном направлении смогут прояснить картину.Гипотеза Ньюдигейта остается недоказанной, но обнаруженная им надпись оченьважна: она свидетельствует о какой-то причастности "Блестящей Люси" кпоявлению честеровского сборника (и к его героям). По крайней мере графиняБедфорд, как и пославший ей (или написавший в альбом) свою "Оду" БенДжонсон, знала, о какой хорошо знакомой ей женщине идет речь. Но о какой же? Делались попытки найти решение в комбинации отдельных элементов этихгипотез. Так, Т. Гаррисон, соглашаясь с Гросартом в отождествлении Феникс скоролевой Елизаветой, следовал за Брауном в вопросе о Голубе, считая этотобраз аллегорическим изображением Джона Солсбэри. Но в историческихисточниках - письмах, дневниках современников - нет ни слова о каких-тоотношениях Солсбэри с королевой, которую он к тому же пережил почти надесять лет, тогда как честеровский Голубь умирает на глазах у Феникс. Бедная"королева-девственница", кого только не пытались записать ей в любовникиисторики следующих веков... Создаваемые таким образом интерпретации сборникалегко уязвимы для критики, их натянутость и внутренняя противоречивостьчасто не отрицаются и самими авторами. Подробный и объективный обзор работ о шекспировской поэме ичестеровскрм сборнике, появившихся в первой трети нашего века, содержится вНовом вариоруме - комментированном издании поэтических произведенийШекспира, выпущенном Х.Э. Роллинзом в 1938 году {13}. Работы последующихдесятилетий проанализированы Р.А. Андервудом в 1974 году в серии научныхисследований елизаветинско-якобианского периода истории английскойлитературы, издаваемой Зальцбургским университетом (Австрия) {14}. Наиболее обстоятельное исследование шекспировской поэмы и честеровскогосборника, а также всех попыток объяснить их смысл принадлежит перуамериканского ученого У. Мэтчета (1965) {15}. Мэтчет критически относится кгипотезе Брауна, приписывавшего Джону Солсбэри и его семейству роль, которойони не играли и не могли играть в высокой трагедии, потрясшей лучших поэтовшекспировской Англии. Мэтчет, соглашаясь, что гипотеза Гросарта в рядеважных пунктов неудовлетворительна, все же пытается вернуться кпредположению, что сборник посвящен памяти казненного Эссекса, хотя началсоздаваться еще при его жизни, и лишь потом, в целях конспирации, вадресованные ему обращения было вставлено имя Солсбэри. Возможно, полагаетученый, первоначально издатель Э. Блаунт, известный своими проэссексовскимисимпатиями (именно его Мэтчет считает главной фигурой в издании), и егодрузья хотели способствовать примирению королевы со строптивым графом, нопосле его казни решили все-таки довести предприятие до конца, удалив илитщательно замаскировав наиболее откровенные аллюзии. Только таким сложнымобразом Мэтчет может объяснить головоломные методы маскировки, к которымприбегли авторы и издатели книги, а также полное отсутствие каких-либооткликов современников на ее появление. Однако удовлетворительно объяснить,почему поэты оплакивали смерть королевы при ее жизни, ему не удалось, как имногое другое. Но то, что честеровский сборник скрывает в себе некую важнуютайну, после исследования Мэтчета, казалось, могло стать ясным всемшекспироведам... Многолетние безуспешные поиски подходящих прототипов, чьи биографииболее или менее согласовывались бы со свидетельствами Честера и его коллег,подтолкнули некоторых западных литературоведов к тенденции рассматриватьшекспировскую поэму (а вместе с ней, обычно, и весь сборник) как изощренныепоэтические упражнения с философскими абстракциями, где Голубь, например,олицетворяет Верность, Феникс - Любовь, а появившееся после них Творение -метафизическую гармонию платонической любви. У этих авторов многорассуждений о неоплатонизме Ренессанса, которым, однако, трудно объяснить,как и с какой целью крупнейшие писатели Англии в один прекрасный деньсговорились прославить идеальную метафизическую Любовь и с помощью виднейшихлондонских издателей и печатников тайком, без регистрации, издали своипосвященные этой невинной теме стихотворения, поместив их в странномсборнике, вышедшем с явно фальшивыми обращениями, с сомнительными титульнымилистами, со множеством намеков на какие-то чрезвычайно значительные, ноаллегорически замаскированные неведомые нам личности и события. Поэты, каквидно из их произведений, были близко знакомы с этими "абстракциями",панихиду по которым они описывают и о смерти которых так глубоко скорбят.Надо сказать, что подобные "метафизические" тенденции разделяют не всезападные шекспироведы, но изучением конкретных обстоятельств появлениячестеровского сборника мало кто занимается. Явная натянутость, неубедительность "чисто неоплатонических"интерпретаций заставляет их авторов обычно все-таки оговаривать возможностьсуществования каких-то реальных личностей, чьи необычные отношения и почтиодновременная смерть послужили поводом для такого группового обращенияпоэтов к прославлению и оплакиванию идеальной любви и верности. В такихработах эклектически, в разных сочетаниях излагаются элементы основныхгипотез - Гросарта, Брауна, Ньюдигейта, но завершается все призывомсосредоточить внимание не на поисках ускользающего сегодня, но актуальногодля своего времени смысла шекспировской поэмы, а на ее поэтике,художественных достоинствах и особенно на пресловутых "мотивах ренессансногонеоплатонизма" {Строго говоря, сколько-нибудь законченную и ясную в своихосновных положениях - и тем более в деталях - "неоплатоническую" или другуюметафизически-поэтическую интерпретацию честеровского сборника никто ещесформулировать не смог. Речь идет лишь об отдельных высказываниях достаточнонеконкретного характера, чаще всего только в связи с шекспировской поэмой.}. Авторитетнейший шекспировед первой половины нашего столетия сэр ЭдмундЧемберс, сам честеровского сборника специально не изучавший, характеризовалего, следуя брауновской гипотезе, как "плохо подобранное собраниепоэтических произведений, прославляющих любовь сэра Джона Солсбэри и егожены Урсулы, символизированных в образах Феникс (Любовь) и Голубя(Постоянство), и плод их союза - дочь Джейн. В стихотворениях Шекспира,Джонсона, Чапмена, Марстона и анонимов развивается тема Феникса. ПоэмаШекспира не свидетельствует о глубоком изучении им работы Честера, ибо онаоплакивает смерть бездетных Голубя и Феникс" {16}. Это было написано в 1930году, и с тех пор несколько поколений западных ученых формировали своипредставления о проблеме честеровского сборника под влиянием этого краткогои не претендующего на оригинальность замечания патриарха британскогошекспироведения. Неудивительно, что через четыре десятилетия читатели оксфордской"Антологии литературы английского Ренессанса" (1973) получали такие сведенияо честеровском сборнике: "К путаной поэме Честера Бен Джонсон, Шекспир и другие по неизвестнымпричинам согласились добавить небольшие поэтические произведения. Честерпрославляет своего патрона Солсбэри как Голубя (Постоянство), его жену какФеникс (Любовь) и дочь от этого союза. Другие поэты, включая Шекспира,отнеслись к созданному Честером мифу с большой свободой. Шекспир находит внем случай сочетать образ Феникс с описанием похорон птиц по типу,известному в фольклоре... но при этом он написал свою наиболее темную иметафизическую поэму. Шекспировские птицы не оставили потомства, также иФеникс в это время не восстал из пепла. Возможно, были актуальные события,которые могли бы объяснить все это, - казнь Эссекса, ускорившая смертьФеникс - королевы Елизаветы, но этому нет удовлетворительных доказательств.Лучшим выходом является поэтому принимать поэму как она есть - с ее ритмом,движением мысли, богатством поэтического языка; великолепная работа сама посебе является Фениксом" {17}. Американский профессор Д.М. Зезмер в своем "Путеводителе по Шекспиру"(1976) сообщает, что Феникс в поэме Шекспира символизирует красоту. Голубь -честность и постоянство в любви. Бегло упомянув о попытках конкретнойидентификации героев поэмы и всего сборника, не исключая возможности того,что поэты писали свои произведения, имея в виду королеву Елизавету и графаЭссекса или под впечатлением таких событий" как свадьба Джона Солсбэри илисмерть первого сына графини Бедфорд, Зезмер отмечает, что "все больше ученыхсклонны концентрировать свое внимание на философских аспектах поэмы, намотивах ренессансного неоплатонизма" {18}, на возможности того, чтосубъектом здесь является поэзия сама по себе. Более того, ученый полагает,что Шекспир в данном случае, подобно Джону Донну в его стихотворении"Канонизация" (о котором мы еще будем говорить), вовсе не так серьезен, какхотелось бы верить многим ученым. "Поэма остается искусным образцомвосхитительной лирики". Итак, "восхитительная лирика"... А вот и совсем свежий комментарий авторитетного английскогошекспироведа Стэнли Уэллса в оксфордском собрании сочинений Шекспира (1994):"Поэма Честера написана как поздравление его патрону сэру Солсбэри и егосупруге. Нам ничего не известно о каких-то связях между семейством Солсбэрии Шекспиром, возможно, его поэма не была написана для книги, в которой онапоявилась... Странная элегия вполне может иметь какой-то нераскрываемыйаллегорический смысл" {19}. В этих суждениях английских и американских университетских профессоровв почти неприкрытой форме выражено стремление уйти от обескураживающихтрудностей и загадок честеровского сборника, приписав их туманномунеоплатонизму и идеализму Ренессанса и призвав студентов и читателейнаслаждаться музыкой шекспировских (и не только шекспировских) стихов, неломая голову над их конкретным для своего времени смыслом, над проблемамиидентификации их героев и обстоятельств. Такой подход постепенно стал непросто привычным, - некоторым сегодняшним составителям справочников ихрестоматий, редакторам западных шекспироведческих журналов он началказаться безальтернативным. В 1992 году, будучи в США, я мог убедиться, что за последние двадесятилетия западные шекспироведы мало продвинулись в исследовании книгиЧестера. После Мэтчета никаких фундаментальных работ о сборнике непоявилось, он по-прежнему не переиздается, не слышно о попытках критическогопересмотра старых, противоречащих многим фактам гипотез. Шекспировскийреквием обычно продолжают трактовать - приходилось даже слышать о некоем"консенсусе" на этот счет - как случайно попавший в "свадебный" сборник (отом, что поэма самого Честера тоже заканчивается отнюдь не свадьбой, асмертью и Голубя и Феникс, не знают даже некоторые специалисты пошекспировской поэзии). Все же, в результате более чем столетних изысканий и дискуссий, мысегодня знаем о честеровском сборнике и вообще об этой эпохе, о ее людях, омногих сторонах ее художественной культуры несравненно больше, чем те, ктовпервые извлек странную книгу из "пыльного забвения". Высказанные в ходеэтих исследований гипотезы - этапы на трудном пути, приближающем науку кпостижению сложной истины, и в этом качестве они заслуживают объективного ксебе отношения. Но именно научная объективность требует признать, что всеэти гипотезы - как исторического, так и метафизического толка - в своихосновных положениях настолько противоречат содержанию сборника, что не могутни в какой форме служить ключами к его смыслу. Они лишь фиксируют нескольконаправлений поисков, доказавших свою бесперспективность. Главный вопроспо-прежнему остается без удовлетворительного ответа: чью смерть оплакивалиШекспир и его товарищи? Отсюда и давно обозначившийся пессимизм относительно принципиальнойвозможности решения этой головоломной проблемы. А. Фарчайлд еще в 1904 годусравнивал положение тех, кто пытается проникнуть в смысл поэтическихпроизведений сборника и реальные ситуации, послужившие поводом для ихсоздания, с танталовыми муками путников, искушаемых в пустыне обманчивымивидениями и надеждами. В 1938 году крупнейший американский текстолог Х.Э.Роллинз, завершая в Новом вариоруме обзор работ о шекспировской поэме иконстатируя, что разгадка этой поэмы и всего честеровского сборника так и ненайдена, высказал серьезное сомн