Инструктивные нормы составления заключения судебно-психиатриче-ского эксперта

Законодательные нормы, регулирующие проведение судебно-экспертных иссле­дований и оформление их результатов, получили отражение в приказе Министер­ства здравоохранения РФ № 401 от 12.08.2003 г., утвердившем отраслевую учетную форму № 105/у-03 «Заключение судебно-психиатрического эксперта (комиссии экспертов)» и инструкцию по ее заполнению. Освоение заложенных в ней правил становится неотъемлемым элементом познаний не только судебно-психиатрических экспертов и представителей смежных дисциплин, участвующих в производстве ком­плексных с судебно-психиатрической экспертиз, но и лиц, наделенных правом их назначения и оценки экспертного заключения. В данной Инструкции соблюдается общий для всех экспертных заключений принцип, подразумевающий выделение в их структуре трех частей: вводная, исследовательская и выводы.

1. Вводная часть. Проверка соответствия статуса экспертного учреждения (п. 1.1)¹ законодательным требованиям является первым элементом оценки леги-

¹ Здесь и далее в скобках указывается соответствующий пункт Инструкции по заполнению от­раслевой учетной формы № 100/у-03 «Заключение судебно-психиатрического эксперта (комиссии экс­пертов)», приведенной в приложении 2.

Глава 5. Заключение судебно-психиатрического эксперта

тимности экспертного заключения. В соответствии со ст. 11 ФЗоГСЭД «государ­ственными судебно-экспертными учреждениями являются специализированные учреждения федеральных органов исполнительной власти, органов исполнительной власти субъектов Российской Федерации». В учреждениях и подразделениях, не от­носящихся к ведению федерального органа исполнительной власти в области здра­воохранения, «не может организовываться и производиться судебно-психиатриче-ская экспертиза». Согласно ст. 52 Основ законодательства РФ об охране здоровья граждан (в редакции Федерального закона от 22.08.2004 г. № 122), с 01.01.2005 г. СПЭ может проводиться только в предназначенных для этой цели учреждениях государственной системы здравоохранения.

Следует всегда уточнять вид экспертного исследования (п. 1.3) с органом, на­значившим его. При невозможности или безуспешности такого уточнения могут возникать различные проблемные ситуации, которые приводят к необходимости принятия разных решений. Так, возможен вариант, когда назначена комплексная экспертиза, однако не сформулированы вопросы, входящие в компетенцию одного из взаимодействующих экспертов. В этих случаях допускается простая констатация их отсутствия без ответов, хотя более оправдана экспертная инициатива с само­стоятельной постановкой вопросов, раскрывающих имеющие значение для дела обстоятельства, на которые дается соответствующий ответ.

Более сложны случаи, когда назначена однородная судебно-психиатрическая экспертиза, но выявляется возможность и необходимость ответов иного специали­ста. В этих ситуациях целесообразна рекомендация проведения иной, необходимой для ответов на подразумеваемые вопросы, однородной (психологической, напри­мер) экспертизы.

Еще большую проблему представляет расхождение экспертного задания и обозначенного вида экспертизы (чаще — однородной судебно-психиатрической), пределы компетенции которой не позволяют ответить на указанные в постанов­лении (определении) вопросы. При отсутствии указаний на повторность или до­полнительность настоящей экспертизы в постановлении и при условии решения на предшествующей экспертизе по данному делу диагностических и экспертных вопросов, эксперты порой самостоятельно указывают на повторность настоящей экспертизы, что не всегда правомерно; например, у суда отсутствуют сомнения в полноте и научной обоснованности предшествующего судебно-психиатрического освидетельствования, но появление новых данных ведет к назначению вновь одно­родной (но уже с дополнительным вопросом к психиатрам) или же комплексной экспертизы.

Если вопросы к экспертам повторяют те, на которые ранее были даны ответы другим экспертом, то экспертиза является повторной, даже если это не указано в постановлении (определении) о назначении экспертизы.

Краткое описание сущности дела (п. 1.4) является необходимым как для вы­движения возможных экспертных версий и выбора правомерного алгоритма ис­следования, так и для восприятия отражаемого в экспертном заключении хода этого исследования. Понятно, что своеобразие конкретного дела само по себе мо­жет порождать определенный круг диагностических и экспертных версий, а также

158 Часть I. Теоретические и организационные основы судебной психиатрии

определять специфику процесса принятия подэкспертным юридически значимого решения или аномальных механизмов его поведения, что влечет и целесообразность тех или иных алгоритмов исследования.

Среди участвующих в комиссионной экспертизе (п. 1.5) особо выделяется лишь врач-докладчик, который является чисто функциональной, а не процессуальной фигурой.

ФЗоГСЭД указывает на возможность выделения эксперта-организатора: «Один из экспертов... комиссии может выполнять роль эксперта-организатора; его процес­суальные функции не отличаются от функций остальных экспертов» (ч. 5 ст. 21).

Ранее подобные функции более подробно расшифровывались Инструкцией «Об организации производства комплексных экспертиз в судебно-экспертных учрежде­ниях СССР» 1986 г., выделявшей фигуру «ведущего эксперта», который:

а) организует и координирует деятельность экспертов разных специальностей
в целях решения поставленных вопросов;

б) знакомит каждого члена комиссии с постановлением (определением) о на­
значении экспертизы и материалами, предоставленными в распоряжение
экспертной комиссии;

в) осуществляет связь с руководителями учреждений (подразделений), сотруд­
ники которых являются членами экспертной комиссии, и со специалиста­
ми — членами экспертной комиссии, которые не являются сотрудниками
экспертных учреждений;

г) контролирует срок производства экспертизы и координирует выполнение
программы исследования;

д) организует ознакомление членов комиссии с ходом и промежуточными ре­
зультатами исследований;

е) составляет проект экспертного заключения (акта комплексной судебной экс­
пертизы) на основании заключений экспертов разных специальностей или
письменное сообщение о невозможности дать экспертное заключение, со­
гласовывает их тексты с остальными членами экспертной комиссии.

В свете процессуального статуса эксперта к его фигуре законодательство фор­мулирует и особые требования. Так, в соответствии со ст. 12 и 13 ФЗоГСЭД го­сударственный эксперт — это аттестованный работник государственного СЭУ, производящий судебную экспертизу в порядке исполнения своих должностных обязанностей; гражданин РФ, имеющий высшее профессиональное образование и прошедший последующую подготовку по конкретной экспертной специальности. Данные законодательные требования привели к внесению дополнения в прило­жение № 1 к приказу Министерства здравоохранения РФ № 337 от 27.08.1999 г. «О номенклатуре специальностей в учреждениях здравоохранения РФ», которым была введена новая специальность, требующая углубленной подготовки, — «судеб-но-психиатрическая экспертиза» (приказ Минздрава России № 261 от 14.08.2002 г.), а также утверждено «Положение об организации деятельности врача — судебно-психиатрического эксперта» (приказ Минздрава России № 262 от 14.08.2002 г.). Как и любая другая специальность, требующая углубленной подготовки, «судебно-психиатрическая экспертиза» подразумевает дополнительное образование после

Глава 5. Заключение судебно-психиатрического эксперта

приобретения основной специальности, каковой в данном случае является спе­циальность психиатра. Таким образом, минимально необходимыми для участия в СПЭ являются следующие сведения, указание на которые обязательно в экспертном заключении: специальность (психиатрия, судебно-психиатрическая экспертиза) и должность (врач судебно-психиатрический эксперт). То есть подразумеваемая на­стоящей Инструкцией расшифровка статуса эксперта должна выглядеть примерно таким образом: "...Иванова Петра Сидоровича, образование высшее, психиатра, судебно-психиатрического эксперта, стаж — 20 лет, кандидата медицинских наук, врача судебно-психиатрического эксперта...»

Указание на присутствующих при проведении экспертизы лиц (п. 1.6) связано в том числе со ст. 197 УПК РФ, согласно которой «1. Следователь вправе присут­ствовать при производстве судебной экспертизы, получать разъяснения эксперта по поводу проводимых им действий. 2. Факт присутствия следователя при произ­водстве судебной экспертизы отражается в заключении эксперта». Не допускается, однако, присутствие следователя при совещании комиссии экспертов перед дачей заключения, а также при формулировании экспертом выводов и составлении им заключения, так как такое присутствие могло бы поставить под сомнение объектив­ность заключения. Согласно п. 5 ч. 1 ст. 198 УПК РФ, подозреваемый, обвиняемый и его защитник вправе «присутствовать с разрешения следователя при производстве судебной экспертизы, давать объяснения эксперту». Точно так же как и следователь, указанные лица не могут присутствовать на стадии совещания экспертов при ко­миссионной экспертизе, при составлении экспертом заключения и формулировании выводов. В случае, если кто-то из них мешает эксперту, последний вправе приоста­новить исследование и ходатайствовать перед следователем об отмене разрешения присутствовать при экспертизе (ст. 24 ФЗоГСЭД). Сходные условия присутствия при проведении экспертизы лиц, участвующих в деле, предусмотрены гражданским процессуальным законодательством, в соответствии со ст. 84 которого это их право возможно, «за исключением случаев, если такое присутствие может помешать ис­следованию, совещанию экспертов и составлению заключения». По смыслу п. 5 ч. 1 ст. 53 УПК при экспертизе, проводимой в отношении подозреваемого или обвиня­емого, может присутствовать защитник, но только в случаях, если она проводится по ходатайству обвиняемого (подозреваемого) либо самого защитника.

Выделяются фактические и юридические основания (п. 1.7) проведения СПЭ. Назначение экспертизы — отдельное процессуальное действие, подразумевающее в качестве фактического основания «сомнение» в сохранности тех или иных юридиче­ски значимых способностей (ст. 196 УПК). При этом процессуальное право требует при назначении экспертизы указывать «основания назначения экспертизы» (ст. 195 УПК), что уже само по себе в достаточной мере ориентирует эксперта в проблемной ситуации и причинах, ее породивших.

Хотя процессуальное законодательство содержит требование удостоверения подписью эксперта ознакомления его с содержанием лишь ст. 307 УК РФ (п. 1.9), последняя не исчерпывает все варианты ответственности эксперта, предусмотрен­ные за нарушение им уголовных и уголовно-процессуальных норм. Так, он может быть привлечен к уголовной ответственности и в соответствии со ст. 310 УК за

160 Часть I. Теоретические и организационные основы судебной психиатрии

разглашение данных предварительного расследования. В ст. 57 УПК перечисляются также действия, которые эксперт не вправе осуществлять (ведение переговоров с участниками уголовного судопроизводства по вопросам, связанным с проведением судебной экспертизы без ведома следователя и суда; самостоятельный сбор матери­алов для экспертного исследования; проведение без разрешения дознавателя, следо­вателя, суда исследований, которые могут повлечь полное или частичное уничтоже­ние объектов либо изменение их внешнего вида или основных свойств; уклонение от явки по вызовам дознавателя, следователя, прокурора или суда). Осуществление этих действий может послужить основанием для отвода эксперта или признания не имеющими доказательственного значения результатов экспертизы как полученных с процессуальными нарушениями. Кроме того, согласно ст. 117 УПК, на эксперта как участника уголовного судопроизводства за нарушение его процессуальных обя­занностей может быть наложено денежное взыскание в размере до 25 минимальных размеров оплаты труда.

Процессуальное законодательство определяет особые причины назначения до­полнительной и повторной экспертиз (п. 1.10). Так, ч. 3 ст. 87 ГПК РФ указывает, что «в определении суда о назначении дополнительной или повторной экспертизы должны быть изложены мотивы несогласия суда с ранее данным заключением экс­перта или экспертов». По сути, те же основания предусмотрены и УПК РФ, где говорится, что повторная экспертиза назначается «в случаях возникновения сомне­ний в обоснованности заключения эксперта или наличия противоречий в выводах эксперта или экспертов» (ч. 2 ст. 207), в связи с чем указание на данные основания следует ожидать в постановлении (определении). Такое указание на допущенные ранее дефекты помогает эксперту особо акцентировать в своем заключении те его моменты, которые привели к сомнениям в полноте и научной обоснованности пред­шествующей экспертизы.

Ходатайство о продлении экспертного исследования (п. 1.11) является отдель­ным документом. Так, в ч. 2 и 3 ст. 30 ФЗоГСЭД говорится: «В случае необходи­мости по мотивированному ходатайству эксперта или комиссии экспертов срок пребывания лица в медицинском стационаре может быть продлен постановлением судьи районного суда по месту нахождения указанного стационара еще на 30 дней. Ходатайство эксперта или комиссии экспертов о продлении срока пребывания лица в медицинском стационаре должно быть представлено в районный суд по месту нахождения указанного стационара не позднее чем за три дня до истечения 30-дневного срока». Данные законодательные требования подразумевают, в частности, что экспертное решение о продлении должно быть выработано заблаговременно, чтобы подача соответствующего ходатайства уложилась в предусмотренные за­коном сроки.

Право эксперта ходатайствовать о предоставлении ему дополнительных мате­риалов, необходимых для дачи заключения (п. 1.12), предусмотрено п. 2 ч. 3 ст. 57 УПК РФ.

Одним из важнейших объектов судебно-психиатрических экспертных иссле­дований (п. 1.13) является медицинская документация (копии заключений пред­ыдущих СПЭ по данному делу, терапевтическая медицинская карта, медицинская

Глава 5. Заключение судебно-психиатрического эксперта 161

карта ПНД, подлинники/копии стационарных историй болезней, справки, выписки из медицинских карт и пр.), относящаяся к официальным документам, содержа­щим все необходимые реквизиты (регистрационный номер, печати учреждений и пр.). Такая документация, как и любой иной объект исследования, должна быть приобщена к материалам дела в установленном процессуальном законом порядке. В случае же, когда результаты экспертного исследования получены с использова­нием материалов, собранных экспертом самостоятельно, а равно при содействии лиц, участвующих в деле без ведома органа, назначившего экспертизу, они подлежат исключению из экспертного заключения как полученные с нарушением установ­ленного законом порядка (ч. 2 ст. 85 ГПК; ст. 16 ФЗоГСЭД). Данная документация, приобщенная к материалам дела, изученная экспертами и использованная ими в качестве объективизации последующих диагностических и экспертных выводов, должна быть зафиксирована в экспертном заключении (ст. 25 ФЗоГСЭД), что по­зволит суду в последующем оценить полноту, объективность и достоверность по­лученных результатов.

2. Исследовательская часть. Структура исследовательской части заключе­ния должна, в основном, соответствовать процессу самого экспертного исследова­ния.

ФЗоГСЭД в ряду основополагающих ее принципов в ст. 4 закреплено следую­щее положение: «Государственная судебно-экспертная деятельность основывается на принципах законности, соблюдения прав и свобод человека и гражданина, прав юридического лица, а также независимости эксперта, объективности, всесторон­ности и полноты исследований, проводимых с использованием современных до­стижений науки и техники» (п. 2.1).

Принцип хронологической последовательности (п. 2.2.1) изложения имеющей­ся о подэкспертном информации и обстоятельств юридически значимой ситуации подразумевается как основной. Не рекомендуется распределение информации по тематическим разделам, что может затруднить, например, сопоставление клиниче­ских проявлений психических расстройств с иными обстоятельствами, характери­зующими юридически значимую ситуацию. Точно так же неправомерно соединение показаний, относящихся к различным временным отрезкам, только на основании их принадлежности одному свидетелю, поскольку это говорит о незавершенности аналитического изучения материалов дела.

Отступления от хронологической последовательности изложения всех имею­щихся в деле данных, тем не менее, иногда оказываются оправданными. Это касается случаев, когда те или иные показания, даваемые в ходе следствия или судебного раз­бирательства, обнаруживают очевидное противоречие с иными объективными дан­ными, в том числе медицинской документацией. Нередко такая ситуация возникает при взаимоисключающих описаниях различных анамнестических периодов, принад­лежащих сторонам в гражданском процессе. В этих случаях правомерно разместить эти показания уже при изложении возникшей судебной ситуации, что будет нагляд­но демонстрировать не столько сами по себе реальные обстоятельства жизни подэк-спертного, сколько степень противоречивости материалов дела, глубину конфликт­ности сложившихся к моменту судебного разбирательства взаимоотношений и т.п.

162 Часть I. Теоретические и организационные основы судебной психиатрии

При изложении анамнеза (п. 2.2.2) необходима расшифровка любых клиниче­ски значимых данных, которые, к примеру, могут скрываться за номенклатурными шифрами, включая устаревшие, использовавшиеся прежде классификационные коды (МКБ-9) или графы расписания болезней (приказы Министерства обороны и других ведомств). То же касается используемых иногда во врачебной практике аббревиатур, которые подразумевают значимые для психиатрической диагностики состояния: ДЦП (детский церебральный паралич), ДЭП (дисциркуляторная энце­фалопатия) и др.

Подчас возникает необходимость в смысловом раскрытии и некоторых профес­сиональных понятий и терминов, которые приобретают значение в оценке целост­ной клинической картины. Например, фраза в заключении: «с больной контакта не было, уровень сознания по шкале Глазго составил 14-15 баллов», при неосведом­ленности могла бы создать внешне убедительное впечатление описания нарушенно­го сознания, тогда как на самом деле указанные цифры соответствуют максимально возможным показателям при ясном, полностью сохранном сознании. Если знать эти нормативы, приведенная фраза свидетельствует о своей внутренней противоречиво­сти, требующей отдельного разъяснения. При повторном анализе цитировавшейся истории болезни из онкологического отделения оказалось, что экспертами была неверно расшифрована первая часть записи: к типографскому шаблону «контактен» лечащим врачом была сделана не очень четкая приписка «на» (поскольку речь шла о пациентке), которая и была принята экспертами за частицу «нет». Экспертные выводы при этом приняли кардинально иной, нежели соответствующий реальным клиническим обстоятельствам, вид.

Указание на предшествующие судимости не может ограничиваться перечисле­нием статей инкриминируемых деяний без их расшифровки хотя бы потому, что часто могут приводиться номера статей старого Уголовного кодекса (УК РСФСР). Часто важнейшим элементом анализа становятся описания поведения в момент прежних деликтов, в связи с чем особую ценность могут представлять имеющиеся в уголовном деле приговоры, содержащие подобную информацию.

Это же касается медицинской документации, цитирование которой не может сводиться к установленным психиатрическим диагнозам без описания психиче­ского статуса на момент предыдущих госпитализаций или амбулаторных посеще­ний. Например, описание острого периода черепно-мозговых травм, их тяжести, длительности госпитализации не должно подменяться краткой фразой о неодно­кратных травматических воздействиях, приводивших к госпитализации, даже без датировки. Не следует игнорировать при отражении предшествующих экспертных исследований заключения психологов, медицинскую документацию, содержащую описание не тяжелой, но длительной или же частой соматической патологии. Ино­гда целесообразно приводить характер и результаты осуществлявшегося лечения, поскольку часто эффективность терапии обладает самостоятельной диагностичес­кой ценностью.

Недопустимо включение в данный раздел оценочных характеристик, даваемых некоторым из используемых источников, например выдержкам из медицинской документации, особенно расширяющих осуществленные врачами наблюдения соб-

Глава 5. Заключение судебно-психиатрического эксперта 163

ственными умозаключениями. Поскольку в этой части не подразумевается обо­снование своих суждений, последние могут приобретать категоричный характер и выглядеть безапелляционными. Еще большей ошибкой будет подобное привнесение в тех случаях, когда упоминаемые здесь обстоятельства не получают своего даль­нейшего развития в рамках клинического интервью с последующей фиксацией в разделе психического состояния, что могло бы явиться доказательным аргументом высказанных суждений. Таким образом, оценка имевшихся в прежней истории бо­лезни данных как свидетельствующих о какой-либо иной, нежели содержавшейся в ней, клинической трактовке теряет свою безусловность, а с точки зрения последо­вательности экспертного исследования выглядит явно преждевременной.

Формулировка фразы, с которой начинается изложение юридически значимого события, не должна утверждать факт совершения испытуемым каких-либо противо­правных действий, поскольку до судебного решения он в таковых лишь обвиняется. Следует помнить, что всегда существует потенциальная возможность изменения не только инкриминируемого состава деяния, но и описания поведения подэкспертно-го в целом. По этим же причинам приведение фабулы инкриминируемого деяния по показаниям потерпевших, свидетелей не должно сокращаться до абзаца, заим­ствованного из постановления, и включать фразы типа «имея умысел на соверше­ние...» и т.д. Подобные формулировки представляют реальные обстоятельства уже в трансформированном виде, содержат оценочные категории и подчинены задачам следствия (определение состава обвинения и т.п.) и потому не могут включаться в экспертное заключение без ущерба для полноты описания юридически значимой ситуации. В то же время следует приводить важные для реконструкции поведения обвиняемого данные осмотра места правонарушения; время, длительность аномаль­ного поведения, статус и возраст жертв (например, при сексуальных деликтах) и несовершеннолетних соучастников (при групповых правонарушениях), что в целом способствует уяснению механизмов делинквентного поведения. Между тем это не означает, что в экспертное заключение должны в полном объеме переноситься, к примеру, все результаты судебно-медицинской экспертизы. Всегда необходимо стремиться к завершенному аналитическому разбору всех предоставленных объ­ектов исследования, из которых должны вычленяться те данные, которые имеют значение для оценки психического состояния подэкспертного и характеристики его поведения (свидетельствующие о его целенаправленности или автоматизирован­ности, последовательности или хаотичности и т.п.).

Показания обвиняемого не должны чрезмерно обобщаться, особенно в случаях их динамических изменений в ходе следствия, или ограничиваться ссылкой на то, что последующие показания были аналогичны предыдущим. С другой стороны, неоправданно приводить показания полностью как прямую речь, включая несуще­ственные детали и повторы, затрудняющие анализ поведения в деликте.

Наиболее верная последовательность отражения имеющихся показаний — пер­воначально приводить показания свидетелей и потерпевших, затем показания само­го обвиняемого, поскольку последние — это еще и предмет анализа процессуальной дееспособности, так как они связаны с конкретными датами осуществления про­цессуальных действий.

164 Часть I. Теоретические и организационные основы судебной психиатрии

Недопустимость смешения объективной и субъективной информации (п. 2.2.3) о психопатологических переживаниях определяется несколькими обстоятель­ствами.

Во-первых, в таком случае происходит смешение двух особых этапов клини­ческого исследования — феноменологического описания неких переживаний, по­лучаемых непосредственно от подэкспертного, и их психопатологической квалифи­кации, осуществляемой на основе имеющихся знаний о клинических проявлениях тех или иных симптомов психических нарушений. При включении описаний пси­хопатологических расстройств в анамнестический раздел и тот и другой элемент психопатологического анализа могут быть представлены лишь редуцированно — са­моописания должным образом не детализируются, а квалификации не достигают должной четкости, что существенно снижает клиническую ценность этого раздела заключения.

Во-вторых, существует опасность, что приводимые здесь данные выпадут при изложении собственно психического состояния, где они и должны быть развернуто описаны с детальным уточнением всех тех психопатологических нюансов, которые требуются для убедительной клинической квалификации в контексте целостной картины психопатологического состояния.

Не следует пренебрегать сведениями из личного дела обвиняемого (п. 2.2.4), на­пример, о нарушениях режима содержания, которые должны приводиться во всей их полноте.

У эксперта нет права на отбор материалов (п. 2.2.5), которые являются дока­зательствами по делу, и самостоятельную оценку которых поэтому с точки зре­ния их формальности, относимости к делу, достоверности эксперт проводить не может. Характеризующие испытуемого данные должны отражаться полностью, а не в сжатой форме, порой с оценочными суждениями, отражающими избранную экспертами диагностическую гипотезу. Например, полная характеристика с места работы не может подменяться указанием на то, что она была «положительной», в то время как последняя может содержать описание необходимой для диагностики патохарактерологии, например, эпилептоидного радикала: «был очень пунктуален, дотошно выполнял свои обязанности, не терпел безответственного отношения к работе» и т.д.

Обязанность эксперта — указать на всю совокупность фактических обстоя-тельств, прямо или косвенно имеющих отношение к психическому состоянию под-экспертного без предпочтения той или иной информации, независимо от степени соответствия конечному выводу.

Запрет на включение в экспертное заключение данных об иных правонару­шениях, не охватываемых предметом настоящей экспертизы (п. 2.2.7), связан с этической нормой, в соответствии с которой эксперт должен следовать принципу разумной достаточности сведений: «Сведения, не относящиеся к поставленным перед экспертизой вопросам, не служащие аргументами экспертных выводов и не усиливающие их доказательности, не обязательно вносить в заключение и предавать огласке, особенно если сам испытуемый просит об этом...» (п. 7.3 «Свода этических принципов...»). Гарантией соблюдения данной этической нормы взаимодействия

Глава 5. Заключение судебно-психиатрического эксперта 165

эксперта и испытуемого является ст. 31 ФЗоГСЭД, согласно которой «эксперт не может быть допрошен по поводу получения им от лица, в отношении которого он проводил судебную экспертизу, сведений, не относящихся к предмету данной су­дебной экспертизы».

Настоящее состояние. Необходимо избегать внутренней несогласованности заключения, которая может заключаться в несоответствии описания соматического (п. 2.3.1) состояния диагностике какого-либо расстройства, осуществленной кон­сультантом (терапевтом). Полнота отражения соматического состояния особенно важна в свете теснейших психосоматических взаимосвязей, что часто определяет значение их оценки в ходе дифференциальной диагностики.

Так, у подэкспертного, перенесшего в свое время тяжелую черепно-мозговую травму, ослож­нившуюся гнойным менингитом, отмечалось развитие кратковременных приступов нарушения сознания с моторными автоматизмами, жалоб на общую слабость, апатию, ухудшение памяти, что привело к установлению ему диагноза органического психического расстройства с височными эпилептическими пароксизмами и определенному экспертному решению. Однако в Дальнейшем, когда после очередного утреннего приступа уже с тоническими судорогами он был доставлен в больницу, у него была выявлена выраженная гипогликемия, а после внутривенного введения раствора глюкозы был отмечен эффект быстрого «просыпания». В ходе последующего исследо­вания была обнаружена инсулинома, в послеоперационный период пароксизмы прекратились [Мохон Л. А., 2003].

В другом случае пассивность, бездеятельность, безынициативность, замкнутость, вялость подэкспертного, односложность его ответов были истолкованы экспертами как проявление аутич-ности при шизофрении с апатоабулическим дефектом. Однако данные особенности психического состояния вполне соответствовали и астеническому синдрому, возникающему вследствие инток­сикации и проявляющемуся повышенной утомляемостью, ослаблением или утратой способности к продолжительному физическому и умственному напряжению, истощаемостью, аффективной лабильностью с преобладанием пониженного настроения, повышенной сонливостью и т.п. Как ока­залось, у подэкспертного в период комиссионного осмотра наблюдалось повышение температуры тела вследствие инфекционного заболевания, что не было отражено в экспертном заключении и потому поставило под сомнение верность психиатрической диагностики.

Еще одной распространенной ошибкой является отсутствие данных измерения артериально­го давления при освидетельствовании лиц с атеросклеротическими изменениями. Если в таких случаях не исключены колебания артериального давления, всегда остается опасность смешения временного расстройства психической деятельности, возникающего на высоте гипертонического криза, и явлений глубокого и стабильного психического дефекта, особенно при констатации ча­стичной дезориентировки подэкспертного.

Описание неврологического (п. 2.3.2) состояния должно содержать результаты всех проведенных исследований (инструментальных, а также данные обследова­ния других консультантов, например окулиста). Неврологические расстройства часто напрямую предопределяют не только методические особенности проведения клинического и психологического исследований, но и особые правила фиксации их результатов, а также требования к полноте описания самого неврологического состояния.

Так, в одном случае истцу в ходе экспертизы был поставлен Диагноз деменции, в том числе после констатации его дезориентировки (не мог назвать времени года и места своего нахождения), отрывочности сообщаемых им сведений, многие вопросы оставлял без ответа, лишь взмахивал

166 Часть I. Теоретические и организационные основы судебной психиатрии

рукой и отворачивался, что привело к мнению о его «бестолковости». Была отмечена утрата на­выков самообслуживания, непродуктивность психической деятельности, затруднившая контакт с испытуемым и проведение экспериментально-психологического обследования. Между тем речь шла о больном, перенесшем инфаркт в левом полушарии головного мозга и обнаруживавшем на момент осмотра грубый правосторонний гемипарез со сгибательными контрактурами (спастиче­ский паралич) и признаками пирамидной недостаточности. Данная локализация поражения, резко повышающая риск возникновения афатических и агностических расстройств, обязывала экспертов до квалификации каких-либо психопатологических проявлений и оценки степени изменения пси­хических функций в целом детально описать состояние речевых навыков, в том числе письменной речи, однозначно исключить расстройства узнавания. До завершения данного этапа обследования любые суждения о нарушениях интеллекта являлись некорректными и преждевременными, а из дополнительных методов обследования наиболее оптимальным являлось нейропсихологическое, а не патопсихологическое (которое в принципе не могло состояться), только вводящее в заблуж­дение относительно глубины интеллектуального дефекта.

И при соматическом, и при неврологическом описании обязательна расшифров­ка аббревиатур, а также раскрытие смысла выявляемых данных.

В описании психического (п. 2.3.3) состояния симптоматика должна быть пред­ставлена настолько исчерпывающе, насколько это необходимо, чтобы не допускать множественных толкований. Например, приводимое высказывание подэкспертного о том, что в последнее время он сделался «спокойнее» и «уравновешеннее», не­достаточно и требует расшифровки, поскольку при установлении продуктивного контакта может выясниться, что речь идет о некотором равнодушии, утере прежней остроты эмоционального реагирования на происходящие с ним или вокруг события, которые перестают волновать его в той мере, как раньше. При этом больной может оправдывать происшедшие с ним изменения рассуждениями о том, что им проведена переоценка ценностей, что не следует «суетиться по пустякам», что «нужно беречь себя». Это тем более важно, что в большинстве случаев эмоциональные изменения на начальном этапе шизофрении относительно неглубоки и часто отмечаются боль­ными лишь субъективно, тогда как их родственники не замечают эмоциональных изменений у подэкспертного [Циркин С. Ю., 2005].

Особо следует указать на необходимость соблюдения экспертом деликатности при изложении сведений о личной жизни испытуемого, что подчеркивает и. 8.2 «Свода этических принципов...», где, в частности, говорится, что «эксперту следует избегать оценочных суждений, не допускать оскорбительных замечаний и выраже­ний, унижающих человеческое достоинство».

Не следует злоупотреблять указанием на задававшиеся в ходе интервью вопро­сы («На вопрос о... отвечает...»), что отражает не столько состояние подэкспертно­го, сколько технологию клинической беседы, т.е. перегружает описание, препятствуя целостному клиническому впечатлению.

Фундаментальный принцип отражения психического состояния — это исполь­зование феноменологического метода, подразумевающего первоначально исключи­тельно описательный подход к наблюдаемым психическим (психопатологическим) явлениям и не допускающего какой-либо квалификации без обосновывающих опи­саний (п. 2.3.4). Данное требование связано с необходимостью убедительного обо­снования любой профессиональной трактовки во избежание каких-либо сомнений

Глава 5. Заключение судебно-нсихиатрического эксперта

в ее правомерности. Так, явно недостаточно в начале описания психического со­стояния указание на «негативистичность» подэкспертного, поведение и своеобразие контакта с которым могут быть истолкованы и как простая оппозиционность, и как следствие защитных установок. Поэтому сначала должны быть приведены те детали состояния и поведения, которые однозначно свидетельствуют о парадоксальности эмоционального реагирования с бессмысленным сопротивлением любому внеш­нему воздействию, оправдывающей использование именно данного термина, а не иного, связанного, к примеру, с психопатическими формами поведения.

Рекомендация приводить прямую речь подэкспертного в тех случаях, когда им употребляются слова и выражения, точно характеризующие его состояние (п. 2.3.6), не оправдывает заполнения «психического состояния» развернутыми выдержками, не подразумевающими клиническую интерпретацию самой формы высказывания или не содержащими информации о природе психопатологических переживаний. В то же время нельзя пренебрегать цитатами, отражающими те смысловые и ф