С высоких стен, в тридцать локтей высотой, и восемь локтей шириной, на протяжении всего периметра, на всю собравшуюся людскую массу взирали воины десятого римского легиона.

Они стояли через каждые пять метров, по обе стороны стены, наблюдая за наружным периметром дворца, контролирую глубокий ров и наружную стену. Другие зорко следили за территорией дворца, его дорожками, палатами, тенистыми садами, и за собравшейся людской массой.

Высокие, богато украшенные башни обрамлявшие дворец, портики с колоннадами, просторные палаты и тенистые сады, всё в этот день находилось под особо пристальным присмотром воинов легиона.

Количество солдат было увеличено вдвое, мышь не должна была проникнуть на территорию, претория Пилата.

Дело государственной важности решалось в его стенах, на кануне великого праздника Пасхи.

Вся Израильская знать разместилась у высокого помоста с каменной лестницей, ведущей к трону наместника, творящего суд.

На каменном помосте, под лёгким матерчатым шатром стояло массивное кресло Прокуратора………………………………..

В густой тени, широко раскинувшихся ветвей, с крупными листьями.

На каменной скамейке, укрытой мягким покрывалом, возлежал римский прокуратор Понтий Пилат.

С утра его мучило нехорошее предчувствие, это было предчувствие надвигающейся беды.

В этом городе, ненавидимом им городе, его часто посещали такие ощущения и мысли.

Богом забытый край Римской империи, вечный город Иерусалим, он, прокуратор римский, ненавидел всей душой своей, всем своим нутром.

Разве думал он, когда либо, Он Пилат, бывший наемник, выросший в военных лагерях, и решивший посвятить себя военной карьере, что попадёт он в такую дыру, на столь долгий срок!

Кесарь заметив храбрость и преданность Пилата, предложил ему пост наместника в Иудее, в надежде, что истинный воин, сможет занять твердую позицию, в одной из самых трудных провинций империи.

Пилат твёрдо держал руку Рима, здесь, но его амбиции распространялись много дальше, чем этот Богом забытый угол, с его проклятым Иерусалимом, наводнённым лжемиссиями, пророками, предсказателями, колдунами, магами, волшебниками, дурачащими народ!

Оооооо, гнусный город! Проклятый народ!, - промычал Пилат, лёжа на скамейке и вглядываясь в густой купол листьев смоковницы, - легче было рубиться с врагами Рима, глядя им в глаза, чем править этими лукавыми, хитрыми иудеями!

Завтра их Пасха, сегодня прольётся море крови, и жертвенной и человеческой.

Тысячи литров крови вольются в потоки Кедрона, а завтра по всему городу будет стоять невыносимая вонь!

Чрез густоту полога, то там, то здесь прорывались лучики солнца, они падали на лицо прокуратора, щекоча его бритые, гладкие щёки.

На походном столике возле ложа, стояли фрукты, и вино.

Раб сириец, сидел у кроны дерева, прижавшись к нему спиной  и ждал приказаний повелителя.

Уж в крайнем случае жить в Кейсарии – думал Пилат, лёжа на лавочке и глядя вверх,- … где была постоянная резиденция прокураторов Рима, там море, там моя любимая библиотека, в которой я могу проводить по нескольку дней к ряду, прерываясь лишь на приём пищи…, а лучше жить в самом в Риме!, - как только приятные воспоминания и мечты тронули его рассудок, за спиной послышались чьи то чеканные шаги, и до слуха Пилата долетело.

Государственное дело, от первосвященника Каиафы, с просьбой о свидании.

Пилат обернулся в сторону докладывающего и увидел начальника охраны первосвященника.

Что нужно?

Прокуратор!, - будучи пропущенным охраной Пилата, подойдя ближе к скамейке, чеканно сказал прибывший,- первосвященник Каиафа, просит о встрече с вами, до начала суда по делу Иисуса Назарея.

Где Каиафа?

Первосвященник ждёт в нижнем саду, и просит допустить его к вам.

Хорошо, пустите…- мотнул рукой, обрамленной перстнями, Пилат в сторону своей охраны.

Начальник стражи первосвященника, сорвался с места и бегом бросился докладывать о разрешении встречи.

Через три минуты по дорожке ведущей от нижнего сада, послышались мерные тяжёлые шаги первосвященника и стук его посоха, с медным подбоем.