Тема 1. Нетипичные формы правления

В плане приближения теоретических построений современной правовой науки к реалиям политической и юридической жизни данную тему трудно переоценить. Стремительное развитие ряда государств в конце XIX – начале ХХ вв. убедительно показало различные способы организации высших органов государственной власти, часто, не укладывающиеся в привычные схемы и классификации. К сожалению, отечественные правоведы только начинают обсуждать вопросы, связанные с нетипичными, неклассическими формами правления в современных государствах. Между тем, прежние градации, сложившиеся в конце XVIII – первой половине XIX вв. изменяются, происходит взаимное восприятие, переплетение элементов различных форм, возникают смешанные и так называемые “гибридные” формы правления. Известный российский исследователь В.Е. Чиркин считает, что “создание таких форм отражает определенные тенденции современного конституционного развития. В большинстве случаев это – позитивное явление: оно способствует повышению уровня управляемости государства (в тех сферах, где такое повышение соответствует интересам общества)” [473].

Напротив, в европейском государствоведении, начиная со времен античности, проблема поиска оптимальной формы государства, вопрос о классификации форм правления и критериях их классификации находится в центре внимания юристов, политологов, философов, историков и др. Актуальность темы во многом связана с постоянной коллизией в европейской политической культуре монархических и республиканских ценностей. В рамках греко-римской гуманитарной традиции можно обнаружить не мало интересных подходов. Так, Аристотель рассмотрел опыт государственного управления в 156 греческих государствах и на этой основе разработал учение о шести формах правления (демократию, олигархию, политию, аристократию, монархию, тиранию). Примерно через двести лет Полибий дополнил эту классификацию и ввел в научный оборот категорию “ смешанная форма правления ”, в которой, по его мнению, органически соединились признаки демократии, монархии, аристократии. В европейской истории правовой и политической мысли проблему нетипичных форм правления достаточно полно разрабатывал Марк Туллий Цицерон.

В период Возрождения и Реформации в европейской теории обнаруживается интерес к смешанным формам правления, вызванный становлением абсолютных монархий, а также развитием тираноборческого движения. Такие мыслители, как Т. Мор, Т. Смит, Ф. Отман отдают предпочтение именно смешанным формам. В знаменитой “Утопии” Томас Мор предлагает следующую модель идеального государства: народное собрание, выборный Сенат, пожизненно избираемый глава государства. В трудах французских авторов последовательно обосновывается право аристократии избирать главу государства.

В Новое время в общей теории государства и политической философии продолжается разработка этого вопроса. Так, Т. Гоббс предложил пересмотреть античную традицию и отказаться от деления форм правления на правильные и неправильные. Английская Конституция 1653г. закрепляет основные элементы смешанной формы правления, которую называют протекторатом. Главой государства является лорд-протектор, пожизненно избираемый Государственным советом. Лорд-протектор, подобно древнеримскому принцепсу, назначал орган, который его избирал. В литературе до сих пор есть разногласия по вопросу об определении английской формы государства в этот период. Некоторые авторы утверждают о монархических чертах, другие настаивают на республике. Тогда как, очевидно, что это был один из первых в истории Западной Европы опытов создания смешанной формы правления. В дальнейшем подобный “эксперимент” ставит Наполеон Бонапарт. При разработке Конституции 1799 он намеренно отказывается от политического радикализма, присущего французским Конституциям 1793 и 1795 гг. В итоге, Конституция 1799 г. закрепила схему государственного управления, основанную на явном доминировании административно-распорядительной власти: глава государства (первый консул) избирался Сенатом на 10 лет (с 1802 г. – пожизненно), первый консул формировал список Сената, сосредоточивал в своих руках большой объем властных полномочий. Тем не менее, эта Конституция предусматривала наличие демократических органов и институтов (например, плебисцит), всеобщее избирательное право, законодательное собрание, трибунат, которые, однако, реальной властью не обладали и в условиях режима единоличного управления служили лишь прикрытием сложившейся в стране авторитаристско-диктаторской модели властвования.

«Идея смешанной формы правления получила широкое распространение в либеральной теории права в России во второй половине XIX в. Либеральные идеологи (Б.Н. Чичерин, М.М. Ковалевский и др.) выступали против крайних форм государственности. Их идеалом было смешанное правление, наиболее полно воплощенное в конституционной монархии, где соглашение различных общественных элементов особенно очевидно»[474].

Современные источники (особенно учебники, учебные пособия), как правило, предлагают весьма ограниченный перечень форм правления, выделяют монархию и республику, еще три-четыре подтипа в их рамках. Минимальным является и набор критериев классификации. Как и прежде, это способ образования государственных органов и распределение полномочий между ними.

Тем не менее, ряд авторов (В.Е. Чиркин, Л.М. Волосникова и др.) справедливо отмечают, что история древних государств, конституций XVII - XIX вв., а также современные модели управления далеко не всегда укладываются в данную типологию. Отмечаются многочисленные отклонения от так называемых чистых форм правления в сторону развития нетипичных моделей, как в развитых современных государствах, так и в развивающихся странах.

Говоря о смешанных формах правления, следует отметить тот факт, что постепенно утрачивается жесткость существующих классификаций: в правовой науке начинает признаваться принципиальная возможность соединения черт республики и монархии (например, в Малайзии), абсолютной и конституционной монархии (Кувейт), президентской и парламентской республики (Франция, Колумбия по Конституции 1991г.). В.Е. Чиркин выделяет несколько причин подобных модификаций:

· для управляемости государством важно не только разделение властей и система взаимных сдержек и противовесов, но и установление необходимых взаимосвязей, взаимодействий, взаимосогласованности в работе высших органов государства. Создание смешанных форм, чаще всего, улучшает взаимодействие органов государства, хотя это происходит либо за счет уменьшения роли парламента, либо за счет сокращения полномочий президента, либо путем установления подчинения правительства одновременно и парламенту, и президенту;

· “чистые” формы правления имеют недостатки, присущие форме как таковой. Так, президентская республика имеет тенденцию к президентскому авторитаризму (суперпрезидентской республики), парламентской же республике, как правило, присуща нестабильность правительства, частые правительственные кризисы и отставки;

· возникновение смешанных, “гибридных” форм правления, во многом, связано и с распространением во многих странах мира прогрессивных политических и юридических идей и институтов. Например, под влиянием таких идей в Кувейте, Бахрейне, Объединенных Арабских Эмиратах, в Саудовской Аравии приняты Конституции [475].

В настоящее время вряд ли можно говорить об общепринятой классификации нетипичных форм правления. Очевидно, создание последней – это дело ближайшего будущего. А пока выделяют смешанные и “гибридные” формы, все чаще и чаще пишут о “монархических республиках” и “республиканских монархиях”. Так, традиционно (типично) глава государства в монархиях – это правитель наследственный и пожизненный. Выборы нового монарха обычно проводятся в том случае, когда по каким-либо причинам династия прекращается (например, в конце 16 в. в России оборвалось рюриковское правление и после Смутного времени царем избирается Михаил Романов, хотя, фактически, была выбрана новая правящая династия). Вместе с тем в настоящее время существуют такие монархии, где глава государства не пожизненный и не наследственный, переизбирается через определенный промежуток времени. Такая система существует в Малайзии и Объединенных Арабских Эмиратах, весьма своеобразных федеративных выборных (республиканских) монархиях, где глава государства переизбирается раз в пять лет. Подобный порядок удивительным образом сближает монарха с президентом, а монархическую форму правления с республиканской. Тем не менее, оба государства остаются именно монархиями, т.к. главой государства не может быть избран любой гражданин, удовлетворяющий четко зафиксированным в законодательстве требованиям, предъявляемым к кандидату на пост президента (республиканский принцип), им может стать только один из наследственных и пожизненных монархов – правителей составных частей федерации. Например, в Малайзии девять из тринадцати субъектов этого государства возглавляются наследственными монархами и только они образуют Совет правителей, который раз в пять лет и избирает главу государства. Этот пост султаны занимают поочередно, для чего в Совете правителей ведется особый список.

Вместе с тем, в условиях функционирования тоталитарных систем ХХ в. появились и иные «гибридные образования» - «монархические республики», которым в полной мере свойственен, такой существенный признак монархии, как несменяемость главы государства. Такие «феномены» в специальной литературе обычно называют президентско-монократическими республиками. Если в более распространенных в мире суперпрезидентских республиках конституции все-таки предусматривают периодическое переизбрание главы государства, то конституции президентско-монократических республик либо просто «замалчивают», «забывают включить в текст» положения о порядке выборов высшего руководителя страны, либо прямо предусматривают пожизненных президентов. «Начало этому явлению было положено, видимо, в Индонезии (президент Сукарно), затем последовала социалистическая Югославия. Согласно ст. 220 Конституции 1963 г. переизбрание не распространялось на первого президента И. Броз Тито. Несменяемым президентом провозгласил себя Маркос на Филипинах…, а пожизненный президент Центральной Африканской Республики Бокасса стал императором. Ныне осталось лишь два пожизненных президента – в Малави и КНДР, причем в последней сын президента уже при жизни отца провозглашен его преемником»[476].

Более распространенными в современной литературе являются «полупрезидентская», «полупарламентарная», «президентско-парламентская» и другие смешанные республики. Возникновение этих форм, прежде всего, связано со стремлением к объединению, интеграции позитивных элементов президентской и парламентарной республик. Так, одной из положительных черт президентской республики, несомненно, является относительная стабильность правительства, которое не может быть отправлено в отставку по причине непрекращающейся борьбы партийных фракций. Данная форма правления обеспечивает единство и, как правило, весьма эффективное функционирование системы исполнительной власти. Важнейшей позитивной чертой парламентарной республики является ответственность правительства перед парламентом: правительство обязано учитывать в своей деятельности соотношение сил в парламенте и, следовательно, общественное мнение. Однако хорошо известно и то, что президентская республика, так или иначе, тяготеет к авторитаризму, исполнительная власть достаточно часто оказывается вне соответствующего республиканскому духу, природе данной формы правления парламентского (общественного) контроля. В свою очередь, правительство парламентарной республики в условиях соревновательной политической системы, многопартийности оказывается крайне неустойчивым, слабым и безынициативным. Именно преодоление данных негативных черт, отмеченное выше объединение положительных сторон осуществления власти как раз и является основной целью смешанных форм организации и функционирования высших органов государства

Тема 2. Власть в политико-правовых исследованиях: проблемы и теории

 

Данная тема, те или иные ее аспекты рассматриваются в любой науке, предмет которой связан с государством, правом, обществом, ибо по большому счёту, власть как цивилизационный феномен характерна для любого устойчивого объединение людей[477].

Многие авторы, представители различных теоретических и методологических направлений обращались и обращаются к исследованию этого явления. Так, например Т. Парсонс рассматривает власть только в политическом измерении, оставляя за скобками остальные её проявления. Бихевиористы Г. Лассуэл, А. Каплан, Р. Даль сводят всё многообразие властного общения в социуме к отношению между акторами и их волевыми стремлениями, убеждениями и, естественно, интересами. Х. Арендт определяет её как способ регулятивного общения (диалога) между равными субъектами. В рамках формально-управленческого подхода уделяется внимание, как правило, государственной власти с присущими ей отношениями «господства – подчинение» и лишь вскользь рассматриваются другие виды власти (социальная, экономическая, политическая и т.п.). Очевидно, что объективная трудность в определении власти связанна, кроме всего прочего: во-первых, с тем, что многие мыслители, начиная с древних времён и заканчивая современностью, пытались постичь, нащупать, «схватить», предложить свою трактовку этому «неуловимому» явлению. Рассматривали власть с различных методологических и эпистемлогических позиций, сформировали необъятное познавательное поле, в накопленном веками материале современный исследователь может просто «потеряться»; во-вторых, многообразие взглядов на власть, во многом, объясняется обстановкой и социальным запросом на тот или иной вид интеллектуальной деятельности на определённом историческом этапе; в-третьих, проблема власти (государственной, политической и др.), как правило, погружается в предельно идеологизированное пространство.

В настоящий момент развития правовой и политической науки в принципе уже накоплено большое количество концепций, подходов предлагающих собственное видение природы власти, ее видов и основных тенденций развития. В специальной литературе встречаются различные определения и классификации.

Можно выделить следующие традиции в изучении и понимании власти: волевая, структурно-функциональная и интеллектуально-технические подходы.

Очевидно, что волевое понимание власти является традиционным для немецкой мысли. Власть у Гегеля, Маркса, Фихте, Шопенгауэра, Ницше и Вебера рассматривается как потенциальная способность или возможность навязывание своей воли субъекта власти – объекту. Отметим, для примера, что у Ницше– власть есть воля и способность к самоутверждению. У К. Маркса – это воля господствующего класса, у М. Вебера – это способность, возможность проводить внутри общественных отношений волю субъекта, вопреки сопротивлению, посредством различных механизмов и техник.

В рамках структурно-функционального подхода власть рассматривается как посредник в системе общественных отношений и более того, она принадлежит не отдельным индивидам, а есть достояние коллектива. Власть здесь выступает как интегрирующий и регулирующий фактор, функцией которого является мобилизация социальных сил для достижения той или иной социально-значимой цели (Т. Парсонс). Развивая эту идею, Д. Истон акцентирует внимание на способности власти принимать значимые для общества решения, привнося и поддерживая определённые ценности[478].

Интеллектуально-техническая традиция в основном представлена двумя направлениями. Первое, коммуникативное (Х. Арендт, А. Гиддес, Ю. Хабермас) где власть определяется, как вид тотального общения, которое в силу этого не может являться чей-то собственностью (или быть собственностью отдельного субъекта). Власть – служит организации согласованных общественных действий, опирающихся, прежде всего, на преобладание публичного интереса над частным[479]. Ю. Хабермас считает, что власть является механизмом опосредованного возникновения противоречий между публичной и приватной сферой жизни, обеспечивая при этом воспроизводство естественных каналов коммуникации и взаимодействие между всеми политическими субъектами[480].

Ко второму направлению можно отнести концепцию М. Фуко (генеалогия власти). Обращаясь к рассмотрению сущности власти, он отходит от традиционного ее понимания, как воздействие (принуждение) субъекта на объект с помощью различных механизмов, ресурсов и т.п. Власть у Фуко рассматривается не как совокупность институтов и аппаратов, а, прежде всего, как множественность отношений силы имманентных области, где они осуществляются и формируются (экономическая, политическая и др. сферы). В свете этого, власть понимается не как достояние, которое можно приобрести и использовать, а наоборот – как определённый комплекс стратегических действий с присущими им знаниями, технологиями и техниками [481].

Таким образом, власть не имеет своей собственной экзистенции (существования), она не произвольна и не живёт сама по себе, где каждый может её захватить, удерживать и обладать ею, нет, она рождается в недрах социальной деятельности, существует в виде мышления, действий, мнений и поведения. Сообразно такому пониманию, власть выступает как социальное действие, которое инструментализирует волю группы по отношению к определённой значимой цели.

С точки зрения современного развития общей теории государства несомненный интерес вызывает рассмотрение императивного, диспозитивного и дисциплинарного аспектов власти. Под императивным понимается совокупность общественных отношений основанных на принципе господства и подчинения, т.е. такие отношения носят асимметричный характер. Последнее, несомненно, свойственно сфере государственного управления, где всегда существует четкое формально-нормативное регулирование отношений между различными органами государственной власти. Далее говоря о диспозитивном характере, следует отметить, что этот вид отношений основан на принципах равенства сторон и установления (властно-обязательственных) взаимоотношений между равными субъектами на договорной основе, такому виду, соответственно, присущ симметрический характер отношений.

И наиболее трудно уловимые, порой неосознаваемые властные отношения носят дисциплинарный характер. Подобный вид взаимоотношений, возникающих между государством, его органами, различными институтами и обществом, в настоящее время проработан в отечественной литературе явно недостаточно, возможно, именно этим и объясняется трудность изучения характера властного влияния государства на гражданское общество в условиях перехода от тоталитарной к демократической модели социально-политического устройства. Хотя, в целом дисциплинарный характер власти начинает формироваться в Европе еще с XVII – XVIII вв., когда властные отношения распространяются на новые, ранее приватные области человеческого поведения, посредством таких властных практик (дисциплин), как религия, медицина, образование, тюрьмы, педагогический контроль и др. В рамках последних и создаются репрессивные и контрольные элементы, образующие так называемую «дисциплинарную власть»[482], под которой, в свою очередь, понимаются определённые техники, трансформирующие отдельных субъектов коммуникации и взаимоотношения в объекты (подчинения).

По вопросу определения специфики государственной власти, прежде, следует развести (и подобный опыт все более и более утверждается в современной российской государствоведческой литературе) политическую и государственную власть. Отметим, вслед за Ч.Э. Мерриамом и некоторыми другими авторами, то, что современное политическое пространство представлено двумя «полюсами», в первую очередь это государственная власть, с другой стороны, это неофициальное влияние различных, в большинстве случаев, консолидированных субъектов (политические партии, организации, отдельные социальные группы и т.п.). Такое сосуществование наряду с официальным центром власти еще и многих других организаций, сил и соответствующих им зон влияния, было обозначено ещё в трудах Н.Макиавелли, Т. Гоббса, Дж. Локка, Ш.Л.Монтескье, Ж.-Ж. Руссо и др.[483] В этой связи, политическую власть можно обозначить как постоянно изменяющуюся, самоорганизующуюся и саморазвивающуюся, многоуровневую, сложную сеть властных отношений, национальных управленческих стратегий и практик. Это целое многообразие (политических) институциональных и субъективных опор. От того, как взаимодействуют между собой все субъекты, институты в политическом пространстве, каков характер и принципы этих взаимоотношений, будет, несомненно, зависеть состояние и режим функционирования всей политической системы. Это основные индикаторы, отображающие реальное состояние государственно-политической жизнедеятельности общества (в отличие от формально фиксированного состояния, например, в Конституции страны). Интересное определение (примерно, в этом ключе), схватывающее сущность и социальную значимость политической власти предлагает А.Б. Венгеров. Он считает, что «политическая власть характеризуется способностью влиять на направления деятельности людей, социальных групп, слоёв, классов, посредством экономических, идеологических и организационно-правовых воздействий, а так же с помощью авторитета, традиций, насилии. Это мощный фактор организации и регулирования совместной деятельности людей, средство упорядочения их взаимоотношений, способ обеспечения порядка и стабильности»[484].

Безусловно, центральное место в политической организации любого общества занимает государственная власть. В отличие от политической, государственная власть характеризуется рядом специфических признаков. Она обладает собственным консолидированным субъектом власти (государственным аппаратом), имеет монопольное право на правотворческую деятельность (способ организации общественных отношений) и деятельность правоприменительную (способ регулирования и контроля)[485]. Государственная власть может совершенно легально использовать силовые механизмы, опираясь на специальный аппарат принуждения, имеет единый, организационно-оформленный центр принятия управленческих решений, однако задействует не только механизм принуждения, но и экономические, социально-политические, культурно-информационные ресурсы. Все перечисленные признаки «прямо вытекают из отличительных черт государства. Они их конкретизируют применительно к организации государственной власти, позволяют отграничить от иных видов социальной власти»[486].

В современном отечественном государствоведении (и это закономерный результат утверждающегося в последнее десятилетие в научном познании принципа методологического, теоретического и идеологического плюрализма) существует многообразие различного рода дефиниций государственной власти. Несмотря на это, все же основной упор в них делается на «разделение» общества на «властных» и «подвластных» или понимается как способ чего-либо властвования (в рамках волевой традиции). Так, С.С. Алексеев считает, что государственная власть «это отношения господства и подчинения, при котором воля и действие одних лиц (властвующих) доминирует над волей и действиями других (подвластных) или «государственная власть есть концентрация выражения воли и силы, могущества государства, воплощённой в государственных органах и учреждениях». Однако некоторые современные авторы (А. Ю. Мордовцев, А. А. Дегтярев и др.) отмечают, методологическую «слабость» этого подхода, т.к. «подобные представления вряд ли позволят проследить, выяснить специфику бесчисленных метаморфоз государственной власти в её национальном измерении»[487].

Видимо, в настоящее время в отечественных политико-правовых исследованиях все же назрел переход к принципиально иной аналитике государственной и политической власти, которая позволила бы моделировать их действительное, реальное осуществление.