Бирма в третьей четверти XVII в.

 

При короле Пиндале (1648—1661) в политике Бирмы впервые намечается поворот в сторону ограничения торговли с ино­странцами. Это, в сущности, не было еще курсом на закрытие страны. Просто группа феодалов, пришедших к власти при сла­бохарактерном короле, решила, что можно легко пополнить до­ходы казны (а через нее и свои собственные), резко повысив торговые пошлины. В самом начале правления Пиндале пошли­ны в Сириаме были подняты с 2 до 16,5%. Это, конечно, удари­ло по карману европейские компании (если в 1639 г. доход гол­ландской фактории в Сириаме составил 83 тыс. гульденов, то в 1648 г. он упал до 25 тыс.) [27, с. 104; 140, с. 98]. Но эта ме­ра в равной мере обескуражила и многочисленных азиатских купцов, прибывавших в Сириам со своими товарами и вывозив­ших отсюда бирманские продукты в гораздо больших масшта­бах, чем англичане и голландцы, вместе взятые. Внешняя тор­говля Бирмы начала падать, а казна — пустеть, вопреки ожида­ниям авторов таможенной реформы.

Чтобы пополнить убытки от внешней торговли, правительст­во Пиндале усилило налоговый нажим на крестьянство. Здесь бирманским феодалам тоже изменило чувство меры, в резуль­тате чего в конце правления Пиндале вспыхнуло крестьянское восстание в Нижней Бирме. Неспокойно было и в Верхней Бирме, которая уже в начале 50-х годов пострадала от кон­фликта с Китаем.

В Китае в этот момент сложилась тяжелая ситуация. На его территории в 50-х годах боролись три силы: вторгшиеся в стра­ну маньчжурские завоеватели[41], основавшие здесь в 1644 г. но­вую династию Цин, сторонники старой династии Мин во главе с императором Чжу Юланем и остатки крестьянских армий, ко­торые иногда по тактическим соображениям поддерживали по­следнего минского императора.

К 1651 г. под властью Чжу Юланя осталась только юго-за­падная провинция Юньнань, примыкавшая к северным грани­цам Бирмы. Чтобы пополнить свои ресурсы, он потребовал от пограничных шанских князей, которые давно уже были васса­лами Бирмы, но в прежние века подчинялись Китаю, дани и людских контингентов. Получив отказ, Чжу Юлань вторгся в, Бирму. Войска, посланные Пиндале ему навстречу, потерпели поражение. Развить дальнейший успех Чжу Юланю помешало изменение внутренней обстановки в Китае. Поэтому, разорив: часть Северной Бирмы, он ушел обратно в Юньнань [207, с. 137]

В 1658 г., потерпев окончательное поражение в Китае, Чжу Юлань снова появился в Бирме. На этот раз с ним было только несколько сот солдат. Поэтому он послал в дар бирманско­му королю 100 висе (182 кг) золота и смиренно просил об убежище. Пиндале определил ему и его людям в качестве места жительства город Сагаинг [142, с. 197].

Между тем по ту сторону границы еще продолжались бои между остатками минских войск, которые бросил Чжу Юлань, и союзной с ними армии крестьянского вождя Ли Динго, с одной стороны, маньчжурских войск под командованием предателя-китайца У Саньгуя — с другой. Постепенно отступая на юг, отдельные китайские отряды начали в разных местах проникатьв Бирму. Вскоре их численность здесь достигла значительных размеров. Ли Динго, один из талантливейших полководцев крестьянской войны в Китае, к этому времени, видимо, уже погиб, а его воины в поисках нового вождя опять вспомнили о беглом императоре Чжу Юлане и потребовали от бирманского правительства «освободить» его. Чжу Юлань, однако, отрекся от своих недавних союзников, заявив, что не имеет ничего общего с этими «бандитами», а желает спокойно жить, как простой подданный бирманского короля [207, с. 138].

Описывая дальнейший ход событий, бирманские хроники яв­но многое замалчивают. Они сообщают, что по всей Верхней Бирме запылали монастыри, а монахи бежали в джунгли, но утверждают, что монастыри жгли только китайские войска. Между тем известно, что львиную долю прибавочного продук­та, выжатого из крестьян, богомольный Пиндале передавал именно монастырям. Общая же обстановка в Бирме к моменту прихода крестьянской армии, как уже говорилось, была весьма напряженной. Поэтому вполне возможно допустить, что в ряды армии Ли Динго влилось значительное число местных кресть­ян и события 1659 — 1661 гг. в Бирме приняли характер кресть­янской войны.

После битвы при Ветвине, где была разгромлена регулярная бирманская армия[42], бирманское правительство практически потеряло контроль над страной и в мае 1659 г. было осаждено крестьянскими войсками в Аве. Первый штурм был отбит ог­нем португальских артиллеристов, которые со времени Анаупхелуна верой и правдой служили бирманским королям. На сте­нах Авы стояло много пушек, а у крестьянской армии не было артиллерии. Но войско Ли Динго после этого не отступило от бирманской столицы. Оно окружило ее частоколом и более двух лет держало в осаде [142, с. 197].

В 1660 г. на Юге страны вспыхнуло мощное восстание монов с центром в Мартабане. Непосредственным поводом для восстания послужила массовая мобилизация монских крестьян для походов на выручку Авы. Вновь набранное войско выступило в поход под командованием губернатора Мартабана. Уже на первом этапе пути солдаты начали разбегаться. Губерна­тор приказал сжигать дезертиров на кострах. Тогда восстало все войско и, перебив офицеров, двинулось на Мартабан. Ов­ладев городом, повстанцы расправились с находившимися там бирманскими феодалами и призвали на помощь Сиам.

Между тем в осажденной столице положение становилось все более критическим. Горожан терзал голод, хотя в государ­ственных амбарах хранилось еще достаточное количество риса. Придворные, в том числе королевские наложницы, открыто спекулировали рисом, который с трудом доставлялся с юга по реке — единственной артерии, не перерезанной повстанцами. В мае 1661 г. терпение жителей столицы иссякло. Они собра­лись у дворца и потребовали короля к ответу за творящиеся безобразия. До насилия не дошло, но феодалы поняли, что их власть висит на волоске. Короля надо было срочно менять. Вы­бор знати остановился на энергичном младшем брате Пиндале, принце Пье. Его и рекомендовали народу, как будущего «хоро­шего короля». Во главе восставших Пье ворвался в королев­ский дворец и арестовал короля и наиболее одиозных времен­щиков. Низложенного монарха со всей семьей, как водится, уто­пили (29, с. 102; 207, с. 138].

Пье действительно оказался подходящим человеком для той критической ситуации, в которой находилась феодальная вер­хушка Бирмы. Он принял энергичные меры против коррупции, организовал раздачу риса населению и довольно быстро создал боеспособное войско, которое смогло перейти в контрнаступле­ние. Ему, конечно, очень помогло то, что осенью 1661 г. в Бир­му вступили войска У Саньгуя и крестьянские отряды оказались между двух огней. Если верить хроникам, У Саньгуй вторгся в Бирму, чтобы потребовать выдачи бывшего императора Чжу Юланя, но более вероятно, что он это сделал в порядке клас­совой солидарности по просьбе самого Пье. Ведь как только с крестьянскими повстанцами было покончено, он, получив Чжу Юланя[43], ушел обратно в Китай, не попытавшись даже отобрать у Бирмы те спорные районы, из-за которых в 1651 г. воевал с Пиндале Чжу Юлань.

Упрочив свое положение на севере, Пье двинулся на юг, где бушевало монское восстание. Мартабан, поддерживаемый сиам­цами, держался до мая 1663 г. Когда Пье наконец овладел го­родом, пришло известие, что сиамская армия вторглась в Чиангмай. Пье с большой частью своего войска бросился на север, но опоздал. Сиамцы захватили Чиангмай. Между тем моны снова овладели Мартабаном, и восстание на юге разгорелось с новой силой. Только в 1664 г. Пье удалось подавить послед­ние очаги сопротивления в провинциях Мартабан и Тавой, но ему досталась почти необитаемая земля: монское население этих районов почти целиком бежало в Сиам [72, с. 179][44]. Таким об­разом, после трех с половиной лет войны Пье сумел восстано­вить королевство Ава в прежних границах. Но, сплотив вокруг себя феодалов в критический час, он должен был расплатиться с ними льготами и привилегиями, которые были немыслимы при прежних монархах.

Теперь бирманские феодалы стали не чиновниками, а скорей соратниками короля. В их руки, в частности, окончательно пе­решел вопрос о престолонаследии. При жизни Пье королевская власть еще поддерживалась авторитетом его незаурядной лич­ности, но его наследники стали простыми марионетками в руках феодальной знати. Такое положение сохранялось вплоть до се­редины XVIII в.