На смерть господина Андреаса Грифиуса

 

Дух человеческий могуч и безграничен,

Охватывает он пространства и миры.

Им слабый ободрен, им смертный возвеличен,

И сам он дивный плод божественной игры.

В наш разум вложена таинственная сила.

Основу создал бог, все прочее – светила.

 

Да, тысячи чудес наш дух свершить способен,

В единстве с мудростью, в согласии с умом.

Не он ли знанием земли богоподобен,

Природу ощутив, как свой отцовский дом?

Да, знание найдет невидимые входы

В глубины бытия, в ядро самой природы!

 

Дух человеческий! Святой источник света!

Едипственный творец истории земли!

Смолкает ураган пред лирою поэта,

Внимают струнам арф и чернь и короли!

Смягчи ж наш волчий нрав, открой дорогу праву,

Раздробленный наш мир сплоти в одну державу!

 

Порой томится дух в земном пространстве тесном.

Он, богом созданный, стремится к божеству,

Одушевляя связь житейского с небесным,

Давая высший смысл земному естеству.

Так в письменах святых он указует строки:

Бог – в вере и в любви, безболше – в пороке.

 

Да, мастер Грифиус был воплощеньем духа,

Примером истины, прообразом добра.

Его могучий глас достиг господня слуха,

Мир заново восстал из‑под его пера.

Он сам, исполненный великого дерзанья,

Был враг всезнайства, однобокости, незнанья.

 

Так неужели смерть подобный дух сломила?

Ужель бессмертиейший обязан умереть?

Иль у всесильнейшего вдруг иссякла сила,

Чтоб собственную смерть с лица земли стереть?

Ужели череп сей – вместилище вселенной –

Наполнится трухой, червями, гнилью тленной?

 

К несчастью, это – так. Он мертв, а смерть глуха.

Кто выбран в жертву ей, тот будет уничтожен.

Что ей могучий ум? Что дивный звук стиха?

Не все ли ей равно, велпк ты иль ничтожен?

По звездам наши дни считает предсказатель,

Меж тем за ним самим спешит гробокопатель.

 

Треть Грифиуса – плоть – исчезнет без следа.

Но будут жить в веках две остальные трети.

Огонь его души, плоды его труда

Сквозь время пронесут земли немецкой дети!

И славе его жить! И имя его свято,

Пока отечество поэтами богато!

 

Он, редкой памятью когда‑то обладавший,

Из памяти своих потомков не уйдет!

О, как же оп богат, все людям раздававший!

Над ним не властны жар, гром, ужас, пламя, гнет.

Пусть триумфальные повалятся колонны!

Мы в душах строим храм. А души – непреклонны!

 

 

ДАНИЭЛЬ ГЕОРГ МОРХОФ

 

 

ЭПИГРАММЫ

Доктору Мартину Лютеру

 

Рим покорил весь мир, а папство Рим сгубило.

Он силой действовал, оно коварством било.

Но Лютер папство смял и пересилил Рим,

Как лезвием меча разя пером своим.

Что боги Греции, что чудо‑исполины,

Когда перо сильней Геракловой дубины?

 

 

Виноторговцу, утонувшему в реке

 

Он перепил вина и поглощен водою:

Такое плаванье кончается бедою.

Но он и трезвым бы отправился на дно:

О плут, с водой привык он смешивать вино!

 

 

Скряга

 

Он ходит по земле, клад скрыт на дне оврага.

Клад вынут из земли, а в землю ляжет скряга.

 

 

ХРИСТИАН ВЕЙЗЕ

 

 

БЛАГИЕ МЫСЛИ ПРИ ВОСХОЖДЕНИИ ПО ЛЕСТНИЦЕ

 

Неблагодарный мир!.. По лестнице тащусь

И вправду всякий раз ее постигнуть тщусь,

Поскольку поражен ее долготерпеньем.

Все вверх и вверх иду я по ее ступеням,

А благодарность где? Ну, чем я ей плачу?

Не тем ли попросту, что я ее топчу

И причиняю ей одни лишь беспокойства?!

Так вот он – мерзостный закон мироустройства;

Чем мы услужливей, чем мы верней другим,

Чем безответнее, тем хуже нам самим.

Простите же меня, высокие ступени!

От вас не слышал я ни жалобы, ни пени.

Ведь я подобен вам: на слуя;бе у других

Я унижаюсь сам и возвышаю их.

Они по мне, спеша, на самый верх шагают.

Не то что жалуют, не то что помогают,

А топчут! Верите ли, втаптывают в грязь,

Не зная совести, расплаты не боясь!

Как быть, коль на земле попрали добродетель?

(Вы это знаете, и я тому свидетель.)

Я утешение иное нахожу:

Кому могу служить, тому я и служу,

Стараюсь не роптать на горестную долю

И в этом высшую усматриваю волю.