Установление голландской гегемонии на море

 

Государство Матарам и голландская Ост-Индская компания

В третьей четверти XVII в.

 

В середине февраля 1646 г. султан Агунг умер. Ему насле­довал его сын Амангкурат I (1646—1677). Начало его правле­ния было ознаменовано многими бурными событиями. Едва Амангкурат I взошел на трон, вспыхнуло восстание на крайнем Востоке Явы. Его возглавил бывший князь Баламбангана Таванг Алун. На помощь повстанцам поспешил правитель Бали. В короткое время весь Баламбанган отпал от Матарама и со­здалась угроза для земель, расположенных западнее. Аманг­курат I послал на восток большую часть своих войск во гла­ве с лучшим полководцем своего отца Туменггунгом Вира Гуной. Военные действия пошли неудачно для матарамцев, В од­ной из стычек Вира Гуна погиб, видимо попав в засаду. Меж­ду тем в столице, пользуясь отсутствием большей частиправи­тельственных войск, поднял мятеж младший брат Амангкурата I Пангеран Алит. Он ворвался со своими сторонниками во дворец и едва не убил брата, прежде чем пал под ударами мадурских лейб-гвардейцев [132, с. 209; 135, т. I, с. 27; 263, с. 174].

Эти события потрясли и без того неустойчивую психику мо­лодого правителя. С тех пор до конца его правления ему всю­ду мерещились измены и заговоры, он не доверял никому и каз­нил своих родственников и вельмож по малейшему подозрению. Один из голландских историков наградил его даже прозвищем «Яванский Нерон» [132, с. 210].

Новый правитель Матарама вошел также в конфликтные от­ношения с мусульманским духовенстзом. Одним из показате­лей этой конфронтации был отказ от титула султана, который носил его отец, и возвращение к старому местному титулу — сусухунан, или сунан. Он ревизовал судопроизводство Матара­ма и ограничил юрисдикцию религиозных судов [263, с. 175]. После восстания принца Алита, который пользовался сочувствием мулл, Амангкурат I прибег к прямому террору против духовенства. Он приказал начальникам четырех кварталов, на которые делилась столица, составить списки всех проживавших здесь мусульманских священнослужителей. Все они, 6 тыс. че­ловек, без суда и следствия были перерезаны в один день. В живых оставили только нескольких священников. Их выве­ли к народу, и они дали нужные показания об «ужасном заго­воре, который они готовили против сусухунана» [215, т. I, с. 159]. Чтобы как-то укрепить свою шатающуюся власть, Амангку­рат I решил пойти на мир с Голландией. В середине 1646 г. в Батавию прибыло матарамское посольство (формально не от имени сусухунана, а только от его первого министра) для зон­дирования почвы. Генерал-губернатор Корнелис ван Лейн тут же направил в Матарам ответное посольство во главе с главным бухгалтером Компании Себальдом Вондераром. Вондерар вернул матарамскому правительству захваченные на корабле «Реформация» сокровища, а также яванских послов и мулл. В ответ на это Амангкурат I освободил 33 голландских плен­ных [242, с. 266].

Вскоре после этого, в сентябре 1646 г., в Батавию прибыло новое матарамское посольство с проектом мирного договора из шести пунктов. Согласно, этому проекту: 1) голландская Компания обязывалась каждый год посылать посольство в Матарам с товарами Компании; 2) послам и паломникам из Матарама разрешался проезд на судах Компании; 3) произво­дился обмен пленными; 4) стороны обязывались возвращать друг другу перебежчиков; 5) стороны обязывались оказывать друг другу военную помощь против всех врагов; 6) подданным Матарама разрешалось свободное плавание во все области, подчиненные голландской Компании [242, с. 286—287].

Генерал-губернатор и его Совет легко согласились на пер­вые четыре пункта, но из-за двух последних завязался ожесто­ченный спор. В конце концов стороны пришли к соглашению, что голландская Компания и Матарам будут помогать друг другу только против таких врагов, с которыми никак нельзя договориться мирным путем (Компания.здесь заявила претен­зию на роль арбитра в международных отношениях Матарама). Что касается шестого пункта договора, то в него была внесена оговорка, запрещающая матарамцам плавать на острова Ам­бон, Банда, Тернате и в Малакку без специального разрешения властей Компании в каждом отдельном случае. В таком виде договор был подписан 24 сентября 1646 г. и ратифицирован Амангкуратом I в начале 1647 г. [96, т. I, с. 483—485- 132, с. 210].

Обеспечив мир с Голландией, Амангкурат I с новыми силами начал борьбу за централизацию страны. Подавив духовную секцию феодального класса, он теперь взялся за светских фео­далов. Некоторые из них, наиболее могущественные, были каз­нены, также, как правило, без суда и следствия. Чтобы не дать укорениться новым феодалам, назначенным на их место, Амангкурат I прибегнул к политике, которую примерно в это же время осуществлял сиамский король Прасат Тонг. Он по­стоянно менял губернаторов, перемещая их с одного поста на другой. Как и Прасат Тонг, он держал губернаторов большую часть года при своем дворе. В то же время он неоднократно менял административное деление Матарама, что вело к новым служебным перемещениям, а также создавал новые должности, благодаря чему был усилен взаимный контроль феодалов друг за другом [132, с. 208—209; 135, т. I, с. 14; 158, с. 280; 215, т. I, с. 159; 280, с. 93].

Чтобы пополнить опустевшую в результате многочисленных войн казну, Амангкурат I стал искать новые источники дохода во внешней торговле. Если предшественник Амангкурата I, Агунг, в начале своего правления гордо заявлял голландцам, что он не купец, и разрешал им торговать в своих портах бес­пошлинно, то теперь в Матараме были введены высокие торго­вые пошлины. Кроме того, так же как в Сиаме в это время, здесь была установлена государственная монополия на боль­шинство товаров, вывозившихся из страны. Для наблюдения за торговыми интересами государства в матарамские порты были назначены специальные суперинтенданты, подчинявшиеся непо­средственно монарху. При Амангкурате I с помощью голланд­ских специалистов на верфях Джапары началось строительство судов европейского типа. Однако, когда новый флот достиг зна­чительных размеров, голландцы внезапно прекратили свою по­мощь, а среди яванцев не нашлось достаточного количества опытных моряков, чтобы укомплектовать суда нового типа. Анг­личане, закрывшие свою факторию в Джапаре еще в 1648 г., также не могли оказать профессиональной помощи АмангкуратуI[135, т. I, с. 88, 92, 105; 209, с. 59, 60; 271, с. 104].

Чтобы оказать давление на голландцев, Амангкурат I в 1652 г. заключил мир со своим старинным врагом, султанатом Бантам, но из попытки зажать Батавию между двумя яван­скими государствами ничего не вышло. Бывшие соперники слишком мало доверяли друг другу, а голландская Компания в 50-х годах XVII в. уже настолько усилилась, что практиче­ски полностью контролировала индонезийские воды. Амангкурату I пришлось выступать в отношении Компании в качестве просителя. Голландцы, однако, очень неохотно выдавали матарамским кораблям пропуска для плавания и обычно откло­няли просьбы предоставить матарамским купцам места на гол­ландских судах, идущих в Индию. В 1655 г. отношения Мата­рама с Компанией на этой почве обострились настолько, что Амангкурат I закрыл свои порты для голландских судов. Но голландцы уже могли обходиться без яванского риса. Они наладили его подвоз в Батавию и Малакку из Сиама и других мест. Сам же Матарам, отрезанный от моря, стал терять одно за другим свои внешние владения. Так, в 1657 г. князь Сукаданы на Калимантане окончательно отверг матарамский сюзе­ренитет. В том же году Амангкурат I был вынужден снова от­крыть свои порты для голландцев. В 1660 г., после того как голландский флот разгромил столицу Палембанга, суматранского вассала Матарама, Амангкурат I снова распорядился за­крыть порты. Но эта мера также не принесла пользы Матараму. Занятый вновь вспыхнувшей борьбой с крупными фео­далами, матарамский монарх не мог долго поддерживать на должном уровне государственную торговую монополию, и после 1664 г. она пришла в упадок [135, т. I, с. 42, 60, 67, 105; 152, с. 279; 209, с. 57, 60].

На рубеже 50—60-х годов XVII в. внутреннее положение в Матараме снова обострилось. В 1659 г. Амангкурат I запо­дозрил своего тестя Пангерана Пекика, потомка независимых князей Сурабаи, в покушении на свою жизнь. Пангеран Пекик был казнен вместе со своей семьей, насчитывавшей более 40 че­ловек. Одновременно были истреблены многочисленные сторон­ники Пангерана Пекика в Сурабае. В 1660 г. был убит по при­казу сусухунана еще недавно бывший в большом фаворе гу­бернатор Пати. Он был обвинен в связях с голландцами. Вскоре после этого началось восстание принцев из побочной ветви пра­вящей династии. Войска Амангкурата I подавили восстание, а все повстанцы, попавшие в руки правительства, были казнены. В 1662 г. был казнен губернатор Джапары, обвиненный в са­мовольном возобновлении переговоров с Батавией [135, т. I, с. 125, 134, 143. т. II, с. 4, 13; 215, т. I, с. 160].

Во второй половине 60-х годов террор продолжался. Всего, по оценке голландских современников, Амангкурат I уничто­жил 20 тыс. человек [106, с. 16]. В то же время он чувствовал себя крайне неуверенно и появлялся на людях только в окружении многочисленной стражи из мадурцев (яванским солдатам он не доверял). Большую же часть времени сусухунан прово­дил в своем дворце, «окруженный 10 тыс. женщин» (в это чис­ло входило 1 тыс. жен и наложниц, 6 тыс. служанок и 3-тысяч­ная женская лейб-гвардия). Но и в этом внутреннем дворце Амангкурату I мерещились заговоры. Когда в 1667 г. умерла его любимая наложница Рату Маланг, он, заподозрив, что ее отравили, посадил в железную клетку и уморил голодом 43 на­ложницы. Отношения сусухунана со своими четырьмя сыновья­ми от главных жен также были очень натянутыми. Особое его подозрение вызывал старший сын Пангеран Адипати Аном. В конце 60-х годов Амангкурат I лишил его всех владений и со­слал на необитаемый остров у южных берегов Явы. В 1672 г. Адипати Аном был помилован, восстановлен в правах наслед­ника престола и получил в управление Сурабайскую область. Впрочем, как и другие крупные феодалы, он только получал от нее доходы, сам же был принужден жить в столице под присмотром шпионов отца. Неустойчивость положения Адипа­ти Анома побудила его искать выхода в заговоре, и он вскоре нашел себе союзников [132, с. 212; 158, с. 281; 209, с. 66—67; 262, с. 101; 263, с. 152].

В это время при матарамском дворе жил князь Раден Трунаджайя, внук последнего независимого правителя Западной Мадуры. Амангкурат I, казнив отца Трунаджайи, назначил гу­бернатором Западной Мадуры его младшего брата Тьякрадининграта II, и Трунаджайя, считавший себя законным претен­дентом на эту должность, естественно, не испытывал теплых чувств ни по отношению к дяде, ни по отношению к сусухуна-ну. Другой крупный феодал, Раден Каджоран, престарелый потомок духовного правителя Семаранга, также недовольный политикой Амангкурата I, свел Адипати Анома со своим зя­тем — молодым, энергичным Трунаджайей. Три заговорщика договорились о совместном выступлении в центре, на востоке Явы и на Мадуре. В обычных условиях этот заговор вылился бы в краткосрочный феодальный мятеж, каких уже немало бы­ло в истории Матарама. Он кончился бы заменой одного мо­нарха другим, мало от него отличающимся, либо был бы по­давлен правительством с большим или меньшим кровопролити­ем. Но на этот раз заговор трех озлобленных феодалов вызвал к жизни мощную народную войну, охватившую большую часть территории страны, потрясшую основы государства и повлек­шую за собой иностранную интервенцию и фактическую утрату независимости Матарама.

Причиной этому было то, что в первой половине 70-х годов Матарам вступил в полосу тяжелейшего кризиса. Предпосылки кризиса накапливались на всем протяжении правления Аманг­курата I. Внешнеполитические факторы здесь сложно перепле­тались с внутриполитическими. Главной внешней причиной бы­ла экспансия голландской Ост-Индской компании, стремившей­ся подавить местное судоходство в индонезийских водах и преуспевшей в этой задаче в 50—60-х годах XVII в. Если в на­чале XVII в. богатые порты Северной Явы служили перевалоч­ным пунктом в торговле пряностями и были всегда переполне­ны судами, приходившими сюда со всех концов Юго-Восточной Азии, из Индии и Китая, то теперь они опустели. Многочис­ленные колонии азиатских купцов, издавна живших на Север­ной Яве, также пришли в упадок. Многие купцы перебрались б другие страны, не находившиеся в такой опасной близости к Батавии. Традиционный матарамский экспорт на острова Пря­ностей — рис и грубые местные ткани не находили больше спро­са. За ту часть этих товаров, которую голландцы приобретали для своих нужд, они платили смехотворно низкие цены.

Доходы казны резко упали. Для того чтобы поддерживать стабильность матарамского государства, нужны были решитель­ные и гибкие меры. Нельзя сказать, чтобы в этой сложной обстановке Амангкурат I пошел по принципиально неправиль­ному пути. Стремясь восполнить упадок частной торговой ини­циативы купцов и отдельных приморских феодалов, он противопоставил экспансии голландской Компании государственную торговую монополию и строительство флота по европейско­му образцу, о чем уже говорилось выше. Его борьба за укреп­ление централизации и подавление крупных феодалов также Гыла в принципе правильным и прогрессивным шагом (в Сиа­ме подобная политика обеспечила стабильность государства более чем на полвека). Тем не менее целый ряд как субъек­тивных, так и объективных факторов привел его политику к краху. Немаловажным субъективным фактором была личность самого монарха. Неустойчивость его внешней политики, резкие перемены курса, когда он то дружил с Бантамом, то снова вел с ним войну (1657—1659), то воинственно бряцал оружием перед голландцами, то искал с ними дружбы, отказываясь от поддержки своего естественного союзника — Макасара, кото­рый в эти годы вел упорную борьбу с Компанией (в 1654 г. Амангкурат I обещал выдавать голландцам макасарских «пиратов», после 1659 г. перестал принимать макасарские посоль­ства) [158, с. 279; 209, с. 58],— все это не позволило Матараму создать прочную антиголландскую коалицию, которая в тот момент могла бы еще выбить голландцев из Батавии.

Дегенеративные черты в характере Амангкурата I, о кото­рых так много писали голландцы, посещавшие Матарам, так­же, несомненно, не были лишь плодом вымысла этих враж­дебно настроенных свидетелей. Своей тактикой превентивного террора, когда по одному подозрению уничтожались целые фео­дальные кланы, включая женщин и детей, Амангкурат I создал среди правящего класса атмосферу полной неуверенности в завтрашнем дне. Естественно, что он не мог рассчитывать на симпатию и поддержку подавляющего большинства феодалов в случае серьезного кризиса. Кроме того, каждый феодальный клан состоял не только из одних феодалов. Из-за существо­вавшего в Матараме многоженства каждый такой клан с тече­нием времени сильно разбухал, достигая нескольких сот, а иногда и нескольких тысяч человек. Младшие ветви феодаль­ного рода уже не находили места в феодальной иерархии и по своему материальному положению ничем не отличались от простонародья. Кроме того, к каждому такому клану примы­кало множество клиентов, зависимых крестьян и разного рода челядинцев, людей, оторвавшихся от общины и искавших про­питание возле «сильных мира сего». Все они (точно так же, как и при репрессиях Ивана Грозного, монарха во многом по­хожего на Амангкурата I) уничтожались вместе с главой кла­на. Так что среди многотысячных жертв террора число людей из угнетенных классов значительно превышало число собствен­но феодалов. Поэтому народ, обычно равнодушный к личности правящего монарха и, более того, питавший в отношении него царистские иллюзии, в данном случае стал проникаться враж­дебными чувствами к сусухунану.

Разорив и уничтожив одного феодала, Амангкурат I тут же назначал на его место другого, наделяя его такими же, если не большими, феодальными доходами. Более того, увеличивая в целях перекрестного контроля феодалов число администра­тивных постов, он увеличивал и объем потребляемого феодала­ми прибавочного продукта, в то время как обедневшая страна не могла вырабатывать этот продукт даже в прежнем количе­стве. Единственным выходом из положения мог стать строжай­ший режим экономии, но, и в этом заключалась объективная причина кризиса, правящий класс был совершенно неспособен на самопожертвования. Даже такой своевольный монарх, как Амангкурат I, был бы неспособен его к этому принудить. А он и не пытался этого делать, и сам продолжал раздувать расходы своего огромного двора. Теперь у крестьян стали изымать не только прибавочный, но и значительную часть необходимого продукта. Достаточно было искры, чтобы произошел взрыв. 4 августа 1672 г. произошло грандиозное извержение вул­кана Мерапи, при котором погибло много тысяч человек. Вла­сти не оказали никакой помощи пострадавшим районам. Насле­дующий год страну поразила страшная засуха. Целые деревни вымирали от голода. Когда в 1674 г. Трунаджайя поднял знамя восстания на Мадуре, крестьяне толпами устремились к нему. Затем восстание перекинулось на Восточную Яву. Так, неожи­данно для себя, Трунаджайя стал вождем крестьянской войны.

Восточная Индонезия в третьей четверти XVII в. (падение Макасара)

 

К началу 60-х годов позиции голландцев на Калимантане значительно укрепились. В декабре 1660 г. правитель Банджармасина пангеран Рату вынужден был подписать с голландской Компанией договор, в котором признавал, что за разгром фак­тории в Мартапуре в 1638 г. ей полагается возмещение в раз­мере 50 тыс. реалов. Поскольку пангеран Рату не располагал такой огромной суммой, он в погашение ее снизил торговую пошлину для голландцев с 7 до 5% [прил., док. 42].

Но это было только началом его капитуляции перед гол­ландской Ост-Индской компанией. Полгода спустя, 16 мая 1661 г., он подписал новый договор из семи пунктов, в котором предоставлял Компании фактическую монополию на вывоз пер­ца. На перец устанавливалась твердая, выгодная для голланд­цев, цена, которую пангеран не имел права в будущем повы­шать ни при каких обстоятельствах. Наконец, голландцы полу­чили в Банджармасине право экстерриториальности. «В-пя­тых,— говорилось в договоре,— если кто-нибудь из подданных Компании совершит преступление, пангеран Рату не может его наказывать, он должен передать его голландскому начальнику в Мартапуре» [прил., док. 46]. В 1664 г. пангерана Рату на банджармасинском престоле сменил пангеран Сурджаната, который в новом договоре от 7 сентября 1664 г. подтвердил все при­вилегии, предоставленные голландской Компании.

Примерно в это же время дружбы голландской Компании стал искать султан Брунея, приславший в 1666 г. посольство в Батавию. После цветистых приветствий и пожеланий, «чтобы Батавия и Борнео были как одна земля», султан в своем пись­ме И. Метсёйкеру переходит к сути дела: просит прислать пу­шек и мушкетов с порохом и пулями, а также просит выдать несколько морских пропусков, чтобы послать людей с Борнео в Сиам и Паттани [прил., док. 71]. Последняя просьба свиде­тельствует о том, что к середине 60-х годов плавание не только на острова Пряностей, но и вообще в морях Юго-Восточной Азии, предпринятое без специального разрешения голландцев, стало крайне рискованным предприятием.

На Сулавеси голландская Компания в 50-х годах продолжа­ла политику окружения Макасара своими форпостами. В 1654г. Монгондоу — правитель княжества Болоанг обратился к Ком­пании с просьбой о помощи против испанцев, угрожавших ему с Филиппин. Голландцы воспользовались этой просьбой, чтобы возвести на Северном Сулавеси сильную крепость Менадо. Сул­тан Макасара Хасан-уд-дин, считавший Северный Сулавеси зо­ной своих интересов, заявил руководству Компании энергич­ный протест, но он был оставлен без последствий [132, с. 202; 158, с. 259, 277].

Отношения голландской Компании с Макасаром во второй половине 50-х годов XVII в. продолжали ухудшаться до тех пор, пока в 1660 г. не наступил окончательный разрыв. Весной 1660 г. из Батавии против Макасара была направлена огром­ная эскадра из 31 корабля с десантом 2600 человек. Передовой отряд этой эскадры 6 июня 1661 г. ворвался в Макасарскую бухту и завязал бой со стоявшей там португальской эскадрой из шести кораблей. Португальцы понесли тяжелое поражение. Их корабли были пущены ко дну, остатки экипажа вплавь до­брались до берега. После того как у Макасара собрался весь флот, 12 июня, голландцы высадили десант к югу от столицы и захватили макасарскую крепость Панакуканг [132, с. 198; 158, с. 275; 280, с. 87].

Видя, что его оборона не подготовлена к такому массиро­ванному удару, Хасан-уд-дин заключил перемирие и направил своих послов в Батавию для ведения переговоров. Голландский командующий И. ван Дам потребовал, чтобы послами были знатнейшие люди государства и чтобы даже после подписания договора они оставались заложниками в Батавии. 19 августа 1660 г. договор из 27 пунктов был подписан в Батавии, а 1 де­кабря 1661 г. ратифицирован Хасан-уд-дином [242, с. 333, 337]. В этом договоре голландская Компания брала на себя толь­ко одно обязательство — вывести свой гарнизон из крепости Панакуканг, и то при условии уплаты Макасаром военных из­держек. Все остальные пункты договора содержали уступки только со стороны Макасара. В статьях 1 и 2 Макасар отка­зывался от своих притязаний на Бутунг и Менадо, которые из дипломатических соображений объявлялись владением не Ком­пании, а ее марионетки — султана Тернате Мандар-шаха. В статье 4 султан обязывался не вмешиваться в дела на ост­ровах Пряностей, статья 5 гласила: «Подданные или жители Макасара не должны посещать эти острова... Если они нару­шат этот запрет Компании, они будут убиты или обращены в рабство, а их суда и товары конфискованы». Запрет, нало­женный этим пунктом, дополнялся в статье 8, где говорилось: «Так как, по воле Божьей, Компании принадлежит монополия на гвоздику, мускатный орех и мускатный цвет, правительство Макасара не должно разрешать ввоз и торговлю этими пряно­стями на своей земле никому, кроме Компании, и сурово карать контрабандистов». Наконец, в статье 12 султан Макасара обя­зывался выдворить из своих владений всех португальцев [прил., док. 41].

После заключения договора, 19 августа 1660 г., неустойчи­вый мир продержался шесть лет. Голландцы были недовольны тем, что выдворение португальцев из Макасара не было дове­дено до конца, а Хасан-уд-дин протестовал против предостав­ления Батавией убежища его мятежному вассалу Ару Палаке, князю Бони[40].

В 1665 г. началась вторая англо-голландская война. В на­чале 1666 г. в Индонезию стали поступать известия о серьез­ных поражениях Голландии на европейском театре военных дей­ствий. Англичане, находившиеся в Макасаре, стали всячески подстрекать султана вступить с Англией в военный союз про­тив Голландии. Но военные силы Англии в Юго-Восточной Азии были незначительными по сравнению с голландскими, и Хасан-уд-дин, трезво оценив обстановку, на союз с английской Ост-Индской компанией не пошел. Однако голландская разведка уз­нала о переговорах. В Батавии решили, что сам этот факт — достаточный предлог для нападения на Макасар. 5 октября 1666 г. генерал-губернатор И. Метсёйкер и Совет Индии приня­ли решение объявить Макасару войну. 24 ноября 1666 г. из Батавии вышел флот под командованием Корнелиса Спеелмана, состоявший из 21 корабля с десантом 600 голландских муш­кетеров, вспомогательного войска, набранного на Амбоне, и отряда эмигрантов бугов во главе с Ару Палакой [242, с. 338; 263, с. 169; 280, с. 87].

19 декабря 1666 г. эскадра достигла Макасара. Хасан-уд-дин направил к голландскому командующему послов с подарками и деньгами. Спеелман деньги взял (в счет будущих контрибу­ций), а затем приказал открыть огонь по городу. Но за годы, прошедшие после поражения 1660 г., Макасар и его окрестности были сильно укреплены. Хасан-уд-дин возвел вокруг сво­ей столицы кольцо фортов, построенных по европейскому образ­цу. Спеелман не решился сразу штурмовать эти укрепления. Он предпочел нанести удар в другом месте. Эскадра двинулась вдоль побережья на юг и 25 декабря 1666 г. высадила десант на равнине близ города Бантаанга, в районе, который был ри­совой житницей Макасара. Войска Спеелмана сожгли Бантаанг и 30 деревень, лежавших в его окрестностях. При этом были уничтожены огромные запасы риса, хранившиеся в госу­дарственных амбарах [132, с. 199; 220, с. 4—6].

Затем эскадра Спеелмана направилась к городу Бутунг, ко­торый в этот момент осадило макасарское войско численностью 11 тыс. человек под командованием генерала Бонто Марану. Голландский десант был гораздо меньше, но лучше вооружен, а главное — в его составе был Ару Палака, который обратился к находившимся в составе макасарского войска своим сопле­менникам — бугам, и они перешли на его сторону. Измена бугов решила дело. После тяжелого боя, который длился весь день 1 января 1667 г., Бонто Марану прислал к Спеелману парламентеров. 4 января была подписана капитуляция [96, т. II, с. 346—348]. Из 5 тыс. пленных, попавших в его руки, Спе­елман 400 подарил в качестве рабов своим офицерам. Осталь­ные были высажены на необитаемом островке в проливе между Бутунгом и Сулавеси, и здесь они все вскоре погибли от го­лода. С тех пор этот островок получил у местных жителей на­звание «Макасарское кладбище» [220, с. 7—10].

Затем Спеелман предъявил радже Бутунга счет за избавле­ние. 31 января 1667 г. он подписал с ним договор, по которому раджа в обмен на скромную пенсию, 250 гульденов в год, обя­зывался истребить все гвоздичные деревья на своей террито­рии. Силы Макасара, несмотря на поражение при Бутунге, ос­тавались еще весьма значительными, и поэтому Спеелман вме­сто фронтальной атаки решил нанести Хасан-уд-дину еще один удар с тыла. Пока голландская эскадра крейсировала вдоль макасарского побережья, отвлекая внимание защитников Ма­касара, Ару Палака и сопровождавший его капитан Ионкер с небольшим отрядом направились в Бонн, рассчитывая поднять там восстание против Хасан-уд-дина. Расчет оправдался, хотя и не сразу. Пока Ару Палака укреплял свои позиции в Бонн, Спеелман с эскадрой успел побывать на Молукках и подавить начавшееся там вновь сопротивление, видимо активизированное известиями об англо-голландской и голландско-макасарской войне. Между тем Ару Палака к лету 1667 г. сформировал се­митысячное войско, не считая голландских мушкетеров капита­на Ионкера, и сухопутным путем, сквозь джунгли Юго-Западно­го Сулавеси, вышел в тыл макасарских укреплений и внезапной атакой в ночь на 19 августа 1667 г. захватил макасарские фор­ты близ Галесунга к югу от столицы [132, с. 199; 158, с. 273; 220, с. 15—16; 263, с. 170].

Теперь Спеелман получил возможность беспрепятственно высадить десант и в начале сентября 1667 г. начал осаду Ба-ромбонга, ключевой крепости в кольце укреплений, окружавших Макасар. Голландский штурм, однако, был отбит крупнокали­берными 18-фунтовыми пушками со стен крепости. Осада за­тянулась. Спеелман послал за подкреплением на Амбон, где формировались вспомогательные голландские войска из мест­ных христиан. Но в ночь на 23 октября 1667 г. Ару Палака внезапно овладел Баромбонгом. Видимо, дело здесь не обош­лось без измены. Среди местных феодалов, владения которых на периферии были уже сильно разорены союзниками, нача­лись колебания, и кто-то из них под покровом ночи мог впу­стить в неприступную крепость войска Ару Палаки.

После этого соединенные силы Спеелмана и Ару Палаки осадили резиденцию султана — замок Самбупо. Хасан-уд-дин чувствовал себя уверенно за каменными стенами четырехметро­вой толщины, но рыхлая структура макасарского государства скоро дала себя знать. Султан в Макасаре был только «пер­вым среди равных» — крупных феодалов, правивших султана­том в значительной степени коллективно. Эти «гранды», как их называют голландские источники, стали один за другим поки­дать Хасан-уд-дина вместе со своими войсками. Султан вы­нужден был начать переговоры. 18 ноября 1667 г. в деревне Бонгайя был подписан договор, вошедший в историю под на­званием Бонгайского.

Значение этого договора в истории колониального подчине­ния Индонезии велико. Впервые в истории крупное индонезий­ское государство было вынуждено подписать кабальный договор с европейской державой. Голландцы прежде всего позабо­тились о том, чтобы разоружить Макасар. В статье 10 дого­вора говорилось: «Что касается приморских укреплений Мака­сара, построенных для обороны против Компании, то после подписания этого договора они все должны быть срочно сры­ты... Только большой форт Самбупо оставляется королю. И в дальнейшем Макасар не должен нигде строить никаких укреплений без согласия Компании. Что же касается форта Уджунгпанданг, то... макасарский гарнизон должен оставить его и передать Компании в полном порядке, чтобы они поместили там свой гарнизон» [прил., док. 76].

Далее Макасар должен был пойти на значительные тер­риториальные уступки — окончательно отказаться от своих прав на остров Бима (Сумбава), Северный Сулавеси, Бутунг, Бонн. На Макасар была наложена огромная военная контри­буция [прил., док. 76, ст. 29].

Далее ряд пунктов договора был направлен на то, чтобы фактически убить макасарскую международную торговлю. Пор­тугальцы и англичане и все прочие европейцы (кроме голланд­цев) навсегда изгонялись из Макасара. Договор оставлял мест­ным купцам право ввозить «простые ткани, которые производятся на побережье Явы» [прил., док. 76, ст. 6, 7, 23]. На тор­говлю и мореходство самих макасарцев были наложены самые жесткие ограничения, лишившие Макасар основного источника его доходов [прил., док. 76, ст. 8].

Голландская Компания получала право беспошлинной тор­говли в Макасаре [прил., док. 76, ст. 8], а макасарское прави­тельство обязано было взыскивать долги с должников Компа­нии, а если это окажется невозможно, само уплачивать эти долги [прил., док. 76, ст. 5]. Внешняя политика Макасара ста­вилась под контроль голландской Ост-Индской компании [прил., док. 76, ст. 23, 26].

Когда Бонгайский договор был доставлен в Батавию, ликование голландцев было безмерным. Победа над Макасаром была отмечена салютом 200 залпов. Но сопротивление Макаса­ра еще не было окончательно сломлено. Феодалы, покинувшие Хасан-уд-дина, скоро поняли, что Бонгайский договор ударил и по их доходам (все они в какой-то мере участвовали в мор­ской торговле). Многочисленное городское населения Макаса­ра, жившее морской торговлей, и крестьяне, которые могли про­давать на экспорт излишки своего риса, тоже были затронуты Ббнгайским договором. Поскольку укрепления, окружавшие столицу, были снесены, кроме замка Самбупо, а крепость Уд­жунгпанданг, переименованная голландцами в форт Роттердам, держала Макасар под прицелом своих пушек, военное поло­жение султаната было гораздо хуже, чем прежде. Тем не ме­нее число сторонников возобновления войны, которых возглав­лял первый советник султана каранг (князь) Кронрон, росло с каждым днем. Спеелман, получавший регулярные донесения обо всем, что происходило в Макасаре, от своих шпионов, не стал дожидаться, пока силы сопротивления окончательно кон­солидируются, и 12 апреля 1668 г. первым начал военные дей­ствия. Его атака на город, однако, не удалась. Голландцы и их союзники отступили с большими потерями (в числе ране­ных был и Ару Палака) и укрылись в форте Роттердам [132, с. 200; 242, с. 345—346].

Военные действия с переменным успехом продолжались до осени. 12 октября 1668 г., подтянув резервы с Молукк, гол­ландцы предприняли общий штурм крепости Самбупо. Им уда­лось захватить часть укреплений и несколько крупнокалибер­ных пушек. Но вскоре они отступили. В артиллерийском парке Самбупо оставалось еще 272 орудия. Тогда Спеелман решил взять макасарцев измором. Голландский флот плотно блоки­ровал побережье, в то время как отряды Ару Палаки разо­ряли рисовые поля в глубинных районах. В апреле 1669 г., пос­ле того как из Батавии прибыли свежие войска и осадная ар­тиллерия, Спеелман, окружив город и крепость Самбупо новы­ми батареями, начал усиленную бомбардировку. Когда и это не дало должного эффекта, голландцы стали прокладывать под­земные траншеи и подводить под стены мины, как на европейском театре военных действий. 15 июня 1669 г. сильным взрывом была обрушена большая часть стены Самбупо. Гол­ландцы бросились на штурм, но защитники города заранее воз­вели позади каменной стены ряд баррикад из земли и бамбу­ка. Бои шли в течение девяти дней. Каждый дом приходилось брать как маленькую крепость. Только к вечеру 24 июня кре­пость пала [242, с. 347—348].

Между тем в столице, лишенной подвоза продовольствия, начался голод. Малайские и яванские купцы стали покидать го­род. Большинство населения, однако, было готово защищаться до последнего. В голландском же лагере из-за тропических бо­лезней, непрерывно уносивших солдат, уже стали раздаваться голоса в пользу эвакуации. Но и на этот раз голландцам по­могло предательство крупных феодалов во главе с карангом Телло. Они низложили султана Хасан-уд-дина и возвели на трон его слабохарактерного и болезненного сына Мапасамбу. Затем они подсказали Спеелману тактический ход, который должен был внести разлад в ряды защитников города. 30 ию­ня голландское командование объявило «амнистию». Всем, кто сложит оружие, были обещаны свобода и статус союзника Компании. В июле каранг Телло и каранг Линквес начали пе­реговоры со Спеелманом от имени молодого султана Мапасамбы. 21 июля 1669 г. стороны подписали договор, подтверждавший все статьи Бонгайского договора и сверх того обязывавший Макасар выдать все пушки и снести крепостные стены [96, т. II. с. 411—417].

20 декабря 1669 г. в зале Совета Батавии состоялась тор­жественная церемония. Все крупные князья Макасара со сви­той 540 человек вручили свои крисы генерал-губернатору И. Метсёйкеру в знак подчинения. Крисы Метсёйкер тут же вернул, но с независимостью Макасара было покончено на­всегда [242, с.349]. О судьбе макасарских моряков и торговцев, вынужденных отправиться на поиски удачи в другие страны, будет рассказано в следующей главе.

Гегемония над Сулавеси перешла в руки государства Бони, во главе которого встал верный союзник, а теперь и вассал голландской Компании Ару Палака. Так как Бонгайский до­говор запрещал торговлю почти всеми традиционными товара­ми, на Сулавеси именно в это время начинается широкое раз­витие пиратства и работорговли, которую голландцы поощря­ли. «Нет ничего более характерного,— пишет К. Маркс,— как практиковавшаяся голландцами система кражи людей на Це­лебесе для пополнения рабов на острове Ява. С этой целью подготовлялись специально воры людей. Вор, переводчик и про­давец были главными агентами этой торговли, туземные прин­цы — главными продавцами. Украденная молодежь заключа­лась в Целебесские тайные тюрьмы, пока не достигала возра­ста, достаточно зрелого для отправки на корабли, транспорти­ровавшие рабов» [3, т. 23, с. 761].