Графине бедфорд на новый год

 

Тот год ушел, а новый не настал,

мы в сумерках на перепутье лет.

Как метеор, в пространство я упал,

все перепутано – что? где? вопрос, ответ,

все формы я смешал, и мне названья нет.

 

Я подвожу итог и вижу: ничего

я в прошлом не забыл и в новое не внес,

я благодарным был и, более того,

поверил в истину, молитву произнес,

Вам укрепить меня в надежде довелось.

 

Для Вас я обращусь к грядущим временам,

куда моя запущена строка.

Стихи хранят добро, как мумию бальзам,

пусть слава их сейчас случайна и хрупка,

они в надгробьях рифм переживут века.

 

Лишь Ваше имя создает, творит

и оживляет стих недолговечный мой,

но сила, что сегодня нас хранит,

вдруг завтра гибельной предстанет стороной,

так действует порой лекарственный настой.

 

Мои стихи живут, чтоб возвеличить Вас,

их основанье прочно, как гранит,

но вера в чудеса слаба сейчас,

появится – и снова улетит,

где много милости, там нам позор грозит.

 

Когда потом о Вас прочтут в моих стихах,

вдруг кто‑нибудь подумает: как я,

ничтожнейший, пылинка, жалкий прах,

писал, мечты высокие тая,

стихами измерял безмерность бытия?

 

Мы с Вами не ответим ничего,

но можно, к богу обратясь, узнать

ту истину, что скрыта у него;

умеет он сердца заблудших врачевать

и на молитвы тех, кто просит, отвечать.

 

Научит он, как лучше расточать

запасы красоты и откровений клад,

сомненьем веру будет преграждать,

откроет смысл находок и утрат,

отнимет радость он и возвратит назад.

 

Он скажет: грани нет между добром и злом,

закон везде один, для келий и дворцов,

ты мир завоевал – заслуги нету в том,

и каплей жалости ты не качнешь весов,

она не может искупить грехов.

 

Он Вашей жизни установит срок,

где места нет для радостей земных,

вменит в вину и слабость и порок,

осудит тех, кто обманул других,

хотя пока не все потеряно для них.

 

Научит он правдиво говорить,

но усомниться даст в правдивости людей,

вручит ключи, чтоб все замки открыть,

избавит от врагов, и сделает сильней,

и знаньем наделит от истины своей,

 

Понятье чистоты он открывает нам

и учит избирать благоразумья путь,

даст силы победить и отомстить врагам,

покажет он, как сдерживать чуть‑чуть

и радости побед, и поражений грусть.

 

Прощенье заслужить единою слезой

Вы можете, но он от слез убережет;

когда сознательно и с радостью живой

любой из нас к нему с надеждой припадет,

тогда воистину приходит повый год.

 

 

ИЗ «АНАТОМИИ МИРА»

ПОГРЕБАЛЬНАЯ ЭЛЕГИЯ

 

Какой урон – столь редкую особу

Вверять как гостью мраморному гробу!

Ах, разве мрамор, яшма иль топаз

Ценней, чем хризолиты дивных глаз,

Рубины губ и теплый жемчуг кожи?

Обеих Индий нам сие дороже!

Да весь ее природный матерьял

Был что ни дюйм, то новый Эскурьял.

И нет ее. Так в чем искать спасенье –

В работе рук, в плодах воображенья?

Дано ль клочкам бумаги оживить

Ту, именем которой должно жить?

Увы, в недолгие зачахнут сроки

Ее души лишившиеся строки;

И та она, что больше не она,

Затем что скинией служить должна,–

Могла б она в бумагу обрядиться

И не в гробу, в элегии укрыться?

Да пусть живут стихи, доколе свет

В могилу не уйдет за ней вослед –

Не в этом суть! Помыслим: есть у света

Князь для войны, советник для совета,

Для сердца, нрава и души – монах,

Для языка – поверенный в делах,

Работник для горба, богач для брюха,

Для рук – солдат, купец для ног и слуха,

Сей поставщик чудес из дальних стран.

Но кто из них настраивал орган,

Поющий о любви и вдохновенье?

Столь тонкий труд содеян зыбкой тенью

Того, чем некогда была она;

Коль нет ее – Земля обречена:

Смерть, погубив Красу в ее величье,

Достойной боле не найдет добычи

И целый мир в отчаянье убьет.

Теперь Природа знает наперед,

Что новой смерти незачем страшиться;

Другой такой Красе не уродиться.

Но смерть ли сей удел? Не лучше ль нам

Его к разъятым приравнять часам –

Их части мастер вычистит и смажет,

И снова точный час они покажут.

А Нигер в Африке – на сколько лиг

Уходит он под землю, и велик –

Огромнее, чем был, – шумит волною,

Природный мост оставив за спиною.

Сказать ли, что дано из гроба ей

Вернуться краше, чище и мудрей?

Пусть небо скажет так! Мы здесь страдаем

И прибыль для нее не ожидаем.

Ужель себя мы тем возвеселим,

Что Ангел стал Престол иль Херувим?

Как держат в душах люди пожилые

Себе на радость радости былые,

Голодный так питаться должен свет

Той радостью, для нас которой нет.

Ликуй, сей Мир, ликуй, Природа: вами

Премудро предусмотрено, что в пламя

Последнего суда войти должна,

Опередивши вас и всех, она,–

Она, чье тонко и прозрачно тело,

Затем что тайных мыслей не терпело

И выдавало их, как шарф сквозной,

Иль выдыхало искренней душой;

Она, все люди коей любовались,

Достойные пред кем соревновались;

Ведь даже меж святых ведется спор,

Кто новый назовет собой собор.

Иль словно полночь новыми очами

Заблещет над учеными мужами,

И те о них дебаты поведут,

А звезды отпылают и зайдут,–

Так мир гадал, кто завладеет ею,

Она же стала хладной и ничьею;

Хоть брак на деву не кладет пятна,

Бежала женской участи она

И девой снежно‑белою угасла:

В светильнике с бальзамом вместо масла

Зовущий к преклоненью огонек

Затеплится – увы – на краткий срок.

Мирского дабы избежать коварства,

Она вкусила смерти, как лекарства;

Нет, рук не наложила на себя –

Лишь приняла восторг небытия.

Кто грустной сей истории не знает,

Пусть в Книге Судеб истово читает,

Что совершенней, выше и скромней

В неполные пятнадцать нет людей;

И, в будущее глядя из былого,

Он лист перевернет – а там ни слова;

Дошла ль ее Судьба до пустоты,

Иль здесь из Книги вырваны листы?

Нет, нет: Судьба красавицу учила

Искусству разума и поручила

Ее самой себе, и та была

Столь вольной, что, размыслив, умерла;

Не то она почла б за святотатство

С Судьбой соревнованье или братство –

Затем и умерла. Возможно, тут

Родятся те, что Благо дерзко чтут,

И, как послы, явив свое раченье,

Исполнят все ее предназначенье

И, переняв Судьбы и Девы труд,

До завершенья Книгу доведут;

Сия же для потомков будет средство

Принять ее достоинства в наследство;

Воспрянь душой и небо восхвали:

Се окупилось Благо на Земли.

 

 

ИЗ «СВЯЩЕННЫХ СОНЕТОВ»

I

 

Ты сотворил меня – и дашь мне сгинуть?

Исправь меня, исход ко мне спешит.

Я к смерти мчусь – и встречу смерть бежит.

Приелось все, и пыл успел остынуть.

Взгляд с мертвой точки никуда не сдвинуть –

Там, за спиной, отчаянье страшит.

В цепях греха, слабея, плоть дрожит!

Столь тяжек груз, что ада ей не минуть.

Вверху – лишь ты. К тебе воздевши взгляд

По твоему наказу, распрямляюсь,

Но так силен наш старый супостат,

Что ежечасно ужасу вверяюсь.

От пут его лишь ты спасаешь нас:

На тверди сердца пишешь, как алмаз.

 

 

III

 

О, если бы могли глаза и грудь

Вернуть исторгнутые мной рыданья,

Чтоб я скорбел в надежде упованья,

Иных желаний презревая путь!

Где ливня слез моих предмет и суть?

За что страстям платил такую дань я?

Так вот мой грех – в бесплодности страданья.

Но ты мне, боль, во искупленье будь!

Полночный вор, запойный прощелыга,

Распутный мот, самовлюбленный плут

В годину бед хотя бы на полмига

В былых утехах радость обретут.

А мне в моих скорбях без утешенья –

Возмездие за тяжесть прегрешенья.

 

 

V

 

Я малый мир, созданный как клубок

Стихий и духа херувимской стати.

Но обе части тьмой на небоскате

Скрыл черный грех, на обе смерть навлек.

Ты, пробуравивший небес чертог,

Нашедший лаз к пределам благодати,

Влей мне моря в глаза, чтоб, слезы тратя,

Мой мир я затопить рыданьем мог –

Иль хоть омыть, коль ты не дашь потопа.

О, если б сжечь! Но мир мой искони

Жгли похоть, зависть, всяческая злоба

И в грязь втоптали. Пламя их гопи,

Сам жги меня, господь, – твой огнь палящий

Нас поглощает в милости целящей.

 

 

X

 

Смерть, не кичись, когда тебя зовут

Тиранкой лютой, силой роковою:

Не гибнут пораженные тобою,

Увы, беднянжа, твой напрасен труд.

Ты просто даришь временный приюг,

Подобно сну иль тихому покою;

От плоти бренной отдохнуть душою

Охотно люди за тобой идут.

Судьбы, Случайности, царей рабыня,

Ты ядом действуешь и топором,

Но точно так смежает очи сном

И опиум; к чему ж твоя гордыня?

Пред вечностью, как миг, ты промелькнешь,

И снова будет жизнь; ты, смерть, умрешь.

 

 

XII

 

Зачем вся тварь господня служит нам,

Зачем Земля нас кормит и Вода,

Когда любая из стихий чиста,

А наши души с грязью пополам?

О конь, зачем ты сдался удилам,

О бык, зачем под нож пошел, когда

Ты мог бы без особого труда

Топтать и пожирать двуногих сам?

Вы совершенней, вы сильнее нас,

Где нет греха – и страха кары нет…

Но трепещите: мы стоим сейчас

Над всем, что произведено на свет.

Ведь Он, кому мы дети и враги,

Погиб за нас, природе вопреки.