Ограниченность модели рационального преступного поведения

Экономическая теория преступлений и наказаний развивается уже треть века. Новая теория перестала быть модной новинкой, у нее есть свои ведущие спе­циалисты и богатые традиции.

Однако если взглянуть на библиографию, то замет­но, что основная масса известных работ по этой темати­ке опубликована еще в 1970-е гг. С одной стороны, вполне естественно, что после открытия новой темы не­медленно следует серия открытий, а затем экономисты

¹ См.: Becker G. S. Crime and Punishment: An Economic
Approach // Essays in the Economics of Crime and Punishment /
Ed. by G. S. Becker, W. L. Landes. N. Y., 1974. P. 10.

² Обзор экономических моделей поведения преступника
см.: Eide E. Economics of Crime. Deterrence and the Rational
Offender. North Holland, Amsterdam etc., 1994. P. 47—71.

Часть IV. «Черная» теневая экономика 143

Тяжесть ________ ^ Уровень ______ Раскрываемость

приговоров преступности ^ч " преступлений

Расходы на правоохранительную деятельность

Рис. 12-1. Взаимосвязь основных факторов экономики преступности

начинают «копать вглубь». С другой стороны, при зна­комстве с литературой возникает ощущение, что перво­начальный исследовательский порыв уже исчерпан, а «второе дыхание» не приходит.

Представляется, что экономисты-криминологи стал­киваются с двумя различными препятствиями — коли­чественным и качественным. С одной стороны, приня­тая в экономической теории преступлений и наказаний модель взаимосвязи преступности и различных воздей­ствующих на нее факторов начинает представляться слишком упрощенной. С другой стороны, преступ­ность — эта та область общественной жизни, где боль­шое значение имеют культурологические факторы, мо­делировать которые современная экономическая теория в принципе еще не умеет.

/. Преступность и количественные корреляции.

Принятую в экономической теории преступности модель взаимосвязи основных факторов можно изобра­зить так, как показано на схеме (рис. 12-1).

Очевидно, что в этой модели игнорируются многие важные факторы, а влияние обозначенных показателей может быть не односторонним, а обоюдным. Рассмот­рим хотя бы основополагающий для экономики преступ­ности тезис, что наказание сдерживает преступность. Ес­ли задуматься, то станет ясным, что повышение раскры­ваемости преступлений и тяжести наказаний может и не вести непосредственно к снижению преступности¹.

¹ См.: Cameron S. The Economics of Crime Deterrence: A Survey of Theory and Evidence // KYKLOS. 1988. Vol. 41. Fasc. 2. P. 301—323.

144 Теневая экономика

Во-первых, усиление деятельности правительствен­ных правозащитных агентств должно уменьшать дея­тельность рядовых граждан по самозащите. В результате произойдет перераспределение ресурсов от частной к государственной правоохранительной деятельности, а привычный для граждан уровень безопасности может не измениться.

Во-вторых, существует эффект вытеснения: времен­ное или локальное усиление сдерживающих мер ведет к перемещению преступной деятельности в другие пе­риоды времени или в другие регионы. Так, например, усиление государственного контроля за банковской деятельностью в развитых странах привело к формиро­ванию в «третьем мире» (например, на островах Ка­рибского моря) оффшорных зон, где контроль за дви­жением банковских вкладов практически отсутствует, что позволяет беспрепятственно «отмывать грязные деньги».

В-третьих, многие преступники (прежде всего, нар­команы) ориентированы на получение определенного дохода любой ценой. Если в результате принятых до­полнительных мер безопасности уменьшится их сред­ний доход от одних видов преступлений (например, лю­ди перестают носить с собой наличные деньги, заменяя их кредитными карточками), то они будут совершать больше других преступлений (например, чаще грабить мелкие магазинчики или взламывать квартиры).

В-четвертых, рациональный преступник учитывает не реальные данные о раскрываемости, а лишь доступ­ную ему информацию. Если повышение раскрываемо­сти остается нарушителями незамеченным, то его сдер­живающий эффект оказывается нулевым. В таком слу­чае работа средств массовой информации может сама по себе, безотносительно к реальным успехам деятель­ности полиции, снизить преступность (если тиражиру­ется информация об успехах в борьбе с преступностью) или, наоборот, повысить ее (если СМИ громогласно объявляют о беспомощности полиции).

 

Часть IV. «Черная» теневая экономика 145

В-пятых, следует учитывать, что ценностные нормы и правила поведения формируются у людей в юные го­ды, а затем обычно не изменяются. Если обычный гра­жданин, воспитанный в законопослушной среде, будет иметь возможность совершить преступление, то он, скорее всего, не пойдет на него, даже если будет полно­стью уверен в том, что его не поймают: психологиче­ские издержки заставят его низко оценивать полезность правонарушения. Тогда вероятность наказания за кон­кретное преступление, совершенное в данный момент времени, может вообще исключаться из числа факто­ров, влияющих на поведение потенциального преступ­ника.

Сложные взаимосвязи между криминологическими факторами ведут к тому, что рекомендациями экономи­ческой теории преступлений и наказаний приходится пользоваться с большой осторожностью.

2. Преступность и культура.

Ранее уже отмечалось, что экономическая теория преступлений и наказаний, будучи неоиституциональ-ной теорией, постулирует (как и неоклассика в целом) принципиальный отказ от морально-этических оценок и идеологической предвзятости. В этом, считают неоин-стИтуционалисты, ее сила. Но, может быть, в этом од­новременно и ее слабость?

Чтобы лучше понять обсуждаемую проблему, вспом­ним один недавний эпизод из криминальной истории Америки. В 1997 г. одной из наиболее громких сенса­ций американской жизни стало дело знаменитого афро-американского экс-спортсмена О. Дж. Симпсона, обви­ненного в убийстве своей жены. Афро-американцы рас­сматривали этот процесс как проявление предвзятости «белой» Америки к представителям расовых мень­шинств, и под давлением общественности (одно время Америка стояла буквально на пороге новой вспышки расовых волнений) обвиняемый был оправдан. Однако после вынесения оправдательного приговора обнаружи­лись новые улики, неопровержимо доказывающие винч

146 Теневая экономика

экс-спортсмена. Поскольку в США нельзя повторно су­дить раз оправданного по тому же самому обвинению, то американская юстиция нашла хитроумный ход: роди­тели убитой подали в суд на убийцу, обвиняя его в том, что в результате убийства они лишились возможности пользоваться заботой и помощью своей дочери, и тре­буя на этом основании материальной компенсации по­тери. Суд вынес решение в пользу истцов, и теперь бывшая спортивная «звезда» обречена всю оставшуюся жизнь «сидеть на мели», отдавая все свои доходы роди­телям убитой им жены.

Если взглянуть на эту конкретную судебно-правовую коллизию с точки зрения экономической теории пре­ступлений и наказаний, то, несомненно, казус был раз­решен «по правилам»: с одной стороны, удовлетворены имущественные претензии родственников жертв, с дру­гой — преступник остался на свободе, чем были предот­вращены расовые беспорядки и неизбежные при этом социальные потери.

Возможен ли, однако, подобный претендент, напри­мер, в нашей стране? У россиянина в этой истории наи­больший протест вызовет, вероятно, не позиция обви­няемого убийцы, не судебная казуистика, а меркантиль­ность родственников убитых, предъявивших убийце счет в конвертируемой валюте за утерянную возмож­ность пользоваться заботой и любовью близкого челове­ка. Российская культура принципиально не признает возможности оценивать в деньгах честь и достоинство, не говоря уже о жизни человека. Между тем экономиче­ская теория преступлений и наказаний (как и неоклас­сический Экономикс в целом) зиждется в конечном сче­те именно на использовании стоимостных оценок как универсальных соизмерителей.

Можно согласиться, что для американской культуры подобная тотальная монетаризация всех сторон жизни вполне естественна и общеприемлема. Но могут ли по­добные подходы быть усвоены представителями иных культурных традиций? Если нет, то новая экономиче-

Часть IV. «Черная» теневая экономика 147

екая теория рискует выродиться в своего рода «игру для интеллектуалов» или, в лучшем случае, стать таким же имманентным лишь для американской культуры явле­нием, как, скажем, бейсбол или «политическая коррект­ность».

Если рассматривать экономическую теорию преступ­лений и наказаний как культурологический феномен, то становятся заметны многие детали, свидетельствую­щие о трудностях адаптации этой новой теории не толь­ко в массовом, но даже в научном сознании. Вызывает этические возражения, в частности, даже применение самого принципа оптимизации к правоохранительной деятельности. «Оптимизация без принуждения не может быть основой для измерения эффективности всех (кур­сив наш. -- Авт.) форм осуществляемых действий, — полемически замечает по этому поводу известный французский экономист-криминолог Пьер Копп. — Экономия затрат по отношению к определяемой выгоде не является, например, основной характеристикой во­енной логики, где результат выражается зачастую би­нарной оппозицией — поражение (провал) или победа (успех)»¹.

Даже среди американских экономистов рационализм новой экономической теории далеко не всегда встреча­ет понимание. Выдающийся американский неоинститу-ционалист Гордон Таллок рассказывает в одной из сво­их статей о характерной ситуации, возникшей во время обсуждения мер по совершенствованию организации контроля за безопасностью движения машин на доро­гах. Участвующий в работе дорожной комиссии эконо­мист-теоретик быстро понял, что камнем преткновения должно стать определение цены фатальной автокатаст­рофы и сравнение ее с потерями автомобилистов от ог­раничений скорости передвижения (дальнейшее реше­ние этой проблемы следует из модели Филлипса—Во-

¹ Корр P. Les analyses formelles des marches de la drogue // Revue tiers-monde. 1992. T. XXXIII. No. 131. P. 576.

148 Теневая экономика

ти—Эскриджа). Однако подобный вопрос даже не был поставлен на обсуждение, поскольку экономист чувст­вовал, что такая постановка проблемы не нашла бы по­нимания у инженеров, и (что особенно любопытно) сам профессиональный экономист одобрял эту иррацио­нальную реакцию. «Он не хотел определять пропорции между количеством смертей и собственным комфортом, здраво объяснять их людям, занимающимся модерниза­цией дорог, и так же не хотел обсуждать это со мной», — так с оттенком удивления передает Г. Таллок реакцию своего коллеги¹.

Однако, если задуматься, то ничего особо удиви­тельного здесь нет. Экономическая теория преступле­ний и наказаний неизбежно вынуждает в конечном счете четко признать, что «всему на свете есть цена», в том числе и человеческой жизни. Подобный денежный ультрарационализм подвергается табуированию практи­чески во всех культурных традициях, светских и рели­гиозных. Немудрено поэтому, что культурологический шок от таких рассуждений испытывают не только не­специалисты, но и интеллектуально искушенные эко­номисты.

Бросается, наконец, в глаза, заметное расхождение между теоретическими рекомендациями американских экономистов и практическими действиями американ­ской же администрации. Экономисты с 1960-х гг. на­стойчиво твердят о социальной полезности организо­ванной преступности и об эффективности по крайней мере частичной легализации наркотиков (подробнее см. раздел VI). В действительности же в 1980—1990-е гг. ФБР серьезно усилило давление на «Коза Ностра» (дос­таточно вспомнить дело Джона Готти²), а «война» с ла-

¹ См.: Tallock G. An Economic Approach to Crime // The
Economics of Crime. Cambridge (Mass.), 1980. P. 75.

² В 1992 г. после семилетней слежки работникам ФБР уда­
лось добиться по приговору суда пожизненного заключения
Джона Готти — главы («капо») одной из крупнейших «семей»
«Коза Ностра». Побочным результатом успехов американских

Часть IV. «Черная» теневая экономика 149

тиноамериканскими наркокартелями стала чуть ли не приоритетным направлением политики правительства США¹. Что это, популистская самонадеянность недос­таточно компетентной администрации? Или даже в Америке граждане склонны судить об успехах и прома­хах правовой политики в значительной мере по внеэко­номическим критериям?

На поставленные вопросы однозначного ответа дать пока нельзя. Тридцать лет развития идей экономики преступлений и наказаний — достаточный срок, чтобы определилось отношение нового научного течения к обществу, но недостаточный, чтобы определилось от­ношение общества к этому течению. Можно отметить следующее: концепции экономики преступлений и на­казаний органичны в рамках традиционной для не­оклассического Экономикса «денежной» рационально­сти, которая, в свою очередь, есть одна из проекций родившейся в эпоху Реформации протестантской эти­ки. Сейчас, в начале XXI века, уже очевидно, что это отнюдь не единственный тип рациональности. В какой степени идеи экономики преступлений и наказаний могут быть адаптированы к другим культурам, покажут будущие исследования.

блюстителей порядка в борьбе против итало-американской мафии стало заметное усиление в США в последние десятиле­тия других мафиозных организаций, прежде всего латиноаме­риканских.

¹ В конце 1980-х гг. между правоохранительными органа­ми и колумбийским Медельинским картелем, который почти монополизировал производство и продажу кокаина, началась настоящая война, в ходе которой наркобароны организовыва­ли убийства даже кандидатов в президенты Колумбии, а пра­вительства посылали эскадрильи самолетов для бомбардиров­ки кокаиновых плантаций. В начале 1990-х гг. все руководите­ли Медельинского наркокартеля были либо убиты, либо арестованы; однако лидерство в кокаиновом бизнесе перешло в руки другого колумбийского наркокартеля — картеля Кали, а экспорт наркотиков скорее вырос, чем сократился (подроб­нее об этом см. гл. 3).

150 Теневая экономика

Глава 13. Экономика

организованной преступности: