Критерии устойчивости нооиндустриальной цивилизации

 

№ п/п	Снимаемые противоречия	Ноэтические критерии
1.   2. 3.   4.     5.   6. 7.   8.   9. 10.	Рудименты старого технологического уклада — тре­бования перехода к новому укладу Техносфера — окружающая среда Креативная, или научно-технологическая, деятель­ность — адаптивная функция Экстенсивная антропогенная экспансия — ограни­ченный потенциал природных ресурсов Земли Новый уровень технологии — старая социально-эко­номическая и политическая структура Техносфера — сфера духа Техногенез — свободное самовыражение личности Общечеловеческие интересы — национальные, кон­фессиональные, классовые интересы Национальные интересы — групповые интересы Свобода выбора решений — уровень компетентности	Императив когерентности   Экологический импе­ратив Интерактивный импе­ратив   Космический импера­тив     Императив толерант­ности   Императив духовности Антроппый императив   Императив глобально­го мышления Императив соборности Антиутопический императив

 

 

Одни из этих критериев почти самоочевидны, другие нуждают­ся в комментариях. Первый из этих критериев - императив коге­рентности — связан с теорией экономических и цивилизационных циклов и концепцией эволюционной генетики. Несоблюдение этого критерия стало одной из причин технологического отстава­ния Советского Союза, а затем и его развала. Что касается следу­ющего, экологического императива, то он был достаточно подроб­но рассмотрен в гл. 2.1.

По существу к области тех же проблем относится и третий, интерактивный императив. Однако в данном случае речь идет о более широкой постановке вопроса: имеются в виду не только природные, но и техногенные катастрофы. Чтобы избежать такого развития событий, необходима комплексная научно обоснованная экспертиза любых крупных проектов и программ, включая их вне­ведомственную независимую оценку. Пределы экстенсивного роста цивилизации, обусловленные располагаемыми энергетичес­кими и минеральными ресурсами и возможностями нагружения природной среды техногенными отходами, могут поставить чело­вечество перед дилеммой: либо остановить неуправляемый рост населения, а затем с помощью принудительных мер снизить его не менее чем в 10 раз, переведя при этом планету в режим «космичес-

 

 

кого корабля» с жесткой экономией всех ресурсов, либо перейти к индустриальному освоению космоса. Первый способ означает фактическую остановку развития и, следовательно, ведет в эволю­ционный тупик. Второй открывает перед человечеством новые резервы для устойчивого развития. Этой перспективной стратегии промышленного освоения внеземного пространства соответствует космический императив.

Из постулата компликативности и динамического характера эволюции цивилизации вытекает пятое противоречие — между новым уровнем технологии и старой социально-политической структурой общества. Это противоречие замечено давно. Марк­систская теория объявила его ведущим в социогенезе и провозгла­сила, что основным методом его снятия должно быть революцион­ное преобразование общества в процессе жесткого противоборства классов-антагонистов. Опыт истории показал, к каким трагичес­ким последствиям ведет этот путь. С точки зрения теории социо-синергетики революционные по сути преобразования лучше осу­ществлять путем реформ, на основе социального компромисса. Этому требованию отвечает императив толерантности.

Противоречие между техногенезом и свободным самовыраже­нием личности — шестое в этом ряду. Возникновение этого проти­воречия — прямое следствие постулатов креативности и гармони­зации. Классическая иллюстрация того, как это противоречие может проявляться в жизни, — знаменитая сцена у конвейера в фильме Ч. Чаплина «Новые времена». Нечто подобное несколько лет назад автору довелось наблюдать на Конаковском фаянсовом заводе, когда работница, ставившая заводской штамп на тарелке, делала всего три простых движения — и так в течение всего трудо­вого дня и многих лет до пенсии.

Это противоречие порождает феномен отчуждения, который исследовал молодой К. Маркс. Разрешению этого противоречия соответствует антропный императив. Этой проблеме посвящены многие страницы работ Д. Белла и других исследователей постин­дустриального общества. Отметим, что есть и другая, быть может, еще более важная сторона этой проблемы — это все более увеличи­вающийся разрыв между богатыми и бедными странами.

Следующее, седьмое противоречие — между техносферой и ду­ховным миром человека. Оно вытекает из многомерности понятия свободы, которое может получить различные ложные толкования. Человеку как творцу техносферы, которую он стремится поста­вить между собой и миром природы, всегда угрожала опасность

 

 

превратиться в ее функциональный элемент, в наделенный созна­нием придаток бездушной машины, причем счесть это благом.

Эта опасность также замечена давно. Ее обстоятельно исследо­вали М. Хайдеггер, Э. Фромм и другие социологи и философы. Хайдеггер обратил внимание на процессы, сопровождающие пере­ход науки и технологии от раскрытия потаенного бытия к произ­водящему раскрытию: превращение природы в материал, а субъек­та — в средство развития техники. Он отмечал опасность функци­онализма и умаления индивидуальности, сведения труда к изго­товлению, замены природных вещей эрзацами, подчинения всего холодному расчету, технизацию науки. Конфликт между техноген­ным гедонизмом и духовной наполненностью бытия исследовал Фромм. Любовь к технике, писал он, может переродиться в разно­видность некрофилии, любви ко всему неживому. Если этот про­цесс не будет остановлен, он закончится гибелью личности в человеке, его растворением в машине. И тогда место человека на Земле займет совсем другое существо — лишенный живой души Homo mechanicus.

Этой перспективой восхищался академик В.М. Фриче, слу­живший в 1920-х годах в Институте красной профессуры (Мос­ква). «В лице пролетариата, — писал он, — в мир вступила новая раса, созданная железом, отлитая из стали. В ней сила паров и мощь динамита. Она породнилась с металлом, душою с машиной слита. Железной поступью идет она в обетованную страну будуще­го. Что ей старый мир с его богами и идолами! Перед ней — страна еще неведомых чудес. Вся во власти мятежного страстного хмеля, она не остановится ни перед чем» [80].

Человек будущего представлялся Фриче коллективным гиган­том, в котором индивидуальности растворились, слились: «В этой непосильной порою, но все вновь преодолеваемой работе он весь спаялся, нашел в себе новую каменную, металлическую кровь, стал единым чудовищем — с глазами, сердцем, с душою, с помыслами». Это не что иное, как опоэтизированное прославление гибели лич­ности, ее полного растворения в коллективе, который и сам пре­вращается в гигантский механизм чуть ли не всепланетного масштаба.

Но возможна и другая крайность. Техногенез способен выхо­лостить духовное богатство человека, подавить его свободу, одна­ко он может привести и к внешне противоположенному, но не менее опасному результату — породить у человека иллюзию абсо­лютной свободы, отсутствия каких-либо ограничений творческого

 

 

порыва. От этого революционного порыва по временам кружилась голова даже у такого замечательного поэта, каким был Владимир Маяковский:

 

Футуристы прошлое разгромили,

Пустив по ветру культуришки конфетти.

Время

Пулям

По стенке музея тенькать,

Стодюймовками глоток старье расстреливать!

 

Снятию этой группы сложных противоречий между техносфе­рой и духовным миром человека соответствует императив духов­ности.

Восьмое противоречие — между общечеловеческими, глобаль­ными и всеми прочими интересами. Примат общепланетных инте­ресов как условие выживания человечества перед лицом современ­ного эволюционного кризиса отражен в императиве глобального мышления. Выжить люди могут только вместе, а погибнуть — и порознь. В то же время приоритет глобальных интересов не следу­ет понимать как отказ, подавление или умаление всех прочих по­требностей — речь идет всего лишь о правильной расстановке акцентов.

Близкую функцию выполняет девятый критерий — императив соборности. Речь идет о необходимости самосогласованного сня­тия внутренних противоречий национального масштаба. Этот про­цесс должен осуществляться на основе разумного компромисса, без ущемления групповых интересов и прав личности. Для такой поли­этнической и поликонцессиональной страны, как Россия, это особен­но важно. Опыт послевоенного реформирования Чеченской респуб­лики показывает, как можно решать подобные проблемы.

И наконец, последний, десятый критерий — антиутопический императив. История свидетельствует, с какой легкостью массовое сознание может оказаться в плену очередного мифа, с какой готов­ностью люди порой соглашаются с проведением в жизнь проекта, утопический характер которого нетрудно было бы выявить зара­нее при условии взвешенного научного анализа. В гл. 2.6 проблема утопического мышления рассмотрена достаточно подробно.

Ноэтические критерии следует рассматривать как инструмент снятия тупиковых сценариев. При обращении к этим критериям традиционная постановка вопроса «что делать!» утрачивает смысл. Теперь вопрос ставится иначе: «чего не делать?». Поэтому

 

 

ноэтические критерии имеют смысл правил запрета тупиковых эволюционных паттернов и соответственно определения разре­шенного коридора действий, обеспечивающих минимальный риск выхода на эволюционные сценарии, далекие от оптимума.

Система этих критериев обладает тем важным свойством, что они образуют целостный комплекс: достаточно допустить наруше­ние хотя бы одного из них, оставив остальные в неприкосновеннос­ти, как вероятность потери устойчивости и схода с оптимального эволюционного паттерна резко возрастает. Это свойство — следст­вие теоремы хрупкости хорошего, которая доказывается в теории катастроф. Смысл этой теоремы состоит в том, что любая система может называться хорошей, если она удовлетворяет некоторому набору требований, но должна быть признана плохой, если не соблюдается хотя бы одно из них. В силу этой теоремы все хоро­шее, например устойчивость нооиндустриальной цивилизации, более хрупко. Утратить ее легко, а восстановить потом очень труд­но, если вообще возможно.

Постулаты самодвижения рассматриваемой модели нооинду­стриальной цивилизации (табл. 3.1) и система ноэтических крите­риев (табл. 3.2) позволяют сделать следующий шаг и более полно определить наиболее общие свойства эволюции человеческого со­циума по этой модели, взятые в их предельном выражении. Сводка этих общих характеристик нооиндустриальной цивилизации дана в табл. 3.3. Поясним проблему определения основного системооб­разующего противоречия нооиндустриальной цивилизации. Веду­щей функцией этой цивилизации является креативная, научно-технологическая деятельность. Рациональное управление само­движением этой цивилизации как самоорганизующейся социоэко-логической системы возможно лишь на основе научных рекомендаций. Однако в реально существующей динамичной об­становке исходная информация, необходимая для принятия опти­мальных решений, не может быть полной. Напротив, практически всегда возникает информационный шум, ведущий к ошибкам. Кроме того, как правило, отсутствуют вполне адекватные данному моменту методы научной обработки этой информации.

Из-за потенциально высокой неустойчивости нооиндустриального аттрактора можно в силу этих причин считать, что его систе­мообразующим противоречием станет противоречие между Кол­лективным Интеллектом социума и информационным шумом, или обилием недостоверного знания. В качестве другого источни­ка такого шума можно рассматривать также недостаточную компе-

 

 

тентность лиц, принимающих решения, и — нельзя исключить — их недостаточно высокую нравственность.

 

Таблица 3.3