Ты этого хочешь Великий Прокуратор?

Так не позволю я свершиться этому!, пусть Он один умрёт сегодня, чем умрут тысячи человек завтра!

Так, так, складно говоришь первосвященник, складно!

Но не хочу я, принимать в твоих делах, участия... не-хо-чу!

Ты будешь потом, показывать пальцем на меня, и римскую власть, говоря людям,- это он утвердил смертный приговор,- он последний!, так ведь?

И поползут по иудеи тихие пересуды, да рассказы, о кровожадном Понтии Пилате, римском наместнике. И будут люди клеймить римскую власть, во главе с Великим Тиберием! Ведь я читаю это в твоих глазах, первосвященник!

Прокуратор!, Сенедрион решил, что Иисус Назарей, достоин смерти за свершённые деяния!

Так, так… Сенедрион решил…так зачем вы пришли ко мне?

Сенедрион постановил, что Иисус Назарей, достоин смерти, а римская власть по закону должна утвердить приговор, - ответил Каиафа.

Ну, что же, раз Сенедрион решил, то …

Пошли первосвященник, народ уже собрался и ждёт нас.

Пилат резко встал со скамейки, на которой всё время сидел, разговаривая с первосвященником, и не глядя на Каиафу направился быстрым, уверенным шагом в низ, к месту, где должно было случится правосудие.

Глава 39.

Площадь перед каменным помостом, на котором должен был чинить суд Пилат, гудела.

Уже почти час стояли люди, и знать, обжигаемые солнцем, в ожидании решения прокуратора по делу Иисуса Назарея.

Римский прокуратор, Понтий Пилат!, - возвестил с высоты помоста, начальник караула, полка римских легионеров.

Прокуратор взошёл на помост, подошёл к самому краю, что бы вся толпа увидела его статную фигуру, его вскинутую руку, в знак приветствия народа.

Каиафа, следующий за Пилатом, примкнул к стану знати, стоящей у подножия помоста.

Он подошёл к Анану, и его сыновьям.

Что прокуратор? Утвердил приговор Сенедриона?- спросил Анан, как только плечо Каиафы, коснулось его плеча.

Хитрый Пилат, не хочет брать на себя вину за смерть Назарея…- ответил тихо, на ухо Анану, Каиафа.

Я так и знал!- чуть не вскричал Анан.

Уже час как стоял на четырёхугольном камне, обвиняемый и приговорённый Сенедрионом, Иисус Назарей.

Его было хорошо видно, со всех сторон, собравшейся толпе и знати.

Пилат с интересом взглянул на Иисуса, а потом переведя взгляд на стоящую по правую руку от него, чуть внизу знать, спросил,- Какие обвинения выдвигаете вы против Него?

Анан взял слово, на которое имел право по степени уважения народа, и знати,-

Мы нашли, что развращает народ наш и запрещает давать подать кесарю, называя Себя Христом Царем!

Пилат повернулся к Иисусу, и грозным голосом вопросил,- Ты Царь Иудейский?

Иисус стоя с опущенным взором, и сложёнными руками, спокойный и уверенный, ответствовал прокуратору,- Ты спрашиваешь, потому что сам хочешь обо всем узнать или потому, что кто-то уже поторопился сообщить тебе о Моих деяниях и Моем Царстве?

Я вижу ты нисколько не боишься суда, и отвечаешь как человек не чувствующий за собой ни какой вины. Но как человек полностью уверенный в своей правоте.

Пилат поднял руку и сказал громким голосом повелителя,

 для всех кто стоял на площади.

Дело сиё сложно, и перед принятием окончательного решения мне нужно поговорить с осуждённым наедине.

Толпа зароптала, первосвященники со старейшинами, книжники и знать Израильская зашушукались, заволновались, но не в силах их было перечить прокуратору.

Пилат вернулся в базилику претории, сел в каменное кресло и начал допрос обвиняемого.

Ты запрещаешь народу давать подать кесарю? Отвечай!

Великий прокуратор, Богу Богово…, кесарю, кесарево. Как могу Я, запрещать, то, что по праву принадлежит им!

Ты утверждаешь, что Ты царь иудейский?

Но твой собственный народ не верит тебе!

Так как же я, могу в это поверить?

Ты знаешь, что твоя судьба в моей власти, я могу повелеть казнить тебя, а могу помиловать!

Ты не можешь сделать Мне ничего, что не было бы предопределено свыше.