Сиам в третьей четверти XVII В.

 

После смерти Прасат Тонга и продолжавшейся более года борьбы за трон, в ходе которой было убито два короля, пре­стол захватил младший сын Прасат Тонга Нарай (1656—1688).

Подобно отцу, Нарай покровительствовал развитию внешней торговли и всемерно расширял государственную торговлю внут­ри и вне страны. В области внешней политики он, однако, в отличие от Прасат Тонга, стремившегося опереться на союз с азиатскими странами (индийскими и индонезийскими государ­ствами) в первую очередь, предпочитал использовать одни ев­ропейские страны в борьбе с другими.

В области внутренней политики Нарай продолжал политику отца. «В начале его правления,— пишет иезуит Ташар,— неко­торые гранды восстали, открыто поддержанные тремя короля­ми, государства которых окружают Сиам, но он атаковал их так энергично, что они были вынуждены оставить мятежников его гневу» [247, с. 315]. Раскрывая секрет быстрых успехов Нарая, миссионер Жерве писал: «Семена гражданской войны, ко­торая ему угрожала, он уничтожил в зародыше, соблазнив го­рожан обещанием новых привилегий» [127, с. 252—253][46].

После подавления феодального мятежа Нарай взял еще бо­лее решительный курс на «истребление наиболее могуществен­ных губернаторов» [161, т. I, с. 251]. Систему заместителей или «временных губернаторов» он распространил почти на всю стра­ну. При этом теперь рядом с «временным губернатором», как правило, не было никакого постоянного. Основное отличие «вре­менного губернатора» (пурана) от «постоянного губернатора» (чао мыанга) заключалось в том, что пуран не мог быть на­значен на срок более трех лет. Кроме того, его жалованье (т. е. доля налогов, конфискаций, штрафов и т. п., собираемых в данной провинции) было вдвое меньше, чем у чао мыанга. Та­кой чиновник, как правило переброшенный из другого района, не мог иметь прочных связей в местной среде и поэтому гораздо больше зависел от правительства.

Не ограничившись этим, Нарай создал специальный инсти­тут прокуроров (чакрапатов), которые должны были контроли­ровать деятельность губернаторов на местах. Главный чакрапат находился в столице и следил за деятельностью министров. На­ряду с постоянными чакрапатами Нарай назначал часто экстра­ординарных ревизоров, облеченных чрезвычайными полномочиями, вплоть до права казнить губернатора на месте [127, с. 85; 165, т. I, с. 255].

В последние годы своего правления Нарай практически уп­разднил должность первого министра (чакри), оставляя ее в течение ряда лет незамещенной, и взял на себя большую часть функций, которые исполнял чакри [127, с. 79, 81].

В итоге деятельности Прасат Тонга и Нарая могущество крупных светских феодалов было серьезно подорвано. Те из них, которые уцелели от казней и опал, превратились в чиновников короля не только по названию, но и на самом деле.

Но истребление крупных светских феодалов поставило На­рая лицом к лицу с другим крупным феодальным владельцем Сиама — буддийской церковью. Взаимоотношения Нарая и буд­дийского духовенства носили сложный характер. В начале его правления монахи оказывали ему значительную поддержку, ви­дя в нем продолжателя дела Прасат Тонга, боровшегося за централизацию страны и ликвидацию крупных светских феода­лов, которые соперничали с духовными. Более того, как при­знают даже католические миссионеры, самим троном Нарай в очень большой мере был обязан именно буддийским монахам [60, с. 35]. Поэтому в первые годы своего правления Нарай щедро одарял буддийские монастыри землями и крепостными и находился в самом добром согласии с верхушкой буддийского духовенства.

Но довольно скоро наступило охлаждение. В первую оче­редь здесь, видимо, сыграло роль то обстоятельство, что после ликвидации крупных светских феодалов буддийская церковь оказалась единственной организованной и могущественной си­лой, противостоящей королевской власти. Несмотря на внешний отказ от мирской суеты, буддийская церковь всегда принимала очень активное участие в политической жизни страны, и ее стремление руководить деятельностью короля, естественно, должно было вызывать с его стороны отпор. Наряду с этим ог­ромные богатства и земли монастырей, пользовавшиеся налого­вым иммунитетом, сами по себе не могли не вызывать соблаз­на у Нарая, постоянно нуждавшегося в деньгах для борьбы с Голландией.

Главная же причина конфликта заключалась в том, что за­давленное непрерывно растущими налогами крестьянство ста­ло массами уходить в монастыри, где эксплуатация была от­носительно меньшей. А в специфических условиях Сиама, при изобилии плодородной земли и относительной редкости населе­ния, рабочая сила представляла собой еще большее богатство, чем рисовые поля. Видимо, поэтому в источниках нет сведений о конфискации правительством Нарая монашеских земель, но довольно часто встречаются свидетельства, показывающие, что при Нарае проводилась весьма энергичная «чистка» монаше­ского сословия, т. е. попросту возвращение беглых крестьян и ремесленников в их прежнее состояние.

Практически такая «чистка» проводилась в форме ежегод­ных экзаменов, которые монахи должны были сдавать комиссии из специально назначенных правительственных чиновников. Ес­тественно, что простой земледелец или ремесленник, не иску­шенный в тонкостях буддийской казуистики и не владеющий священными языками (пали и санскритом), не мог выдержать подобный экзамен, и его, лишив монашеского сана, возвращали в податное сословие.

Такая политика Нарая не могла не встретить противодей­ствие со стороны церкви. Глава буддийского духовенства — сан-крат (настоятель королевской пагоды) неоднократно обращал­ся к Нараю с протестом по поводу «суровых наказаний», кото­рым тот подвергает своих подданных: они-де «по причине это­го ропщут и недовольны королем» [127, с. 254].

В результате дальнейшего обострения отношений Нарай за­претил всем буддийским монахам являться ко двору (кроме главного санкрата, который должен был это делать, так ска­зать, «по долгу службы»). Чтобы противопоставить буддийско­му духовенству свою, всецело зависящую от него религиозную организацию, Нарай стал всячески стимулировать деятельность индуистского духовенства, окружил себя брахманами и поощ­рял исполнение различных индуистских церемоний. Индуистская религия, однако, не получила сколько-нибудь значительного распространения за пределами узкого круга придворных [60, с. 39].

Усиление эксплуатации крестьянства в Сиаме в результате развития товарно-денежных отношений продолжалось на всем протяжении XVII в. Но особенно быстрые темпы этот процесс принял в. правление Нарая. Подавляющее большинство налогов при нем взималось в денежной форме. Был создан целый ряд новых налогов и значительно увеличены размеры старых.

Реальные размеры налогов, выколачиваемых из крестьян, од­нако, были еще больше, чем предписывалось законом, так как аппетиты чиновников-феодалов, ведавших сбором налогов (с ко­торых они получали известный процент), по мере проникнове­ния в страну европейских товаров и вообще предметов роскоши росли с не меньшей быстротой, чем требования королевской казны. Рассказы современников пестрят указаниями на злоупо­требления в области сбора налогов.

Потребности обороны от агрессии европейских держав за­ставляли правительство отрывать от работы многие тысячи крестьян для строительства военных сооружений.

Добавочным источником обогащения для королевской казны и обнищания для народных масс служила также государствен­ная внутренняя торговля. Организованная с широким размахом при Прасат Тонге, она была значительно расширена при На­рае, несмотря на то, что покупательная способность крестьян и горожан в это время, напротив, снизилась из-за роста нало­гов. В результате создался кризис сбыта. Французский посол Ла Лубер так описывает положение, сложившееся в 80-х го­дах XVII в.: «Раньше предшественники его (короля Нарая.— Э. Б.) и он сам посылали... хлопчатобумажные ткани в магази­ны на периферию лишь изредка и в умеренном количестве, после продажи которого частные лица имели возможности для торгов­ли. Теперь ткани поступают все время и их больше, чем можно продать» [161, т. I, с. 286].

Ликвидация торгового кризиса в условиях феодального Сиа­ма производилась, так сказать, административным путем. Сиам­цев попросту заставляли покупать залежавшиеся ткани и одеж­ду. Так, специальные чиновники следили, чтобы родители по­купали для своих малолетних детей одежду значительно рань­ше установленного обычаями срока. По сути дела, это был еще один, дополнительный, налог.

Непомерная эксплуатация крестьянства неизбежно должна была повлечь за собой обострение классовой борьбы. Раньше ьсего эта борьба, как и повсюду, проявилась в форме массо­вых побегов крестьян от своих феодальных владельцев как в другие районы страны, так и за границу. Так, еще в 1633 г. пыталась бежать (по-видимому, в Лаос) значительная часть на­селения северной провинции Након Лампанг, доведенного до отчаяния притеснениями феодалов. «Заговор» был своевремен­но раскрыт и виновники жестоко наказаны — их затаптывали слонами, топили в реке, четвертовали и казнили другими, не менее мучительными способами [264, с. 34].

При Нарае побеги приняли настолько массовую форму, что власти уже не могли с ними эффективно бороться. Крестьяне уходили в джунгли, где феодалы не могли их преследовать. Лишенные возможности заниматься своим основным занятием — земледелием, крестьяне зачастую объединялись в воору­женные отряды, подстерегавшие чиновников и купцов на лесных дорогах или же совершавшие набеги в долину.

Как указывает Ла Лубер, «разбойники», встречавшиеся в сиамских лесах, суть то же, что «разбойники» Китая, собирав­шиеся иногда целыми армиями и становившиеся хозяевами всей страны [161, т. I, с. 230] (здесь явно имеется в виду крестьян­ская война, незадолго до описываемого времени потрясшая Китай). Однако основная масса крестьянства в это время еще не доросла до осознания необходимости вооруженной борьбы с феодальным государством. Отдельные разрозненные высту­пления довольно быстро подавлялись централизованной госу­дарственной машиной. Такая судьба постигла, например, в 60-х годах XVII в. восстание, возглавлявшееся монахом, имя которого осталось неизвестным [249, с. 399].

Мощное антифеодальное восстание произошло в 1678 г. на острове Джанк Сейлон, когда возмущенные притеснениями гу­бернатора жители острова взяли штурмом дворец и убили гу­бернатора со всеми его приближенными. Однако и это восста­ние вскоре было подавлено [64, с. 257].

Несомненно, что подобные антифеодальные выступления в период правления Нарая имели место и в других районах стра­ны, но классовая борьба (если только она не принимает гран­диозных размеров), естественно, освещается в источниках этого времени меньше, чем какой-либо другой вопрос.

Сложность политического положения в Сиаме в последние годы правления Нарая заключалась в том, что антифеодальное движение крестьянства существовало параллельно, а зачастую и переплеталось с борьбой против иностранного (европейского) засилья, в которую были вовлечены не только крестьяне и го­рожане (купцы и ремесленники), но и значительная часть пра­вящего класса, прежде всего духовенство и крупные чиновники, боявшиеся утратить свои посты и доходы. На известном этапе, когда угроза подчинения Сиама Франции стала вполне реаль­ной, это патриотическое движение захватило почти весь народ, в результате чего создалась иллюзия некоего внеклассового единства сиамцев. Но прежде чем возникло это движение, Сиа­му пришлось еще испытать агрессию со стороны Голландии и Англии.

Первые годы правления Нарая, когда он еще неуверенно чувствовал себя на троне, вынужденный бороться с феодаль­ными мятежниками, были золотым временем для голландской Ост-Индской компании. Методы, которыми голландцы утвер­ждали свое монопольное господство на сиамском рынке, отли­чались большим разнообразием. Одним из мощных орудий в борьбе за это господство была так называемая система пропу­сков, введенная еще на рубеже 30—40-х годов XVII в., но проч­но утвердившаяся (по отношению к Сиаму) лишь во второй половине 50-х годов. Согласно правилам, установленным голландской Компанией, каждый корабль, выходящий из порта, где имелся голландский представитель, должен был получить на свой рейс письменное разрешение — пропуск от этого пред­ставителя. Все суда, не имеющие такого пропуска, при встрече -с голландскими кораблями в открытом море или даже в ней­тральных портах, где голландцы обладали достаточными си­лами, подлежали немедленной конфискации.

Большие возможности для подавления своих торговых кон­курентов давала голландцам их монополия на торговлю кожей, которую они получили в 1659 г. Ссылаясь на нее, они могли подвергнуть таможенному досмотру любое судно, пришедшее в Сиам. При этом сама процедура досмотра принимала такой характер, что наносила тяжелый ущерб купцам, которые ей подвергались. Яркий пример этому приводится в ноте сиам­ского правительства от 16 февраля 1664 г.: «В Год Свиньи (1659 т.— Э. Б.), когда в Сиам для торговли прибыли и бросили якорь у селения Боангтонбури (Бангкок.— Э. Б.) 13 китайских джонок из Японии, г-н ван Рейк явился к Коса Тибоди и по­просил его доложить королю, что китайцы якобы скупают оленьи шкуры. И по этой причине сн просил разрешения с помощью королевских чиновников обыскать эти джонки. Со­гласно этой просьбе, Коса Тибоди направил в распоряжение ван Рейка несколько служащих, вместе с которыми тот спу­стился вниз по реке (в гавань, где стояли джонки.— Э. Б.), про­держал их там 9—10 дней и, так и не обыскав их, вернулся обратно (в Аютию.— Э. Б.) В результате этой задержки ки­тайцы пропустили время для возвращения в Японию. Поэтому китайцы больше не хотят торговать в Сиаме» [прил., док. 54]. Другим способом извлечения выгоды из кожаной моно та­лии была выдача восточным купцам разрешений на скупку шкур, разумеется за соответствующее вознаграждение. При этом голландские резиденты часто прибегали к такому мошен­ническому трюку: дав, например, китайскому купцу разреше­ние на скупку, они выжидали, пока он соберет достаточно боль­шую партию шкур, а затем отменяли свое разрешение и отби­рали кожу. Пострадавший купец при этом, получал в виде ком­пенсации чисто номинальную сумму — значительно меньше той, которую он сам затратил [прил., док. 54].

Методы, применявшиеся в торговле кожей, голландцы нача­ли, так сказать, явочным порядком распространять и на тор­говлю сапаном, хотя сиамское правительство никогда формаль­но не предоставляло им монополии на покупку этого ценного сорта дерева [прил., док. 54]. Одновременно ван Рейк и его коллеги стремились полностью захватить в свои руки торговлю и другими важными видами товаров — оловом, тиком, слоновой костью и др.

С начала 60-х годов, однако, торговая экспансия голланд­ской Компании начинает наталкиваться на скрытое, но с каж­дым годом все более упорное противодействие со стороны сиамского правительства. Укрепив свою власть внутри страны, мо­лодой король с недюжинной энергией взялся за выполнение программы, которая была намечена и частично начала осущест­вляться при Прасат Тонге. Быстрыми темпами велось строи­тельство сиамского торгового флота. Сиамские корабли в Япо­нии и Китае все чаще стали перехватывать товары, которые голландцы привыкли считать своей монополией. Рост сиамского торгового мореходства стал не на шутку беспокоить голландцев [216, т. II, с. 39].

Наряду с развитием собственной морской торговли Нарай стремился привлечь в Сиам торговцев других азиатских и евро­пейских стран, чтобы нанести этим еще один удар по голланд­ской торговой монополии. Продолжая политику своего отца, он поддерживал дружеские отношения с различными индийски­ми государствами и предоставлял индийским купцам сущест­венные привилегии. При Нарае были установлены тесные тор­говые и дипломатические отношения с Персией. С конца 50-х го­дов было отправлено несколько посольств в Китай и Вьетнам [216, т. II, с. 92—98, т. III, с. 341, 366, 372; 236],

Особенно много энергии Нарай затрачивал на привлечение в Сиам европейских купцов, в первую очередь англичан и фран­цузов, которые, по его мнению, могли создать наиболее серьез­ную конкуренцию голландцам на сиамском рынке. Так, уже в 1659 г. Нарай обращается к английской Ост-Индской компании с приглашением вновь открыть свою факторию в Аютии. В 1662 г. прибывшие в Сиам первые французские миссионеры встретили здесь очень радушный прием, подготовивший почву для открытия французской фактории. Таким образом, после тридцатилетней почти полной монополии на сиамском рынке голландцы вынуждены были потесниться.

Естественно, что голландская Ост-Индская компания не мог­ла безучастно взирать на подобное развитие событий в Сиаме. Пользуясь своим безусловным военным превосходством, Ком­пания повела энергичное контрнаступление, стремясь не только восстановить, но и значительно расширить свои позиции в Сиа­ме. Поведение голландцев в Сиаме (особенно после открытия английской фактории в Аютии в 1661 г.) стало принимать все более вызывающий характер. Голландская Компания явно ис­кала предлог для объявления войны.

Уже в 1661 г. голландцы без всякого объявления войны или предъявления каких-либо претензий захватили два сиамских судна, шедших с грузом из Китая в Японию [216, т. II, с. 69]. В 1662 г. напряженность в сиамо-голландских отношениях уси­лилась, поведение голландцев стало еще более вызывающим. По приказу ван Рейка, в частности, на реке Менам был кон­фискован принадлежавший королю груз кожи, находившийся на китайской джонке [101, 1663, с. 174].

В качестве ответной меры Нарай установил внутреннюю мо­нополию на торговлю кожей. Отныне все охотники и другие поставщики оленьих и буйволиных шкур должны были продавать их не голландским факторам и их агентам — местным купцам, а только государству. Одновременно был издан указ анало­гичного содержания относительно торговли оловом в княжестве Лигор, где голландцы пользовались фактически монополией на торговлю этим металлом [101, 1663, с. 656]. Была установлена также государственная монополия на торговлю рисом, деревом, кокосовым маслом, бензоином и другими товарами.

Сложилась своеобразная ситуация. Голландцы формально сохранили свою монополию, но вынуждены были теперь иметь дело с одним мощным продавцом, потеряв, таким образом, воз­можность диктовать свои цены. Тогда голландская Компания решила применить бойкот. «Год-два со шкурами можно будет подождать, сами они их все равно не вывезут», — доносил Энох Поолвут, сменивший в январе 1663 г. ван Рейка на посту главы аютийской фактории [101, 1663, с. 174]. Поолвут, однако, оши­бался. Сиамскому правительству удалось быстро снарядить 12 джонок, укомплектованных китайскими командами. Эти суда, груженные кожей и другими товарами, были направлены в Ки­тай и Японию. Теперь голландцы обеспокоились не на шутку. В мае 1663 г. Совет Батавии принял решение начать войну против Сиама осенью, когда джонки, посланные королем Нараем, будут возвращаться после продажи кож с деньгами и даль­невосточными грузами. Захват этих кораблей нанес бы тяже­лейший удар внешней торговле Сиама. Тем временем главе фактории в Аютии Эноху Поолвуту был послан секретный при­каз подготовить факторию к эвакуации.

29 сентября 1663 г. у отмели, преграждающей вход в устье Менама, бросили якорь три голландских военных судна, кото­рые должны были поступить в распоряжение Поолвута. Поол­вут тайно переправил имущество и персонал фактории на суда и приступил к военным действиям. Первая же джонка, которую он встретил на пути, была им без всяких объяснений пущена ко дну. Команду, не ожидавшую нападения со стороны «союз­ника» Сиама и поэтому не сопротивлявшуюся, голландцы сбро­сили в воду, а товары перегрузили на свои суда. В то время как эскадра Поолвута поджидала возвращения сиамских джо­нок в Сиамском заливе, другая эскадра должна была перере­зать пути между Сиамом и Японией в районе Тайваня. Третья эскадра крейсировала в это время в Бенгальском заливе, охо­тясь на сиамские суда, идущие в Индию.

На Яве голландцы принудили местных владетелей закрыть свои порты для купцов, торгующих с Сиамом. Королевству Аче, придерживавшемуся традиционно дружественной политики в от­ношении Сиама, голландцы объявили войну и блокировали его берега. Изолированный от своих союзников, утративший боль­шую часть своего торгового флота и потерявший надежду на помощь Англии Сиам вскоре вынужден был капитулировать [46, с. 97].

22 августа 1664 г. был подписан мирный договор — первый р. истории Сиама неравноправный договор с европейской стра­ной [прил., док. 56].

В этом договоре, состоявшем из восемнадцати пунктов, Объ­единенная Ост-Индская компания принимала на себя, в сущ­ности, только два обязательства — не вредить судам, управляе­мым сиамцами, «при условии, что они не идут в страну, с кото­рой Компания 'Находится в состоянии войны» (ст. 15), и не вести военных действий против своих врагов на территории Сиа­ма (ст. 17). Кроме того, Компания обещала выплатить некото­рую компенсацию за захваченные и потопленные сиамские су­да (ст. 9—10). Подавляющее же большинство пунктов дого­вора представляет собою односторонние и очень существенные уступки со стороны Сиама.

Пункт второй договора предоставляет голландской Компа­нии «право торговли без помех всеми товарами, которые имеют­ся в данном месте». Этот пункт дополняется правом торговли «с любым лицом по своему выбору» (ст. 3). Эти пункты нано­сили тяжелый удар по установленной в Сиаме государственной монополии на внешнюю торговлю важнейшими видами товаров, которая являлась одним из существеннейших источников дохо­дов короля.

Пункт шестой договора предоставлял голландской Компании навечно монополию на экспорт оленьих и буйволиных шкур. Компания соглашалась переуступить королю 7—10 тыс. шкур «при условии, что их добыча будет на обычном или будет выше обычного уровня» (ст. 11).

Пункт пятый запрещал нанимать на суда матросов китай­цев, японцев или вьетнамцев (именно эти люди составляли ос­новной контингент сиамских экипажей). Голландцы позаботи­лись также о том, чтобы установить контроль над внешними сношениями Сиама. Посольство в Китай, например, они обя­зуются пропустить лишь при условии, что в нем будет состоять не более двух китайцев переводчиков, и притом если сама Ком­пания будет находиться в это время в дружбе с китайским им­ператором (ст. 12).

В следующем пункте это же условие ставится в более об­шей форме: «Джонки или суда Его Величества (короля Сиа­ма. - Э. Б.) и его подданных имеют право плавать в Макао, Манилу, Кантон или другие места, пока Компания состоит в дружбе и союзе с. этими странами». Более того, даже в этом случае сиамские суда должны получать пропуска от голланд­ской Компании (ст. 13). В то же время договор предоставлял свободный доступ в сиамские порты всем союзникам Голландии (ст. 14).

Очень важной уступкой, вырванной у Сиама, было право экстерриториальности для всех голландских подданных, какиебы преступления они ни совершили. Статья 8 договора гласила: «В случае... если кто-нибудь из служащих Компании совершит серьезное преступление в Сиаме, король и судьи (Сиама) не имеют права судить его, но он должен быть передан главе Компании в Сиаме, чтобы быть наказанным согласно нидер­ландским законам, а если случится, что упомянутый начальник окажется соучастником в тяжелом преступлении, Его Величе­ство имеет право держать их обоих под домашним арестом, по­ка не известит о происшедшем генерал-губернатора (голланд­ской Ост-Индской компании.— Э. Б.)».

В то же время договор обязывал сиамское правительство наказать и наказывать в дальнейшем всех лиц, наносящих ущерб Компании (ст. 1), а должников Компании «держать в строгом заключении, пока Компания не получит причитающее­ся, а в случае, если Компания не сможет обеспечить оплату своих... требований таким образом... выдать упомянутых долж­ников Компании».

Наконец, договор запрещал на вечные времена «повы­шать экспортные и импортные пошлины, выплачиваемые Компа­нией» (ст. 4).

Последняя статья, восемнадцатая, торжественно объявляла, что «вышеуказанные пункты (соглашения.— Э. Б.} должны со­блюдаться не только нынешним королем Сиама и нынешним ге­нерал-губернатором И. Метсёйкером и Советом Индии, но и их наследниками на вечные времена».

Вскоре после подписания договора (между 1664 и 1666 г.) голландцам удалось вырвать у Нарая еще одну, важнейшую уступку — право беспошлинной торговли на всей территории Сиама. В то же время сами голландцы, несмотря на протесты Нарая, продолжали взимать высокие пошлины с сиамских ко­раблей, заходивших в принадлежащие голландцам порты [101, 1666—1667, с. 201].

Несмотря на заключение мира в 1664 г., отношения между Сиамом и голландской Компанией продолжали оставаться на­пряженными. Голландские корабли по-прежнему нападали на сиамские суда в открытом море. Так, в начале 1666 г. они обстреляли и захватили близ Коломбо сиамское торговое судно под тем предлогом, что оно без разрешения голландцев перево­зило груз корицы и меди. Капитана судна голландцы увезли в свою факторию в Баласоре (Бенгал). В 1667 г. аналогичный случай произошел с сиамским судном, шедшим в Китай. Хотя в обоих случаях суда и конфискованные товары (частично или полностью) были возвращены сиамцам, данные торговые рейсы, разумеется, уже были сорваны [101, 1666—1667, с. 201, 335].

В 1672 г. голландцы захватили сиамское судно с ценным грузом, шедшее из Бомбея в Бангкок. Не желая возвращать богатую добычу, голландские власти дали указание прекратить отправку товаров в Сиам и подготовить аютийскую факторию к эвакуации [46, с. 110; 216, т. II, с. 103]. Но до войны дело не дошло. Король Нарай, чувствуя свою слабость, не принял вызова. В то же время он напряженно продолжал искать союз­ников в борьбе с голландской агрессией, рассчитывая получить помощь от Англии и Франции.