Тема 1. 2. Регион как объект хозяйствования и управления

Регион как объект хозяйствования.

Понятие «регион» далеко не однозначно определено, и в разных источниках встречаются разные определения. В экономико-географической литературе под регионами понимают одни территориальные общности, в политико-географическом контексте - другие, в «чисто» экономической литературе – третьи. В региональной экономике, в которой само определение дисциплины предполагает достаточную определенность понятия, также не до конца выстроена понятийная система. Часто под регионом понимают крупную часть страны, территория которой характеризуется относительно однородными природными условиями и характерными для них производствами.

Как правило, в отечественной литературе под регионом подразумевается территориальная общность, обусловленная единством природно-ландшафтных и климатических характеристик, которые во многом задают содержание производительных сил на соответствующем уровне развития. Последняя оговорка существенна, потому что, например, степной регион как определенность природно-ландшафтного и климатического характера одинаков для Кубани и юга Оренбургской области, однако по уровню развития производительных сил оба региона существенно различаются: если первый всеми своими площадями вовлечен в хозяйственный оборот на достаточно высоком уровне развития производительных сил, то второй находится еще в другой эпохе. Необходимо заметить, что по мере развития производительных сил в каждом таком регионе, в любом территориальном образовании, где происходят процессы межрегиональных интеграционных процессов, понятие региона надо будет постоянно уточнять. В этой связи целесообразно выработать дефиницию, приемлемую, инвариантную к такого рода изменениям понятийного наполнения термина.

В то же время ввиду того, что наша учебная дисциплина по своему названию максимально приближена к практике введением определенности управления, то и понятие «регион» следует использовать в чисто прагматическом для регионального управления понимании. Вся нормативно-правовая документация, законодательная база страны и общественно-политическая лексика в России под региональным понимает все относящееся именно к субъекту Российской Федерации. Поэтому в рамках данного Учебного пособия под регионом будем понимать прежде всего такую государственно-политическую и административно-территориальную единицу, как субъект Российской Федерации. Такое понимание есть и будет преобладающим для работников федеральных, государственных и муниципальных органов управления.

Для определения места региона в таксономических уровнях территориальных систем будем выделять надрегиональные таксономические уровни и субрегиональные (см. рис.3). К первым относятся макрорегионы и мезорегионы. Ко вторым – собственно субрегионы и микрорегионы. В то же время не следует абсолютизировать и такие определения, как приведенные на рисунке 3, поскольку от такой абсолютизации недалеко и до догматизма. Поэтому важно самим понимать имеющуюся соподчиненность уровней и при расхождении сразу находить нужную для конструктивного обсуждения свою «сетку координат» и, уточнив совместно принятое с партнерами понимание уровня региона и достигнув консенсуса, работать по существу, не увязая в дебатах и словопрениях и «чистоте» терминов.

 

 

Рис. 3. Место региона в таксономической системе территорий страны

 

Требование одноуровневости обсуждаемых понятий является обязательным логическим условием дискуссий. Его необходимо соблюдать в любых обсуждениях, поскольку сравнивать можно только сравниваемые понятия. Все более распространяющееся в региональной управлении использование такой бизнес-технологии, как бенчмаркинг[15] также исходит из необходимости сопоставимости сравниваемых регионов. Тогда и выводы по тиражированию лучшего опыта будут результативнее.

Прежде чем рассмотреть регион в качестве объекта хозяйствования, необходимо понимать, что процесс регионализации, о котором говорилось выше, характеризует качественно новые формы самостоятельности регионов, навязываемые им ускоряющимися процессами глобализации, поляризации и локализации хозяйственной деятельности. Не зная этого, можно проводить такую региональную политику, которая вместо содействия процессам повышения деловой активности, расширению международных экономических связей и реализации различных интеграционных тенденций, может вывести регион на периферию социально-экономического прогресса. И наоборот: понимание складывающихся тенденций, рассмотрение альтернативных сценариев, требующих выбора в качестве ориентиров соответствующих центров-полюсов формируемых интеграционных формирований, позволит так выстраивать свою политику, чтобы регион встраивался в процессы международного и внутрироссийского разделения труда наилучшим для себя образом. Такое встраивание при грамотном сценарии социально-экономической модели способно обеспечить кумулятивный эффект как форму перераспределения добавленной стоимости в пользу региона, чтобы сумма использованного ВРП превышала сумму произведенного ВРП.

Поэтому следует понимать, что время, когда регион рассматривался исключительно как объект хозяйствования внутри страны, прошло. Даже в странах, еще должным образом не открытых международной торговле, складывается другая логика экономического поведения региона. Она обусловлена теми глобальными процессами территориального обобществления производства и разделения труда, которые меняют сам формат мирового рынка, делая его все более открытым и доступным капиталу независимо от его национальной принадлежности.

Логика территориального разделения труда и территориального обобществления производства диктует свои закономерности развития регионов по двум соответствующим направлениям:

· все большей интеграции хозяйства с повышением его системности как целостности и комплексности как относительной автономности, ориентированной на максимальное самообеспечение теми ресурсами, которые могут быть произведены на территории;

· все большее превращение этой целостности в подсистему государства образования, частью которого она является, и через это - все большая территориальная специализация как самоопределение этой подсистемы в таксономической системе более высокого уровня территориальной общности.

Причем, следует подчеркнуть, что этот процесс имеет место как общая закономерность развития регионов на индустриальной стадии экономического роста. Глобализация этот процесс ускоряет, придавая ему особые акценты в рамках своей второй составляющей в форме локализации, как производства частей и полуфабрикатов транснациональных продуктов в стране их распространения. Однако он имеет место и при отсутствии заметного влияния глобализации, как это было в советский и в начале постсоветского периодов российской истории.

Обе указанные тенденции обеспечивали формирование из региона субъекта хозяйствования определенного типа, еще должным образом в отечественной, - да и в мировой, - науке не идентифицированного. В настоящее время идет процесс становления регионализма как определенной тенденции, в разных странах проявившихся по-разному. Так, в европейских странах, где данная тенденция и получила название регионализма, в ней виделся общедемократический процесс децентрализации управления, хотя в ряде стран Западной Европы традиции регионализма сохранились в своих федеративных моделях государственного устройства. Причем, это имело место не только в традиционно федеральных государствах (ФРГ, Швейцария), но и в условно унитарных (Франция, Италия), где провинции обладали достаточно высокой степенью автономности в принятии ряда решений. В СССР в силу самых разных общественно-политических и социально-экономических причин этот процесс также принял характер всеобщей (тотальной) тенденции, что нашло отражение в переходе с отраслевого принципа управления на территориальный и институционализацией такого перехода в форме Советов народного хозяйства территорий (Совнархозов). Однако, не останавливаясь на причинах, здесь важно указать на то, что результатом этой тенденции регионализации становится новое качество региона, все больше превращающегося в субъекта деятельности со своими активно проводимыми интересами. Проведение региональных интересов в ущерб общенациональным получило название местничества.

Усиление субъектной роли регионов с разной степенью выраженности происходило по всему миру. Такое изменение не осталось не замеченным и нашло отражение в появлении разных новых трактовок этого феномена. Они известны как новые концепции регионов.

Новые концепции регионов

Выше уже было указано, что осознание пространственного фактора как производственного было достигнуто не сразу. Теории размещения, в которых пространство выступало в качестве определенного ограничителя, отводило ему роль пассивной величины. Дальнейшее развитие теории региональной экономики было направлено на содержательное раскрытие региона как объекта управления размещением производственных мощностей, как пространство их дислокации, как фактора экономического роста.

В настоящее время все большее понимание достигается в том, что регион является не только объектом приложения управленческих решений и представляет собой пространство размещения производственных мощностей, территориальной дислокации производительных сил. В последнее время, складывающееся на рубеже XX и XXI столетий, когда геополитическая реальность переместила акценты в ранее привычных ролевых распределениях полномочий, регион выступает уже как властный субъект, как субъект экономических интересов, хозяйствующий субъект.

Стало заметным стремление регионов к своей не только в определенной степени экономической самостоятельности, но и все более нагляднее становится стремление к политической самостоятельности. Логика развития таких коллективно-групповых субъектов деятельности, в которые все более превращаются региональные общности, на другом уровне повторяет логику индивидуализации личности при одновременном формировании социальных общностей надындивидуального характера – группизма, как такие формы определил известный американский социолог и политолог Иммануэль Валлерстайн, современный теоретик постлиберализма. По его оценке, «мы живем в эпоху «группизма» - образования групп, имеющих защитный характер, каждая из них стремится к достижению самосознания, на базе которого упрочивается солидарность и борьба за выживание одновременно с борьбой против других таких же групп»[16]. В настоящее время группизм, складывающийся в современных развитых странах, становится приметой времени и формирует новых субъектов деятельности так называемой новой экономики.

Первая половина текущего века, ожидается, будет характеризоваться коренным переформатированием политических границ целого ряда стран в направлении их дифференциации, регионализации, обретения самостоятельности. Причем этот процесс будет складываться не только в части тех национальных общностей, которые давно уже сформировались в пределах иной этнической государственности, но и реализоваться в форме разделения этнически однородных государств, где более развитые провинции, будут стремиться отделиться от депрессивных и относительно отсталых регионов. Все более будет набирать скорость тенденция осознания населением регионов своих особых интересов. В условиях появления надстроечных надгосударственных образований на мегауровне (Европарламент и т.п.) процессы отмирания прежних государств психологически со временем не будут восприниматься как катастрофические, поскольку СМИ, контролируемые транснациональными компаниями (ТНК), будут формировать взгляды в общественном сознания, что государства выполнили свою историческую роль и выступают как анахронизмы, о чем в свое время говорили многие мыслители прошлого. Причем апелляция будет при этом не только к таким адептам слома вестфальской системы[17], как Збигнев Бжезинский, Генри Киссинджер, но и будут «реанимированы», но при этом «рафинированы» в этой части взгляды К.Маркса, В.И.Ленина и Д.Лукача.

Получившие в настоящее время наибольшее распространение модели регионов отражают разные аспекты этого единого глобального процесса, проходящего на уровне вначале мезорегионов, а затем и микрорегионов.

Эти модели регионов получили определение региона как:

· квазигосударства;

· квазикорпорации;

· рынка;

· социума.

Рассмотрим каждую модель специально, поскольку формы их проявления будут встречаться на протяжении всего дальнейшего повествования данного Учебного пособия.

Регион как квазигосударство [18] отражает процесс все большего приобретения региональной властью субгосударственного уровня, т.е. в рамках государства, функций государственного образования. Речь пока не идет о проведении полномасштабной макроэкономической политики с использованием инструментов макроэкономического регулирования. Единая денежная система государства не позволяет это делать в полной мере. Однако формирование региональных валютных союзов, как, например, это произошло в Европейском сообществе, сами национальные страны низводит до уровня регионов. Этот процесс одновременно и другие регионы поднимает до уровня государства.

Подобно тому, как в Европейском Союзе с его единой денежной единицей «евро» для проведения каждой страной своей автономной национальной политики подключаются не столько денежные, сколько институциональные рычаги регулирования пропорций воспроизводства в рамках национальных государств ЕС, так и субгосударственные региональные власти в рамках своих национальных государств, куда они входят в качестве территориальных подсистем, также используют весь арсенал институциональных рычагов регулирования воспроизводственных процессов на своей территории. Причем часть полномочий, связанных с отчислениями от общенациональных налоговых сборов в региональный бюджет, уже вполне сопоставима по своим возможностям с государственными возможностями. Европа государств заменяется Европой регионов, где роль регионов выполняют не только теряющие свою самостоятельность бывшие национальные государства, но и обретающие новые возможности их территориальные подсистемы. Поэтому Европа регионов – это долговременная тенденция, которая противоречиво будет двигаться в сторону реальной экономической интеграции.

Регион как квазигосударство,таким образом, - это новое качество части регионов, которое приобретается ими в процессе относительного обособления административно-территориальной подсистемы государства, аккумулирующей в сфере своих правомочий и компетенции все больше функций и финансовых ресурсов, ранее безусловно принадлежащих центральному государственному аппарату. В большинстве стран регионы, отражая отмеченные выше объективные процессыдецентрализации и/или федерализации, характеризуются тенденцией к переформатированию прежних границ. Это видно не только в Европе, где эти процессы после прецедента Косово динамизируются, но и для таких стран, как Индонезия, Шри Ланка, Индия.

Таким образом, важно отметить, что главной функцией региона как квазигосударства становится все большее вовлечение в арсенал инструментов регионального управления методов регулирования экономики. Поскольку здесь имеет место общеевропейская тенденция, то Россия, взяв ориентир на формирование рыночной экономики по европейскому образцу, также характеризуется этими тенденциями. Тем более это характерно для России переходного периода, когда в лице субъектов Российской Федерации создается промежуточное звено - регион как квазигосударство, которое берет на себя многие функции федерального центра в регулировании экономики.

Следует также отметить и то обстоятельство, что под термином «квазигосударства» имеет место также понимание новых тенденций регионализации, когда макрорегион, становясь общим пространством для движения труда, капитала и товаров, приобретает характер целостности, постепенно институционализирующейся как мегарегиональное «государство». Таким мегарегиональным образованием является Евросоюз. Все более обустраиваясь государственными институтами, не имея самого главного – собственно единого государства, такое региональное образование получает иногда в литературе название «квазигосударства». Этим подчеркивается тот факт, что еще государством в полном смысле слова такое образование не является, хотя обладает целым набором государственных институтов (Европарламент, Европейский суд, европейские объединенные Вооруженные силы, за которые выдает себя североатлантический альянс НАТО, ряд Еврокомиссий и т.п.). Здесь важно отметить, что пока в России такого рода квазигосударств не сформировалось, хотя потенциально такие макрорегиональные образования, как «Большая Волга», потенциально содержат в себе такую возможность, но она, если будет, то будет результатом отсутствия грамотной макроэкономической, региональной и, возможно, национальной политики.

Регион как квазикорпорация. Часто такая постановка сразу отвергается почти «с порога», потому в отличие от корпорации, основная функция которой есть получение прибыли, основной функцией региональной власти является обеспечение благоприятных условий жизнедеятельности населения и создание привлекательного инвестиционного «климата» и благоприятной деловой среды для бизнеса. Однако, будучи совершенно правильной позицией для традиционно рыночной экономики, она не отражает новые изменения, вносимые так называемой новой экономикой. Последняя не есть просто современная экономика. Она в отличие от традиционно рыночной экономики оперирует как основным объектом нематериальными активами, по иному генерирующими денежные потоки. Благоприятная ситуация для населения и бизнеса, привлекающая инвестиции и квалифицированную рабочую силу, становится своеобразным нематериальным активом, и разница в характере функциональной роли каждой организационной формы социальности (корпорация и регион) практически нивелируется, исчезает.

К тому же новейшая ситуация в России показывает, что богатейшие бизнесмены страны и даже мира, по оценке журнала «Forbes», становятся губернаторами субъектов Российской Федерации, как это имело место с Р.А.Абрамовичем и Чукотским Автономным Округом, то здесь различия между региональной властью и корпоративной смещаются в другое социокультурное пространство, где дело интереса и интерес дела взаимно переходят друг в друга.

Причем, если в случаях подобного рода имеет место совпадение интересов крупного бизнеса, персонифицирующего (представляющего) региональную власть, и крупного бизнеса, персонализированного в конкретном лице, на благо развития региона, то противостояние (диссонанс) интересов руководства региональной администрации и населения региона имело место в ряде субъектов Российской Федерации в 1990-г годы. Тогда в ущерб интересам социально-экономического развития региона политические издержки были случаи практического присвоения властных полномочий выбранным претендентом на высший пост региональной исполнительной власти, проявляющегося в использовании «ресурсов территориально-налоговых систем в режиме чисто предпринимательского обогащения», что «в обиходе 90-х годов называлось «прокруткой» бюджетных средств»[19]. Очевидно, что такого рода криминальные махинации – из арсенала не новой экономики, а прежней экономической системы, начавшейся с «дикого капитализма». Использование бюджетных средств для получения дополнительного дохода от размещения на банковском депозите в ущерб бюджетным работникам, ожидающим свою заработную плату, есть такой же бандитизм, как и характерный для эпохи «дикого капитализма», только грабеж средств идет не при помощи «плаща и кинжала», а используя банковскую систему.

Наиболее часто за качеством региона как квазикорпорации отмечают то обстоятельство, что его орган управления в современных условия представляет собой крупного субъекта собственности и через ее использование в своих «корпоративных» интересах он предстает как субъект экономической деятельности. Здесь действительно имеет место право распоряжения государственной собственностью и через определенные рычаги влияния – муниципальной собственностью входящих в состав данного региона муниципальных образований, хотя конституционно последняя принадлежит муниципальному сообществу.

Но это было и ранее, по крайней мере, в европейских странах, и обсуждение такого нового качества региона как квазикорпорация не воспринималось бы как нечто новое. Значит, помимо этого, должно быть что-то действительно качественно новое. В Европейском Союзе повышение значимости региона западноевропейских стран во многом выступает как своеобразная защита от внутриевропейских межстрановых миграционных потоков из новых членов ЕС, реакция на сохранение своей локально-региональной особенности, собственных традиций и порядков и т.п. Но существуют и общецивилизационные «подвижки», обусловленные социокультурными сдвигами в системе ценностей, характерных для постмодерна. Феномен «восстания масс», рассмотренный известным испанским философом Хосе Ортегой-и-Гассетом (1883-1955) на рубеже первых двух третей прошлого века, не остановился, а пошел вглубь и вширь. Вследствие усилившейся межстрановой конкуренции и отсутствия необходимости соревноваться в социальных успехах с СССР после падения социалистического лагеря и окончания холодной войны процесс сдерживания социальной поддержки населения, начавшийся во всех развитых странах, вызвал соответствующую критическую реакцию. Одной из форм такого критического настроя стало требование населения усилить контроль за расходованием в муниципальных и государственных учреждениях налоговых сборов с населения. Так родилась английская «Хартия гражданина» 1991 года, потребовавшая «прозрачности» бюрократических процедур муниципальных служащих для простых граждан муниципальной общины.

В результате современный этап характеризуется тем, что под влиянием новых возможностей и полученных прав государственные региональные и муниципальные органы управления переживают период фундаментального переосмысления процессов и технологий своей работы, спектра, форм и качества оказываемых населению государственных и муниципальных услуг. Происходит, как и в бизнесе, постепенный отказ от традиционного функционального подхода и переход на процессный подход (см. рис.2) с необходимым для этого включением механизма обратной связи с получателями этих услуг. Тем самым осуществляется построение нового типа отношений между государством и населением – отношений сервисно-ориентированного типа. Региональная власть, персонифицируя свои функции и оказание государственных или муниципальных услуг, становится более доступной для населения. Тем самым усиливается интеграция внутри региона, формируются зачатки регионального корпоративного духа, территориально-общинной солидарности населения региона с его властью.

Административная реформа в России, проводимая с 2006 по 2010 гг., показывает, что в нашей стране этот процесс также имеет место, хотя факторами, его обусловившими, являются, кроме указанных, еще причины и другого уровня. Регион, получив несопоставимо большие права распоряжения государственной собственностью, находящейся на его территории, использует ее при осуществлении экономической деятельности, включая выстраивание экономических отношений не только с центром, но с другими регионами, проводя это, как и положено корпорации, через договоры, соглашения вплоть до активизации международных отношений, становясь, таким образом, субъектом международного права. Осуществляя территориальный маркетинг, формируя аналог бренда, или торговой марки региона[20], регион все больше становится субъектом хозяйствования с корпоративными инструментами менеджмента. Создавая привлекательный предпринимательский и в целом деловой климат в целях получения более высокого значения инвестиционного рейтинга для привлечения капитала на свою территорию, регион выполняет действительно корпоративные функции и потому фактически выступает как макрокорпорация.

Регион как рынок. Эта функциональная определенность во многом обусловлена квазикорпоративной природой региона. Имея перед собой территориальное хозяйство как определенный предмет управления и воздействия целенаправленно создаваемыми экономическими факторами, региональные органы власти применяют к регулированию территориального хозяйства накопленные рыночными структурами инструменты. Подведомственные территории, не будучи централизованно управляемыми целостностями, тем не менее, подпадая под стратегическое планирование, встраиваясь в бюджетирование, ориентированное на результат, принимают управляющие воздействия как целостный объект.

Каждый рынок имеет ограниченные пространства в рамках региона. Поскольку для рыночных отношений характерна тенденция к расширению поля своего действия, то территориальные рамки того или иного региона имеют направленность к заполнению всей границы региона. Натерриториальные границы рынка оказывают влияние такие вновь приобретенные функции региона как его определенность в качестве квазигосударства и как квазикорпорации. Воздействие регионов в этом качестве на воспроизводственные процессы оказывает влияние на то, что ареалы многих рынков сближаются с границами регионов и соответственно территориальные границы, ранее отграничивавшие рынки товаров, капитала и труда, совмещаются, обеспечивая становление региона как единого и целостного рынка.

По мере того, как в этом качестве вовлечено в хозяйственный оборот будет все, подлежащее купле-продаже, региональный рынок выйдет за свои границы, осваивая другие региональные рынки. Когда этот процесс происходит естественно, то экспансия регионального рынка на другие территории осуществляется без существенных потрясений. Когда же, как предполагается при открытии региональных рынков при вступлении России во Всемирную Торговую организацию (ВТО), этот процесс начнется экспансией более развитых рынков на территорию неокрепшего рынка региона, то последствия могут быть негативными для большинства производителей, в нем расположенных. Возможности конкурировать с более развитыми предпринимательскими структурами у них существенно ограничены.

Регион как социум. Под социумом, как правило, понимается не просто общество, а некая целостность, имплицитно подразумевающая некие границы, отделяющие данную социальную целостность от другой. Причем эта целостность имеет вполне определенное свое и только свое территориальное пространство. Таким образом, под социумом понимается не некая социальная страта в рамках более широкого социального образования, а именно социальная общность, имеющая свою территорию и характеризуемую определенным качеством, позволяющим отделять его от другого социального образования, проживающего на другой территории. Эта территориальная определенность может быть государством или внутригосударственным регионом (субъектом федерации, провинцией, кантоном, штатом, землей и т.п.) в зависимости от площади этой территории. Так, территориально небольшое государство может все представлять собой определенный социум, тогда как крупное – совокупность региональных социумов. Россия с ее наибольшим количеством субъектов федерации среди всех 21 федераций в мире (6 - в Европе, 4 - в Азии, 6 - в Америке, 4 - в Африке)[21] представляет собой сложную совокупность региональных социумов, находящихся на разных уровнях социально-экономического развития. Причем, часть российских региональных социумов живет в других эпохах, как, например, коренные малочисленные народы Крайнего Севера страны, Сибири и Дальнего Востока.

Становление региона как социума – представляет собой длительный процесс, который далеко не во всех регионах России завершен. Есть регионы, которые «стянуты» региональной властью, но целостности из этого еще не получилось.

В свое время непреложной истиной, аксиомой было утверждение, что рынок способствует консолидации нации, что только национальный рынок и вызывает потребность в государстве, в формировании нации как общественно-политического и в целом социокультурного феномена. Сейчас эта аксиома подзабыта, поэтому восприятие региона как своеобразного социума, который вырастает на основе регионального рынка, воспринимается как новая и свежая мысль. Советский период пробовал выстроить общественно-политическую систему, где формирование наций, не знавших рынка как консолидирующего начала, состоялось бы на иных, не рыночных основаниях (коллективизм, национальная по форме культура с социалистическим содержанием). Не удалось.

Социум каждого региона формируется на базе той отраслевой структуры производства, которая сложилась еще в советский период экономической истории, а значит – за счет вовлекаемых местных полезных ископаемых, соответствующего сельскохозяйственного сырья и через это – складывание специфической для данного региона социальной общности, отличающейся даже от соседней. В этих условиях федеральному центру необходимо таким образом выстраивать макрорегиональную политику, чтобы на деле обеспечить гармонию интересов региональных социумов.

Данный аспект своеобразной целостности социальной общности региона как общности по месту проживания обуславливает для региональной и федеральной власти необходимость обеспечения в каждом регионе максимум социальных благ, не уступающих по качеству и разнообразию центрам-полюсам культурного пространства, в состав которого входит данный регион. Причем здесь речь идет не только о необходимости в региональном управлении учитывать своеобразные интересы различных групп населения региона в таких культурно настраиваемых сферах, как рекреация, образование, здравоохранение, охрана окружающей среды и т.п., но и о необходимости превратить региональную культуру в тот нематериальный актив, который реализовал бы исключительность каждого региона. Средства территориального маркетинга, бенчмаркинга, конкуренции, стратегических планов и т.п. станут здесь предметом наиболее ожесточенной конкурентной борьбы. Задача федерального центра направить в конструктивное русло такую конкурентную борьбу регионов, разнообразя формы компенсации неизбежных потерь для ряда из них. Иначе - указанная выше аксиома может напомнить о себе неожиданно неприятным образом, когда ряд относительно консолидированных национальностей в составе российской нации, сочтя себя ущемленным при продвижении собственных товаров и услуг (что неизбежно при конкуренции регионов), будет винить пресловутую имперскую сущность государства российского и требовать суверенизации «своего» субъекта Российской Федерации.

Вопреки некоторым высказываниям, что центральной фигурой регионалистики становится человек, с этим трудно согласиться. Представляется, в настоящее время идет процесс взаимодействия трех не до конца самоидентифицированных субъектов региональной политики – региона как квазикорпорации, региона как квазигосударства, поскольку оба они выступают субъектами регионального управления, и регионов как социальных общностей по региону, т.е. как региональных социумов. Однако здесь существуют определенные угрозы, если при понимании скрытых в них опасностях не будут обеспечены соответствующие формы разрешения вызревающих противоречий, а будут задействованы какие-либо ограничительные меры, которые могут воспрепятствовать поступательному прогрессу регионов и страны в целом.

Выделяется, по крайней мере, две группы угроз. Во-первых, возрастание субъектности происходит не только на уровне субъекта федерации, но и на уровне муниципальных образований и, прежде всего городов или административных районов с компактным проживанием этнически однородного населения. Возникающая здесь проблема связана не только с возможными конфликтами субъектности, поскольку каждый как субъект управления может иметь противоположные интересы, и стоит задача их согласования. Объективно неравномерность регионального развития всегда может быть истолкована как определенная дискриминация со стороны вышестоящего уровня по отношению к нижестоящему. Кроме того, разворачивающаяся на таксономических уровнях ниже субъекта Российской Федерации субъектность административно-политической и хозяйственной деятельности также будет осваивать инструменты квазигосударства и квазикорпорации, препятствуя должной их реализации на вышестоящем уровне. Это – экономические проблемы, способные стать политическими.

Во-вторых, следует иметь в виду, что самоидентификация региональных социумов в качестве этно-национальных общностей несет в себе определенные угрозы, поскольку может быть использована при появлении каких-либо форм неравенства в представительных органах, явной или надуманной ущемленности этнических элит в качестве разыгрывания этнонационализма. Это – политические проблемы, способные стать геополитическими.

Регион как социум отражает становление региональной социальной общности, которая начинает внутренне организовываться и реализуется как субъект управления пока лишь через свою исполнительную и законодательную ветви власти. И здесь эта социальная общность находит проявление как квазикорпорация и как квазигосударство.

Регион как рынок не является субъектом, а подходит под определение объекта, являющегося результатом более или менее целенаправленной деятельности прежде всего региона как квазикорпорации и как квазигосударства. Со временем, представляется, произойдет «слияние» двух этих субъектных характеристик в целостность, отличающуюся от квазиформ и представляющую собой нечто иное со своими индивидуалистическими персонифицированными свойствами. Это – особая целостность региона, все более становящегося социальной общностью по его пространству, социумом.

Типология регионов.

Под типологией понимается наука, изучающая принципы разграничения совокупности явлений на типы и имеющая своим предметом логические основания для классификаций. Она занимается изучением логических оснований для классификаций по определенным признакам, выявлением классификационных схем многоуровневых систем. Типология представляет собой отдельную ветвь более общей науки - таксономии как теории классификаций и систематизации сложноорганизованных областей действительности, имеющих обычно иерархическое строение[22], но в отличие от нее обосновывает наиболее крупные классификационные основания – типы явлений как наиболее крупные группы по определенным принципам различия. Таксономия же занята обоснованием всех уровневых различий явлений для разграничения сторон по принципу родовидовых «вхождений» разнообразных форм проявления сущностей.

Таксономическими уровнями регионов является, например, административно-территориальное деление страны (см. табл. 1), когда классифицируются по одинаковым для каждого уровня основаниям различные макрорегионы, регионы и субрегионы на одном и том же уровне:

· на уровне Российской Федерации – по Федеральным округам или субъектам федерации,

· на уровне субъекта Российской Федерации – по административным районам,

· на уровне административного района – по муниципальным образованиям,