Виртуальность синергетики против

ВИРТУАЛЬНОСТИ МИФА

 

Эпоху, когда мифологическое осознание бытия потерпело пер­вое поражение, уступив место логосу, рациональности, Карл Ясперс назвал Осевым временем. Это происходило около двух с половиной тысяч лет назад, когда Парменид и Платон в Греции, Исайя и Иеремия в Палестине, Конфуций и Лао-Цзы в Китае, Будда в Индии закладывали основы мировых религий. В эту эпоху были сформулированы категории, которые и по сей день составля­ют основу рационалистического глоссария. Именно на этих перво­начальных принципах рационализма сформировалась идеология,

на базе которой возникли первые мировые империи — Рим на Западе, государства Цинь Ши-хуанди в Китае и Маурьев в Индии.

Однако миф лишь частично сдал позиции, он сохранил свою роль как материал для языка. Миф был и остался тем семантичес­ким полем, на котором человек встречается с реальностью. Наш язык — это не что иное, как мифосемантический феномен упоря­дочения образов реальности. Человеческая культура выстроена на мифе как психологическом и семантическом базисе.

Известна точка зрения, согласно которой миф (по-гречески это означает сказание, предание) — вымысел, нечто недостоверное, невероятное, фантастическое. Однако реальная природа мифа на­много сложнее, чем это упрощенное толкование. «Чтобы жить в мире, — пишет историк культуры Мирча Элиаде, — необходимо его сотворить, но никакой мир не может родиться в хаосе» [154]. Решая эту задачу, человек создает миф — подлинный образ самой настоящей реальности, но только реальности священной. Воспри­нимая самого себя как обитателя сакрального Космоса, человек черпает в мифе силы для решения бесчисленных мирских про­блем.

Корни мифотворчества уходят в психологию личности, в про­цессы становления социального на основе биологического, в се­мантику познания. Миф дает человеку ощущение психологичес­кой защищенности, помогая ему избежать психопатического шока от хаоса, который наступает на него со всех сторон. Опираясь на миф, человек получает смысловые опоры бытия в этом враждебном мире. А потому миф остается для него фундаментальной пси­хологической потребностью.

Однако процесс сотворения мифа внутренне противоречив. Парадокс мифа состоит в том, что в нем одновременно сочетаются сила и слабость. Это его свойство хорошо отражает термин «виртуальность»: на латыни virtus означает сила, способность, virtualis — возможный.

Миф и жизненный мир не идентичны друг другу: первый отно­сится к священной, второй — к профанной реальности. Несмотря на это, оба образа реальности психологически совмещены, потому что взятые вместе они определяют отношение человека к природе и к другим людям.

Виртуальность мифа дает человеку возможность ощутить сквозь повседневность возвышенность происходящего, собствен­ную сопричастность к событиям космического масштаба. А пото-

му именно в мифе рождаются все великие события культурной жизни — искусство и ремесло, поэзия и ученость.

Слабости мифа есть прямое продолжение его сильных сторон. Миф по определению есть абсолютизация одной идеи как послед­ней, высшей истины. Отсюда неизбежно возникает превращение ее в догмат, не подлежащий ни изменениям, ни развитию. Миф — это образ реальности, имеющий историю, но лишенный развития.

Миф, ставший догматом, может восприниматься как инструк­ция к действию, причем инструкция единственно верная, непрере­каемая. Однако сакральная реальность мифа может весьма сильно отличаться от реальности истинной, профанной: мифотворчество никогда не стремится к точности и лишено внутренних механиз­мов верификации. Отсюда самая большая опасность мифологи­ческой виртуалистики — она слишком легко может сыграть роль мифосемантического обоснования и оправдания практики, при­чем любой.

Ближайшие родственники мифа — религия, философия и наука. Религия усвоила от мифа установку на целостное понима­ние мира, на признание абсолютной истины. Философское мышление основано на конструировании виртуальных образов, кото­рые необязательно получают опытную верификацию. Если миф ничего не признает, помимо себя, то и философ способен занять такую же позицию по отношению к своим антагонистам. Приме­ров, когда та или иная философская система объявлялась единст­венно верной, несть числа.

По более сложной схеме выстраиваются взаимоотношения мифа и науки. Научная интерпретация реальности основывается либо на законах природы, либо на обобщении исторических про­цессов. Это обеспечивает науке значительно более высокую корре­ляцию с действительностью. Миф в этом не нуждается, но спосо­бен принять форму и внешние приемы научности. Эта способность мифа адаптироваться к миру науки становится очень опасной в наше время.

Корни этой опасности заключаются в том, что формальная структура научного и мифического опыта одинакова. Эту фор­мальную близость науки и мифа исследовал русский историк культуры А.Ф. Лосев, по мнению которого наука всегда мифоло­гична, без мифа она не может существовать. Рассматривая в каче­стве примеров учение Декарта и классическую механику Ньютона, Лосев показал, что их структура построена по законам мифотвор­чества. Когда он попытался распространить этот вывод на диалек-

тический и исторический материализм, его отправили на «пере­воспитание» в концентрационный лагерь.

Разумеется, этой формальной аналогии между наукой и мифом не следует придавать слишком большого значения: наука всегда обладает таким мощным и действенным средством верификации, как практика, эксперимент, наблюдение. И все же есть ли у нас основания утверждать, что к нашему времени водораздел между наукой и мифом приобрел достаточно строгие очертания?

Непростые реалии современного мира не дают возможности получить однозначный и убедительный ответ на этот вопрос. Су­ществует ряд серьезных проблем, которые затрудняют решение этой задачи.

Прежде всего, это нарастающее обострение глобального кризи­са как наиболее характерная примета мировой истории рубежа XX и XXI вв. Наступила эпоха, когда возможность обрыва цепи пос­ледовательных циклов социокультурной истории человечества стала совершенно реальной. Сегодня у нас есть все основания утверждать: XXI век может оказаться последним в истории не только вида Homo sapiens, но и биосферы Земли в целом.

И решающую роль в переходе на этот апокалиптический сцена­рий будущего может сыграть тысячелетняя традиция создавать новые мифы в качестве практического руководства к политичес­кому действию. Быть может, некоему очередному мифу суждено оказаться удавкой на пока еще могучей шее всего человечества, поддерживающей голову, которая способна порождать подобные мифы.

Около 70 лет назад великий европейский философ X. Ортега-и-Гассет писал: «Уже нет «полноты времени», поскольку она пред­полагает явное, однозначное и предрешенное будущее, как это было в XIX веке. Тогда не сомневались, что произойдет завтра. Но сейчас опять распахнуты неведомые горизонты, ибо неизвестно, кто будет править, какой будет власть над миром... какая идеоло­гия, какой свод правил и жизненных установок».

Наше бытие сегодня все более опутывается многослойным ту­маном виртуальной реальности. Назойливая реклама повсюду. Герои телевизионных мыльных опер, поселившиеся в наших домах и, кажется, ставшие членами наших семей. PR-технологии, операторы которых научились манипулировать миром нашего подсознания. Глобальная сеть Интернет как источник абсолютно универсального знания. Мутные волны наркотического дурмана, захлестывающие молодое поколение. Многочисленные секты,

плодящиеся словно грибы после дождя. Средства массовой ин­формации, ведущие яростные войны друг с другом... Прежде четко обозначенные границы реального мира расплываются в этом тума­не виртуальных образов, окружающих нас со всех сторон.

Из этого виртуального тумана иногда выплывают убаюкиваю­щие миражи блаженного будущего, которое ожидает людей. Один из таких миражей обещает всеобщее компьютерное счастье по­стиндустриального информационного общества. Но вот как оце­нивает этот гипотетический компьютерный рай трезвомыслящий философ А.А. Зиновьев: это будет «громада веков сверхчеловечес­кой или постчеловеческой истории, истории без надежд и без от­чаяния, без иллюзий и без прозрения, без обольщений и без разочарований, без радости и без горя, без любви и без ненависти». Время жизни этого мира, если даже он и начнет проступать из виртуального небытия, не будет долгим: все дороги мифотворче­ства ведут только в одну сторону — в исторический тупик.

Среди этого поистине общепланетного бума сотворения новых мифов есть один очень тревожный факт. Состоит этот факт в том, что наука, если ее рассматривать как целостную систему, явно оказалась не подготовленной к этому неожиданному всплеску виртуалистики. С этим, конечно, можно не соглашаться, но, к сожале­нию, имеются доказательства, что дело обстоит именно так. Во-первых, ученым не удалось предсказать ни одного крупного пово­рота мировой истории в XX в. Во-вторых, к концу века в некоторых странах, например в России, резко возросло число стратегических системных просчетов, плата за которые оказалась непомерно вели­ка. Ученым не удалось заблаговременно представить лицам, при­нимающим решения, достаточно убедительные доказательства ошибочности этих стратегических решений.

В результате в современной России сложилась весьма тревож­ная обстановка. Соревнуясь в измышлении как можно более пси­хологически привлекательных утопических мифов, новоявленные претенденты на роль харизматических лидеров чуть ли не хором провозглашают: «Я единственный, кто знает, как надо!»

Замыслы многих из них циничны, но не лишены шансов на успех. Человеку, пишет по этому поводу французский социолог С. Московичи, «нужны твердая уверенность, неоспоримые истины. Ему нужна целостная картина, имеющая единое основание». При­чем неважно, каким будет это основание — либеральные идеи, националистическая доктрина или марксистская теория [28].

Говоря о таких изобретателях всевозможных харизматических мифов, уместно вспомнить Бертрана Рассела: «Верующие во вся­кого рода «измы» должны быть повешены на одной веревке, как бы ни были противоположны их панацеи от всех бед». В словах зна­менитого философа содержится верная мысль, что любые «измы», или однофакторные и монокаузальные версии выхода из кризиса, несомненно, мифологичны [34].

Как же справиться с этим необыкновенно широко разлившим­ся морем виртуалистики, которое грозит уже выйти из берегов? Известен способ решения трудной проблемы, который состоит в том, чтобы научиться использовать ее, превратив в принцип.

Именно такой рецепт предлагает теория самоорганизующихся систем: проблему мифосемантики следует переформулировать на новом языке — языке синергетики. Начать надо с отказа от реци­дивов технологического и социального модерна и с принятия по­стулатов культурного многообразия, нравственного фундамента­лизма, экологических принципов.

И тогда появляется возможность реализовать аналитические и прогнозные преимущества социосинергетики, которые состоят в конструировании спектра альтернативных виртуальных сценари­ев эволюции и взвешивании их относительных статистических весов в функции определяющих параметров регулирования. Синергетические модели эволюции виртуальны в той же степени, что и мифы, но характер их виртуальности прямо противоположен: в отличие от мифов, которые лишены развития, синергетические виртуальные сценарии устремлены в будущее. Принимая в каче­стве прогнозного инструмента эту виртуалистику синергетики, мы тем самым отказываемся от традиционного для мифологии вопро­са «что делать?». Социосинергетика заменяет его другим — «чего не делать?».

Ясно, таким образом, что, переходя на позиции синергетического мышления, мы перестаем воспринимать виртуальность всего лишь как свойство мифологии и соответственно тех моделей ре­альности, которые конструирует сам человек, теперь она рассмат­ривается как фундаментальное свойство эволюции саморазвиваю­щихся систем. Можно говорить, что этот процесс развивается в координатах многомерного виртуального пространства — време­ни. И от самого человека зависит «схлопывание» этих потенциальных темпоральных координат к реальному масштабу времени — зависит, во всяком случае, в немалой степени.

В общем случае этот процесс трансформации виртуальных сце­нариев в реальность представляет собой циклическое чередование периодов структурной устойчивости системы — аттракторов — и зон бифуркации, когда в силу внутренних и\или внешних причин система утрачивает устойчивость. Органическим свойством раз­вития системы в условиях бифуркации является виртуальный ха­рактер ее последующей эволюции.

Смена точки зрения на проблему виртуалистики носит прин­ципиальный характер и позволяет говорить о становлении нового направления философской мысли — философии нестабильности. Наше время — эпоха гигантской планетарной бифуркации, а потому современная реальность может получить адекватное отра­жение в зеркале нелинейного мышления синергетики.

Вместе с тем, несомненно, было бы большой ошибкой абсолю­тизировать возможности синергетической методологии исследо­вания политических и социокультурных процессов, так как это привело бы к появлению еще одного мифа — мифа о всемогуществе синергетики.

 

Глава 1.8

ФУТУРОСИНЕРГЕТИКА

 

То направление социосинергетики, которое относится к про­гнозированию эволюции социальных систем, логично назвать футуросинергетикой. Какое место может занять это новое направ­ление в ряду других футурологических дисциплин — научно-технологического и социального прогнозирования, глобалистики, альтернативистики и др.?

На мировую общественность особенно сильное впечатление произвели доклады Римского клуба, начиная с первых публика­ций Дж. Форрестера, Д. и Д. Медоузов и др. Эти доклады, появив­шиеся в начале 70-х годов XX в., стали настоящей мировой сенсацией. Выяснилось, что человечество стоит на грани глобаль­ной катастрофы, обусловленной надвигающимся исчерпанием минеральных ресурсов, недопустимым техногенным загрязне­нием окружающей среды и неостановимо продолжающимся рос­том численности народонаселения Земли. Последовавшие затем новые доклады Римского клуба не смогли добавить сколько-ни-

будь светлых тонов в эту мрачную картину наступающего апока­липсиса.

Кризис глобалистики, в рамках которой так и не удалось наме­тить конструктивных путей преодоления общепланетного коллап­са, привел к появлению серии альтернативных исследований, ав­торы которых поставили своей целью поиск решения глобальных проблем. Среди этих работ были книги Г. Гендерсон, М. Фергюсон, Ф. Фукуямы, П. Кеннеди, а в России — И. В. Бестужева-Лады, Л.В. Лескова, А.С. Панарина, Ю.В. Яковца и др. [3, 6, 17, 20]. В этих работах была сформулирована концепция альтернативной циви­лизации, переход к которой, по мнению авторов, может обеспечить преодоление глобального кризиса.

Проект этой альтернативной цивилизации в наиболее общем виде включает несколько программ: восстановление глобального топливно-сырьевого баланса, нормализацию воспроизводства по­колений, природоохранные мероприятия, прекращение гонки вооружений и всеобщее разоружение, постановку человека в центр системы ценностей. Целевые установки этих программ были со­вершенно правильными, но их слабым местом было отсутствие эффективных механизмов проведения их в жизнь.

В 1992 г. на конференции ООН в Рио-де-Жанейро эти предло­жения были положены в основу пакета документов «Повестка дня на XXI век». Решения конференции в Рио-де-Жанейро ориентировали правительства и мировую общественность на переход к самоподдерживающемуся, устойчивому развитию. Человечество, говорится в документах Организации Объединенных Наций, спо­собно сделать свое развитие устойчивым — обеспечить удовлетво­рение нужд настоящего, не подвергая риску способность будущих поколений удовлетворять свои потребности. Однако эти совер­шенно правильные ориентиры также несли на себе налет прекраснодушия, так как не были найдены ни действенные способы про­ведения этих решений в жизнь в глобальном масштабе, ни средства международного контроля за их выполнением. В результате на многих международных форумах, включая «Саммит Земли» (Йоханнесбург, 2002) проходивших в последующие годы, отмеча­лось неудовлетворительное проведение в жизнь рекомендаций, принятых в Рио-де-Жанейро.

Таким образом, к настоящему времени проблему глобального кризиса нельзя считать решенной. Несмотря на весьма значитель­ный объем исследований, проведенных в разных странах, удовле-

творительных походов к ее решению найти так и не удалось. Одна из причин неудач состоит, очевидно, в недостаточном методологи­ческом обеспечении проводимых исследований. Нет сомнений, что включение в инструментарий технологического и социального прогнозирования методов синергетики в состоянии способство­вать решению этого важного комплекса задач.

Остановимся на тех потенциальных преимуществах, которые может дать развитие синергетических методов моделирования процессов социокультурной динамики.

1. Комплексный анализ проблемы глобального кризиса во всем его многомерном и многофакторном пространстве.

2. Построение спектра альтернативных виртуальных сценариев эволюции локальных цивилизаций и мирового сообщества в целом после выхода из глобальной мегабифуркации.

3. Формализация условий выхода из кризиса на основе концеп­ции регулировочных параметров порядка.

4. Численная оценка статистических весов альтернативных сценариев эволюции в функции курса реформ и других факторов.

Опираясь на эти преимущества футуросинергетики, можно ис­пользовать ее методы для решения весьма широкого круга задач. Перечислим некоторые из их них.

1. Выявление факторов, позволяющих классифицировать дан­ный бифуркационный кризис социальной системы как структур­ный либо как системный.

2. Анализ устойчивости социальной системы в зоне бифурка­ции на основе определения генетического комплекса адиабатичес­ких инвариантов исторического процесса, характерных для этой системы.

3. Построение иерархического ряда систем и подсистем, взаим­но влияющих на собственный эволюционный процесс. Например, социальную систему можно рассматривать как структурный эле­мент иерархически более высокой социально-экологической сис­темы, а эту последнюю — как элемент космопланетарной системы.

4. Численное моделирование эволюции социальных систем с учетом энергетических, технологических, экологических, соци­ально-политических, психологических и других факторов.

5. «Историческая механика» — численное моделирование аль­тернативных виртуальных сценариев развития реальных истори­ческих событий путем ретропроекции.

6. Фантоматика, или кентавристика, — синергетический анализ утопических социальных проектов, позволяющий определить цену их реализации и возможные негативные последствия.

7. Синергетическая кратология — выбор коридоров осущест­вления властных функций, соответствующих минимальному риску негативных последствий.

8. Синергетика национальной и международной безопасности.

9. Синергетика перехода к постиндустриальной и постэкономи­ческой цивилизации.

10. Электоральная синергетика — синергетический прогноз ре­зультатов выборов.

11. Синергетика когнитивной деятельности.

12. Синергетика глубокого футурологического прогноза за пре­делами существующей научной парадигмы.

Этим перечнем практические возможности футуросинергетики не исчерпываются.

 

 

Глава 1.9

ФИЛОСОФИЯ НЕСТАБИЛЬНОСТИ

 

В философии издавна известен принцип Оккама: не следует вводить новых сущностей, если в этом нет необходимости. Среди всех областей позитивного знания философия отличается тем, что имеет, пожалуй, наибольшее количество самостоятельных направлений. В их числе философия жизни, философия чувства, фило­софия тождества, философия ценностей и даже философия суици­да. Так, может быть, эти направления в совокупности охватывают наш круг проблем и нет необходимости вводить в философскую науку еще одно, новое направление?

Чтобы дать на этот вопрос как можно более точный ответ, вос­пользуемся нестандартным приемом. В 1959 г. знаменитый фило­соф и логик Бертран Рассел дал интервью В. Хайэтту [34]. Мы сохраним все сказанное Расселом, но заменим вопросы интервьюе­ра собственными. Темой интервью был вопрос «Что такое филосо­фия?» Вот как ответил на него лорд Рассел:

— Мой собственный ответ прозвучал бы так: философия представ­ляет собой размышление о предметах, точное знание о которых невоз­можно. Наука — это то, что мы знаем, а философия — то, чего не знаем. Философия имеет две реальные области применения. Одна из них — поддержка размышлений о предметах, которые еще не попали в сферу науки. Существует множество вещей, представляющих огром­ный интерес, о которых наука, во всяком случае, в настоящий момент, знает мало.

 

В этом месте позволим себе прервать рассуждения философа и сделать собственное замечание:

 

— Но у нас именно такой случай! Наша основная тема — исследо­вание поведения социальных систем в области бифуркации и модели­рование их последующей эволюции. Наука не знает пока окончатель­ных ответов на эти вопросы. Между тем, их практическое значение исключительно велико, так как наше время — это эпоха гигантской бифуркации, охватившей всю планету и грозящей гибелью человече­ству.

— Я думаю, — заметил по этому поводу Рассел, — что одно из применений философии состоит в увеличении наших воображаемых конструкций о мире и доведении их до уровня гипотез.

— Именно в этом и состоит задача футуросинергетики, — вы­разим наше согласие. — Но скажите, лорд Рассел, что в таком случае остается на долю собственно философии? На каких философских вопросах, учитывая это, вы посоветовали бы сосредоточить наше внимание?

— На мой взгляд, — ответил наш высокочтимый собеседник, — существует и другое назначение философии, не менее важное, которое помогает нам понять, что есть множество вещей, которые только кажутся известными, но на самом деле неизвестны нам.

— Благодарим за подсказку, — говорим мы. — Хотя синергетика сама по себе точная наука, но не в применении к социальным пробле­мам. Безусловно, в этой сфере есть немало вопросов, которые плохо поддаются математической формализации. Кроме того, для анализа такой сложной проблемы, которой является поиск путей преодоления глобального кризиса и перехода к устойчивому будущему, не обойтись без междисциплинарного подхода. Роль философии при этом должна состоять в аналитическом обобщении полученных результатов. Можно надеяться, что в итоге объединения разных методологических подходов будут получены полезные рекомендации по способам решения нашей проблемы.

— Я считаю, что дело философии не изменять мир, — в голосе Рассела послышалось раздражение, — а познавать его. И это прямо противоположно тому, что говорил Маркс.

 

Выслушав такой ответ, прервем на минуту беседу и задумаемся: совет, который мы получили от умудренного собеседника, оказал­ся прямо противоположным основным принципам футуросинергетики: во-первых, рассматривать проблему прежде всего в ее це­лостности, а во-вторых, определять критерии запрета тупиковых эволюционных паттернов. Но вчитаемся еще раз в слова Рассела: ведь они, в сущности, наводят нас на ценную мысль — именно исследование современной глобальной мегабифуркации во всей ее целостности, со всеми ее нелинейными внутренними связями, с ее входами и выходами и являются основным предметом философии нестабильности. Осознав это, поспешим задать философу следую­щий вопрос:

 

— А какой практический смысл может иметь философия для чело­века, способна ли она подсказать, как ему жить?

— Огромное большинство людей, — не спеша ответил Рассел, — сейчас совершенно запутались, как им следует вести себя. По моему мнению, никому не следует быть уверенным в чем-либо. Если у вас нет сомнений, вы, несомненно, ошибаетесь, так как ничто не заслуживает полной уверенности, а следовательно, всегда все свои убеждения нужно подвергать некоторой доле сомнения и, несмотря на сомнения, дейст­вовать решительно. В практической жизни приходится действовать, основываясь на вероятностях, и я жду от философии, что она поощрит людей действовать решительно, хоть и без абсолютной уверен­ности.

 

Так мало слов и столько ценных советов! Во-первых, оценка вероятностей — это ведь именно то, что делает футуросинергетика. А там, где ей трудно будет справиться с задачей, на помощь ей должна прийти философия — это во-вторых. Но это и есть следую­щая задача философии нестабильности — работать в тесном союзе с футуросинергетикой над общими проблемами.

И третья подсказка мудрого философа — выход на живого че­ловека, на его действия. А это уже вопрос этики. И следовательно, третья проблема, над разработкой которой должна трудиться фи­лософия нестабильности, — это вопросы морали в условиях Мегакризиса и переходных процессов к альтернативным сценариям грядущего. Тут, правда, похоже, Рассел противоречит самому себе:

дело философии, говорит он, познавать «мир, а не изменять его. Это у Маркса сказано: философы различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его».

И если говорить о преодолении Мегабифуркации, то прав Маркс, а не Рассел. Однако и Рассел, словно забыв свои предыду­щие слова, дает людям совет действовать решительно. Причем с помощью именно философии.

Насколько же плодотворным оказался разговор со славным философом! Философия нестабильности получила не только под­держку в качестве самостоятельного актуального направления фи­лософской мысли, но и конкретное наполнение своей тематичес­кой направленности. Речь, очевидно, должна идти об исследова­нии трех фундаментальных проблем:

1. Глобальная Мегабифуркация и пути выхода из нее.

2. Этика процессов перехода к устойчивому будущему.

3. «Если вы обладаете хорошим научным воображением, то вы можете размышлять о всевозможных явлениях, которые могут быть истинными. И в этом суть науки». Что это, как не еще одна подсказка, которую дает нам Рассел в поисках решения нашей задачи? Смысл его слов очевиден: это совет заглянуть за горизонт современного позитивного знания, очерченный существующей на­учной парадигмой.

Формулируя перечень основных проблем философии неста­бильности, мы получили результат, который трудно было предви­деть заранее, — новую синергетическую триаду, на этот раз триаду философии нестабильности. Очевидно, исследование этих про­блем следует проводить, опираясь на объединенные методологи­ческие усилия и футуросинергетики, и философии нестабильнос­ти. И здесь тоже присутствует третий элемент — нелинейное мыш­ление, — который позволяет говорить еще об одной, на этот раз методологической, триаде.

И теперь, когда вопрос о философии нестабильности, кажется, стал ясным, хочется задать лорду Расселу, который, сам того не зная, так сильно помог нам, последний вопрос:

— Насколько ценные результаты может дать философия для наших целей?

Ответ старого ученого был твердым:

 

— Я думаю, что философия имеет большое значение в сегодняшнем мире. Во-первых, потому, что, как я уже сказал, она заставляет нас осознавать существование очень многих и очень важных вопросов, не

входящих, по крайней мере сейчас, в сферу науки. А во-вторых, она все же делает людей немного скромнее интеллектуально и заставляет их осознавать, что нет короткой дороги к знаниям. И что постижение мира — это очень долгое и сложное дело, в котором мы не должны быть догматиками.

 

Рассмотрению того, что представляет собой общая методологи­ческая основа философии нестабильности и футуросинергетики — нелинейного мышления, была посвящена первая часть этой моно­графии. В следующих главах речь пойдет об исследовании на базе этой методологии основных проблем, сформулированных в этой главе:

1. Современная глобальная Мегабифуркация.

2. Переход к устойчивому будущему.

3. Попытка заглянуть за горизонт существующей научной па­радигмы.

[78]

Часть 2

_____________________________________________________________________________

АПОКАЛИПСИС

ТРЕТЬЕГО

ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ

_____________________________________________________________________________

[79]

Глава 2.1