Портрет хорошего приходского священника, подражание чосеру, с добавлениями от себя

 

Священник тот был худощав и сух,

В нем различался пилигрима дух;

И мыслями и поведеньем свят,

И милосерден был премудрый взгляд.

Душа богата, хоть наряд был плох:

Такой уж дал ему всесильный Бог –

И у Спасителя был плащ убог.

Ему под шестьдесят, и столько ж лет

Еще прожить бы мог, а впрочем, нет:

Уж слишком быстро шли года его,

Посланника от Бога самого.

Чиста душа, и чувства как в узде:

Он воздержанье проявлял везде;

Притом не выглядел как записной аскет:

В лице его разлит был мягкий свет.

Неискренность гнезда в нем не свила,

И святость не назойлива была;

Слова правдивы – так жe, как дела.

Природным красноречьем наделен,

В суровой проповеди мягок он;

Ковал для паствы правила свои

Он в золотую цепь святой любви,

Священным гимном слух ее пленял –

Мелодий гармоничней рай не знал.

Ведь с той поры, как царь Давид почил,

В дар от царя он лиру получил,

Вдобавок – дивный, сладкозвучный глас,–

Его преемником он стал сейчас.

Взор предъявлял немалые права,

Но были добрыми его слова,

Когда о радостях иль муках напевал,

На милосердье Божье уповал,

Хоть за грехи корить не забывал.

Он проповедовал Завет, а не Закон,

И не преследовал, а вел по жизни он:

Ведь страх, как стужа, а любовь – тепло,

Оно в сердцах и душах свет зажгло.

Порой у грешника к угрозам страха нет:

Грехами он, как в плотный плащ, одет,

Но милосердья луч блеснет сквозь тьму –

И в тягость плащ становится ему.

Грохочут громы в грозовые дни –

Вестовщики Всевышнего они;

Но гром умолкнет, отшумев вокруг,

Останется Господень тихий звук.

Священник наш налогов не просил –

Брал десятину с тех, кто сам вносил,

На остальных не нагонял он страх,

Не проклинал их с Библией в руках;

Был терпелив со злом: считал, что всяк

Свободен избирать свой каждый шаг,

И скряги местные, чья суть одна –

Поменьше дать, а взять всегда сполна,–

Ему на бедность не давали ничего

И за терпимость славили его.

А он из жалких выручек своих

Кормил голодных, одевал нагих;

Таков уж, видно, был зарок его:

«Бедней меня не будет никого».

Он всюду говорил: духовный сан

Нам Господом для честной службы дан;

Нет мысли «для себя», но лишь – «для всех»;

Богатства цель – улучшить участь тех,

Кто беден; если же бедняк украл,

Ему казалось, это сам он брал.

Приход его велик: не города,

Но много малых ферм вошло туда,

И все же успевал он, день иль ночь,

Опасности отбрасывая прочь,

Помочь больным и страждущим помочь.

Добряк наш сам вершил всю уйму дел,

Помощников он вовсе не имел,

Ни у кого подспорья не просил,

Но сам трудился из последних сил.

Не ездил он на ярмарку в собор,

Там не вступал в торги и в разговор,

При помощи улыбок и деньжат,

Про синекуру и епископат.

Свое он стадо от волков стерег,

Их не пускал он близко на порог,

И лисам тоже это был урок.

Смирял он гордых, грешников прощал,

Обидчиков богатых укрощал;

Ну, а молитвой подтверждал дела

(Правдива проповедь его была).

Он полагал, и дело тут с концом:

Священнику быть нужно образцом,

Как золото небес быть должен он –

Чтоб сам Господь был блеском поражен.

Ведь если будут руки нечисты,

То даже соверен окислишь ты.

Прелата он за святость одобрял,

Но светский дух прелатства презирал –

Спаситель суеты ведь не терпел:

Не на земле он видел свой предел;

Сносить нужду, смирять свой жадный пыл –

Так церковь Он и слуг ее учил,

При жизни и когда распятым был.

За то венцом терновым награжден;

В порфире Он распят, но не рожден,

А те, кто спорят за места и за чины,

Те не Его, а Зеведеевы сыны.

Когда б он знал, земная в чем игра,

Наследником святого б стал Петра –

Власть на земле имел бы и средь звезд…

Властитель суетен бывал, рыбак был прост.

Таким вот слыл священник в жизни сей,

Обличье Господа являя, как Моисей.

Бог порадел, чтоб ярким образ был,

И собственный свой труд благословил.

Но искуситель не дремал в тот час.

И он, завистливо прищуря глаз,

Над ним проделал то, что сатана

Над Иовом в былые времена.

Как раз в те дни был Ричард принужден

Счастливцу Генриху оставить трон;

И, хоть владыке сил не занимать,

Пред ним сумел священник устоять.

А новый властелин, пусть не чужак,

Но не был прежнему родней никак.

Своей рукой мог Ричард власть отдать:

Ведь большего, чем есть, не потерять;

А был бы сын – и право с ним опять…

«Завоеванье» – слово здесь не то:

Отпора не давал вообще никто;

А льстивый поп сказал в ту пору так:

Династий смена – Провиденья знак.

Сии слова оправдывали тех,

Кто в будущем свершит подобный грех.

Права людские святы искони,

И судьями пусть будут лишь они.

Священник выбор тот принять не мог:

Знал – перемены не желает Бог;

Но не словам, а мыслям дал он ход,

Не изгнан, сам оставил свой приход

И по стране побрел – в жару ль, в мороз –

Апостольское слово он понес;

Всегда обетам верен был своим,

Его любили, знали, шли за ним.

Не для себя просил у Бога он –

Был даром милосердья наделен,

И доказал он на самом себе,

Что бедным быть – не худшее в судьбе.

Он не водил толпу к святым мощам,

Но пищею духовной насыщал…

Из уваженья к образу его

Я не скажу о прочих ничего:

Брильянту ведь нужды в оправе нет –

И без нее он дарит яркий свет.