Над телом Иуды роились неотвязчивые мухи и слепни.

Они будто чувствовали скорую, лёгкую поживу.

Иуда, валясь на земле и держась за живот, зло шептал,- скоро, скоро, я буду ваш, весь от волос, до пяток.

Более десяти минут длились страшные боли и резь, Иуда корчился в жутких муках, царапая каменистую землю ногтями и срывая их до мяса.

Но вот боль начала стихать, она стала не ежесекундно пульсирующей, рвущей нутро, а тянущей, словно кто то сидящий внутри, натягивал и отпускал жилы.

Вверх, вверх, надо успеть, до последнего приступа, что бы все видели моё тело!

Умереть меж камней, и быть съеденным мухами, жуками, крысами, змеями, собаками и иссушеным в мумию солнцем, нет, нет!

Когда моё тело будет найдено, меня могут и не узнать,  все будут думать, что я пошёл бродить по свету, не известно куда.

Меня должны найти и опознать! Что бы было всем в назидание, что предательство, худший из пороков, и оно не проходит безнаказанно!

Предатель должен умереть!

И что бы знали Его ученики, что я всё же обошёл их, и стал первым, рядом с Ним!

С этими мыслями, Иуда ползком карабкался вверх превозмогая адские боли.

Кровь лилась из его горла, - ещё чуть – чуть, осталось каких то десять человеческих ростов до векового дерева.

Иуда полз на животе по камням, оставляя за собой  кровавый след.

Рука его коснулась сухого и шершавого ствола дерева.

Дополз!  Слава Всевышнему!

Скоро! Скоро! Ты ждёшь меня брат мой Иисус?

Я иду к тебе первым!

Страшная боль в тот же момент пробила его нутро, будто ржавым гвоздём.

Жуткий, не человеческий вопль разорвал тишину, и понёсся уносимый эхом в даль, в сторону раскалённого города.

Надо терпеть, надо спешить, - перевернувшись на спину, и сдергивая с себя витки верёвки думал Иуда, - главное не умереть раньше времени.

Боль рвала кишки, кровь, сгустками, тёмно бардового цвета, шла ртом.

Иуда не обращал на неё ни какого внимания.

Вот уже канат был размотан с пояса, отброшен в сторону, и задеревеневшие пальцы рук, начали вязать узел, под петлю.

Немного, ещё немного!

В глазах всё почернело, свет пропал.

Не успел, - мелькнуло в голове, - я умираю…

Иисус, я иду к тебе!, - прошелестели губы предателя.

Но нет, хоть и чернь стояла в глазах, но он ещё чувствовал всё усиливающуюся, всё сокрушающую в его теле боль.

Терпеть, терпеть!

Ему было не легче на кресте!

Петлю на горло, на горло,- лихорадочно трясущимися руками, он натягивал петлю.

Затянуть, затянуть петлю и ждать, может отпустит хоть на мгновение боль и в глазах прояснится.

Камень, нужен камень, что бы привязать его на другой конец верёвки, а потом, при первой возможности броском, захлестнуть канат во круг толстого сука  и вниз с обрыва.

Мозг как это не странно, в последние мгновения жизни Иуды, был на редкость светел, и несмотря на всё сокрушающую, невыносимую боль, принимал ясные, логичные решения.

Руки ощупали всё вокруг.

Мелкие не подходящие камни были отброшены в сторону.

Вот попался наконец, тот, что по объёму и весу, должен был подойти.

Боль потихоньку начала отступать.

После страшного приступа, глаза Иуды увидели проблески света,  он мерцал какими то расплывчатыми, цветными разводами.

Воспользовавшись, возможно последним улучшением перед смертью, Иуда начал судорожно и быстро обвязывать камень свободным концом верёвки.

Захлёст, ещё захлёст, ещё, узел, ещё узел, ещё…

Всё, отвес готов!

Нужно встать на ноги, во что бы то ни стало, встать на ноги, и бросить камень с верёвкой, так, чтобы хотя бы раз захлестнуть канат во круг ветки.

Впиваясь пальцами в ствол, помогая себе всеми частями тела, прижимаясь щекой, и обдирая её об сухую кору, Иуда по не многу вытянул тело вверх, встав на  дрожащие ноги.

Он прижался к створу грудью,  переводя дыхание, кровь отхлынула от головы, вниз, на время прояснив зрение.

Сейчас Иуда размыто но видел силуэт толстого сука, обращенного в сторону бездны.

Он с огромным трудом держась на ногах, повернулся к дереву спиной, и сделал несколько мелких шажков, что бы расположиться под суком, на краю пропасти.