Статья 22 УК РФ. Уголовная ответственность лиц с психическим расстройством, не исключающим вменяемости

1. Вменяемое лицо, которое во время совершения преступления в силу психиче­ского расстройства не могло в полной мере осознавать фактический характер и обще­ственную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими, подлежит уголовной ответственности.

2. Психическое расстройство, не исключающее вменяемости, учитывается судом при назначении наказания и может служить основанием для назначения принудитель­ных мер медицинского характера.

Уменьшенная (ограниченная) вменяемость подразумевает наличие медицинско­го критерия, констатирующего психические расстройства у обвиняемого и частично нарушенную способность осознавать фактический характер и общественную опас­ность своих действий (интеллектуальный признак) либо руководить ими (волевой признак). По существу, речь идет о частичном нарушении одного из признаков юридического критерия.

Исходя из содержания ст. 22 УК РФ, перед судебно-психиатрическим экспер­том могут быть поставлены следующие вопросы:

Глава 8. Судебно-психиатрическая экспертиза в уголовном процессе

Не страдал ли обвиняемый психическим расстройством во время совершения инкриминируемого ему деяния? Если да, то не лишало ли оно его способности в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий {бездействий) или руководить ими?

Комментарий к УК [Бородин С. В., 1996], выделяя основные черты «ограничен­ной вменяемости», указывает, что это:

• категория уголовного права, характеризующая интеллектуальное и волевое отношение лиц с психическими аномалиями к совершенному преступлению;

• не промежуточная категория между вменяемостью и невменяемостью, а со­ставная часть вменяемости;

• как составная часть вменяемости служит предпосылкой уголовной ответ­ственности совершивших преступления лиц с психическими аномалиями;

• учитывается судом при назначении наказания в совокупности с другими данными и обстоятельствами, характеризующими преступление и личность виновного;

• никогда и ни при каких условиях не может быть истолкована как обстоятель­ство, отягчающее ответственность;

• может служить основанием для определения режима содержания осужден­ных к лишению свободы при назначении принудительных мер медицинского характера, сочетаемых с наказанием;

• относится только ко времени (моменту) совершения лицом преступления и самостоятельно никаких правовых или иных последствий после отбывания наказания не влечет.

В соответствии с содержательным раскрытием основных компонентов юридиче­ского критерия И. А. Кудрявцев (1999) предлагает определение «не могло в полной мере» понимать в отношении:

• фактического характера — как недостаточную адекватность (правильность, реалистичность) восприятия реального, объективного культурного значения своих действий, ограниченность отражения их существенных технологиче­ских и нормативных сторон, в том числе неполную осмысленность с позиций морали и нравственности;

• общественной опасности — как недостаточную адекватность (правильность, реалистичность) восприятия субъектом преступления реального, объективно­го юридического значения своих действий, отражает дефицит их смысловой и нормативной оценки, ограниченность прогноза их негативных социальных последствий для себя и общества в ситуации выбора, при формировании и осуществлении преступного намерения (умысла);

• руководства своими действиями — как недостаточную осмысленность и адекватность выбора способов и средств целедостижения, ограниченность контроля при их реализации; дефицитарность регулирующих нормативных оценок, недоучет ситуации, использование не соответствующих корригиру­ющих воздействий.

Клинические варианты психических расстройств, при которых может быть обо­сновано применение ст. 22 УК РФ, включают следующие [Шостакович Б. В., Исаен-

294 Часть I. Теоретические и организационные основы судебной психиатрии

ко В. Н., 2000]: органические поражения головного мозга с легкими когнитивными нарушениями и эмоционально-волевыми расстройствами; умственная отсталость в степени умеренно выраженной дебильности; расстройства личности; расстройства сексуальных влечений; компульсивный тип влечения при алкоголизме и наркома­нии. Следует, однако, учитывать, что данный перечень отражает всего лишь частоту встречаемости тех или иных психических расстройств в судебно-психиатрической практике и не исчерпывает круг возможных диагностических категорий, где дан­ное решение может быть обосновано. Так, по общероссийским данным за 2005 г., среди лиц, подпадающих под действие ст. 22 УК РФ, 41 % составили обвиняемые с органическими психическими расстройствами, 41 % — с умственной отсталостью, 6,6 % — с расстройствами личности, 3,2 % — с шизофренией, еще 8 % — с другими психическими расстройствами [Мохонько А. Р., 2006].

Более того, показано [Кудрявцев И. А., Моросанова В. И., Лапшина Е. Н., 2006], что независимо от нозологической принадлежности контингент ограниченно вме­няемых лиц обнаруживает типичные регулятивные профили, отражающие разные варианты нарушения системы саморегуляции (в звеньях планирования, моделиро­вания, программирования и оценки результатов) даже при одинаковой нозографи­ческой оценке. Так, первый профиль характеризуется более развитым моделирова­нием, незначительно менее развитыми программированием и оценкой результатов при существенно сниженном планировании, что соответствовало ситуативности их поведения. Для другого профиля была характерна недостаточная развитость всех регулятивных процессов, сближающая их с невменяемыми лицами. В этом случае на формирование системы регуляции большее влияние оказывал психопатологиче­ский фактор, прежде всего в результате интеллектуальной недостаточности и вы­раженности личностных особенностей. Наконец, последний профиль, отражающий неустойчивость и хрупкость системы саморегуляции, оказался характерен в том числе для лиц с недостаточной развитостью эмпатии, препятствующей построению модели поведения, адекватной конкретной ситуации, полноценной оценке резуль­татов своего поведения.

Таким образом, сама по себе психиатрическая диагностика не содержит одно­значного ответа на вопрос о состоянии юридического критерия, обоснование на­личия которого индивидуально и представляет собой отдельную задачу.

Проблемы компетенции. В свое время И. Кант утверждал, что судебная экс­пертиза по вопросам вменяемости должна подлежать компетенции философского факультета, причем К. Ясперс считал это мнение правильным «с логической точки зрения», но неосуществимым на практике, поскольку «душевнобольными должен заниматься врач, ибо здесь не обойтись без знания соматической медицины». Цен­ность сказанного Кантом он видел в том, что данное требование «постулирует не­обходимость для компетентного психиатра иметь такую подготовку, которая была бы сопоставима со знаниями, получаемыми на философском факультете».

В процессе экспертной диагностики и экспертного решения основным заключи­тельным этапом является сопоставление медицинского и юридического критериев, что, собственно, и определяет формулу невменяемости. Обязательным условием не­вменяемости является совпадение медицинского и юридического критериев. Таким

Глава 8. Судебно-психиатрическая экспертиза в уголовном процессе 295

образом задается специфика двухэтапного диагностического процесса в судебно-психиатрической экспертизе. Если в общепсихиатрической практике эвристический диагностический процесс ограничивается одним этапом, то в экспертной деятель­ности это лишь первый этап обоснования заключения, который позволяет утвердить или отвергнуть принадлежность психического состояния к психическому расстрой­ству. Второй этап состоит в том, что на основе полученных данных о психопатологи­ческих и патопсихологических свойствах психического состояния происходит срав­нение, сопоставление имеющейся информации с требованиями психологического критерия невменяемости («ограниченной вменяемости»). Наконец, завершающий этап происходит тогда, когда в результате сопоставления данных, касающихся меди­цинского и психологического критериев, формулируется заключение о психическом состоянии испытуемого во время совершения конкретного инкриминируемого ему деяния с обоснованием его соответствия психологическому критерию невменяемо­сти [Морозов Г. В., Печерникова Т. П., Шостакович Б. В., 1983].

Н. Недопил (1992) выделяет три поисковые задачи в деятельности эксперта при решении вопроса о невменяемости:

1. Имелись ли во время совершения правонарушения психические расстройства и какова была их выраженность? Если таковые были, то их квалификация означает первую ступень классического экспертного заключения.

2. Вторая задача предполагает построение гипотезы: оказывало ли расстройство психики существенное влияние на поведение испытуемого в момент деяния? При­чем под «влиянием» подразумевается именно оценка степени ограничения осо­знанно-волевого поведения, выраженная через юридический критерий. Особо под­черкивается, что ответы на эти вопросы могут быть только гипотетическими.

3. Третья задача состоит в выяснении, с какой долей вероятности соответству­ет действительности выбранная психиатром гипотеза. Определение вероятности экспертного вывода при этом увязывается с вопросом о презумпции нарушений саморегуляции: если подтверждения гипотезы не находится или они шатки, то, «как правило, при болезненных расстройствах предпосылки для применения статей Кодекса, подразумевающих ограничение ответственности, не исключаются». Если же имеются указания на очевидные психопатологические проявления в момент правонарушения или связь между наблюдаемыми симптомами и деянием, то при­менение этих статей осуществляется с уверенностью.

Гипотетичность экспертного заключения обосновывалась и другими соображе­ниями, в частности тем, что установление самого факта деяния и причинно-след­ственной связи его с конкретным лицом находится в прямой компетенции право­охранительных органов [Первомайский В. В., 2000].

Невменяемость относится к правовым понятиям и характеризует субъекта, его способность или неспособность нести уголовную ответственность. Единство ме­дицинского и юридического критерия не устраняет границы между экспертной и собственно юридической компетенцией. Поскольку вменяемость и невменяемость суть юридические понятия, то и правом их использования в рамках производства по делу обладает лишь следователь, прокурор и суд. Судебно-психиатрические экспер­ты дают заключения относительно фактических обстоятельств, в данном случае — о

296 Часть I. Теоретические и организационные основы судебной психиатрии

психическом состоянии лица с точки зрения наличия либо отсутствия у него болез­ненного расстройства такой глубины, которая исключает способность к осознанно-волевой регуляции поведения. Однако для вывода о вменяемости-невменяемости решения этих вопросов недостаточно. Помимо этого требуется установить, в част­ности, совершило ли лицо деяние, предусмотренное уголовным законом. Следова­тельно, вывод о вменяемости-невменяемости остается за пределами специальных психиатрических познаний, а дача заключения с использованием этих терминов яв­ляется нарушением границ экспертной компетенции. Данное положение полностью основывается на требованиях УПК оценивать доказательства (а экспертное заклю­чение является лишь одним из них) в их совокупности, притом что никакие дока­зательства не имеют заранее установленной силы (ст. 17), а также недвусмысленно указывать на обязательность обсуждения вопроса о вменяемости подсудимого в ходе судебного разбирательства (ст. 300) и на роль СПЭ как подтверждающей иные обстоятельства, свидетельствующие о невменяемости подсудимого и установленные в ходе разбирательства уголовного дела судом (ст. 352).

Законодательное требование соотнесения фактического состояния психической деятельности с ситуацией конкретного деяния подразумевает, что сама по себе диаг­ностика психического расстройства не может подменять анализ влияния патологии на интеллект и волю в рамках конкретного поведенческого акта. В этом заключается смысл концептуального положения в судебной психиатрии, согласно которому во­прос о вменяемости-невменяемости решается применительно к психологическому критерию, а «не путем его отыскания в ряду других патологических проявлений» [Лунц Д. Р., 1966]. Поэтому экспертное исследование должно быть ориентировано прежде всего на ретроспективное изучение психического состояния и проекцию его на поведение субъекта в момент совершения им деяния с учетом того, что эта проекция «не носит линейного характера» [Ситковская О. Д., 1998]. Привязка к кон­кретным общественно опасным деяниям обязывает экспертов выяснять, влияют ли и как именно на подготовку, принятие и реализацию решения о преступлении выяв­ленные аномалии психики. Таким образом, необходимым представляется изучение возможности адекватного восприятия ситуаций взаимодействия, соответствующих инкриминируемым, и информационных объектов — устных, письменных, графиче­ских знаковых систем, фиксирующих определенные правила, запреты, последствия нарушения последних и др.

В последнее время отстаиваются взгляды на недооценку использования психо­логических познаний при решении вопросов вменяемости-невменяемости. Указыва­ется, что поскольку их содержательная характеристика основана на таких базовых понятиях психологии, как интеллект и воля, речь по сути идет об осознанно-во­левом поведении на всех этапах поведенческого акта, регулируемого правом, — от постановки цели и выбора способов действия до прогноза и оценки возможных последствий. Поэтому невменяемость как уголовно-релевантное обстоятельство наиболее полно описывается в терминах и понятиях психологии как психическое состояние, выраженное в контексте оценки способности к осознанно-волевому по­ведению в конкретном случае. Приведенные доводы берутся в основу позиции, ис­ходящей из равенства, независимости друг от друга взаимодействующих в пределах

Глава 8. Судебно-психиатрическая экспертиза в уголовном процессе 297

своей профессиональной компетенции психиатра и психолога в процессе оценки психического состояния подэкспертного, установления его вменяемости как ключе­вых целей. Более того, утверждается, что установление психического расстройства (как потенциального медицинского критерия невменяемости) — лишь промежу­точный этап, тогда как установление наличия или отсутствия психологического критерия требует обязательного использования профессиональных знаний психо­лога, с точки зрения которого (как и юриста) медицинский критерий в принципе не является необходимым [Ситковская О. Д., 1998]. И. А. Кудрявцев (1999), не оспаривая теоретического значения данной модели и называя ее «идеальной», счи­тает также обоснованным и целесообразным введение понятия уголовно-правовой недееспособности, охватывающего различные юридически значимые ситуации на­рушения произвольности поведения. Он, однако, указывает на реалии современного закона, по-прежнему исходящего из двуединства медицинского и психологического критериев невменяемости, что обрекает экспертов-психологов и судебно-психиа-трических экспертов на паритетные отношения при установлении психологического критерия. Именно этот подход на сегодня возобладал, по крайней мере, в отношении экспертной оценки «ограниченной вменяемости». Так, указывается, что экспертная оценка психического состояния лица, в отношении которого, возможно, будет вы­несено заключение об «ограниченной вменяемости», не может быть основана только на психопатологических критериях, в связи с чем рекомендуется назначение в этих случаях комплексных, прежде всего психолого-психиатрической, экспертиз [Шо­стакович Б. В., Исаенко В. Н., 2000].

8.2. СУДЕБНО-ПСИХИАТРИЧЕСКАЯ ЭКСПЕРТИЗА

ПО ДЕЛАМ С ПРИВИЛЕГИРОВАННЫМ СОСТАВОМ ОБВИНЕНИЯ

8.2.1. Психолого-психиатрическая экспертиза аффекта

Убийство либо причинение тяжкого или средней тяжести вреда здоровью в состоя­нии внезапно возникшего сильного душевного волнения (аффекта), вызванного не­правомерными действиями потерпевшего, влекут за собой значительное смягчение наказания. Это обусловлено тем, что неправомерность действий потерпевшего сви­детельствует об извинительном характере содеянного. Преступления, совершенные в таком состоянии, уголовный закон традиционно выделяет в специальный (при­вилегированный) состав. Уголовный кодекс РФ предусматривает два привилеги­рованных состава преступлений, совершенных под влиянием внезапно возникшего сильного душевного волнения.