Экономические реформы в послесталинский период

Изучая экономические реформы советского периода, следует выделить пос­лесталинский период, когда появилась возможность расширения горизонтов ра­нее ограниченного простора реформирования. Принципиальное отличие эко­номических реформ послесталинского периода состоит не только в этом. После смерти И.В. Сталина ушел в прошлое почти 30-летний отрезок истории нашей страны, когда народ обожествлял и боялся вождя, а сам вождь мог позволить себе проводить любые реформы, не опасаясь реакции народа. Последующие пра­вители уже не могли, не были способны действовать подобным образом. Если, например, в 1947 г. была проведена глубокая послевоенная денежная реформа, резко сократившая денежную массу, что позволило затем даже несколько сни­жать возросшие государственные цены, то в хрущевский период оказалась возможной только деноминационная реформа 1961 г. В последующем, несмотря на колоссально возросшую денежную массу и обусловленный этим острейший то­варный дефицит, ни одно правительство не решилось на проведение глубокой денежной реформы, опасаясь реакции населения.

В то же время, сохраняя коммунистическую ориентацию, послесталинская советская экономическая система могла позволить себе преобразования, о кото­рых раньше и думать не приходилось. Этому способствовала либерализация и ограниченная демократизация строя, начатая Н.С. Хрущевым, продолженная Л.И. Брежневым и Ю.В. Андроповым и доведенная до перестройки М.С. Горба­чевым.

Н.С. Хрущев был ярым поклонником социалистической системы хозяйство­вания и слепо верил в экономическую победу коммунизма. Дело дошло до того, что была намечена ни на чем, кроме неуемных желаний, не основанная програм­ма построения коммунизма в СССР за 20 лет, с 1960 по 1980 г. Разоблачивший культ Сталина Н.С. Хрущев был реформатором по натуре, но в то же время исхо­дил из незыблемости основополагающих принципов социалистической эконо­мики, сложившихся в дохрущевский период. В результате его реформенные по­рывы сводились к смене министерств и министров, к насильственному насажде­нию кукурузы, к ограничению приусадебных хозяйств, к освоению целинных земель. Принципиально экономическая система не подвергалась изменениям, за одним, разве, исключением.

Хрущевский период (1955—1963) ознаменовался началом социального рефор­мирования, явно выраженным поворотом экономики к социальным нуждам, к потребностям людей. Произошло раскрепощение колхозно-совхозного кресть­янства — колхозники получили право иметь паспорта, увеличилась оплата труда на селе, существенно повысилось пенсионное обеспечение. «Хрущевская отте­пель» сопровождалась стремлением улучшить благосостояние советских людей, повысить уровень их социальной защищенности.

Беда этих и последующих социальных реформ состояла в одном — для их осу­ществления просто не было свободных денег. Повышать денежные доходы насе­ления можно, как следует из всего изложенного выше курса экономики, когда растут национальный доход и фонд потребления в национальном доходе в расче­те на душу населения. Если увеличивается реальный, создаваемый и потребляе­мый продукт на каждого человека, то и денежные доходы людей увеличиваются естественным образом. Так что самое главное условие обоснованного роста де­нежных доходов населения — рост производительности, эффективности эконо­мики, иначе источники, необходимые предпосылки повышения денежного до­вольствия людей просто отсутствует.

Когда же правительство начинает раздавать деньги в условиях экономики, не имеющей их реального товарного наполнения, неизбежны тяжелые экономичес­кие и социальные последствия. Возникает внутренний и внешний государствен­ный долг, который надо возвращать, да еще и с процентами. Увеличивается не­обеспеченная товарами денежная масса на руках у населения. При твердых, фик­сированных государственных ценах возникает товарный голод, дефицит, эффект пустых магазинных полок, так как деньги не могут найти товарного приложе­ния. При свободных рыночных ценах неуравновешенный товарным предложе­нием денежный спрос приводит к росту цен, порождает инфляцию со всеми ее тяжелыми последствиями.

Из нарисованной, несколько упрощенной картины очевидно, что сами по себе социальные благодеяния в форме наращивания денежных выплат, трансфертов, не базирующихся на результатах улучшения экономической деятельности, не есть благо и вряд ли следует считать их социальными реформами. Но соблазн прави­телей казаться народолюбцами, мощный прессинг со стороны разных слоев на­селения, сопровождаемый требованием к правительству: «Денег, денег, денег!», приводят к тому, что лица, руководящие экономикой страны, уступают, и тем и или иным способом дают команду центральному банку: «Включай печатный ста­нок!» Последнее выражение условно, ибо можно выпускать не только наличные, но и безналичные деньги, денежные обязательства, государственные ценные бу­маги. Исход дела от этого не меняется.

Путем подобных социальных «реформ» экономика нашей страны пошла со времен Хрущева и не свернула с этого пути до конца XX в. Справедливости ради надо отметить, что в течение всего этого периода предпринимались многочислен­ные попытки проведения экономических реформ, призванных оживить экономи­ку, повысить отдачу ее факторов, ресурсов, создать материальные предпосылки социального роста. В последние годы хрущевского правления была предпринята организационная реформа, заключающаяся в переходе от преимущественно от­раслевого управления экономикой посредством союзных и союзно-республикан­ских министерств к территориальному управлению со стороны специально со­зданных региональных органов в лице советов народного хозяйства (совнархо­зов). Затея довольно быстро провалилась, совнархозы просуществовали недолго.

Многие ученые-экономисты и историки, говоря об экономических рефор­мах послесталинского периода, начинают их отсчет с 1965 г., когда была задума­на и осуществлена первая после НЭПа советская экономическая реформа ры­ночной природы. Эту реформу связывают с именем тогдашнего премьера А.Н. Ко­сыгина, настоятельно искавшего пути совершенствования управления советской экономикой и не убоявшегося кое в чем нарушить устоявшиеся, казалось бы, незыблемые социалистические каноны. Идею реформы подсказал харьковский экономист — профессор Е.Г. Либерман. Характерно, что реформа была проведе­на в сменившем хрущевский брежневском периоде, получившем затем, в годы перестройки, название «период застоя».

Основной замысел реформы заключался в изменении системы показателей планирования и оценки результатов хозяйственной деятельности государственных предприятий таким образом, чтобы стимулировать рост прибыльности, рента­бельности производства. Реформаторы отважились ради этого ввести в качестве главенствующего показатель прибыли государственного предприятия, который до того считался свойственным капиталистической экономике. Показатель при­были стал «главнее» показателя себестоимости. Было сокращено количество ут­верждаемых предприятию сверху (Госпланом и министерствами) директивных плановых показателей, что по замыслу должно было способствовать повышению хозяйственной самостоятельности, независимости предприятий.

Наряду с товарной продукцией и даже с более высоким приоритетом в число объемных показателей деятельности предприятия была включена реализованная продукция, т.е. выручка от продаж, объем продаж, а это уже шаг в сторону ры­ночности. Ведь этот показатель наряду с прибылью — типичные показатели дея­тельности предприятий, используемые в рыночной экономике. В еще большей степени косыгинскую реформу характеризует разрешение предприятиям созда­вать образуемые из прибыли фонды экономического стимулирования, завися­щие от достигнутой нормы рентабельности. До того премиальные фонды зави­сели от процента выполнения плана, теперь же они были поставлены в зависи­мость от эффективности работы предприятия, оцениваемой относительной прибылью.

Реформа 1965 г. была, пожалуй, единственной советской экономической ре­формой послесталинского периода, которая быстро принесла благоприятные результаты. В течение двух лет после проведения мероприятий реформы в эко­номике наблюдался заметный подъем. Однако триумф был недолгим.

Коренной порок этой и последующих советских экономических реформ со­стоял в попытках кардинально изменить качество системы хозяйствования, не изменяя ее по существу, оставляя неизменными ее устои. Реформа 1965 г. практически не затронула формы и отношения собственности, централизованное директивное планирование и управление, систему ценообразования, финансо­вую систему. Поэтому она не смогла видоизменить облик всего механизма соци­алистического хозяйствования.

В тот период существовало увлечение процессом поиска таких показателей планирования и стимулирования деятельности предприятия, которые автомати­чески обеспечивали бы настройку предприятия на режим эффективной, каче­ственной работы. Достаточно сказать, что только в роли основного объемного показателя деятельности предприятий побывали валовая, товарная, реализован­ная, чистая, условно чистая, нормативно-чистая продукция.

Но экономические показатели, используемые в качестве измерителей, спо­собны только показать состояние дел на предприятии, в производстве. В гораздо меньшей степени от вида измерителей зависит успех дела, он предопределяется сутью экономических отношений, организацией работы, интересами хозяев и работников. Так что, улучшив систему показателей планирования и оценки дея­тельности, что не так уж и плохо, не приходится уповать на устойчивый подъем эффективности и качества работы предприятий, необходимы гораздо более глу­бокие перемены и не только на предприятиях, но и в управлении экономикой в целом. Только всеохватывающий системный, комплексный подход к реформи­рованию экономики мог принести стабильный успех.

При всем этом косыгинская реформа — одна из самых ярких страниц в исто­рии советского экономического реформирования. Она открыла дверь подходам, которые до того считались недопустимыми в силу их капиталистической, ры­ночной природы. Реформа стала провозвестницей хозяйственного расчета пред­приятий, который еще более приближал их к рыночным методам хозяйствова­ния. Стало очевидным, что многие проблемы улучшения работы предприятий и экономики в целом носят общий характер в мировой экономике, выходят за пре­делы социально-экономической системы.

Ограниченный успех, достигнутый в результате трансформации хозяйствен­ного механизма деятельности предприятий, побудил перенести центр тяжести реформирования в организационную плоскость. Но поле приложения усилий оставалось тем же — государственное предприятие. Исходная позиция состояла в том, что производственное предприятие есть основное звено экономики. Это правомерная отправная позиция, но из нее вовсе не вытекает, что можно изме­нить управление экономикой, ограничиваясь уровнем предприятий, не затраги­вая верхние эшелоны управления, всю систему управления. Увы, эта позиция не принималась во внимание и, по существу, не была реализована.

В 1972 г. осуществлено реформирование организационных структур управле­ния предприятиями. Оно основывалось на предположении, что все беды совет­ской экономики от чрезмерной многоуровневости, многозвенности системы уп­равления общественным производством, порождающей отрыв отраслевых мини­стерств от предприятий. Было решено приблизить министерства к предприятиям, заменив их главные производственные управления новой организационной фор­мой в виде промышленных объединений. Заодно предлагалось создавать науч­но-производственные объединения, позволяющие сблизить научно-исследова­тельские, проектно-конструкторские, производственные организации, объеди­нив их под одной крышей.

Создание крупных промышленных, научно-производственных объединений происходило во многом формально, отраслевые министерства не тяготели к лик­видации главных производственных управлений, представлявших важные струк­турные звенья управления предприятиями. В конечном итоге задуманные пре­образования свелись к составлению структурных схем организации управления отраслями, которые практически так и не были воплощены в жизнь. Организационно-структурная реформа затихла, не оставив заметного следа в экономике и не улучшив усугубляющуюся экономическую ситуацию в стране.

1970-е годы брежневского периода можно назвать годами попыток проведения реформы народнохозяйственного планирования. На этот раз дело не ограничилось уровнем предприятий, как это было в 1965 г., а затронуло всю деятельность глав­ного экономического штаба страны — Госплана СССР. Слово «реформа» к тому времени незаметно вышло из оборота и было заменено словосочетанием «совер­шенствование планирования и управления». Стержневой линией преобразова­ний стал замысел перехода к системе народнохозяйственных планов, соединяю­щей три вида государственных планов, которые стали называть планами эконо­мического и социального развития. Были задуманы, с одной стороны, перенос функций главного плана с годового на пятилетний (формально пятилетний план и считался основным, но реально «правил бал» годовой план) и, с другой сторо­ны, переход к разработке стратегических долгосрочных планов на 15-летний пе­риод.

Интересно отметить, что в это время в Советском Союзе уже было преодоле­но пренебрежительное отношение к экономическим и социальным прогнозам и прогнозирование даже стало рассматриваться как одна из стадий планирования, названная прогнозно-аналитической стадией.

В принципе переход к разработке системы планов, соединяющей в себе пла­ны разной продолжительности и разного уровня, был обоснован с научных по­зиций. Но, как и многое другое в советской действительности, разработка долго­срочного плана превратилась в очередную кампанию, благой порыв, не доведен­ный до логического завершения. В первой половине 70-х годов не только министерства и региональные органы управления, но практически все предпри­ятия были вовлечены в не подготовленный ни организационно, ни методически процесс прогнозирования и подготовки долгосрочного плана на период с 1976 по 1990 г. Хотя экономисты-теоретики доказывали, что долгосрочные планы и про­гнозы надо составлять только для экономики страны в целом, крупных регионов и отраслей, процесс был распространен на первичные звенья экономики, что и сгубило его.

Советскому долгосрочному планированию вообще не везло. После плана ГОЭЛРО работы по составлению долгосрочных планов продолжить не удалось. Хрущевская двадцатилетка (1960—1980), ориентированная на построение комму­низма в Советском Союзе, оказалась блефом. Дальнейшие попытки построить 10- или 15-летние планы на период до 1990-го, затем — до 1995-го, затем — до 2000-го и даже до 2005 г. поочередно заканчивались провалом.

Столь же безуспешной была и попытка превратить пятилетние планы в основ­ную форму государственного экономического планирования. Несмотря на то что основные направления экономического и социального развития страны на пя­тилетку принимались решениями съездов КПСС, пятилетний план оставался не более чем ориентиром даже после того, как пятилетки стали разрабатываться с погодовой разбивкой. На уровне предприятий пятилетние планы вообще были условными. Более реальными, жизненными инструментами планового управле­ния советской экономикой остались годовые планы. Но планы министерств и предприятий также подвергались корректировке в течение года и особенно в конце, когда подводились итоги года. Как шутили экономисты, план оконча­тельно утверждался в конце года по фактически полученным результатам. Реаль­но это было не совсем так, но что-то близкое к такой картине наблюдалось. По­добная ситуация была обусловлена и тем, что сами предприятия стремились еще в ходе составления планов принимать удобные плановые обязательства.

Так что по большому счету осуществить реформу планирования не удалось. Но определенная модернизация все же произошла и в методике, и в организации планового дела, в системе плановых показателей. Достижениями советской плановой системы, а точнее методологии и организации планирования, следует счи­тать применение программно-целевого планирования и автоматизацию плановых расчетов.

При всей своей консервативности центральные плановые органы страны бла­гоприятно восприняли идеи программного планирования, которое в 70-е годы XX в. получило распространение во всем мире. Были разработаны крупнейшие целевые комплексные программы народнохозяйственного масштаба, такие как продовольственная, энергетическая, ряд региональных социально-экономичес­ких программ. Но и здесь полезное дело было, по существу, загублено гиганто­манией, отрывом от реальных возможностей. Принятые комплексные програм­мы требовали для своего осуществления огромного объема инвестиций, намного превышающих реальные возможности. Программы не были согласованы с пяти­летними и годовыми планами, приходили в противоречие с ними. Не была отла­жена система управления разработкой и реализацией комплексных программ. Сами программы составлялись без взаимной увязки. В итоге подавляющее боль­шинство социально-экономических программ так и остались на бумаге, смогли осуществиться лишь частично.

Характерно, что в отличие от централизованных государственных планов, которые приказали долго жить в связи с переходом к рыночной экономике, це­левые комплексные программы сохранились в качестве инструмента проведе­ния государственной экономической политики в России и решения важнейших социально-экономических проблем.

Увы, многие очевидные недостатки программно-целевого планирования также оказались унаследованными.

Определенной вехой в реформировании государственного планирования стала автоматизация плановых расчетов, начатая Госпланом в 1972 г., нашедшая свое выражение в создании автоматизированной системы плановых расчетов (АСПР). Эта система была задумана как часть еще более грандиозной общегосударствен­ной автоматизированной системы управления (ОГАС), призванной использовать современные средства вычислительной техники, связи, хранения и обработки информации для кардинального улучшения методов управления экономикой страны, отраслями, предприятиями. Проект создания автоматизированной сис­темы плановых расчетов не был реализован до конца, но компьютерная техника и информационные технологии прочно вошли в практику Госплана и его на­следников — экономических министерств и ведомств.

К концу 1970-х годов становится очевидной необходимость радикального улуч­шения всей системы управления экономикой или, как в ту пору было принято говорить, хозяйственного механизма, охватывающего планирование и экономи­ческое регулирование. Задумывается одновременное улучшение планирования, инвестиционных процессов и так называемых экономических стимулов и рыча­гов, т.е. инструментов создания экономической заинтересованности производи­телей в высоких результатах хозяйственной деятельности. В 1979 г. рождается очередное «историческое» постановление Центрального Комитета КПСС и Со­вета Министров СССР «Об усилении планирования и воздействия хозяйственно­го механизма на повышение эффективности производства и качества работы».

Предусматривалось перейти к системе государственных планов, включающей комплексную программу научно-технического прогресса на 20 лет, основные направления экономического и социального развития на 10 лет, пятилетние и годовые планы. Повышалась роль предприятий и объединений в составлении годовых планов. Еще раз формулировалось положение о пятилетнем плане как главной форме планирования экономического и социального развития страны и основе организации хозяйственной деятельности. Была введена обновленная система показателей планов министерств, объединений, предприятий. Особое внимание обращалось на планы капитального строительства и ввода производственных мощностей, что естественным образом вытекало из затянувшихся сро­ков строительства и низкой отдачи капиталовложений.

Но, пожалуй, главной на новом витке реформ была ставка на хозяйственный расчет предприятий и экономическое стимулирование производственных коллекти­вов. С этой целью устанавливалось, что предприятия образуют из своей прибыли по установленным сверху утвержденным нормативам три части: фонд материаль­ного поощрения (премиальный фонд), фонд социально-культурных мероприятий и жилищного строительства, фонд развития производства (собственные капита­ловложения). В распоряжение предприятий поступали также амортизационные отчисления при условии целевого их использования. Предусматривалась система расчетов за полностью выполненные предприятиями, строительными орга­низациями, научными и проектными институтами работы. Величина фонда за­работной платы увязывалась с результатами деятельности на основе долгосроч­ных нормативов. Было намечено всемерно стимулировать высокое качество продукции и работ.

По замыслу реформа 1979 г. должна была стать самой обширной разносто­ронней программой улучшения всей системы управления советской экономи­кой, эффективность функционирования которой к этому времени резко упала, что проявлялось в снижении темпов экономического роста, острой нехватке жиз­ненно необходимых товаров. Уже в тот период экономика во многом держалась на нефтяном буме, эксплуатации новых исключительно богатых нефтеносных рай­онов, что позволило поднять объем добычи нефти в Советском Союзе до 625 млн т в год, из которых не менее четверти продавалось на мировых рынках. На выру­ченные деньги приобретались зерно, импорт которого стал исчисляться в десят­ках миллионов тонн, продовольствие, одежда. В целом же состояние экономики становилось удручающим, что чувствовали правящие органы, задумавшие но­вые реформы.

Основным пороком советской экономики была ее низкая эффективность, при огромных затратах сырья, материалов, энергии, оборудования, труда получае­мый результат им не соответствовал. Поэтому меры по реформированию систе­мы управления преследовали главную цель, выражавшуюся в те времена призы­вом «Экономика должна быть экономной!» Решить эту задачу при сохранении приоритета государственной собственности на средства производства и дирек­тивно-плановом управлении не удалось и на основе обновленной модели хозяй­ствования. Тем более что брежневская эра, продолжавшаяся около 20 лет, при­ближалась к закату и немощный лидер не мог руководить столь крупными и слож­ными реформами.

В течение короткого времени после 1983 г. казалось, что экономика страны приобрела нового реформатора в лице Ю.В. Андропова. В области хозяйствен­ного механизма была сделана ставка на хозяйственный расчет, доведенный до министерского, отраслевого уровня. В оперативном управлении производством, в организации хозяйственного руководства в целом акцент был смещен на высо­кую требовательность, жесткую дисциплину. Трудно сказать, к чему мог привес­ти не проявившийся четко новый курс нового лидера, реформы которого не со­стоялись в связи с его смертью. А в стране наступила новая эра, которую имену­ют горбачевской, так называемая перестройка.