Арабский гуманистический национализм А.Рихани

 

Амин Фарес Рихани (1876-l940) принадлежит к числу двуязычных авторов. Его первые работы появляются на английском языке. Не удивительно, что он начал его литературную жизнь, переводя на английский слепого арабского поэта -философа Abul-’Ala Al-Ma’arri (ум. 1058). The Quatrains of Abu l-‘ Ala были не только первой изданной работой Рихани по-английски (Нью-Йорк, 1903), но и дебютом его как ведущего представителя и переводчика восточной литературы на Западе.[453] Важно обратить внимание, что его разнообразные литературные, философские и публицистические работы написаны на арабском  и английском языках и сосредоточены на проблеме того, как представить культуры и ценности Запада и Востока друг другу. Рихани стремился находить точки соприкосновения между духовностью Востока и материальными достижениями Запада.

После эмиграции из деревниFreike (Фурейка) в 1888 г., Рихани посвятил свою жизнь созданию мостов между двумя культурами ибыл точкой встречи двух цивилизаций. Ливан входил в ту пору в пределы Сирии – тогдашней провинции Османской империи - и переживал трудный период своей истории. Как и многие соотечественники в поисках лучшей доли  он эмигрировал в Соединенные Штаты[454]. Позже он не мог оставаться безучастным наблюдателем трагических событий в Первую мировую войну, в которую Ливан сильно пострадал. В его родной стране царили террор турецких властей, разруха, непомерные поборы; десятки тысяч людей гибли от голода и вспыхнувших эпидемий. В ответ на эти реалии он пишет в Америке о пробуждении Востока, который соединит политический и духовный энтузиазм с политикой Французской революции и духовным освобождением (Книга Халида).[455]

 

Амин отстаивал гуманистическое видение арабского национализма и «диалектическую идентичность», которые он и рекомендовал арабским современникам. Его гуманистическая перспектива была своеобразным ответом на транскультурное и часто болезненное интеллектуальное формирование Амина в двух различных мирах - Востока и Запада. Жизнь и интеллектуальная карьера Рихани, и как писателя, и как активного деятеля, отражают его неустанное усилие сбалансировать свою восточно-западную принадлежность в некоей динамической ассоциации, нацеленной на объединение обоих миров ради них самих и ради человечества. Его видение “гуманистического” (в двух смыслах: “универсальном” и «рациональном») арабского национализма - интеллектуальный результат и политическая структура такого усилия. Рихани желал донести до Запада тот факт, что арабы вносят вклад в человеческую цивилизацию и играют роль на мировой арене; и этот вклад Амин желал передать новому арабскому обществу, установленному на рационально- универсальных принципах прогресса, свободы, равенства и справедливости.

 

В двенадцать лет, после эмигрирации в Нью-Йорк, где он обнаружил не только огромный разрыв между богатыми и бедными, но и между Востоком и Западом.[456]   Осознать это ему помогла всесторонняя программа самообразования, чтение арабской и западной литературы, и внутренняя напряженность двух культур, выраженная в конфликте между принятым им английским, на котором он писал работы, и родным арабским языком. Врожденная способность искать философскую и духовную правду из арабских и западных источников обязала Амина приходить к соглашению в этом культурном конфликте между двумя различными мирами. Его националистические интересы сосуществовали с универсальными беспокойствами, включая глобальное воздействие интеллектуальной культуры Запада и его материализма.[457]   

 

Развитие взглядов Рихани можно проследить по его публикациям. Так, будучи покоренным “гордым” арабским поэтом  - философом Abul-’Ala Al-Ma’arri  (ум. 1058), он переводит его. The Quatrains of Abu l-‘ Ala были не только первой изданной работой Рихани по-английски (Нью-Йорк, 1903) но и дебютом его как ведущего представителя и переводчика восточной культуры на Западе.[458] Кульминацией его усилий соединения Востока и Запада была «Книга Халида», которая была первой книгой когда-либо созданной по-английски арабом. Даже на Западе, Рихани был тогда замечен как “гражданин ни западный, ни восточный”, но как “ поэт, поющий о вселенной и Сверхчеловеке.“[459]

 

В автобиографическом очерке «Мулюк аль-Араб» Рихани объясняет свою культурную метаморфозу от Ливанского маронита к арабскому националисту, отстаивающему интересы пан-арабского движения. В это развитие вносит вклад его богатый, но болезненный опыт жизни на Западе, собранные им данные в западной литературе об арабах и Аравии, путешествия по Аравии, которые укрепили арабское измерение идентичности Рихани, сосуществующее с измерениями ливанца и гуманиста. Он укрепился в вере, что “ арабская родина ” -  “сердце мира”,  и стал видным защитником арабского национального движения и первым арабом когда-либо публично защищавшим арабские права в Палестине на международной арене.

Прогрессивный и светский арабизм, политический активизм Рихани помог выявить его версию пан-арабизма, идеи, существующей в арабском мире с начала двадцатого столетия. В 1909 он дал первое территориальное определение «арабской родины» (Аль-watan), включающей географически Сирию, Месопотамию и Аравийский Полуостров,[460] что было, возможно, первое однозначно политическое (в отличие от культурного или лингвистического) определение идеи арабского национализма. Однако, в отличие от некоторых других арабских интеллектуалов (Sati ' al-Husri или Constantine Zurayq, например), Рихани не развивал эту идею в теорию.[461]  

 

Рихани писал о единстве Аравии в “пан-арабском” национализме, призывал к более широкому культурному, географическому, и политическому единению всех арабов. Его видение затронуло объединенный Полуостров, Ирак, и географическую Сирию (включая Ливан и Палестину).[462] Несмотря на его понимание арабской культурной идентичности Египта и Магриба (Тунис, Алжир, Марокко),[463] Рихани, подобно многим арабским националистам его поколения, Рихани исключал оба региона из политической карты пан-арабского единства.[464] Он рассматривал географию, историю, язык и культуру как существенные элементы арабской нации, проводя, однако, различие в степени акцента. Рихани был историком с диалектическим пониманием арабской истории. Будучи лояльным националистом, он не имел романтичного отношения к прошлому, и не слишком высоко оценивал арабское национальное прошлое по отношению к прошлому человечества в целом. Напротив, Рихани был, возможно, первый современный арабский интеллектуал, который критически относился карабскому прошлому, по возможно нивелируя отрицательные влияния при изучении его положительных аспектов.[465] Прогресс требовал отказа от нерефлексивной преданности традициям, но не полного отказа от этого прошлого. Он всегда подтверждал свою гордость арабским вкладом в мировую цивилизацию и подчеркивал, что арабы имеют право на их долю славы этой цивилизации так же, как и европейцы.

 

Духовное вдохновение прошлым и материальное продвижение в научно просвещенном будущем - вот два ключевых элемента того культурного динамизма, который, по его мнению, создаст новое общество, нацию, которая могла бы конкурировать с мощью Запада и играть эффективную роль на мировой сцене. Языку он отдает приоритет над религией - арабский язык стал первым выражением его арабской идентичности. Конечно, Рихани подтверждал исламское измерение в арабской культуре, которая, он настаивал, было поддержано и мусульманами, и христианами. Он проводил различие между арабским началом и исламским и утверждал приоритет арабского; Рихани был одним из инициаторов современного светского арабского националистического дискурса.

 

Он отмечал благородные характеристики  арабского этоса, которые внесли вклад в его национальную славу. Рихани рассматривал такие “бессмертные” качества, как гордость, достоинство, чувство собственного достоинства, верность, искренность, храбрость, великодушие, гостеприимство, доблесть, любовь к славе, и, прежде всего, любовь к свободе как отличительные черты арабской нации. Вероятно, Рихани основывался на своих собственных наблюдениях и анализе, подобно Ибн Хальдуну. Рихани не считал этническую принадлежность существенным элементом арабской идентичности. Вместо этого, он идентифицировал общий интерес (Al-maslaba), политический и экономический, как наиболее важный и, возможно, самое сильное из всех национальных обязательств. При этом он подчеркивал важность воли и стремление в определении арабской идентичности и выборе единства, замечательной новинки в арабском националистическом дискурсе того времени.

 

В 1939, накануне Второй мировой войны, он понял, что учреждение одного арабского государства с одним правителем, то есть пан-арабское единство, было невозможно. Но он ожидал учреждения «Арабской конфедерации» по образцу США. Концепция арабского единства Амина не была изолирована от его понятий социального, интеллектуального, и политического развития. В новом государстве необходимо развитие гражданских политических учреждений, твердой инфраструктуры (школы, больницы, колодца, нефтяные скважины, современных средств связи и транспортирования), производство человеческих ресурсов, светского национального образования, экономического развития, освобождение от иностранного правления и доминирования, и, естественно, полного единства с другими арабскими странами. [466] Подобный акцент сделал Рихани инициатором демократии и человеческих прав в современном арабском обществе.   Можно также отметить его активное усилие в реализации тех целей, которые основаны на универсальных принципах человеческого прогресса.

 

Рихани полагал, что иностранная оккупация вызывает рознь арабской нации, ее фрагментацию, преодолеть которые возможно через национальный дух, объединяющий все элементы в одну единицу. Этот национальный дух (al- rub al- qawmiyya), или arabism (al-'uruba), является сознанием сущностных качеств арабской нации. Арабизм, конечно, не идентичен какой-либо религии или этнической принадлежности, потому что это – непобедимая патриотическая власть, которую европейцы будут уважать. [467]

 

Арабизм Рихани рассматривает не просто как интеллектуальную или политическую идеологию. Это – широкая национальная идентичность, “ всеобъемлющий дух, который стимулирует одного сотрудничать и объединяться с другими братьями, чтобы иметь сильную суверенную страну, которая обеспечивает их всех безопасностью и успехом. ” Это национализм, где  христианин и мусульманин, друз и алавит  будут равны, свободно и на равных основаниях с другими гражданами смогут осуществить свои права, где нет сектантских и региональных национализмов. Амин рассматривал сектанство как одно из главных препятствий арабскому единству и прогрессу. Он полагал, что единство останется невозможным, если узкая сектантская идентичность не будет заменена широкой национальной идентичностью. Рихани стремился создавать убежище для религиозных меньшинств, общество, где они могли бы осуществлять их права свободно и на равных основаниях с другими гражданами.

 

Рихани полагал, что для того чтобы ответить на в вызовы времени, арабская нация должна твердо придержаться прогрессивных целей и методов через  расширение национального светского образования, включения в него  современной науки и философии, потому что только такая расширенная педагогика развилась бы через “новый арабский национализм” в “универсальный” национализм. В этом активном и динамическом видении, Рихани ожидал, что арабская нация заимствует некоторые западные ценности, современную науку, дисциплину, и навыки организации (но не вслепую будет подражать Западу).[468] С другой стороны, он ожидал, что Запад воспримет некоторые восточные ценности (восточную философию и одухотворенность, страсти, смысл чести и великодушия).[469] Такая  модернизированная арабская нация не только останется в живых, но ее прогресс был бы противовесом западному экспансионизму.

 

На международном уровне, Рихани настаивал, что арабская нация будет иметь положительные отношения с и восточными, и с западными нациями, отношения между равными без любого превосходства или комплексов неполноценности. Он был непреклонен в его утверждении, что арабская нация является мирной нацией.

 

Рихани неуклонно боролся против политического притеснения и несправедливости, причиненной Западом арабам, особенно в Ливане, Сирии, и Палестине. Окончательное выражение его точки зрения выражено в политическом завещании, написанном им в 1931г., в котором  он объявил, «Народное право на самоопределение священно». Он даже приветствовал заключение и наказание ради права и свободы. Более чем за пятнадцать лет до Универсальной Декларации человеческих прав (1948 г.), Рихани объявил свободу священным универсальным человеческим правом.

 

Перед лицом этих вызовов Рихани определяет арабский Ренессанс (al-nahda al -'arabiyya) в трех взаимозависимых сущностях: единство, мир, и образование, достигаемых  с межарабским и арабо-западным сотрудничеством на основе объединения и постоянной поддержки духа универсализма через образование. При этом Рихани не смущался критиковать арабов, чтобы стимулировать их прогресс и единство.

 

Проект Рихани “Большой арабской Родины” не был просто геополитической структурой для воссоздания утерянного арабского великолепия; это не было задумано в терминах физической или военной власти, но в терминах цивилизации. Основанное на системе политических и социальных ценностей, его восприятие арабского общества отличалось от такового, скажем, Sati ' al- Husri, который видел “ национализм прежде и выше каждой вещи, даже прежде и выше свободы”.[470] Общество Рихани предполагалось демократическим по характеру, но не имитирующим западную демократию. Хотя он восхищался Западными ценностями свободы и равенства, Рихани не предлагал систему, смоделированной по типу евро-американских институтов, как полагали некоторые другие арабские националисты (например, Edmond Rabbath и Constantine Zurayq).[471] Он не считал, что западная “ республиканская ” система не удовлетворяла арабский “ монархистский менталитет.

 

С таких гуманистических позиций Рихани был нацелен соединить Запад и Восток и построить  общество, в котором гармония с мировым сообществом соседствует с любовью к собственной стране.. Придет время, ”когда все нации исчезнут или станут включенными в одну национальность: национальность Человечества, национальность Мира».