Неоэкономика постиндустриальной

ЭРЫ

 

После работ В.И. Вернадского по ноосфере, выполненных более 60 лет назад, наиболее крупным этапом в развитии футурологической теории явилась, несомненно, книга Д. Белла «Гряду­щее постиндустриальное общество», опубликованная в 1973 г. Последующие исследования проблем эволюции человечества в XXI в. показали, что именно эта концепция, предложенная Бел-лом, сыграла роль базовой социально-экономической метатеории, которая в основных чертах получила признание научной общест­венности практически во всех странах.

Согласно этой теории, постиндустриальное общество пред­ставляет собой естественный и органичный этап эволюции миро­вой цивилизации, переход к которому осуществляется на основе преобразования индустриального строя как самоорганизующейся системы. Теория постиндустриального общества сформировалась как обобщение и развитие целого ряда социально-экономических и политологических концепций.

В основе этой теории лежит идея о выделении в истории чело­вечества трех больших эпох — доиндустриального, индустриаль­ного и постиндустриального общества. По терминологии Э. Тоффлера, это соответственно первая, вторая и третья волны мировой цивилизации [106].

Отличительный признак доиндустриального, или аграрного, общества состоял в том, что большинство населения существовало за счет непосредственного взаимодействия с природой. Используя

главным образом собственную мускульную силу или силу домаш­них животных, люди были заняты в сельском хозяйстве, в горном деле, в ремеслах. Если на стадии доиндустриального общества основными ресурсами были природное сырье и человеческий труд, то с переходом к индустриальному строю положение меняется — на первое место выходит производство промышленной продук­ции, а роль основных ресурсов наряду с трудом начинают играть капитал и источники энергии. Решающую роль в организации со­циальной жизни индустриального общества играют экономичес­кие факторы — деятельность субъектов, ведущих хозяйство, под­чиняется экономическим механизмам, а политическая и юриди­ческая практика этих субъектов определяется экономической ле­гитимностью. По этим причинам индустриальное общество в некоторых работах называют также экономическим.

Если основной функцией индустриального общества было про­изводство материальных продуктов, имевших форму товара, то с переходом к постиндустриальному этапу ведущая роль переходит к получению теоретических знаний. С переходом к этому этапу именно знание берет на себя функцию того стержня, вокруг кото­рого происходит организация новых технологий, экономического роста, социальная стратификация.

Другая сторона этого процесса касается основных мотивов че­ловеческой деятельности. На стадии экономического общества наибольший интерес вызывали экономический успех и материаль­ное потребление. С переходом к постиндустриальной стадии не только происходит объективный процесс смещения центра тяжес­ти хозяйственной жизни в сторону кодификации теоретического знания, но и одновременно меняется субъективная мотивация ин­дивидуальной деятельности. Высшими ценностями теперь стано­вятся не потребительство и не стяжательство, а духовные и интел­лектуальные интересы. Эта трансформация ценностных и целевых ориентиров и позволяет говорить о постэкономическом обществе.

Было бы, однако, ошибкой думать, что эта переориентация мо­тивов деятельности человека возможна без обеспечения достаточ­но высокого уровня материального производства. Дело обстоит прямо противоположным образом: человек, — разумеется, если он не подвижник некой навязчивой идеи, — обращается к высшим Духовным ценностям лишь при том условии, что удовлетворены его нормальные жизненные потребности.

Акцент на проблемы теоретического знания и новых техноло­гий не исчерпывает особенностей постиндустриального общества.

 

 

Другие его характеристики состоят в переходе от товаропроизво­дящего хозяйства к сервисной экономике, значительном повыше­нии роли образования, изменении структуры занятости и возник­новении социальной страты высокопрофессиональных интеллек­туалов — когнитариата, развитии системы демократии и полити­ческой структуры общества, усилении элементов регулирования и планирования в хозяйственной жизни.

С точки зрения синергетики постиндустриальное общество можно рассматривать как динамично развивающуюся самоорга­низующуюся систему. Принимая такой подход, следует отметить, что постиндустриальное общество, начальная фаза становления которого происходит в настоящее время в индустриально разви­тых странах, представляет собой подсистему иерархически более высоких систем — мировой цивилизации как единого целого и биосферы Земли. Однако в большинстве исследований, посвящен­ных развитию концепции постиндустриального общества, начи­ная с основополагающей работы Д. Белла, этой стороне дела уде­ляется недостаточно внимания. Забвение этих факторов означает, что анализ процессов становления и развития постиндустриально­го общества фактически выполняется в предположении, что оно является системой закрытого, а не открытого типа.

Между тем большинство аспектов современного глобального эволюционного кризиса, о котором шла речь в предыдущем разде­ле, относится именно к этим системам иерархически более высо­кого ранга. Среди них угроза экологического коллапса, демогра­фическая проблема, обострение противоречия между развитыми странами и Третьим миром и др.

Снятие противоречий такого масштаба на всех предыдущих исторических этапах человечеству приходилось оплачивать весь­ма высокой ценой.

Период перехода от эпохи первобытных охотников к аграрно­му, или доиндустриальному, обществу характеризовался жесто­ким экологическим кризисом, когда были истреблены многие виды животных, а численность представителей вида Homo sapiens сократилась примерно в 10 раз. Приблизительно в то же время исчез с лица Земли конкурирующий вид человека — Homo neandertalensis, который так и не сумел освоить технологии сельского хозяйства. Индустриальное общество, пришедшее на смену доиндустриальному, также рождалось в тяжелых муках. Разорение крестьянства, жестокие войны, продолжавшиеся и по 30, и по 100 лет, сожженные города, уничтоженные памятники культуры, банды

 

 

разбойников, свирепствующие на дорогах, костры инквизиции — этот перечень можно продолжать еще долго.

На стадии перехода к постиндустриальному обществу положение изменилось кардинальным образом. Теперь речь идет не о гибели государств, народов и этносов, современный глобальный кризис уг­рожает человечеству в целом. Поэтому, рассматривая проблемы ста­новления постиндустриального общества, особое внимание необхо­димо уделить способам и конкретным механизмам снятия основных глобальных проблем. Обратимся к анализу предложений, направ­ленных на решение этих проблем, которые содержатся в последних работах по тематике постиндустриального общества.

В книге бывшего вице-президента США А. Гора «Земля на чаше весов. В поисках новой общей цели» [97] анализируются экономические и социальные причины современного экологичес­кого кризиса. Большинство развивающихся стран до сих пор не изжили хищнического отношения к окружающей среде. По мне­нию Гора, для предотвращения экологического кризиса необходи­ма консолидация усилий стран, вступивших на путь становления постиндустриального общества. В качестве наиболее крупной международной программы, направленной на решение этих про­блем. Гор предлагает новый вариант плана Маршалла. Согласно этому предложению, развитым странам следует выделять часть своего национального продукта — до 100 млрд. долл. — на реали­зацию природоохранных программ в странах Третьего мира.

Оценивая возможность проведения этих идей в жизнь, заме­тим, что до сих пор не выполнены даже значительно более скром­ные рекомендации, принятые в 1992 г. на конференции ООН в Рио-де-Жанейро. И это при том, что все это время у власти в США находилась администрация президента Б. Клинтона, членом кото­рой был Гор.

Э. Вайцзекер, Э. Ловинс и Л. Ловинс в книге «Фактор четыре: в два раза больше богатства из половины ресурсов» [11] в качестве основной меры считают целесообразным введение прогрессивного налога на использование ресурсов. Полученные в результате этого средства обеспечат финансирование программы природоохран­ных мероприятий. Предлагается также внести изменения в систе­му индикаторов экономической эффективности, отказавшись от показателя ВВП в пользу индекса устойчивого экономического благосостояния, учитывающего экологические факторы.

К сожалению, возможности постиндустриального мира кон­тролировать быстро растущие потоки техногенных загрязнений,

 

 

обусловленных ростом промышленного производства в развиваю­щихся странах, очень невелики. Кроме того, резкое повышение цен на энергоресурсы, которое станет неизбежным в случае принятия предложений Вайцзекера, приведет к значительному обострению международной обстановки. Видимо, понимая спорный характер развиваемых ими идей, Вайцзекер и его коллеги обращают внима­ние на необходимость использовать для исцеления общества наря­ду с экономическими мерами и такие рычаги, как политика, нрав­ственность и религия.

Подобно любому оружию, пишут они, экономика способна лишь помочь продвинуться вперед. Но она не сможет заменить обновленную политическую жизнь, духовность, этические прин­ципы. Основные ресурсы, на которые нам следует рассчитывать, таятся не в материальном мире, а в каждом из нас. С этими пре­красными словами хочется согласиться, однако не заметить утопи­ческого характера подобных высказываний невозможно.

К оптимистическим выводам приходят Д.Х. Медоуз, Д.Л. Медоуз и И. Рандерс в книге «За пределами допустимого: глобальная катастрофа или стабильное будущее?». По их мнению, общество должно быть заинтересовано в качественном развитии, а не в физической экспансии. Материальный рост следует использовать как осмысленный механизм, а не как извечную цель. Прежде чем общество примет решение относительно каких-то конкретных предложений, связанных с ростом, оно должно спросить себя: зачем этот рост нужен, кто получит от него выгоду, во что он обойдется и не окажется ли непосильным грузом для планеты?

Все было бы здесь хорошо, но возникают большие сомнения в том, способно ли общество — в данном случае, очевидно, мировая цивилизация как исторический субъект — в действительности принимать такие мудрые решения и затем проводить их в жизнь. Несмотря на эти сомнения, следует признать, что в книге Медоузов и Рандерса собран богатый фактический материал по наиболее современным природоохранным технологиям, которые могут спо­собствовать постепенному отказу от хозяйственной экспансии и переходу к качественному росту.

Близкий к идеям Медоузов подход развивает П. Пильцер в книге «Безграничное богатство. Теория и практика экономичес­кой алхимии» [101]. В основу своего анализа Пильцер кладет ори­гинальный методологический прием, который он называет экономической алхимией и суть которого состоит в учете роли знаний и

 

 

информации как основной предпосылки хозяйственного роста, а также превращении индивидуальных способностей человека в наиболее важный вид капитала. На этом основании он утверж­дает, что хозяйственный рост постиндустриального мира боль­ше не сдерживается ограниченным характером природных ре­сурсов и обеспечивается перекачкой финансовых ресурсов в те регионы, где осуществляется специализация не в области природ­ных ресурсов, а в создании новых технологий.

Будущее покажет, в какой степени эти прекрасные ожидания отражают ход реальных процессов, а в какой являются всего лишь очередной попыткой выдать желаемое за действительное. Стрем­лением найти сбалансированный и комплексный подход к решению проблем глобального кризиса отличается книга П. Кеннеди «Вступая в XXI век». Осью мировой истории в XXI в., пишет Кеннеди, является углубляющийся конфликт между потребностя­ми жизни большинства стран и ограниченными возможностями окружающей среды удовлетворять эти потребности. Лейтмотивом его книги является мысль о том, что если человечеству не удастся найти эффективных способов разрешения этого конфликта, то глобальный коллапс будет неотвратимым.

В центре внимания Кеннеди оказались современные демогра­фические тенденции и проблемы. Развивая старую концепцию народонаселения Мальтуса, Кеннеди приходит к выводу, что в настоящее время шансы реализации этих мрачных пророчеств воз­росли. К сожалению, лишь меньшинство государств проводит по­литику демографического планирования, в большинстве случаев дело пущено на самотек. В таких странах, как Китай и Индия, где основная часть населения, большая часть которого занята в сель­ском хозяйстве, демографическая проблема может значительно обостриться в связи с успехами биотехнологической революции. В результате можно ожидать появления многомиллионных масс населения, лишившегося работы и средств существования.

К возникновению новых проблем могут привести миграцион­ные потоки из регионов экономического бедствия в страны по­стиндустриального мира.

Западная цивилизация, по мнению Кеннеди, пока не выработа­ла рационального подхода к решению глобальных проблем. Дея­тельность транснациональных корпораций — хозяев экономичес­кой жизни Запада — носит откровенно эгоистический характер. Резко критически высказывается Кеннеди и о политической стра-

 

 

тегии США, которая не только не способствует разрешению гло­бальных конфликтов, но и не в состоянии справиться и с большим количеством внутренних проблем — ростом преступности, функ­циональной неграмотностью, распространением антигуманных масс-медиа и др.

И все же Кеннеди видит свет в конце туннеля. Он призывает отказаться от навязывания всем членам мирового сообщества запад­ных либеральных рецептов в качестве универсального стандарта. Устойчив только плюралистический мир. Развивающиеся страны, принявшие идеи модернизации и гражданского общества, должны искать собственные варианты устойчивого развития, соответствую­щие их национальным традициям и историческому опыту.

Развивая идеи постиндустриального общества, авторы многих работ выдвигают в разных вариантах идею отхода от модели наци­онального государства. М. Кастельс в книге «Становление сетево­го общества» [92] считает, что главной особенностью возникающе­го постиндустриального общества является не столько доминиро­вание знания, сколько новая ориентация его практического ис­пользования. В результате быстро развивающихся процессов информатизации главную роль в жизни людей начинают играть структуры глобальной коммуникационной сети, которые вытесня­ют традиционные формы материальной зависимости и человечес­кого общения. Эти изменения ведут к новой социальной трансфор­мации — становлению глобального сетевого общества. Этому пере­ходу, по мнению Кастельса, суждено сыграть в истории человече­ства более важную роль, чем трансформация аграрного хозяйства в индустриальное, а индустриального — в сервисное. И снова хо­чется заметить: при всей масштабности этот социальный прогноз совершенно недостаточно учитывает всю сложность и внутрен­нюю противоречивость процессов, развивающихся сегодня на ми­ровом эволюционном пространстве.

За отказ от идеи национального государства в пользу гло­бальной экономики и общечеловеческого социума выступает также П. Дракер, посвятивший этой концепции книгу «Посткапи­талистическое общество» [93]. Обосновывая свой прогноз, Дракер анализирует процессы трансформации традиционного капитализ­ма, происходящие на стадии перехода к постиндустриальному об­ществу: примат в хозяйственной жизни знания и информации, преодоление частной собственности и феномена отчуждения, как его понимал Маркс, формирование новой системы ценностей и

 

 

личностной мотивации. Книга Дракера очень интересна, так как содержит большой объем материалов, относящихся к историчес­ким, социально-экономическим, этическим и психологическим ас­пектам современных эволюционных процессов. Автор обосновы­вает гуманистический тезис о том, что в настоящее время основной импульс исторического прогресса исходит не столько от социаль­ных структур, сколько от отдельных творчески активных субъек­тов. При всей привлекательности этого тезиса он составляет одну из слабостей избранного Дракером методологического подхода. Творческая активность индивидуума носит спонтанный характер, а его повседневная деятельность проходит под влиянием мощного социокультурного поля (гл. 2.10). Что касается отказа от идеи национального суверенитета, то нет никаких оснований считать ее приемлемой для большинства современных государств.

Почти очевидная нереалистичность этой идеи не останавливает ученых, стремящихся находить все новые аргументы в ее обосно­вание. Т. Сакайя пытается решить эту задачу в рамках концепции общества, основанного на ценности знания. Изложению этой кон­цепции посвящена его книга «Стоимость, создаваемая знанием, или История будущего» [104]. Особенность этой концепции состо­ит в том, что переход к постиндустриальному обществу характери­зуется не столько приоритетом знаний, сколько тем фактом, что они воплощаются в общественно полезные блага. И следователь­но, главным в экономической жизни становятся обмен знаниями и их общественно согласованная оценка. Рассматриваемая сама по себе, концепция Сакайи, несомненно, является серьезным вкладом в теорию становления постиндустриального общества.

К полному отказу от концепции национального хозяйства при­зывает также и Р. Райх [102]. Формирование информационной экономики и активизация деятельности транснациональных ком­паний, пишет он, не позволяют обеспечить баланс торговых и пла­тежных операций в рамках национальных рынков. На конкретных примерах хозяйственной жизни США и Японии Райх показывает, как происходит развитие этих процессов на практике. Явления диссимиляции частной собственности, инспирируемые этими процессами, порождают новые социальные, правовые и психоло­гические проблемы.

Чтобы реализовать идею отказа от национального суверените­та, Дж. Сорос предлагает наделить Генеральную Ассамблею ООН законодательными полномочиями. Члены открытого общества,

 

 

согласно его предложению, должны принять на себя обязательства автоматически ратифицировать законы, принятые Ассамблеей. Голосование на Генеральной Ассамблее можно проводить на осно­ве принципа квалифицированного большинства — две трети госу­дарств, две трети населения, две трети бюджета ООН. Если его предложение не будет принято, предупреждает Сорос, то цепная реакция мирового финансового кризиса станет неизбежной.

Кому-то предложения Сороса могут показаться привлекатель­ными, но вряд ли кто-то, включая самого Сороса, сможет назвать аргументы, которые убедили бы лидеров большинства современ­ных государств добровольно согласиться на их проведение в жизнь. А вот идеи, как принудить их действовать приблизительно в этом направлении, высказаны. Одним из наиболее ярких пропо­ведников подобных идей является 3. Бжезинский. Книгу «Вели­кая шахматная доска» он посвятил своим студентам, чтобы помочь им сформировать очертания мира завтрашнего дня. Молодые кон­структоры должны, по замыслу Бжезинского, разработать такую геополитическую стратегию, которая надолго обеспечит США роль ведущего глобального центра, первой, единственной и пос­ледней истинно мировой сверхдержавы [8].

К счастью для человечества, есть политологи, которым ясна вся опасность подобной геостратегии не только для самих США, но и для мировой цивилизации в целом. Стремление провести эту стра­тегию в жизнь, признаки которого нетрудно заметить на поле со­временных политических решений, может привести к резкому обострению целого ряда проблем, представляющих собой различ­ные аспекты многофакторного глобального кризиса нашего време­ни. Сошлемся в качестве примера на анализ этих проблем, выпол­ненный Л. Туроу в его книге «Будущее капитализма» [105]. В указанном отношении интерес представляет анализ проблем рели­гиозного и этнического фундаментализма, противоречий и опас­ностей, которые возникают при формировании системы ценностей массового общества, и др.

Возникновение еще более острых опасностей для формирую­щегося постиндустриального мира предсказывает С. Хантингтон. По его мнению, неизбежен рост влияния на мировую политичес­кую обстановку этнических, религиозных, языковых и других раз­личий, основанных на исторических традициях. На «демаркацион­ных линиях», разделяющих регионы, которые относятся к различ­ным цивилизационным типам, неизбежно возникновение кон-

 

 

фликтов. Драматические события последней четверти XX в. и на­чала XXI в. подтверждают небезосновательность прогноза Хан­тингтона.

Что можно противопоставить разрастанию межцивилизационных, фундаменталистских и прочих конфликтов, грозящих ус­тойчивому развитию как в региональных масштабах, так и в масштабе всей мировой цивилизации? Взаимное доверие, отве­чает Ф. Фукуяма [94]. Ссылаясь на исторические примеры Япо­нии, США и Германии как обществ с высоким уровнем доверия, Фукуяма считает, что их экономические успехи были достигну­ты во многом благодаря тому, что действия государства допол­няли и координировали развитие общества. Экономический прогресс, по его мнению, возможен лишь в условиях внутренней гармонии в обществе. Уровень доверия служит фундаментальной предпосылкой стабильности социальных структур и устойчивого развития. К сожалению, реальность разошлась с этими пожела­ниями: имперская политика, проводимая ныне США, мало у кого может вызвать доверие.

Подводя итоги, следует признать, что концепция постинду­стриального общества, сформулированная 30 лет назад, в целом не претерпела сколько-нибудь существенных изменений. В работах современных западных исследователей уточнены многие сущест­венные детали становления постиндустриального общества, полу­чен ряд ценных практических рекомендаций. Есть поэтому осно­вания рассматривать эту концепцию в качестве основной модели развития мирового сообщества в XXI в. В то же время необходимо отметить, что так и не удалось найти радикальных действенных способов снятия предвестников наступающего глобального эво­люционного коллапса. До тех пор пока не будет найдено решение этих проблем, модель постиндустриального общества будет по-прежнему сохранять черты виртуальной утопии. Кого-то из чита­телей это утверждение может удивить. В самом деле, как можно называть утопией процесс, который развертывается на наших гла­зах? Один из главных уроков, которые оставил нам XX в., состоит в том, что утопия может стать реальностью, но только на некоторое время. Семь десятилетий в России возводили стройное здание коммунистического общества по проекту Маркса, сильно скоррек­тированному Лениным и Сталиным. Но финал этого грандиозного эксперимента был драматическим. Не ждет ли подобная судьба и постиндустриальное общество?

 

 

Глава 3.3